=====
И даже спустя месяц с момента, как они начали проводить время уже втроем, внутри все также трезвонит, пытается донести что-то до Хосока, но сейчас он серьезно настроен игнорировать это. Тэхен правда не кажется кем-то ужасным и кем-то, кто мог бы сделать что-то ужасное. Чон хмурится. Чонгук тоже, конечно, не казался таким. Был прелестным ребенком. Но молния не бьет же дважды в одно и то же место, да? Только он забывает, что жизнь — не молния, и била то она в Чимина, а не в Хосока. Он смеется вместе с Чимином, потому что Тэхен опять изгваздался в бургере. Тот лишь недовольно бросает в них по палочке картошки фри. В ответ Хосок кидает ему в лицо салфеткой. — Вытрись, хрюшка, позоришь нас. — Ты такой злой, Хосоки… И мы у тебя дома, перед кем позорить? — Я тебе хен, сколько повторять? Перед мистером Котом сам будешь извиняться, — фыркает Чон. Этот засранец все не может запомнить, что Хосок старше его, вообще-то. Ким весело улыбается, а Пак посмеивается — они такие забавные, право слово. Хосок откидывается на спинку дивана и прикрывает глаза. Это как-то слишком быстро становится привычным. Таким же привычным, как все «Доброе утро, Хосоки!», разговоры о разном, непонятном и картинки — неизменно — с рысью. Хосок спрашивал, почему же именно рысь. Тэхен пожимал плечами — нравятся. Чон только кивал — кисы и правда миленькие, хоть и дикие. Подумал еще, что породу домашних, очень похожих на них, вывели такие же любители этих кошек — если дикую не завести, опасно, то почему бы не создать что-то похожее, но безопаснее?=====
Хосок бездумно хватает принесенную чашку и отпивает из нее, тут же неуклюже ее ставя обратно, чуть не разливая все, и хватает ртом воздух — горячо. Тэхен посмеивается, но предлагает сходить за мороженым. Чон кивает, прося обычное ванильное, и тот встает из-за стола. — Аккуратнее, — вздыхает Чимин, как только тот отходит. И ощущение, будто не о кипятке речь. Хосок лишь слабо улыбается — последние несколько дней усердно сидел за учебниками и конспектами, готовясь к важной работе. Сегодня сдал, и можно уже расслабиться, да напряжение никак не хочет его покидать. Ким возвращается с большущей порцией мороженого. Чон тянется, чтобы отдать деньги, (и думает, что это странно. А что «это» — непонятно. Что-то — точно.), но Тэхен лишь качает головой, приговаривая, что платой станет, если Хосоки все-все скушает. А Пак смотрит отчего-то грустным взглядом. — Чонгук приглашает к его хорошему знакомому. Пойдем? Хосок пожимает плечами. Можно. Почему нет? Вроде, должно быть весело. (Алкоголь — очень весело.) Напряжение, к слову, не уходит следующие несколько дней.=====
Внутри уже не трезвонит, а орет. Но Хосоку уже правда все равно. (Или все же нет?) Он… устал? Тэхен трогает его руку, спрашивая, все ли в порядке. Чон фыркает и улыбается. Не надо за него переживать. За него — нет. Их встречает Чонгук, приветствуя кивком Хосока и Тэхена, а Чимина — улыбкой. Впрочем, сразу же утаскивая последнего куда-то. Пак напоследок оборачивается и виновато смотрит, но не пытается вырваться — сам идет следом. Чон привык, что так происходит всегда. Сам он оглядывается и целенаправленно идет к выпивке. Тэхен увязывается за ним. Зачем пошел сюда — непонятно. За компанию? Глупо немного. Что интересного, чтобы наблюдать, как друг напивается? Целенаправленно, причем. Хосок бы и дома, да тут — бесплатно. Почему нет? Да и в одиночку — уже алкоголизм. Не очень как-то. Он знает, что сделает что-то неправильное сегодня. И поэтому не удивляется, когда в проблеске сознания находит себя на коленях Тэхена, дыша ему прямо в губы. Смотрит в глаза, и на секунду Хосоку кажется, что они кошачьи. Кажется — а потом все смазано. Тэхен подхватывает его и тащит отсюда на улицу. Оттуда — к себе домой, скорее всего. Потому что даже будучи пьяным, Чон отличает в какой стороне его. Ким недолго возится с замком, и они неуклюже (в основном, из-за старшего) вваливаются в квартиру и скидывают обувь. Хосок жмется к младшему, а тот сжимает руки на его боках и жадно вдыхает у самой шеи. (Наверное, думается Чону, не очень, но.) Толкает Чона куда-то вглубь, пока не натыкаются на кровать, и наконец целует. Мокро и жадно. Кусается. Хосок недовольно дергает того за волосы и сам кусается в ответ. А Тэхена ведет, ведь старший под ним такой податливый и желанный сейчас — делай, что хочешь. Он довольно урчит, пятная шею красным и скользя ладонями под его одежду. Хосок гнется и стонет абсолютно потрясающе. Такой отзывчивый. И так хорошо принимает его, толкаясь навстречу. Черт возьми, Тэхен в таком восторге. Он так давно мечтал об этом (почти). И вот он — в его, Кима, руках. Весь уже изнывает от желания кончить, но Тэхен мучает его, изводит. Оттягивает момент, хищно наблюдая за всеми эмоциями на лице Хосока. Тот уже не просит — умоляет. И он дает. — Мой, — чуть позже мурлычет на ухо. Но Чон уже спит.=====
Хосок елозит и разлепляет глаза, смотря куда-то перед собой. Место рядом пустует, и он прислушивается к себе — голова ноет, но еще более ощутимо ноет в районе поясницы. И из обрывочных и смазанных воспоминаний он все же улавливает, что было вчера. Облизывает пересохшие губы и думает, что будет неловко и грустно, если Тэхен что-то придумал себе. Он, конечно, классный парень, но пока Хосок к нему ничего кроме легкой симпатии не чувствует. (Чон не очень любил привычку лезть к кому-то, когда пьян, потому что иногда доходит до… такого.) В квартире как-то тихо — Ким ушел куда-то? Возможно. Хосок решает выползти из постели и собираться. Откидывает одеяло, проводит рукой по волосам, ероша. Взгляд скользит по комнате в поисках собственных вещей, но останавливается отчего-то на запястье руки. И воздух встает поперек горла. Подносит его ближе к лицу, царапает ногтями — может шутка? Ему совсем не смешно, только если истерически. На его запястье гребанная вязь непонятных знаков. Теперь ему совершенно точно надо уйти отсюда. Хотя бы подумать, какого хрена вообще. Хосок быстро натягивает свои вещи и обходит квартиру, ища телефон с ключами. И находит их на кухонном столе рядом с запиской, написанной, видимо, Тэхеном. «Ушел на пары, еда есть. Таблетки в крайнем шкафчике, если нужно. Не грусти и чувствуй себя как дома. Если будешь уходить — просто захлопни дверь. Тэхен.» Чон лишь кривит губы. Теперь ему уж точно не будет грустно — скорее уж чересчур весело. Устало проводит по лицу ладонью и уходит отсюда, захлопнув дверь, как было сказано. Вбивает геолокацию в телефоне. Придется ехать на автобусе, но благо у него есть немного налички. Неспешно направляясь к остановке, он набирает номер. — Чего надо? — не совсем приветливо на другом конце. Хосок усмехается. — А что, я не могу уже соскучиться по хену и поинтересоваться его делами? — Слушай, я знаю тебя, как все свои даже не пять пальцев, а больше. Ты просто так мне не звонишь. — Ладно, тут ты прав. Я могу на пару дней у тебя остаться? — Очередное дерьмо? — после недолгого молчания. Чон пинает попавшийся под ногу камешек. — Ага, вроде того, — слышится тяжелый вздох. — Надеюсь, ты помнишь — с пустыми руками не пущу. Хосок на секунду улыбается. Его хен не меняется. — Спасибо, Юнги, — и, едва услышав хмык, отключается. Как раз его автобус подъехал.=====
Он прислоняется лбом о стекло, смотря на быстро мелькающие улицы. Думать о чем-то совершенно не хочется. Хочется лишь выпилиться. Лезвием, таблетками или сброситься — разницы никакой, итог один. Это было единственным, чего он не желал бы в своей жизни. И, серьезно? Когда ему везло? Максимум с тем, что выпала на зачете тема, знакомая ему. И все. И сейчас Хосок обречен на счастье с Тэхен. Но именно такого ему и не надо было. Черт возьми, да он мог бы влюбиться в него и скорее всего это сделал бы через какое-то время! Чону не знать ли себя. И этот факт давит на него чуть сильнее. У них все могло быть по-нормальному. Хотя бы раз могло быть по-нормальному у Хосока. Но. Он чувствует какое-то волнение и беспокойство. Чувствует, но они не его. Его — это усталость и опустошенность. И желание ненавидеть. И Тэхена, и связь. Но получается только второе — она не даст разгореться чему-то негативному, не даст уйти в минус. Будет тянуть одеяло на себя, меняя его. И в этом вся проблема. Телефон вибрирует от новых сообщений и звонков. Хосоку даже смотреть не надо, от кого. Но он все же тянется за ним, чтобы заблокировать Тэхена. Потому что, ну. Не надо. Неволей все же цепляет парочку взглядом. «Где ты?» «???» «Хосоки?» «Волнуюсь» «Ответь, пожалуйста» «Хен?» «Я знаю, что не все хорошо» «Напиши» «Или позвони» И еще что-то схожее по смыслу. Хосоку все равно (хотя, где-то глубоко может быть и не, но). Он жмет кнопку и выходит на остановке. В лицо сразу дует несильный ветер и моросит дождь. Вчерашний прогноз погоды все же был верным, думает Чон. Ему странно и неприятно. Но он просто гремит ключами и начинает скидывать самые важные вещи в рюкзак. В ванной в самом дальнем углу тумбочки находится баночка таблеток с затертой наклейкой. Хосок вертит ее пару секунд в руках и бросает к остальным вещам. Надо будет по пути заскочить в магазин — старший будет ждать его как минимум с бутылкой вина. Берет он не только вино, но и виски. А еще сигареты. Те самые, кофейные, с которых долго слезал. Видимо, зря старался. По пути к Мину Хосок выкуривает три подряд, прежде чем позвонить в домофон. Встречают, как обычно, с ехидными смешками и кривой ухмылкой. Ну правда не меняется.=====
Он разваливается на старом просиженном диване, пока Юнги гремел на кухне посудой — как всегда, моет ее только тогда, когда к нему уже пришли. Хосок оглядывается, подмечая, что вместе с Мином остается прежним и его квартира. Будто он все в том же последнем классе старшей школы, а Юнги уже первокурсник университета. Только это было почти пять лет назад, и там было проще. Постоянство — лучшее слово, применимое к Мину. Он не любит перемены, но спокойно принимает их. Со временем они стали реже общаться, но Хосок в жизни Юнги такая постоянная, как его музыка. Она может уходить на время, но всегда возвращается, как и Чон. Такая у них дружба. — Ты же бросил, — тянет Юнги, устраиваясь рядом и закидывая ноги на Хосока. Тот выпускает густую струю сизого дыма. — Ага. Было дело. Мин усмехается. — Ясно все с тобой, — недолгое молчание. — Сам расскажешь или выпытывать? Чон откидывает голову назад на спинку дивана и делает еще одну затяжку. Слегка кружит голову после такого перерыва — почти год. И это даже приятно. — Да что тут рассказывать… Сам можешь посмотреть, — вытягивая руку так, чтобы кисть показалась из-под рукава, оголяя символы. Старший не говорит ни слова, лишь ставит кружку с налитым в нем вином (какие бокалы? нет, не слышали.) на пол и перебирается ближе к Хосоку. Тот поворачивает голову к Юнги, который печально разглядывает его запястье, что переливается нежно-персиковым. Чон знает, что Мин понял — он не хотел этого. И знает, что тому грустно из-за воспоминаний, который, он уверен, медленно пожирают его изнутри до сих пор. Потому что такое не проходит. Потому что человек всегда привязан сильнее. И поэтому Хосок придушил бы Намджуна сам, но тот сам уже в могиле. И видя состояние своего хена, он ненавидит его больше за то, что Ким сдох, оставив Мина страдать тут одному — в свое дерьмо тот не пускает. Пускал только Джуна, да вот только… — Ты же понимаешь, что у тебя всего три пути? И они все тебе не понравятся. — Я знаю, хен. Я знаю… Хосок тушит сигарету чуть выше вязи, даже не морщась, и обхватывает руками Юнги, а тот и не сопротивляется. Казалось бы, вот твой залог счастья — радуйся, но он не хотел так. Он не хотел, чтобы у него отнимали его шанс на маленькое и уютное нормально. — Почему нам так не везет? — В прошлой жизни, видимо, старушку через дорогу не перевели и кота не покормили. — Смешно, хен. Хосок не хочет убивать. Но и не хочет делать близким больно. Он не знает, что ему делать.=====
Он у Юнги уже третий день, и Хосок правда скучал по этому. По их молчанию, по тихой и почти неощутимой поддержке, по редким, но теплым объятиям. По этой квартире. По самому Мину. Ему жаль, что пришел он сюда не просто увидеться, а… Телефон не выключен, но совсем не беспокоит (Чими знает — если он куда-то пропал, то он у Юнги — и никогда не звонит). Тем более, что он уже и не помнит, куда его закинул. Явно куда-то подальше. В любом случае, Чон не знает, чего ждет. И зачем. Скоро придется вылезти как минимум из-за универа. Но… Хосок хотел урвать хотя бы немного спокойствия и безмятежности? Чего-то своего и родного. Единственное, что символы неприятно зудят и жгутся время от времени. В затылке что-то противно скребется — ниточка совсем тонкая, поэтому. И почему-то он уверен, что как только они встретятся… Она практически мгновенно станет канатом. И уже выйдя за порог: — Хен… Я не хочу. Юнги лишь ерошит его волосы. Хосок грустно улыбается и уходит. Надо домой, узнать, что задали… Завтра на учебу. Ему иррационально страшно и противно. И он ничего не может сделать. Ощущение, будто это вписано в его днк — переписать уже невозможно. Не изменить, не исправить. Лишь мучаться от двойственности (Хосок уверен — так и будет).=====
Это так глупо. Один незначительный (казалось бы) промах, дающий лазейку, и маленькая неприятность тут как тут. Жаль, у него отнюдь не маленькая. Хосок ерошит волосы, думая, что неплохо было бы их покрасить. Может в какой-нибудь рыжий? Да… стоит зайти за краской тогда после пар. Он останавливается у ворот университета, но отходит чуть в сторону, прикуривая. Смотрит на небо, щуря глаза — солнечно, изредка плывут облака. Вот хорошо быть ими — бесцельно бродишь, пока окончательно не растворишься. Никто и ничего не тревожит. Размеренно и тихо. Что еще надо? Скребящее ощущение на запястье предупреждает — рядом. Но сил на какие-то полноценные эмоции уже нет. Бежать смысла нет. Да и смысл — связь все равно останется с ним. Пусть даже тонкая, но. (От нее сбежать можно лишь на тот свет) Среди скопления студентов мелькает макушка Чимина, которая направляется прямо к Хосоку. И за ним следом, конечно, Тэхен. Чон делает последнюю глубокую затяжку и медленно выпускает дым с кофейными нотками, кидая окурок куда-то под ноги. И почему только решил бросать? Ким замечает его и начинает чуть ли не бежать к старшему. Хосок физически чувствует, как к ниточке начинают вплетаться еще несколько, утолщая связь. А когда Тэхен сгребает его в объятия, прижимая к себе, то ощущает, как внутри становится уютно и хорошо, будто кот свернулся на груди (но ему не нравится). Младший начинает шептать, как места себе не находил и вообще, он что, начал курить?, но ему нравится, как пахнет табаком, смешанным с кофе (только то, что кем-то чужим — нет). А Хосок молчит, слушая все это. А слышит лишь, как сердце кровь гоняет — лицо уткнуто в шею, прямо к тэхеновой артерии. Так близко, что… Связь тянет, стирает ненужное, но. Хосок успел. И он расслабляется, приобнимая руками в ответ.=====
Тэхен берет обещание оставаться на связи («Пожалуйста, Хосоки. Мне будет спокойнее». И Хосоку пришлось согласится) и легонько целует на прощание — ему надо на работу. Старший лишь вздыхает. У него умирают в океане рыбы — еще не киты, но — и ему становится грустно, весело и никак одновременно. Никакой определенности. Чимин неловко топчется рядом, робко поглядывая на Хосока. В какой-то мере он виноват в этом всем? Он привел Тэхена, и он знал, что… — Хен, я не хотел… пра-… — Чимин, я знаю, что ты не хотел и что ты любишь накручивать на себя. Ты не виноват, хорошо? — перебивает того Чон. Серьезно, только этого ему не хватало. Он, конечно, любит Чимина, но не когда происходит вот такое. — Я подумал, что может быть… ты будешь счастлив… он же неплохой, но… — все же лепечет Пак. Старший встряхивает челкой и чешет щеку. — Неплохой, — соглашается (с тем, что будет счастлив — нет). — Пойдем, уже скоро звонок. Хосок подталкивает Чимина в спину, подгоняя. Пары тянутся бесконечно долго, а после них Чон покупает-таки рыжую краску и осветлитель. Не то чтобы он умеет красить волосы, особенно себе, но на что создан Интернет? Или же он просто может завалиться к Юнги. Тот-то точно умеет.=====
Он внимательно взглядывается в зеркало. Цвет получился неравномерным и больше похожим на ржавчину. «Ощущаю себя также» — промелькнула мысль. Задумчиво скользит пальцами по лицу, оттягивает уголки губ в стороны. Все не то. Без нескольких рыб океан уже другой. Не такой цельный. А десятки? Грустно, весело, никак. В запястье ощущение, будто второй пульс — странно и неприятно. Хосок слегка ковыряет вязь ногтем и поворачивается на звук сообщения. «Сходим завтра погулять?»«Погоду обещают отвратительной»
«Тогда можно у меня» «Или тебя»«…» «У меня» «Не хочу никуда идти»
Хосок заворачивается в одеяло с головой, трется носом о него — прохладно даже не смотря на закрытые окна. Думать не хочется, но мысли не уходят. Они все сумбурные, неоформленные до конца. Это раздражает, но и радует. Главное… Сон медленно захватывает Чона на середине одной единственной оформленной, законченной, но утром она уже испарится. И о чем он думал? Непонятно.=====
— Ого, хен, ты такой апельсин, — смеется следующим днем над его новым цветом Чимин. Хосок пожимает плечами. Ему все нравится, и все равно, что там будут думать другие. Пусть смеются, если хочется. Время тянется совершенно лениво, и будто с каждым мгновением все медленнее, более тягуче. Погода за окном была такой же — дождь, кажется, идет уже целую вечность. В воздухе остро пахнет водой — Чон любит этот запах сколько себя помнит. А еще дождь по вкусу совсем как слезы. Почему-то. У него нет зонтика, и он идет просто так, даже не накинув капюшон. Ощущение, будто он становится частью этой погоды и всего серого вокруг, даже не смотря на яркие цвета. Разом все поблекло. В запястье колется и слегка обжигает, чешется. Будто вторит молнии вдалеке. А под козырьком подъезда уже стоит Тэхен. И сколько тут торчит? Сразу тянет совершенно несопротивляющегося Хосока на себя, причитая про беспечность и что совсем себя не бережет. Выхватывает ключи у него из рук, заталкивает в дом, а потом и в саму квартиру. Пихает Чона в ванну с чистыми и сухими вещами, а сам на кухню заваривать хотя бы просто горячий чай. Не уверен, что у хозяина квартиры есть мед. Старший решает долго не отмокать, задерживаясь лишь у зеркала. Всматривается в свои глаза, понимая, что они уже другие. Последние искры (напускного) позитива исчезли, оставив лишь сухой безжизненный цвет. Когда это (его жизнь) завело куда-то не туда? Хосок вздрагивает от непонятного ощущения, отводя взгляд. Будто за веревку дернули. (Хотя почему будто). — Хосоки? Ты скоро выйдешь? — слегка поскребся в дверь Тэхен. Чон выдыхает как-то судорожно и проводит ладонью по лицу. Точно, табл-. — Я чай сделал. Выходи? Старший натягивает кофту и отвечает негромко, будучи уверенным — его услышат. — Да… сейчас, — открывает дверь, слегка переминаясь. Тэхен оглядывает его с улыбкой, но какая-то тревога из глаз уходить совершенно не собирается — чувствует, что-то не так. Останавливает свой взгляд на чужих (родных) волосах. — Ого, ты покрасился? Я даже сразу и внимания не обратил. Тебе идет, — тихо, протягивая руку и касаясь рыжих прядей. Ведет кончиками пальцев ниже, обводя аккуратное ухо и едва проходясь ими по шее, отчего Хосок слегка дергается. Внутри что-то (он знает, что) так и шепчет, подталкивает: «Обними. Шагни вперед и обними. Прижми к себе (прижмись). Будет приятно. Хорошо. Правильно.» Веревка все толще. Скоро — канат. И это страшно. Чон, совсем не осознавая, тянется к младшему, но замирает, так и не касаясь его. Тихо сглатывает почему-то образовавшийся комок в горле и опускает взгляд в пол. Рука так и зависает между ними. Ким понимает — просто отнюдь не будет, даже не смотря на. Поэтому делает шаг к Хосоку сам, слегка приобнимая его. — Чай стынет. Пойдем, — на что старший кивает, поворачиваясь в сторону кухни. — Я принесу его в зал? Ты можешь укутаться в плед… — Хорошо, — едва слышно проговаривает Хосок. Ему и правда немного прохладно.=====
Тэхен чувствует Хосока изнутри. Знает, что там все трещинами и червоточинами. И прекрасно осознает, что тому не нравится все это. Он бы и хотел сделать все лучше, правильнее, нормальнее — так, как Чон отчаянно мечтал (и до сих пор). Но лишь свой же секундный промах лишил его всего этого. И теперь Тэхен надеется на то, что ему позволят быть рядом (он знает, что да, но нужно, чтобы Хосок сам, а не) и позволят сделать правильно дальше (насколько возможно). Ему только и остается, что быть аккуратным — Хосок же такой хрупкий, уязвимый. Внутри все сжимается от него такого. Младшему так хочется укрыть его от всего мира, чтобы тот не причинял ему боль. Но от себя он укрыть не сможет. И не захочет, если честно. Остается только… Хосок ютится в углу диванчика, с головой завернувшись в плед. Связь пульсирует и жжется, что-то нашептывая. И ему совсем не хочется знать что. Тэхен ставит кружки на табуретку — столика у Хосока нет —, садится рядом и подзывает того к себе в объятия. Он правда хочет, чтобы Чон совершал маленькие шажки к нему (или хотя бы оставался на месте — младший догонит, постарается), но с ним сложно, особенно сейчас. Не все дается так легко, да? Хосок сомневается, ведет микровойну внутри себя, на мгновение выпадая из мира, а осознает себя уже в чужих объятиях, жмясь спиной ближе. От этого в горле встает отвратительный комок (который хочется выблевать). Тэхен прижимается щекой к его выкрашенной макушке, суя чай тому в руки, а свой так и оставляя охлаждаться на месте. Легко целует за ухом и мягко сжимает, обхватывая его руками. — Все еще холодно? Хосок качает головой. Он чувствует себя жалко, и ему душно — кажется, канат обернут вокруг его шеи. Хочется сбежать куда-нибудь подальше, потому что плохо. И очень хорошо. Но не так.=====
Чай сладкий, но оставляет на языке приторную горчинку. Тэхен негромко рассказывает ему на ухо что-то, пока Хосок всматривается в отражение в ржавой жидкости. Он думает, что ему правда не стоит смотреть на себя, в свои глаза. Что он может там найти, кроме как…? Чужие объятия держат обманчиво легко, на самом деле — крепко, но бережно. Старший видит, как Ким старается, и это мило, правда. Чон ценит его старания, но с собой поделать ничего не может. Он хотел бы, но. Очень жаль, что все вышло так. Младший осторожно касается кончиками пальцев его щеки, слегка надавливая, чтобы тот повернул голову к нему. Глаза в глаза, и Хосок закрывает свои, не в силах выдержать это, нет. Стискивает в ладонях кружку, чувствуя слабые поглаживания. Внутри все взрывает и тянет куда-то — то ли в сторону (Тэхена), то ли вниз (на дно). Ким проходится легкими поцелуями-прикосновениями по щекам, лбу, глазам, очаровательную родинку и. К губам прижимаются чужие, мягко мнут, придерживая рукой за подбородок. Чон опять выпадает куда-то во вне, теряя ощущение реальности. Остро хочется покурить. А еще помнишь, у тебя есть… — Тш-ш, не плачь. Все же хорошо? — полувопросительно. Может быть, возможно, в другой вселенной… Когда у него успели потечь слезы? Хосок вытирает уголком пледа влагу, чуть отстраняясь. — Не знаю, — и это чистая правда. Он уже совсем ни в чем не уверен. Когда все пошло наперекосяк? Может, с той ночи… Связь мурлычет, цепляя эту мысль и воспоминания, развивая их дальше, больше. У старшего в голове сотни «Нет… нет…» проносятся, но прогнать образы не может, начиная дрожать. Он весь будто становится меньше, но тело его все равно предает. А Тэхен все видит и. Это сложно. Он успокаивающе (пытается) гладит того по голове, а сам внутри сдерживается — связь дергает его, толкает взять свое (не совсем). Младший прекрасно понимает, что Хосоку совсем не хочется — его противоречия прекрасно читаются в лице. Но искушение так велико, когда в руках пышащее жаром тело, и ты имеешь (по идее) все права. — Черт, хен… — шумно вдыхает, а Чон вздрагивает от того, с какой силой его прижали к себе. — Хосоки… Я помогу тебе? Да… Тебе будет хорошо, — почти урчит. Ким ломается под уговорами связи и ведет ладонью по чужому бедру, в опасной близости от. Старший не может сделать ничего, кроме как с силой вцепится в удерживающую его руку. В голове все спутано, в нем нагло топчутся и устраивают свои порядки. Он гнется, ощущая себя как при лихорадке (однажды было). На ухо Тэхен сбивчиво шепчет извинения и то, какой он прекрасный. Хосоку плохо внутри, хорошо — физически, а связь довольно пульсирует, сильнее привязывая. Сам виноват, что пустил. И в дом, и в жизнь. Старший всхлипывает, пока Тэхен все также просит прощения и надеется, что когда-нибудь у них все станет хорошо.