Под мерный перестук колёс...

Часть 21. Пылающие факелы на стенах, задрапированных старинными гобеленами. Свечи, словно звёзды, подвешенные в воздухе, настоящие звёзды, смотрящие с потолка. Глаза, с любопытством осматривающие новичков, гадающих, куда же они попадут. Большой Зал был убран к торжеству. Убранство это не менялось веками, создавая непередаваемую атмосферу. Оглушительная тишина фокусировала все внимание на главных действующих лицах. Приведшая их женщина поставила табурет, все увидели лежащую на нем, древнюю на вид шляпу. – Хммм!..- откашлялась противно скрипучим голосом та, и начала горланить на старинный манер песню, безбожно фальшивя, подвывая и не попадая в ноты. Может быть, я на вид ужасна, Но строго меня вы не смотрите. Ведь шляпы меня умней я не нашла, Что вы там ни говорите. А шапки, цилиндры и котелки Красивее меня, тут спору нет. Но будь они меня умнее, Себя сама я съела б на обед. Все помыслы ваши я вижу ясно, Не скрыть от меня ничего. Наденьте вы меня, и скажу я, С кем учиться вам суждено. Быть может, вас ждет Гриффиндор, Он славен: учатся там храбрецы. Сердца их полны отваги и силы, Челом, умом – все благородны. Или – Пуффендуй ваша дорога, Там, где труда никто не боится, Где преданны все, и верны, И терпенья с упорством полны. А если в голове есть порядок, И к знаниям тянет давно, Есть и алканье, юмор, поиск, То путь ваш - за стол Равенкло. Быть может, как Слизеринцы Найдете своих лучших друзей. Те к цели идут, хитрецы, Не упуская из вида всех людей. Не бойтесь меня, надевайте смелей, И вашу судьбу предскажу я верней, Чем сделает это другой. В надежные руки попали вы, Пусть и безрука я, увы, Но я горжусь собой. (Переделано с оригинала.) – Когда я назову ваш имя, подойдите и сядьте на табурет. Шляпа определит за каким из столов вообще место!- встречавшая на станции женщина и тут заправляла парадом, начиная зачитывать имена со свитка. Гарри не прислушивался особо ни к шепоткам, постепенно уменьшающейся толпы попутчиков, ни к репликам, из-за оживившихся столов. Он предавался мучительному выбору. Песня Шляпы была ужасна, но и информация в ней была так же не сильно понятной. Четыре стола, не считая преподавательского, по количеству названных факультетов. Он проследил, как незнакомые попутчики расходились и усаживались за разные столы, определяя для него названия, которые ничего не говорили. Выбор... Странный выбор! Очень странные критерии для отбора в «команду»! Нет, конечно, каждому комфортно находиться среди тех, кто ему близок по характеру, но, как это определить? Шляпой? Да не смешно! Ты понимаешь человека, по тому как он выглядит, как и что говорит: именно на это влияет характер. Но не только твоего собеседника, но и твой собственный! И только в первые несколько минут общения ты составляешь своё мнение: и есть только два варианта, а не четыре! Тебе либо приятен человек, либо – нет! И естественно тебе нравится общаться с хорошими людьми, ведь зачем делать это с плохими? Люди в общении всегда стараются показать только хорошее, плохое скрывая? И как тогда определить если о какой-то группе говорят: «Они – храбрецы!», или, «Эти!?! Эти – тупые работяги!»? Ведь человек – это не только то, что он говорит, но и в большей мере – как он это делает, и чего добивается своими действиями. Не говоря уже о том, что в одном и том же человеке со временем после первого знакомства могут обнаружится совершенно разные черты. Кто-то разочарует предательством, равнодушием. Найдутся люди поддержавшие в тяжелую минуту – те, от кого этого совершенно не ожидаешь. Это жизнь – не стерильная игра в замкнутой комнате, где всего хватает на всех. Все намного сложнее. – Гарри Поттер!- он как сквозь сон услышал собственное имя, и отряхнувшись от всех раздумий подошёл к табурету. Сел, сняв свой цилиндр, поправил очки. На голову, съехав на глаза, закрыв обзор, опустилась шляпа. Зал забурлил переговорами, прямо сочащимся любопытством, пробивающимся даже через старинную материю. – Посмотрим, посмотрим... что я вижу! Есть смелость, осторожность, ум весьма неплох!- голос в голове мало отличался от услышанного во время представления. Гарри услышал отдаленный звук, перед глазами мелькнуло привычное марево. [...]- Синдзи молча оставался чём-то незыблемым даже на краю нереальности происходящего. Гарри снова увидел весь Большой Зал: Шляпа немного поерзала на его голове, открыв обзор. Обстановка изменилась разительно. Люди, не мертвые и не живые, сидящие за пустыми столами, под закрашенными кровью флагами. Кровавая атмосфера словно клубилась возле такого же цвета флага. Лица детей казались облиты кровью, а тьма, что разливали свечи темными нефтяными полосами ложилась на их стол, смешиваясь с безобразными тенями. Тень, облитая кровью вихрилась и за другим столом, но если под алым флагом она словно горела, то этот флаг словно срывали порывы кровавого ветра. Лица и люди казались костями, высушенные пустынными ветрами, облитыми лиловыми разводами сукровицы, запекшейся на палящем солнце. Тени были такие же жалкие, истонченные голодом, но от этого кажущиеся не менее ужасными, чем за первым столом. Чернота лилась с третьего флага. Тяжелые капли тьмы расплавленным воском обрушивали как сочащийся гной на сидящих за третьим столом. Лица, как наплывы, тени, тяжело лежащие, словно жирная грязь. Даже благородство металла, искрой проскальзывающей в глазах, было измазано этой дрянью... – Куда же вас определить?.. Думаю, что Слизерин... о, вы пришли с другом?- Шляпа была не на шутку удивлена, видимо уловив краем кровавое марево и музыку железной дороги. Синдзи молча смотрел со своего привычного места.- Знаю! Пуффендуй! Крик шляпы как ножом отрезал неуловимую долю времени, поразив оглушающей тишиной, после – зал взорвался. Часть 22. Обрушившееся море давило своею тяжестью – только так мог описать Гарри первое мгновение поле того, как Шляпа выкрикнула свой вердикт. Голоса, словно волны, громадинами упавшие на утлую рыбацкую лодчонку, без пощады и сожаления смололи в труху внутреннюю картину бытия в его сознании. То, что он видел за время распределения – тьма, сочащаяся в кровавом мареве, стала настолько чёрной, что малейшие проблески света казались жизненно важными событиями. И в этих редких сплохах мальчик понял, что он находится в каком-то замкнутом пространстве. Что самое важное: он тут не один. Привычный с детства спутник, выглядел как-то странно: словно нарисованным, двумерным. И "лист", на котором это сделали, «лежал» в невесомости трехмерного абсолютно чёрного куба. У Икари было видно все детали его внешности: чёрные волосы, карие глаза, одежда, неизменные наушники-втыкалки от плеера. Икари смотрел на него с «листа», открывая рот, но Гарри ничего не услышал, только на одной из сторон куба мельком пробежали белые полосы "помех", похожих на диаграмму-серцебиение. Одна из белых вспышек внезапно заполнила все его поле зрения, оставляя лишь на грани видимости мелкую, едва заметную чёрную точку, которая была тем кубом, где «висел» двухмерный Синдзи... Гарри внезапно понял, что смотрит на что-то белое. [Поздравляю! Очередной незнакомый потолок!]- Синдзи ехидно озвучил очевидное. Гарри осознал, что друг говорит с ним по-японски, а он его понимает! «Это я понял: запах медицины ни с чем не спутаешь!»- он ответил на том же языке, решив проверить догадку. [Как думаешь: сколько мы тут? Мой личный рекорд – четверо суток! И то, только потому, что Мисато с доктором Акаги выясняли: сколько именно времени я должен "лечиться" для проведения всех опытов. Кацураги, как ты понял, выиграла...] «Пожаловалась папе, что сына не выпускают?»- "уточнил" Гарри, помня кем был отец Синдзи в том мире.- «К сожалению, у меня это – не прокатит... придётся побить ваш рекорд, Икари-сан!» [Ладно, я это как-нибудь переживу, Гарри-кун. Сколько по-твоему прошло?] «Минут тридцать – вряд ли больше!» [Тогда скажу тебе, сколько по моему восприятию прошло с моего первого с тобой знакомства. Как думаешь?] «... семь лет, так, вроде?» [Полчаса – вряд ли больше!..] «Постой!..»- Гарри замолчал, не веря услышанному,- «Ты хочешь сказать, что мне сейчас может быть...» [Да, Гарри-кун, тебе сейчас может быть восемнадцать!] Чувствуя себя многовековой древностью, пациент неизвестного лечебного заведения попытался пошевелиться, чтобы проверить, как подчиняется ему тело. Если друг прав, то он совершенно точно изменился физически, проверить это, не увидев или не сравнив ощущения – проблематично. Тело походило на деревянную колоду, негнущиеся пальцы, как дрожащие от ветра ветки едва перемещались при желании поднести руку к глазам, лежали как плети вдоль туловища. Сердце отчаянно билось, нагнетая кровь, но время было как резиновое, а результаты оставались прежними. Уставший Гарри погрузился в спасительный сон, окутавшая его сознание тьма впервые за долгое время пела тишиной, и была без малейших признаков крови. Уставший человек, впервые за все долгое время своей болезни, спал без кошмаров... Часть 23. "Какое безжалостное время!"- думал, переодически вздыхая, Альбус Дамблдор. Маленький мальчик, которого должны были ввести в мир чудес заранее им определенные люди (его люди!), преподнёс ему уже много неожиданностей. Мало того, что его память и сознание не проникнешь, даже расшибив тараном шрамолобую голову, так и аристократы вдруг внезапно оживились. Надо же! Обижаю одного из «ихних»!.. Где они раньше были? А? Как надо – слова от них не добиться, а как нет – сразу лезут во все щели! Вот и пойми: с какой такой отрыжки хвостороги Поттер – «их»? Как они это узнали? Что именно произошло?.. Когда? Сплошь – везде вопросы, ища ответ на которые, он он опять рискует своей головой. Вроде бы, когда родился мальчишка – такого не было? Вот и пойми: то ли – пророчество изменило что-то, то ли – он это пророчество истолковал и использовал по-своему, а надо было – как-то по-другому? Мордредова Трелони! Не могла сказать хоть что-то путное простым понятным языком? Нет, гордость профессиональная взиграла: напустила туману, шаралатанка базарная! Слова толком ни одного нормально не сказала. Сам крутись, как знаешь, так и понимай услышанное! А самое неприятное то, что он сам мог все спровоцировать! Он сам стал жертвой собственных интриг! А предупреждал его Николас, предупреждал: «нельзя политику поддаваться чувствам!», говорил он также что-то типа: «хочешь изменить общество вокруг себя – изменись сам!». Вот! Дамблдор и изменился! Стал Велик, Уважаем... но что только так иногда его грызет? Сомнения? Нет, скорее – горечь! Он вспомнил момент своего триумфа, когда поддался на миг эйфории (которую тот же Фламель называл горьким обманом): пророчество, так необходимый толчок – было идеальным для него вариантом! И как все сложилось: истину слышал лишь он, но нашёл способ донести нужные слова до необходимых людей. Каждый услышал то, что хотел. И вот, теперь, спустя десять лет Альбус понял всю горечь этих слов. Он так же услышал то, чего желал неистово. И сам толкнул с горы камень, превратившийся в лавину событий. Эх, прав был Ник, утверждавший, что жизнь не терпит элегантных расчетов. Она – не любимая им трансфигурация, или математика, где легко найти решение, описываемое красивой формулой. Жизнь – это котёл, говорил ему в своё время Фламель (а что ещё скажет зельевар с почти семи вековым стажем?). И как всегда – оказался на шаг ближе к одной из истин. Да, жизнь – котёл, с этим он теперь согласен полностью! Просто у каждого человека в котле – разное. А в политике... тебе в руки суют котёл, с дурно пахнущим и противным содержимым и смотрят. Внимательно наблюдают за каждым твоим движением, придирчиво оценивая результат. Что сделаешь с содержимым? Выльешь? Спрячешь? Проглотишь? Везде они найдут ошибку или недостатки, и с важным видом будут вещать о своей правоте! До недавнего времени у него получалось убедить что его содержимое – не воняющий на всю округу чан нечистот, а нежнейший из существующих ароматных рецептов, сотворенный талантливейшим из творцов различных изысков. Вот только вонь от выгребной ямы ни куда не делась и он попрежнему четко знает об этом. Похоже, что всевидящим оценивающим наблюдателям приелась изысканность и они соскучились по родным «ароматам»... как иначе оценить то, что даже вернейшие прихлебатели начали поговаривать, что мол: «вам не кажется, что где-то дурно попахивает»? Вот делай им после этого что-то хорошее – первые же начнут толкать тебя, расплескивая вонь! Мордред и Моргана! Этот мальчишка!.. Всё-таки прав он был, приводя документы в порядок, вот только неприятность пришла из мира магглов (а что вообще оттуда хорошего видели?)!!! Это же надо – додуматься запросить историю болезни мальчишки из поликлиники обычного мира целителем святого Мунго! Кто вообще допустил его к работе?!! Директор так расстроился, углубившись в неприятные думы, что не заметил, как один из многочисленных приборов в его кабинете начал вести себя как-то странно. Часть 24. Хогвартс – маленькая вселенная, такая же невероятная и не познанная до конца. Замок, ограничивающий своими стенами – лишь чей-то невероятный сон, сказочный и немного страшный, длящийся уже больше десятка веков. Время тут застыло, лишь изредка сдвигаясь с мертвой точки, когда неумолимый внешний мир делает рывок вперёд, закостеневшая махина лишь чуточку меняется, сопротивляясь этому до последней возможности. Были ли эти стены некогда Родовыми? Когда здесь появились Основатели? Слухи, утверждавшие, что весь Хогвартс – руины некогда великого и древнего Камелота, правдивы? Замок хранит столько тайн, что и десятой доли хватит для того, чтобы потратить на них всю жизнь. Двигающиеся лестницы, исчезающие проходы и комнаты, бегающие по коридорам шебутные студенты замечающие иногда, как одни и те же доспехи стоят в разных местах. А потайные ходы, словно дыры в сыре, пронизывающие всю территорию и выходящие за ее пределы? Все это – невероятный антураж, прямо созданный для приключений! Это все ждало лишь одного человека, который уже неделю с Распределения лежал в Мунго. Ждало, бурля невероятными новостями, слухами и просто кипя энергией. Замкнутый мирок, идеальный во всем, все же зависел от внешнего мира. Первый учебный день традиционно влетели совы с посланиями. Однако дети магических семей получили только письма. Газет не было. Удивление было сравнимо с разьяренным клеем, на столько сильным был гул за завтраком. В обед стала ясна причина этого: газеты допечатывали свои спецвыпуска со свежим скандалом. Героем дня оказался франтоватый очкарик, со смешной горшечница фамилией. «Спаситель магического мира с детства наблюдался в спецучреждении!»- кричал с первой страницы "Пророк", остальные издания были более осторожны. Слизеринский стол традиционно хранил выдержку и невозмутимость. Однако шепотки, отрывки из статей то и дело цитировались даже здесь. Некоторые это делали с осуждением, другие же – с удовольствием. "Опасный психопат", было самым невинным перлом скандально известной Риты Скитер. Стол же их идеологических противников – Львов, такими мелочами не разменивался. Буйноголовым достаточно было прочесть передовицу, как не попавший в их ряды виновный, был сразу же подвергнут епитимье и всем проклятиям египетским. В прочем, если бы он и был из их рядов – ни кого бы это не удержало, и к перечню всевозможных возмущённых реплик добавилось бы ещё десятка три-четыре. Барсуки настороженно смотрели на разворачивающиеся баталии, пытаясь понять: как защитить своего. Уж больно остро вспыхнул пожар недовольства, а его явный источник – стол под красным знаменем, никогда не отличался ни здравомыслием, ни даже толикой логики. Стратегия общения с адептами Годрика была одна, но простая до ужаса: пока ты их злишь – можно направлять их туда, куда надо тебе. А когда они выдохнутся, то сами забудут куда перлись сломя голову. Некоторые из барсуков сразу же после обеда направились в совятню с посланиями-отчетами домой. Более хитрые змеи воспользовались сквозными зеркалами, либо дожидались ужина. Вороний стол с интересом наблюдал за шевелением более адекватных, и скепсисом – за агрессивными. В статистике «сваток факультетов» всегда выигрывали более терпеливые и расчетливые змеи с барсуками, и только в коротких стычках, теряя силы и преимущество – львы. Сами вороны оставались традиционно нейтральны, не вмешиваясь ни во что, считая это – победой разума. О ни же пришли учиться? Вот для этого школа и нужна, зачем в ней заниматься посторонними делами? События последующих дней "без Избранного" война в прессе достигла эпических масштабов, выплёскивая на детские головы лишь слабые отголоски баталий из взрослого мира. Но это порождало штормы и бури закручивающие в свой водоворот уютную тишину некогда тихой школы. Администрация недовольным взором профессора МакГонагалл пыталась было ввести различные драконовские санкции, однако без директора, пропадающего на многочисленных сборищах, все ее попытки пропадали, как слова написанные на прибрежном песке. И вот в этот клокочущий котёл должен в скоро времени вернуться тот, с котлом вся эта каша и заварилась: Гарри Поттер. На восьмой день заголовки пестрели радостью: герой многочисленных статей, жертва пересудов и коварная неизвестная в политической игре (все это – он), очнулся после недельного пребывания без сознания, очнулся! Директорское кресло впервые было занято хозяином, после длительного перерыва. Сам же Дамблдор старался поддерживать бодрый настрой шутками и сияющей улыбкой, скрывая от многочисленных оценивающих взглядов подлинное положение своих дел. Алознаменный стол в полном составе преданно вглядывался в своего лидера-кумира, одержавшего очередную победу, давшуюся ему с большим трудом. Змеиной-серебряный с циничной холодностью подмечал мелкие детали: вырвиглазно-яркий халат накинут кое-как, бледно-серое, изможденное лицо. Поджимаемые в упрямой складке губы, сдерживающие, видимо какие-то крепкие словечки от неприятных мыслей – победа ли это? И только тихо сидящие соседи-барсуки, молча поглощающие завтрак как ни в чем не бывало – красноречиво указывали, за кем осталась победа. Уж гурьбой навалиться, перекрыв все возможные выходы, загнав добычу туда, куда им надо – барсуки с этим всегда справлялись блестяще. Надо полагать, что директор будет общипывать своего феникса налысо ближайшие лет двадцать, чтобы свести концы с концами – знатно они его помяли! Теперь старик им это будет припоминать при каждом удобном случае, скидывая всю горечь своего поражения. Что же, произвести размен каких-то ничего не значащих баллов на школьном факультетском соревновании, за такой результат – просто верх тактики, стратегии и дипломатии. А Поттер даже об этом не знает, но за него – вписались такие зубры, что прям страшно! В одно мгновение парализовать всю экономику страны, скрутив рогом и чистокровную аристократию и магглорожденных выскочек в Министерстве – это реальная сила! И надо-то всего: упасть в обморок! Теперь его даже тронуть страшно, опасаясь последствий. Много ли толку от богатства, сваленного в горы золота, когда тебе за него – ничего не продают? Толку ли тебе от личной силы, когда твой источник – слаб, а вся общественная поддержка вдруг прекратилась? Толку с власти, если ей объявлена угроза бойкота на сто лет? Что толку когда школа – без учеников? Страна – без защиты? Вот и вспомните: чем вы обязаны какому-то мальчишке! Все-таки барсук в ярости – страшный зверь! И теперь, у него есть в норе детёныш, ради которого он порвёт на мелкие клочки. Помните об этом, когда столкнётесь в следующий раз с барсуком. В Большой Зал зашёл очередной студент, на которого мало кто обратил поначалу внимание. Следом за ним зашла через общие, а не преподавательские двери Помона Спаут. – Спасибо, миссис Спаут!- поблагодарил парнишка декана. – Не за что, мистер Поттер, если что-то понадобится – обращайтесь, не стесняясь, вы знаете, где меня искать!- все столы дружно уставились на обладателя, популярной в за последнюю неделю в прессе, фамилии.- Я рада, что вы так быстро выздоровели! Ребята помогут освоиться в первое время, не бойтесь их спрашивать, если что непонятно.