Внимание

— Как ты выжила? В голосе Тора — бури и молнии, ярость миллионов вольт, расщепляющая на микроны нервов. Хела смакуют каждую вспышку, что током покалывает кожу. — Вопрос не в том, как, — она сцепляет пальцы рук в замок, губы кривит и сама улавливает, как отзеркаливает те мгновения, когда сидела на троне, а власть была так близка, так сладка, как растекающийся во рту мёд. — Вопрос в том, что я собираюсь делать. А меня не очень устраивает мир, в котором всё могущество собрано в руке Безумного Титана. Тор думает о том, как она оказалась в Мидгарде — мысль чёткая, пролёгшая складкой между нахмуренных бровей. Хела читает его, как и все сомнения, и желание схватиться за обретённое вновь оружие. Он силён, как никогда. Полон мрачной решительности и жажды идти до конца. Не во имя благих стремлений, нет. Во имя мести. И сам почивший Хеймдалль ужаснулся бы тому, как легко можно отравить разум великого правителя в это момент. Хела без Асгарда ослабла, а поединок с Суртом её иссушил, и казалось бы: схвати за руки да в цепи закуй. Но она питается самой смертью, что правит парадом Вселенной, поделив живое ровно наполовину. — С чего бы мне тебе верить? Тор скрещивает руки на груди. Хела смотрит в искусственный глаз и думает, что с кровавым провалом было лучше. Правильнее. — Ни с чего, — она разводит руками. — Это временное сотрудничество. Прямота чужого взгляда въедается под кожу, будто бы Тор увидеть способен, что магия скрывает: уродство её тела, носящего смерть как трофей. Хела подходит ближе и немногим задирает голову. — Брата ты уже похоронил. Не единожды, — она доверительно понижает голос и с восторгом ощущает, как воздух между ними сгущается накалившимися чувствами, как в преддверии большого взрыва. Сколь бы ни был силён Громовержец, слишком очевидны его болевые точки. Хела способна и нанести удар прицельно-разрывающий; и отбить любую направленную стрелу. — Сестру я тоже похоронил, — Тор не оттаивает от слов, совсем не верит плетущейся паутине лжи. Учится. — Думал, что похоронил. Вместе с Асгардом. Его ненависть замерзает льдами Йотунхейма, да только хватка обжигает вечным пламенем, и Хеле бы рассмеяться иронии происходящего. Не слишком давно она так же держала брата за шею и могла легко переломать позвонки. — В нашей семье никто нормально помереть не может, — с губ хмыканье рвётся, которое и принять бы за легкомыслие. Да только по факту у них обоих руки на пульсе, отсчитывают секунды до фатального удара. Её собственный барабанит свой ровный ритм Тору в ладонь. Хеле стоит едва провернуть запястье, чтобы тёмная сталь своей тяжестью оттянула руку. — Чего ты хочешь, Хела? Тор не строит заумных ловушек и не ходит вокруг да около. Не ищет слабых мест в броне, чтобы в решающий миг вонзить туда кинжал, что достанет до самого сердца. Тор — не бог обмана и коварства; не одноокий бог войны. Они с Хелой слишком похожи в прямолинейности своих стремлений. Гром, что принесёт с собой смерть. — Для начала — устранить конкуренцию, — она проворачивает запястья ладонями вверх. Это обещание — будущая угроза, но столь призрачная, что и не заметить бы. В конце концов, из двух зол всегда следует выбирать меньшее. И не думать о том, что оно — меньшее — обернётся раскрывшей пасть бездной. Но сейчас руки Хелы пусты, как сдавшийся на милость бастион. Удивлённый выдох Тора служит лучшей наградой перед полной, казалось бы, капитуляцией. Хела не может сдержать довольной усмешки, когда хватка на её горле ослабевает. — Я, знаешь ли, — произносит она, ведёт пальцами по древку секиры в чужой руке и поднимает на Тора горящий смертями всех миров взгляд, — не люблю делиться вниманием.