Ричи неловко переминался с ноги на ногу, то и дело поправляя сдавливающую горло бабочку. Он был воплощением нелепости: тёмно-синий пиджак не по размеру и штаны, готовые в любой момент упасть с него, если бы не отцовский ремень. Он честно пытался уложить свои длинные вьющиеся волосы, но по итогу выглядел прилизанным попугаем. Оправа очков на половину лица была вишенкой на торте этого образа. Родители упорно убеждали его, что он выглядит отлично, и любая девушка просто не сможет отказать ему в медленном танце. План, конечно, надёжнее некуда, однако чета Тозиеров упускала одну деталь: он не собирался приглашать девушек. Или девушку. Или кого-либо женского пола. Более того, сегодня он был настроен на две вещи: со скоростью Флэша накидаться в подсобке с приехавшей на их выпускной Беверли чем-то дешёвым, ужасающим на вкус, но крепким, и пригласить Эдди, мать его, Каспбрака на медленный танец. И второе без первого не сработает никак.
— Ты будто хорька в штанах прячешь, расслабься, что с тобой? — хлопнув его по плечу, сказал Майк. — Эй, серьёзно, Ричи, что не так?
— Да всё, блять, не так, — ответил про себя Тозиер. Он стоит в этом клоунском наряде в углу зала, пока вокруг происходит всё веселье. И он пропускает его из-за того, что буквально начинает трястись от одной только мысли о том, что осуществит задуманное. Речь не об алкоголе, разумеется, подобное он проделывал уже не раз на обычных ежегодных сборищах учеников старшей школы, которые устраивались, очевидно, чтобы подростки в полутемноте потанцевали под попсу, напились и обязательно засунули язык кому-нибудь в горло.
После продолжительной паузы Ричи всё-таки ответил:
— Если ты переживаешь, что я отобью твою девчонку, то не стоит, она уже тебя бросила ради танца со мной.
И это было самое тупое, что он мог ответить. Девчонка? Отбить? Это тут вообще причём, Тозиер? Пожалуй, нервное напряжение не лучший момент, чтобы генерировать язвительные ответы. Он был на грани паники, и охерительно близок к тому, чтобы схватить Майка за ворот его чёрного потёртого пиджака и, сдерживая слёзы отчаяния, вопрошать, как ему пригласить Эдди на танец и при этом не наложить себе в штаны? Но вместо этого он продолжал стоять с перекошенным из-за внутреннего противостояния сердца и разума лицом и огрызаться на безобидные фразы. Жалкое зрелище.
— Очень, твою мать, смешно, как всегда, Ричи, — цокнув языком, выдал Хэнлон. — Что ж, если тебя устраивает перспектива весь вечер простоять в углу с лицом, как у рожающей жабы, — дело твоё. Увидимся позже.
Он ушёл, и Ричи правда готов был расплакаться. Где остальные? И где уже, чёрт побери, Бев с обещанной бутылкой? Тозиер наблюдал за Эдди, Биллом и остальными лузерами, которые сбились в общую кучу и танцевали под бьющую по ушам музыку. Их телодвижения были угловатыми, неуверенными, как и они сами, но они искренне получали удовольствие от каждой секунды и с завидным равнодушием реагировали на любую попытку окружающих их поддеть. Сегодня вечером в зале, наспех украшенным всем, что нашлось в самых неприбранных уголках школы Дерри, царила поистине удивительная атмосфера: всем впервые за долгое время было плевать друг на друга. Совсем узколобых задир, конечно, уже ничто не исправит, но, в целом, все веселились как в последний раз и даже не обращали внимания на чужаков.
И это, возвращаясь к основной проблеме сегодняшнего вечера, было идеальным моментом. Никто даже не заметил бы, что среди множества пар, раскачивающихся из стороны в сторону, есть не только те, что состоят из милого платьица в пол и безразмерного костюма уродливого цвета; что где-то среди этой толпы он почти невесомо держит Эдди за талию, а руки Каспбрака лежат на его плечах, и они медленно, не попадая в такт играющей мелодии, покачиваются туда-сюда, смотря то друг другу в глаза, то на то, где покоятся их руки, будто их положение удивительно само по себе. От одной мысли об этом у Ричи пересохло во рту. Это было одновременно самым желанным и пугающим до усрачки. Но если не сегодня, то другого шанса может уже не представиться. Ведь после выпускного Эдди будет весь в поступлении в колледж и переезде, и там не то, что о танце, о простой встрече остаётся только мечтать. Поэтому если не сегодня, то уже никогда. Именно поэтому он...
— Вот ты где! — Беверли подскочила к нему сзади, схватив за плечи, из-за чего Тозиер подпрыгнул на месте, моментально выплывая из мира иллюзий.
— Твою мать, Бев, если хочешь моей смерти — просто скажи, я всё сделаю сам, — второй раз за вечер он попытался отшутиться, и не то, чтобы у него вновь получилось. — Привет! — они крепко обнялись, вспомнив, что, вообще-то, не виделись уже целую вечность.
— У меня есть для нас подарочек, — нараспев сказала Бев, слегка приоткрывая рюкзак, из которого выглядывал краешек бутылки, — как и обещала. Остальные не будут?
— Билл и Бен отказались, Майку не разрешает девушка, Стэнли — родители, а Эдди... это Эдди. Я не особо хочу пересказывать его монолог о вреде алкоголя, по крайней мере, точно не на трезвую голову.
— Ясненько, ничего не меняется, приятно это слышать. Ну что ж, тогда пойдём, не будем терять драгоценное время.
Да, время для Ричи и вправду сегодня было на вес золота.
***
— Не могу поверить, что Сьюзан встречается с Питом, это безумие! — посмеиваясь, сказала Бев, передавая Ричи полупустую бутылку вина.
— Этот доходяга в конце концов возьмёт сегодня главный приз, — слегка дёрнув бровью и сделав большой глоток, поддержал Тозиер.
Они сидели на полу тесной подсобки, соседствуя с грязными тряпками и швабрами. Вино было отвратительным на вкус, но за неимением лучшего варианта, они глушили его как воду, забыв о том, что их в любой момент могут застукать.
— Почему ты был один? — внезапно нахмурившись, спросила Марш, посмотрев Ричи прямо в глаза, готовая в любой момент подловить его на вранье.
Тот оторвался от бутылки, поставив её рядом с собой. Его сердце забилось так часто и громко, что в таком замкнутом пространстве при полной тишине его с лёгкостью можно было расслышать. Выпитый алкоголь с двойной скоростью бежал по венам, затуманивая разум и не позволяя в срочном порядке придумать достойную отговорку. В ответ он лишь пожал плечами, скорчив равнодушное лицо, мол, понятия не имею, какая разница.
— Я серьёзно, Рич, почему ты был не с остальными, а стоял в углу с таким лицом, будто в любой момент готов расплакаться или блевануть. Все веселятся, и уж кто точно должен был быть частью веселья, так это ты. Что-то случилось?
Случилось многое. Как минимум три вещи: он выглядел как посмешище, он был трезв, и он влюблён в своего лучшего друга. Последняя мысль прошлась неприятной дрожью по всему телу. Невозможность хоть кому-нибудь рассказать о том, что он чувствует, раздирала его в клочья. Каждый раз, сидя с кем-то из лузеров в отдалении от остальных, он до скрежета зубов хотел пулеметной очередью выдать, что он, чёрт побери, влюблён в Эдди Каспбрака, но вместо этого продолжал проглатывать вертящиеся на кончике языка слова, скатывающиеся обратно наждачкой по горлу. Он прятался за сальными шуточками, за вызывающим поведением и, как только ему стукнуло пятнадцать, алкоголем из семейного тайника. Но это когда было совсем невыносимо, а в последнее время так было постоянно. Так что случилось, Ричи?
— На фоне этих горе танцоров я слишком прекрасен, не хотел портить всем настроение напоминанием о том, какие они ничтожества.
Беверли окинула его многозначительным взглядом. Взяла в руку бутылку.
— Да, и напиться ты, конечно же, решил по той же причине, — подыгрывая его очевидной лжи, произнесла она, сделав небольшой глоток и слегка сморщившись. — Кого ты собираешься пригласить на медленный танец? — совершенно будничным тоном спросила она, одним вопросом стирая всю напускную невозмутимость Тозиера.
— А кто сказал, что я вообще собираюсь это делать? Медленные танцы для показушных парочек и смущённых недотёп, а я –
—
Влюблён, — тем же будничным тоном закончила за него Бев, будто сказала что-то настолько явное, что ей даже не хотелось тратить на это время.
Ричи уже было открыл рот, чтобы ответить, но тут же закрыл его обратно, позволив себе сделать чертовски глубокий вдох и рваный выдох. Уставившись на шнуровку собственных ботинок, он прогонял в голове варианты того, куда дальше поведёт этот разговор. Беверли протянула ему бутылку, слабо улыбнувшись. Он одним глотком допил остатки, даже не скорчившись. Отставил уже пустую бутылку и смотрел куда угодно, но не на неё. Тщательно припрятанные слова вновь повисли на кончике языка, намереваясь в любую секунду сорваться в долгий и эмоциональный монолог, Ричи даже пришлось сомкнуть челюсти посильнее, лишь бы не дать этому произойти.
— Слушай, я не заставляю тебя говорить, кто это, или выкладывать мне все свои тайны, я лишь хочу сказать — сегодня выпускной и ты должен делать всё, что давно хотел, понимаешь? Представь, что завтра не существует.
Представь, что завтра не существует. Представь, что Эдди завтра уезжает, что больше ты его не увидишь, Тозиер, ты, кусок дерьма, соберись уже, у тебя не будет другого шанса. Утопать в страхе и жалости к себе всегда проще, чем наступить им на горло и сделать шаг вперёд, давая себе возможность свободно вздохнуть, а не вечно пугливо озираться по сторонам.
Завтра не существует.
***
Изображение перед глазами слегка плыло и покачивалось. Что там за вино привезла Бев, выяснять уже не было смысла, оно уже плескается в желудке и течёт по венам, так что этот вопрос Ричи выкинул из головы. Сейчас его целью было найти среди кучи подростков одно тупое лицо и выдать в него же всю правду. А что ему, в сущности, терять? Пройдёт пару недель и Эдди уедет, найдёт себе новых друзей и ему не будет абсолютно никакого дела до какого-то там Ричи Тозиера из Дерри, который на выпускном признался ему в чувствах и пригласил на танец. Так что не плевать ли? Он же, в свою очередь, как-нибудь справится с неминуемым отказом и последующим прощанием, возможно, только совсем
немного поплачет после ночью в закрытой комнате, но это ерунда. Сказать шрапнелью засевшие в голове слова было куда важнее любых последствий.
Музыка продолжала барабанить по ушам, выключенный свет и наполовину сломанный диско-шар нисколько не помогали в поисках нужного объекта. Ричи смог найти лишь стоящего у стены Бена, с полуулыбкой наблюдавшего за кем-то в толпе. Уверенным — как ему казалось — шагом он подошёл к Бену, отвлекая его от созерцания чего-то важного.
— Эй, Биг Бен, ты не видел Эдди?
Хэнском повернул к нему голову и Ричи слегка оторопел, заметив, что у того глаза на мокром месте. На секунду вместо уже заметно повзрослевшего Бена Ричи увидел того запачканного в крови и грязи добряка, с засохшими на испуганном лице дорожками от слёз. На что он смотрел? Ричи перевёл взгляд туда, куда предположительно неотрывно смотрел Бен, и всё тут же встало на свои места: Беверли и Билл вовсю зажигали под очередной хит начала девяностых, Бев громко смеялась и держала Билла за руки. Что ж, видимо, не он один проходит через подобное. Тозиер представил вместо Билла Эдди, а вместо Бев —любую присутствующую здесь девчонку и еле сдержал рвотный позыв.
— Мне жаль, — неожиданно для самого себя выпалил Ричи, положив руку ему на плечо, слегка сжимая его. — Ты как, Биг Бен?
Тот тут же встряхнулся, отгоняя накатившую тоску, вытер подступающие слёзы краем рукава и широко улыбнулся:
— Всё супер, Рич, спасибо, — его добротой можно было освещать кварталы, если бы люди научились генерировать её в электричество. — Ищешь Эдди? Я, кажется, видел его по левую сторону на лавочке.
— Ага, спасибо, ты лучший, — напоследок похлопав Хэнскома по плечу, произнёс Ричи, уже перестраивая маршрут в другую сторону зала, пока не растерял всю храбрость.
Он успел сделать несколько шагов, когда Бен окликнул его и сказал лишь одно слово:
— Удачи!
Тозиер сделал вид, что не понял, о чём он.
С каждым шагом, пробираясь сквозь столпившихся учеников, он терял уверенность в принятом решении. Да, он был готов к отказу, потому что вероятность положительного ответа всегда варьировалась от нуля до одного процента. Он был готов прорыдать весь остаток вечера в школьном туалете, а затем отмазаться от совместных посиделок с друзьями и залить слезами ещё и собственную подушку, и, возможно, выпить ещё немного. Или много, в зависимости от того, насколько негативной будет реакция Эдди. Он неприлично часто представлял себе этот момент: он подходит, слегка пошатываясь, к Каспбраку, который болтает со Стэнли или хер пойми с кем ещё, кладёт руки ему на плечи и, ни на секунду не прерываясь, говорит: «Эдди, мы друзья, но я, к собственному несчастью, склонен проёбывать всё, что имею, поэтому решил поступить разумно: проебать всю свою жизнь на тебя. Потанцуем?» В его призрачных фантазиях Эдди либо хохочет в ответ, обнимает его и говорит, что согласен, либо его лицо кричит о невыразимом словами отвращении, и он бьёт его по лицу, отчего у Ричи слетают и разбиваются очки, а из носа начинает капать кровь. Он был готов к любому из вариантов, правда во втором случае помимо его очков разобьётся и его сердце. Но это ничего. Это неминуемо.
Ричи считал, что недостоин счастья. Или любви. Или всего того, что обычно показывают в романтических фильмах. Его судьба — всю жизнь спотыкаться об осознание собственной ничтожности и утыкаться в одну элементарную истину — таким, как он, никогда не стать любимыми. Его всю жизнь будут как слепого котёнка тыкать в то, что он не такой, как все, что он неправильный, что он грешен. Ради всего святого, в один из семейных ужинов Тозиер-старший прямым текстом сказал, что избравших неверный путь ждут вечные муки и Ад. А в его понимании неверный путь — это в том числе и любовь к тому, кто не противоположного пола. Ричи долго, чрезвычайно долго вытравливал из себя мысли о том, что он отвратительная, поломанная игрушка, которой место разве что на свалке, рядом с помоями и никому не нужными вещами. Только недавно он смог ужиться с собственным разумом, приняв себя таким, какой он есть —
неправильным. Но перебороть страх признаться в этом хотя бы друзьям пока не удалось. Он слишком дорожил ими. Потерять их было равносильно смерти, ведь они единственные, кто терпел его бесконечные шуточки и не требовал его измениться. Чего не скажешь о его семье. Мать Ричи постоянно попрекала его в том, что он слишком взбалмошный, отвратительно шутит и совершенно не думает о Боге, который наблюдает за ним. Что ж, если сейчас он наблюдает за Ричи, то его ждёт незабываемое шоу.
Ричи чаще задышал, пытаясь успокоить набатом бьющееся сердце. Он уже разглядел Эдди, сидящего со Стэнли на лавочке, тот что-то рассказывал, активно жестикулируя. Скорее всего, что-то о том, как это негигиенично, тереться о других людей, особенно если у них оголены плечи. Тозиер знал многочисленные загоны Каспбрака так же хорошо, как собственное имя. Эдди умудрялся превращать любое взаимодействие с окружающим миром в бедствие вселенского масштаба. Иногда это раздражало, иногда забавляло, а иногда Ричи неотрывно наблюдал за очередной тирадой Эдди, думая о том, как отвратительно прекрасно было бы жить с ним под одной крышей.
Всё происходящее было ужасающе похоже на одну из его фантазий, ему даже пришлось слегка ущипнуть себя, чтобы убедиться, что он не отрубился где-нибудь в школьном коридоре и всё это не сон. Нет, это реальность. Реальность, в которой он с минуты на минуту собирался потерять лучшего друга. До Эдди оставались считанные метры, Стэнли уже заметил подходящего к ним Тозиера и поспешил ретироваться, быстро выпалив что-то Каспбраку на ухо, и Ричи очень хотелось бы знать, как он выглядел в этот момент со стороны, что Уриса как ветром снесло, как только Ричи всплыл на горизонте. В любом случае пути назад уже не было, Эдди уже медленно повернул голову в его сторону и смотрел на него своими огромными оленьими глазами.
Время замедлило бег. Сокращать расстояние между ними было всё сложнее, Ричи будто тянули назад, пытаясь уберечь от грядущей катастрофы, но он упорно продолжал шагать вперёд, уже прочищая горло перед пламенной речью. Эдди слегка заёрзал на месте, отводя взгляд. Всё происходило будто в замедленной съёмке: вот Ричи, наконец, подходит к нему, становится совсем близко, долго-долго смотрит на него сверху вниз, любуясь идеально уложенными тёмными волосами, бордовым галстуком, завязанным в Элдриджский узел — и он точно знал это, потому что Эдди буквально знает двадцать видов узлов и каждый показывал и тренировал на нём — и идеально выглаженной белоснежной рубашкой. Он был без пиджака, тот лежал рядом с ним на лавочке, и Ричи всё никак не мог отбиться от мысли, насколько Эдди был красив сегодня, и насколько по сравнению с ним был нелеп он сам. Он сглотнул подступивший комок в горле и вновь взглянул Каспбраку в глаза — тот, судя по всему, неотрывно смотрел на него всё это время.
— Эдди, — вздохнув, произнёс он, на секунду прикрыв глаза, чтобы собрать хаотично скачущие в голове мысли, — я долго, пожалуй, даже слишком долго хотел сказать тебе нечто очень важное. Я точно знаю, как ты к этому отнесешься, но хочу попросить тебя, как своего лучшего друга, — его голос дрогнул на этих словах, — выслушать меня и уже потом делать со мной всё, что тебе вздумается.
Каспбрак молчал, слегка нахмурившись, он выглядел сосредоточенным и обеспокоенным. Расценив молчание как знак того, что он может продолжать, Ричи рваным движением растрепал волосы, присел рядом с Эдди и уставился в пол.
— Я... — он осмотрелся по сторонам, убеждаясь, что рядом никто не подслушивает, — весь вечер я не был с вами, потому что собирался с мыслями для этого разговора, хотя, блять, репетировал его весь последний год, но, как видишь, репетиции не помогли, — он нервно усмехнулся, прикусив нижнюю губу.
Эдди продолжал смотреть на него, хмурость и беспокойство на его лице становились всё отчетливее. Тозиер понятия не имел, как расценивать его реакцию, и эта неопределённость душила его похлеще галстука-бабочки, поэтому он перестал ходить вокруг да около и одним предложением выпалил:
— Весь вечер я думал, как признаться тебе в том, что я ахуеть как сильно влюблён в тебя и позвать на танец. Вот что я делал. Я хочу потанцевать с тобой, и... не знаю, просто сказать то, что сказал.
Глаза Эдди заметно округлились, хоть это и казалось невозможным, он шумно втянул ноздрями воздух, будто ему не хватает кислорода, и отвернулся в сторону, сильно закашлявшись. Достав из кармана брюк ингалятор, он несколько раз вдохнул лекарство, после убирая ингалятор обратно на место, но так и не повернулся обратно в сторону Ричи.
Началось. Земля под ногами Ричи завибрировала, пошла трещинами, и Тозиер надеялся, что сию же секунду провалится к самому ядру, лишь бы не слышать и не видеть, что Каспбрак ответит. Он только что лишился лучшего друга. По щелчку пальцев. Так удивительно просто было оборвать эту связь несколькими несвязными предложениями, и уже невозможно будет восстановить разрушенное до основания. Его заколотило, как от лихорадки, в ушах гудело, а в голове зациклились три слова: «Он тебя презирает». Он ожидал, что после признания ему полегчает, что эти чугунные оковы падут и он, наконец, сможет позабыть о панике, охватывавшей его каждый раз, когда Эдди оказывался рядом. На деле же ему стало только хуже. Желание со всех ног унестись как можно дальше из зала, из школы, из долбанного Дерри окатило его ледяной водой, разум принял единственно правильное решение: бежать. Бежать, пока не засаднят лёгкие, пока лицо Каспбрака не станет далёким, ничего не значащим воспоминанием. Как всё было бы просто, если бы он был
правильным. Надобность этого разговора исчезла бы сама по себе, прямо сейчас они бы неуклюже танцевали и подшучивали друг над другом. Ричи закрыл лицо руками, не в силах больше выносить горьким ядом разъедающие его изнутри мысли. Всё его тело сейчас было напряжено до предела, он готов был сорваться в любую секунду, но ужас произнесённых слов припечатал его к месту, не давая ни вздохнуть, ни пошевелиться. Музыка превратилась в белый шум. Он зажмурился, ожидая ответа. Или удара.
Но Эдди молчал. Тозиер почувствовал движение рядом и отнял руки от лица, чтобы увидеть, что на месте Каспбрака осталась лишь пустота.
***
Mariah Carey — Without You
Ричи сгорбившись сидел на полу в школьном коридоре прямо напротив входа в зал. Слоняющиеся туда-сюда выпускники даже не замечали его, что было, как он считал, к лучшему. Под всеобщие возгласы и свист ведущий выпускного наполненным фальшивой радостью голосом громко объявил медленный танец:
— А сейчас мы объявляем медленный танец под песню, над которой плакала каждая присутствующая здесь девочка, — «Without You» Мэрайи Кэри! Приглашайте свою вторую половинку на танец, а если её нет, — пригласите того, кого давно хотели, — соблазнительным голосом закончил он, и зал наполнился первыми нотами.
Да, примерно таким и был его план, спасибо, блять, большое, что напомнили. Ричи ненавидел этот день, и прежде всего, самого себя. Зачем было храбриться и вываливать всё только портящие чувства именно сегодня? Он мог бы это сделать и завтра, или в любой другой день. Но нет, в итоге на всю оставшуюся жизнь он запомнит свой выпускной именно таким: наполненным нервами, подступающими слезами и полной убеждённостью в том, что он лишний на этом празднике жизни. О том, что он навсегда потерял для себя Эдди ему было больно даже думать, как и о том, что, он, вероятно, потерял также и остальных друзей, ведь когда Эдди расскажет им о произошедшем, они также отвернуться от Тозиера, как это сделал Каспбрак.
Просто ушёл. Ничего не сказав в ответ. И Ричи мог бы поблагодарить его за то, что тот не стал кричать на весь зал, чтобы о его словах узнал весь мир, и что не ударил его, но, как оказалось, молчание бьёт куда сильнее, прямо в солнечное сплетение, выбивая весь воздух из лёгких. Сейчас альтернатива получить один раз хорошенько по лицу не казалась ему столь ужасной. Это бы тут же отрезвило его, дав однозначный ответ. Он положил голову себе на колени, закрыв уши руками. На фоне надрывалась Мэрайя Кэри, добивая Ричи своим «I can't live if living is without you». Ведущий говорил о том, что под эту песню плакала каждая девочка, сегодня к этому списку прибавился Ричи, мать его, Тозиер. Он не мог избавиться от мысли, что эта песня была идеальна для их медленного танца, что он мог бы крепче сжать его на этих строчках, а Эдди мог бы смотреть на него своими большими глазами, в которых отражались блики от диско-шара. Это мог бы быть самый счастливый и волшебный момент в его жизни, но... Он живёт в реальном мире, где подобное происходит исключительно в приторных мелодрамах.
Вцепившись пальцами в кожу головы, желая выцарапать из собственной памяти сегодняшний день, он не заметил приблизившуюся к нему фигуру.
— Ричи?
Тозиер не сразу признал знакомый до мурашек вдоль позвоночника голос и резко поднял голову, намереваясь послать случайного зрителя его абсолютного опустошения как можно дальше и глубже, но как только глаза сфокусировались на стоящем рядом человеке, он смог лишь проглотить свои слова и дёрнуться, слегка отползая от подошедшего.
— Ты... ты вроде бы хотел потанцевать со мной, — изо всех сил стараясь сохранить невозмутимое лицо, произнёс Эдди, спотыкаясь о каждое произнесённое слово. — А медленный танец объявили только сейчас, так что я... пошёл искать тебя, пока не стало поздно.
Пока не стало поздно. Завтра не существует.
Ричи уставился на него, едва сдерживая порыв протереть себе глаза, потому что он не исключал вероятности, что он наплакался до полной отключки зрения и это кто угодно, но не Эдди, или же он так отчаянно хочет, чтобы его мечта стала реальной, что он постепенно сходит с ума. Но даже после того, как он протёр глаза и поднялся, чтобы разглядеть Эдди поближе, тот не исчез, а продолжал стоять, не без усилия натягивая на себя серьёзное лицо, при этом пряча взгляд и порозовевшие щёки. Тозиер чуть не впал в истерику: это реально происходит. Здесь и сейчас.
— Разве ты не должен быть сейчас с остальными? Или танцевать с кем-нибудь другим? В каком же ты отчаянии, раз решил пригласить меня?
Эдди раздражённо вздохнул и насупился, разворачиваясь, чтобы уйти от этого очкастого придурка как можно быстрее, а позже отбеливателем промыть себе мозг, чтобы позабыть позор, через который он только что прошёл. Для него, как и для Ричи, это было тяжёлым шагом. Его молчаливый побег был ничем иным, как проявлением трусости и жалкой попыткой убежать от произошедшего, пока оно не нагнало его и не огрело по голове осознанием того, что он хотел остаться. Что он хотел потанцевать с Ричи–Болтуном–Тозиером. И он уже собирался вновь повторить этот трюк с побегом, но тонкая рука в тёмно-синем пиджаке аккуратно обхватила его запястье.
— Подожди, — голос Ричи звучал надломлено, а ещё он произнёс это невероятно тихо, будто боясь, что кто-то услышит, хотя в коридоре не было ни души, а темнота была хоть глаз выколи. — Прости, я просто... — он ошарашено усмехнулся, — не могу, блять, поверить, что ты сейчас здесь.
Каспбрак повернулся обратно в сторону Ричи, опустив глаза на запястье, которое всё ещё было в плену Тозиера. Небольшим усилием освободив его из заточения холодных пальцев, он невесомым прикосновением коснулся чужой руки, переплетая их пальцы. У Ричи остановилось сердце. Его фантазия была способна на многое, но он никогда, никогда даже представить себе не мог подобный жест со стороны Эдди. Это было чем-то сюрреалистичным. Он как полный болван смотрел на их переплетённые пальцы, пока Эдди аккуратно не разомкнул это магическое по мнению Ричи прикосновение, и не положил обе руки Тозиеру на плечи. Руки Ричи слегка дрожали, он медленно протянул их вперёд и обхватил ими талию Каспбрака. Он всё ещё был без пиджака, поэтому Ричи смог почувствовать, как тот слегка вздрогнул, когда его пальцы коснулись ткани рубашки. Они оба начали неловко покачиваться в такт мелодии, не отрывая друг от друга глаз. Всё было так, как Ричи всегда представлял себе, за исключением того, что в глазах Эдди не отражались блики диско-шара, но это было такой ничтожной мелочью, от которой Ричи отмахнулся, как от назойливой мухи. Его разрывало, переполняло до краёв от любви, и прямо сейчас он был готов кричать о ней во весь голос, чтобы весь проклятый мир знал, что он танцует с Эдди Каспбраком и что он хочет провести с ним всю свою жизнь. Что он влюблён в эти до абсурда огромные глаза, обрамлённые густыми ресницами, что он влюблён в их разницу в росте, в его щенячье выражение лица, во все его загоны по поводу здоровья и гигиены, в его истеричные крики по малейшему поводу и недовольное пыхтение, когда Ричи в очередной раз подшучивает над ним. Что он влюблён в него целиком и полностью, и в его сердце никогда не будет места для кого-либо ещё. Ни на одном языке мира не найдётся подходящих слов, чтобы выразить его чувства. Лицо Ричи озарила улыбка, способная ночь превратить в самый светлый день. Эдди смущённо улыбнулся в ответ и опустил глаза. Тозиер чуть не скончался на месте. Всё произошедшее до этого казалось ему глупостью, он готов был пережить это ещё тысячу раз, если каждый раз это будет приводить их к этому моменту. Каспбрак слегка сжал его плечи, не меньше Ричи пытаясь уловить каждую мельчайшую деталь и навсегда отложить её в своей памяти. Вся магия момента, искрами освещающая тёмный коридор, испарилась, когда Эдди произнёс:
— Скоро мне придётся уехать...
Он сказал это так, чтобы дать Тозиеру понять, что это последнее, чего он хочет. Ричи сильнее сжал ткань белоснежной рубашки, желая зацепиться за Эдди всеми возможными и невозможными способами, будто его забирают у него уже сейчас. Он хотел предложить ему уехать вместе, или спрятать его у себя в комнате, что угодно, но вместо всех вариантов, всплывающих у него в голове наравне с нарастающим отчаянием от возвращения в реальность, где этот танец не продлится вечно, он ответил:
— Это будет ещё не скоро, Эдди-спагетти, — он пытался натянуть на себя улыбку, чтобы хоть как-то сгладить острые углы.
Лицо Эдди исказилось в неописуемом миксе противоположных эмоций: страха и уверенности, грусти и радости, принятия неизбежного и полного его отрицания. Он одним движением опустил свои руки Ричи на лопатки, а сам прижался щекой к его груди, на секунду замирая и ожидая реакции. Тозиер притормозил их медленные покачивания и застыл, осознавая произошедшее. Собрав в кучу последние крупицы храбрости, он положил подбородок сверху на тёмную макушку, — тут разница в росте сыграла как надо — а левую руку вплёл ему в волосы, растрепав укладку, на которую Каспбрак, вне всякого сомнения, потратил немало времени. Но вместо ожидаемого возмущения Эдди лишь тяжело вздохнул и сильнее уткнулся в тёмно-синий пиджак, слушая частое сердцебиение Тозиера, и закрыл глаза. Он не видел, но Ричи сделал тоже самое. Мэрайя Кэри допевала последние ноты, песня затихала, а они так и продолжали медленно танцевать под мелодию, слышимую лишь для них.
Завтра не существует.
