- Дазай, - Достоевский смотрит на него сквозь прозрачные стены камеры, - Я знаю, куда давить. Просто сдайся и мы оставим твоего Бога. И пальцем его не тронем.
Дазай, кажется, беспокоен, но внутри. Показывать перед демоном искренность - рыть себе могилу. Даже если очень хочется, сейчас он себе этого позволить не может.
- Чего ты хочешь, Достоевский? - Дазай не сдерживает хитрой улыбки. Он пойдёт на всё ради своего пламени. Даже если это погребёт его под землю вместе с Агентством.
Сделки с дьяволом никогда не заканчиваются хорошо.
- Твоей смерти. - Фёдор холодно улыбается, а в глазах его пляшет лиловое пламя - сам Сатана дал ему такое редкое, не иначе. Но пламя Осаму бордовое. Пламя Осаму
кровавое.
- Я согласен.
Осаму усмехается.
Проходит ровно два часа. Вот он, тот тонущий человек, привязанный к чему-то ужасно тяжёлому. К чему-то, что тянет его на дно. Детектив давится водой при попытке вдохнуть и болезненно морщится. Он мучается ещё пару минут, прежде чем его настигает
умиротворение. Ещё пару мгновений приносят ему
Смерть. Вот она, прямо под ним, раскрыла свои костлявые объятия, любовно принимая того, кто так отчаянно искал к ней путь, отчаянно стремился найти её и ухватить шанс остаться навсегда.
Осаму послушно падает.
Он ведь этого и желал.
Главное, чтобы это желание не потянуло за ним ещё одну смерть, а за ней и череду, совершенно беспомощных перед лицом дьявола людей.
Этот конец - слишком болезненный для Бога, которому он так отчаянно поклонялся.
Не этого он желает для Чуи.
***
«Знаешь, Чуя, я так долго решался...»
- Если ты решился, идиот, значит я был рядом слишком мало!..
Накахара не знает куда себя деть. Он знает, что Дазай мёртв и всё, что он оставил - это письмо. Это чёртово письмо.
Разрывающее и сжигающее его по куску.
«Это не было страшно... Решится - не было. Падать... Знаешь, я пока не знаю. Просто... Пойми, Чу, ты ни в чём не виноват. Я решился на это сам.
Я понимаю, что, лёжа перед тобой в гробу, просить это - дать тебе свободу, но... Не делай глупостей. Не лезь на рожон и знай...»
И Чуя горит. Горит алым пламенем, причудливыми узорами, расцветающими на чистой коже.
Тело Осаму тогда не нашли, так что про гроб он
ошибался.
«Наконец-то...» - думает Чуя - «Ошибся.»
«Как же больно...»
«Какая же ты, Дазай, сука...» - думает Накахара, прислоняясь спиной к надгробию - «Жди меня, блять. Я приду и выбью из тебя душу, скумбрия!...» - он закрывает лицо шляпой, оставаясь так ещё на полчаса.
А затем уходит.
В последний раз.
«Я дождусь тебя.»
- Как только я буду рядом - тебе хорошенько достанется... - звучит сиплое обещание.
Последнее, что сделал Чуя Накахара в своей жизни - истлел в оковах собственной способности.
«Больше...» - звучало в его угасающем сознании, - «Больше я тебя не отпущу, тупая Скумбрия. Твоя очередь ждать меня.»
Он медленно оказывается в тюрьме своего подсознания.
Но что-то определённо
меняется. Ах, да...
Он не один.
Перед смертью Накахара видит образ Дазая. Осаму тянет к нему руки, укладывает голову Чуи себе на колени, дожидаясь момента, когда душа выйдет из тела.
Смертью Накахары Чуи стал Дазай Осаму.
А смысл лишь в том, чтобы сгореть.
И я буду счастлив, если тем, кто бросит последнюю спичку, будет он.
