Ты можешь звонить сколько угодно, но я не отвечу И ты не дозвонишься на мой телефон Потому что я в клубе, и я попиваю крепкие напитки И ты не дозвонишься на мой телефон
Telephone — Lady GaGa
Свет померк, как только музыка стихла. Все кричали, топали ногами и хлопали в ладоши. По толпе пробежал трепет. Чуя была частью толпы. Она хорошо вписалась. Никто не смотрел на нее и не говорил: «она же из Портовой Мафии». Она сменила свою официальную рабочую одежду на то, что было больше в стиле ее молодого «я»: красная юбка до колен и черная блузка. Музыка возобновилась. Каждый мог почувствовать ее в своей груди. Круг спонтанно образовался среди мешанины танцующих незнакомцев в клубе. Несколько секунд молодой человек танцевал брейк-данс. Он получил несколько ударов по спине после того, как вышел. Он кокетливо подмигнул группе девушек, стоявших рядом с его друзьями. Затем молодая пара начала вальсировать, прежде чем быстро перейти к танго. Они получили громкие аплодисменты, которые почти заглушили песню, играющую через динамики. На секунду круг стал четким. Все оглядывались по сторонам и не отрывали взгляда от пустого пространства. Кто будет следующим, смелым настолько, чтобы выступить и рискнуть публичным унижением? Чуя поправила волосы, улыбаясь, и вышла из толпы в круг, одновременно крепко держа сумочку. Она перегрелась от танцев и тепла, исходящего от окружающих ее тел. Шагнув в пустое пространство прохладного воздуха, она вытерла выступивший на лбу пот. Чуя покачала головой, когда началась новая песня. Она танцевала по кругу, покачиваясь в такт музыке. Повернулась, сделала три шага, а за ними два сальто, одной рукой держась за сумочку. Она приземлилась точно в такт музыке, туда, где вошла в круг. Толпа вокруг нее зааплодировала. Вздохнув, сделала четыре поворота, хорошо держа равновесие, радуясь, что не надела туфли на шпильках. Толпа громко поприветствовала её. Она ухмыльнулась им, и быстро поклонилась. Волосы Чуи выпали из пучка, в который она их уложила. Вынув ленту для волос и положив её в сумочку, она встряхнула своей растрепанной чёлкой и отступила в толпу. Не обращая внимания на танцующих вокруг нее людей, она направилась к бару. Держа в одной руке меню, а другой обмахивая себя, она пересеклась взглядом с барменом. — Бутылку с номером… двадцать шесть, пожалуйста. — Она положила на стол достаточно денег, чтобы расплатиться. Кредитные карточки оставляли довольно явный бумажный след, а она не хотела, чтобы ее нашли прямо сейчас. Она определенно не хотела иметь дело… с ним. У нее зазвонил телефон. «Макрель» говорил ID на экране. Это был он. Чуя не колеблясь отклонила вызов. Её «босс» мог найти кого-нибудь другого, чтобы решить любую проблему. Для этого мудака она была недоступна. С таким же успехом она могла бы быть на Луне. Она не собиралась ставить ночь на паузу. — Ваш напиток, Мисс. Чуя положила телефон обратно в сумочку, и забрала бутылку вина и бокал. — Благодарю. Она огляделась в поисках свободного места, чтобы сесть. У нее снова зазвонил телефон. Она нахмурилась. Дазай, опять же, без сомнения. У неё были заняты руки, и она не могла отклонить звонок. Чуя села за столик и вытащила телефон. Она была права: новое голосовое сообщение от Макрели. Она его не прослушала. Откупорила бутылку и налила себе в бокал её содержимое. Телефон звонил ещё несколько раз. Она проверила свои уведомления. У нее было около двадцати новых сообщений. Она пролистала их, игнорируя. — Можно мне подсесть? — спросил голос с акцентом — он звучал до странного резко, с низким оттенком. Это был голос знакомый Чуе. Она потрогала свой чокер; ее обычный простой чокер был заменен на тот, который имел поддельные бриллианты, приклеенные к черной ленте. — Зависит от того, что ты планируешь. — Ничего плохого, — ответил Достоевский. Он указал на стакан в своей руке в качестве доказательства. — Просто наслаждаюсь клубом. Чуя скептически посмотрела на мужчину и пожала плечами. — Я был потрясен, увидев вас. Редко можно найти такое сокровище. Редко Дазай выпускает из виду такое сокровище, как ты, — исправился Достоевский. Видя отсутствие враждебности по отношению к себе, он сел. Чуя выключила уведомления на своем телефоне с уничтожающим взглядом, направленным на новое сообщение Дазая. Она не была гребаной собакой, которую можно игнорировать, а потом бежать, когда её попросят. Гордость не позволяла ей этого сделать. К тому же ей не нужно было с ним разговаривать. Покрутив вино в бокале, сделала большие глотки и не обращала внимания на телефон. Она была слишком зла на Дазая, чтобы всерьез переживать из-за присутствия Достоевского. Кроме того, русский не беспокоил ее и не дразнил как Дазай. Какое-то время они не обращали друг на друга внимания, позволяя тишине в оживлённом ночном клубе сохраниться. У Достоевского в руке был стакан с чем-то. Что это было? Чуя не могла сдержать легкое любопытство, которое закралась в ней. Прежде чем она успела переосмыслить вопрос, она спросила: — Что ты пьешь? — Водка, — честно ответил Достоевский. Чуя вздохнула, какое-то отчаяние от жизни нахлынуло на нее. Она была связана с Дазаем и Достоевским. Откинув голову назад, ударилась о кожаное сиденье. — Цифры, — пробормотала она. Достоевский наклонил голову — это движение придало ему странный, кошачий вид. — И что это значит? — Ты русский, — отметила Чуя, — извини, но то что ты пьешь водку — это довольно банально. Достоевский усмехнулся. Он был удивлен — Чуя была права. Тишина возвращается в течение нескольких секунд. Чуя не любила тяжёлую тишину. Она предпочла бы поговорить. — Хочешь попробовать мое вино? — предложила она. Достоевский приподнял брови. — О, ты не беспокоишься о том, что скажет Дазай о нашей встрече? — Дазай? Причем тут он? — Чуя рассмеялась, ухмыляясь русскому. — Что? Ты думаешь мы пара? Достоевский поднял брови. — Разве я не прав? — он невольно бросил быстрый взгляд на ее губы. — Нет, — подтвердила она его мысль. Чуя наклонилась ближе с дразнящей улыбкой на лице. — Я думала, ты считаешься гением. — Я не претендовал на это. — «Я не претендую, я являюсь им» — подразумевал Достоевский с самодовольной ухмылкой, расплываясь в ней. Чуя закатила глаза. Как и Дазая, она не могла сказать, хотела ли она ударить его или поцеловать, она просто хотела убрать это выражение с его лица. XXX Дазай знал, что Чуя плохо переносит алкоголь. Вот почему он всегда делал так, чтобы она была с кем-то надежным, когда пьет. Чуя игнорировала его звонки. И, честно говоря, он даже не мог сердиться на неё за это. Он заслужил это. Он заработал эту растущую дистанцию и пренебрежение. Но это определенно делало наблюдение за ней более трудным. Он теребил длинный красный шарф, накинутый на плечи. Все остальное, за исключением бинтов, было черным. Он был одет не совсем по-клубному, но скользил по полу, как привидение. Все помещение, кроме танцпола, было темным. Дазай по-настоящему испытывал эмоции, когда дело касалось ее. Но обычно или любовь, или развлечение. Увидев ее в отключке, прислонившейся спиной к плечу Достоевского, он почувствовал, как в нем закипает ненависть. Ледяное чувство — похожее по интенсивности на переохлаждение в арктической тундре — было направлено на русского, и лаконично передано через короткий блик. — Не могли бы вы передать мне моего руководителя? — Не напарницу. Не друга. Не любовницу. — Достоевский изобразил на лице насмешливую улыбку, которая с каждой фразой становилась все шире. — Я чуть было не подумал, что тебе на нее наплевать. — Его воротник был расстегнут. Большим пальцем он вытер красное пятно возле губ. Дазай улыбнулся в ответ. В его глазах что-то промелькнуло. — Потому что мы из тех людей, которым все равно? — Они были вдохновителями. Они были преступниками. Он был боссом мафии, если уж на то пошло. — Демоны вроде нас? Не всегда, — поправил Достоевский. Его левая рука встретилась с рукой Чуи, и он сплел их пальцы вместе. Это была такая же угроза, как выставлять напоказ, что он мог сделать, это показать свою власть над ситуацией, даже с Дазаем. И руки Достоевского, и руки Чуи не были в перчатках, оставляя Чую уязвимой для смертельной способности Достоевского. В голосе Дазая послышался намек на гнев, но он не отразился на его лице. Продолжая улыбаться, он скользнул в кабинку. — Отдай ее, Федор-кун. — Он вытащил из-за пазухи пистолет, держа его под столом, чтобы не привлекать внимания. — Ревнуешь? — Промурлыкал Достоевский. Его рука скользнула вокруг ее талии, притягивая ее еще ближе к себе. Его насмешливая улыбка стала шире, когда лицо Дазая исказилось от этого движения. Действительно, он нашел такую забавную точку давления. К тому же красивая, не удержался он, и добавил мысленно. Не было смысла отрицать, что женщина, спящая на нем, была потрясающе красива, опасна и умна в придачу. — Я хочу, чтобы ты знал, что когда у меня будет возможность, я растворю твои руки в кислоте, — пообещал Дазай с веселым выражением лица. Он то и дело переводил взгляд с лица соперника, пытаясь что-то прочесть на нем, на Чую. — Как мило, — протянул Достоевский. Он положил подбородок на голову Чуи. — Похоже мы зашли в тупик, да? — Как же так? — спросил Дазай с безмятежной улыбкой. Его пистолет слегка дрожал от нахлынувших эмоций, которые он подавлял. Достоевский прижался носом к шее Чуи, вдыхая странно приятную смесь какого-то лавандового парфюма и металлический оттенок крови. Он практически почувствовал, как у Дазая екнуло сердце при виде этого зрелища. — Ты можешь убить меня, но я, по сути, держу Чую в заложниках. И, пожалуйста, не трать мое время на ложь, твоя забота очевидна. — Ну и что? Я уберу пистолет, а ты ее отдашь? — Пистолет Дазая был направлен в живот Достоевского, намеренно рассчитанный на то, чтобы не задеть аорту — это была бы медленная мучительная смерть. Достоевский прижался поцелуем к шее Чуи. — Это все равно не сработает. Какие у меня гарантии, что ты просто не выстрелишь мне в спину? — Он пожал плечами. Дазай придвинулся ближе. — Проще говоря, необходимо тратить время на придумывание более изобретательных методов пыток, — это была полу-шутка. Оба они знали, что у Достоевского есть предохранители на случай его смерти — последствия для Дазая будут… разрушительными. Достоевский раздражённо вздохнул: — Я думаю, мы должны отложить этот фарс. — Конечно, у Дазая были свои недостатки, поэтому Достоевский тоже не мог по-настоящему убить своего соперника, по крайней мере сейчас. — Это было весело, пока это продолжалось, — сказал он с оттенком сожаления и многозначительным взглядом на женщину в своих объятиях. Дазай перевел прицел вниз, ниже живота Достоевского. Это было довольно откровенное предупреждение. Достоевский засмеялся, хотя его фиалковые глаза потемнели. Поцеловав руку Чуи и отпустив её, он скользнул к противоположной стороне кабинки, на которой сидел Дазай. Он встал и надел перчатки на руки. С виду не торопясь, он налил себе еще бокал вина. Дазай убрал пистолет. Он не сводил глаз с русского. В этом раунде было слишком поздно отвлекаться. Ошибка может закончиться тем, что все здесь окажутся в мешке для трупов. — Лучше начни обращаться с ней хорошо, Дазай-кун. Или же у меня будет шанс сделать ее одной из моих фигур. — Уходя, Достоевский бросил еще один взгляд через плечо, отпивая из бокала, который держал в руке. Дазай почувствовал желание швырнуть бутылку вина в голову Достоевскому. Вместо этого он обратил свое внимание на причину, по которой пришел, и положил в карман перчатки Чуи, брошенные на столе. — Чуя? — Дазай положил руку ей на плечо. Она все еще была без сознания. Если бы она не спала, Макрель уже уворачивался бы от удара в нос. Дазай перекинул сумку Чуи через плечо — она была достаточно коротка, чтобы не доставать до бедра. Он поднял Чую под стать свадебному стилю, находя, что это был лучший способ нести ее после нескольких испытаний, большинство из них из-за того, что Чуя использовала порчу. Чуя начала говорить при внезапном тепле. Пока она спала, она прижималась ближе к нему, пряча лицо в его рубашке. Нос Дазая дернулся от ярости — это раздражало, потому что он точно знал, кто так пахнет — запах водки и канифоли на ней. Напоминание было неприятным. Он испустил проклятие себе под нос, направленное в сторону конкретного русского.