Непростое служение

Непростое служение За свою довольно долгую жизнь старший паладин Джудо Манзони повидал много всякого. Повидал и как паладин, и как сид-квартерон, по сидской линии правнук князя Кровавых сидов… повидал и как посвященный Матери. Немало людского (и нелюдского) зла и его последствий в том числе. Милостью Матери и Девы, которой он также обещался служить, он пока что справлялся со всеми испытаниями, выпадавшими на его долю. От обычных паладинов Джудо отличался тем, что ему были дозволены любовные утехи, ведь сидская кровь требовала свое, и Джудо не мог обходиться без этого, для него это было жизненной необходимостью, как вода и пища, и потому-то он и был посвященным Матери. Паладинство же было условием давнего договора между людьми Фартальи и Двором Фьюиль, Двором Кровавых сидов: их внуки от людей должны служить Церкви. Судьба полукровок могла быть разной, по этому договору они в равной степени принадлежали Двору Кровавых и миру людей. Мать Джудо была такой: принцесса сидов – и посвященная Матери, посредник между людьми и сидами. Сам Джудо, в отличие от нее, не испытывал особой тяги к Фейриё, бывать там не особенно любил, хотя порой и приходилось, в том числе и по паладинской службе. Обычно его служение посвященного Матери с паладинством не пересекалось. Джудо один или два дня в неделю проводил в Обители Матери, занимаясь там исцелением женских духовных и телесных недугов. Его особые способности, унаследованные по сидской линии, и милость Матери, помогали ему справляться даже с самыми сложными случаями, и к нему частенько выстраивалась очередь из тех, кому не смогли помочь другие целители и посвященные. Иногда он и сам находил таких женщин, случайно (впрочем, те, кто посвящен богам, не очень-то верят в случайность и совпадения). Но до сих пор Джудо даже и не предполагал, что его две службы вдруг так тесно переплетутся. Не бывало еще такого, чтобы ему пришлось в одном деле совмещать служение и Деве, и Матери… пока его ученик Оливио Альбино не попал под кровавое заклятие. Распутывая это дело, Джудо Манзони, его старый друг Андреа Кавалли и их ученики Оливио и Робертино вдруг вышли на мачеху и брата Оливио… а потом и оказалось, что главный виновник и причина всех бед и Оливио, и его младшего брата Джамино, и мачехи Клариссы – граф Вальяверде, отец Оливио. Не совсем здоровый духовно, граф очень любил причинять близким боль, и чем дальше – тем изощреннее этим занимался. Свел в могилу мать Оливио, потом взялся за вторую жену. Донья Кларисса почти пятнадцать лет молча терпела издевательства, насилие и жестокости от мужа, боясь пожаловаться – так граф сумел ее запугать. Джудо с подобным сталкивался раньше. Церковь считала таких людей еретиками, и не без основания: большинство из них вполне осознанно служили демонице Долорине, чей культ даже в языческой Таллианской Империи не одобрялся. Демоница требовала подношений в виде чужой боли, унижений и страданий, причем зачастую сопровождаемых еще и насилием, и жестокими сексуальными практиками. Что она за это даровала своим поклонникам, доподлинно выяснить до сих пор не удавалось. Какие-то небольшие милости в виде любовной силы, молодости (причем кажущейся) или чего-то подобного, и не более того. Впрочем, ее поклонники не особенно и просили у нее милостей, они просто любили причинять другим боль. А эти другие получали увечья не только физические, но и духовные. По ощущениям Джудо, не раз имевшего дело с жертвами таких культистов, из них словно вытягивали жизненные силы. Вот и донья Кларисса, мачеха Оливио, когда Джудо на нее по-особому, мистическим зрением глянул, выглядела бледной и изможденной. Впрочем, и для обычного взгляда она тоже виделась измученной. А ведь молодая красивая женщина не должна в тридцать три года выглядеть на сорок пять! И Джудо решил ей помочь. Во-первых – избавить ее от страха, дать ей смелости и сил подать на мужа в суд и на развод, вынести на публику все его грязные делишки… на это непросто решиться, но Джудо не сомневался, что сумеет придать ей решимости. Донья Кларисса ненавидела мужа, обвинившего ее в супружеской измене на пустом месте, изгнавшего ее и сына… и унижавшего, мучившего их всю жизнь. А уж когда она узнает, что по большому счету кровавое проклятие, наложенное на Оливио и Джамино, наложено из-за графского самодурства – то все ее надежды на примирение с мужем развеются, как дым. А кроме решимости, донья Кларисса нуждалась еще и в исцелении, и причем не только духовном. Физическом тоже. Джудо не успел рассмотреть ее мистическим зрением как следует, но чувствовал, что эта женщина никогда не знала радостей плотской любви. Супруг постарался превратить это для нее в мучение. Так что на следующий день Джудо вместе с Оливио явился в гости к донье Клариссе. Пришлось применить свои особые сидские свойства, чтобы донья Кларисса расслабилась, заинтересовалась им и захотела остаться с ним наедине. Для этого Джудо было достаточно просто посмотреть в глаза любой женщине. Этакая его способность вовсе не означала, что женщина тут же прыгнет к нему в объятия, скорее его взгляд вызывал в них доверие, интерес, легкое влечение. При необходимости Джудо мог и усилить воздействие – но делал это только если было нужно для исцеления. Оливио был посвящен в дело и полностью одобрял: хоть он и не очень любил мачеху, но зла ей не желал, наоборот. А уж если при этом удастся наказать папашу – так почему бы и нет? Так что Оливио предложил мачехе погулять с Джамино по городу, и та согласилась отпустить сына с ним на пять часов. Едва оставшись наедине с доньей Клариссой, Джудо коснулся ее руки, глянул в глаза и сказал: – Вчера я обещал вам рассказать подробнее, кто наложил кровавое проклятие, и почему… Давайте присядем в гостиной, закажем туда чай с какими-нибудь закусками и поговорим. – Спасибо, сеньор Джудо, – немного невпопад ответила донья Кларисса, нехотя забрала свою руку и пошла в гостиную. Вчера вечером она переехала в эту дорогую гостиницу из жалкой съемной квартиры, где ютилась до того вместе с Джамино. Сообразила, что ведь она по-прежнему графиня Вальяверде, и с точки зрения закона не имеет никакого значения, что граф выгнал ее с сыном. Она по-прежнему его супруга, имеет право на треть его имущества и может давать векселя на его имя. И Кларисса мстительно выписала первый вексель, оплатив им роскошные апартаменты на полгода вперед. Делать это было страшно и сладко одновременно. Страшно – как за это ее накажет граф? И сладко – потому что месть всегда сладка. В гостиной Кларисса звонком вызвала лакея и велела сервировать на двоих легкие напитки и разные закуски. Сама села в кресло у окна, жестом предложив старшему паладину сесть напротив. Джудо поклонился ей и сел, положив шляпу на подоконник. И сказал: – Ваш супруг, еще будучи женатым на первой жене, на стороне сделал бастарда, признать его не пожелал и шантажировал его мать, угрожая ее опозорить. Бастард вырос, зная, кто его настоящий отец и как он обошелся с его матерью. И желал, как сами понимаете, мести. Вот только оказался он достойным сыном своего отца… Узнав, что граф вас выгнал, обвинив в супружеской измене, этот бастард решил добиться от него признания. План был прост и ужасен: убить всех возможных наследников, чтобы графу некуда было деваться и пришлось бы его признать. Вот он с помощью мага-малефикара и наложил кровавое проклятие на всех своих кровных братьев и сестер. По счастью, оказалось, что кровных всего двое – Оливио и Джамино. Оливио – паладин, проклятие на него подействовало слабее, чем рассчитывал малефикар. Я смог снять с него проклятие, да еще и найти по этому проклятию и самого малефикара, и Джамино, и этого бастарда. – Что с ним сделали? – стискивая кружевной платочек, спросила донья Кларисса. – Надеюсь, он… наказан? – Он арестован и сейчас сидит в тюрьме Инквизиции. Между прочим, с перепугу кое-что рассказал о графе очень интересное, так что если вы не побоитесь подать на графа в суд, можно будет раскрутить громкое дело. – Ах… у Модесто длинные руки, он всегда говорил, что никому от него не скрыться, достанет где угодно, – всхлипнула Кларисса. – Оливио он достать не сумел, – Джудо взял ее за руку. Кларисса тут же успокоилась и доверчиво глянула ему в лицо. – Я сумею вас защитить, донья Кларисса. Я сумею вам помочь избавиться и от него, и от всего того, что он сделал с вами. Лакей в этот момент как раз закончил накрывать столик и тактично исчез, прикрыв за собой дверь. Джудо перед приходом предупредил его, показав свой медальон посвященного, и лакей пообещал, что никто не потревожит их. – Но… как… Я… я боюсь… – Кларисса смотрела на него, не отрываясь, и по лицу текли слезы. – Не бойтесь, – Джудо встал с кресла, подошел к ней и наклонился, по-прежнему глядя ей в глаза. – Ничего не бойтесь. Против Церкви он бессилен, а я вам даю слово – вы под защитой Церкви. Слово посвященного Матери, слово служителя Девы. Он показал ей медальон, отличающийся от обычного паладинского тем, что на нем был не алый эмалевый акант, а зеленый с красной окантовкой. Кларисса моргнула: – Посвященный Матери? А разве… паладины такими бывают? Я думала – вы все даете обеты Деве. – Бывают исключения, – улыбнулся Джудо, присаживаясь на подлокотник ее кресла и пряча медальон за воротник. – Теперь вы верите, что я могу вас защитить и вам помочь? Она кивнула. Робко дотронулась до его запястья: – Верю. – Хорошо. Он погладил кисти ее рук, нежно ощупывая тонкие пальцы и запястья. Платье на Клариссе было глухим, с длинными рукавами, хотя сентябрь был теплым и в Фартальезе женщины всё еще ходили в летних нарядах. Но Джудо знал причину, по которой Кларисса так оделась. Там, под платьем, еще не сошли следы побоев, там были рубцы от хлыста и тонких порезов и мелких ожогов. – Вы никогда не знали, что такое радость любовных утех, – сказал он, приобняв ее за плечи. Кларисса не сопротивлялась. – У вас украли половину… да больше половины жизни. Это ужасно… А еще ужаснее то, что делал с вами человек, который должен был вас любить, защищать, уважать. Который у алтаря давал такие обеты. Он понесет наказание за это. А вы исцелитесь и избавитесь от страхов, от боли, от ужаса, вы почувствуете вкус жизни и ее радостей. Я обещаю вам это. Она не отвечала. Да и что тут можно было сказать? Просто молча встала и быстро пошла в спальню. Кларисса понимала, что ее решимость – это чары Джудо, сидские чары, противостоять которым непросто. Но ей и не хотелось. И даже мысль, что придется раздеться, лечь с ним в постель, ее не пугала, хотя она до дрожи боялась мужских прикосновений. Супруг постарался. И если поначалу она добровольно соглашалась на его странные и болезненные для нее забавы, то потом, когда родился Джамино, стала отказываться. Супруг настаивал. Забавы становились всё жестче, всё болезненней. Кларисса стала всё чаще сказываться больной, чтобы только он не требовал близости. Но граф Модесто был известен тем, что всегда получал, что хотел. По крайней мере он так говорил. Первый раз Модесто изнасиловал ее, когда Джамино был год. Сделал это прямо у кроватки сына: подошел сзади неожиданно, ударил под ребра, она аж задохнулась и упала на пол. Модесто поднял ее за волосы и перегнул через спинку кресла, задрал платье, разорвал панталоны и взял ее грубо, жестко, держа за волосы и за горло. Истошный, захлебывающийся крик маленького Джамино, еще не понимающего, что именно происходит, но чувствующего – происходит что-то ужасное – врезался в память Клариссы навсегда. Модесто понравилось ее насиловать. Кларисса поначалу сопротивлялась, потом перестала, просто терпела это, сжав зубы и считая секунды в ожидании, когда же он кончит и оставит ее в покое. А граф забавлялся. Мог неделями не трогать ее, а мог каждый день трахать, заваливая то на диван, то на стол, то на подоконник, а то и на пол. Брал и обычным способом, и в зад. Когда брал в зад, то сначала вгонял ей туда рукоятку своего хлыста, да так глубоко, что ей казалось – проткнет насквозь. Потом трахал сам. Иногда после того порол тем же хлыстом и заставлял отсасывать. Потом поутих, перестал это делать. Кларисса было обрадовалась – может, потерял мужскую силу и теперь можно вздохнуть спокойно… но не тут-то было. Граф принялся мучить ее иначе. Изводил словесными унижениями и угрозами, внушая, что жаловаться и бежать бесполезно. И что в ее интересах делать всё, что он от нее потребует. Через три месяца он ее сломал и она согласилась делать всё, что он от нее захочет. Она думала, что хуже, чем было, не будет. Она ошибалась. Сначала граф потребовал, чтоб она не носила панталон. Потом начал заставлять ходить с дилдо, вставленным в щель. Даже на приеме, где присутствовали их вассальные доны! Кларисса думала, что умрет от стыда. Ей казалось, что все замечают ее странную походку и понимают причину. После того были и цепи, и регулярная порка, и изощренные пытки… и всё это сопровождалось насилием. Потом Кларисса забеременела. Сначала обрадовалась – думала, Модесто оставит ее в покое. Но он только пуще разошелся, и у нее случился выкидыш. Граф после того поутих, а через год всё пошло по-прежнему, и тянулось еще лет шесть, пока наконец он не потерял к ней интерес и перестал домогаться. Мучил и бил по-прежнему, но хоть не трахал, и на том спасибо. Всё это Кларисса вспомнила, едва перешагнув порог спальни. И не выдержала – расплакалась. Джудо молча обнял ее и прижал к себе. Она плакала, рыдала, дрожа всем телом, изливая всю накопившуюся боль – а он чувствовал эту боль, снимал ее и отбрасывал прочь. Она плакала почти час, и со слезами уходил страх. Джудо прикасался к ней совсем не так, как недоброй памяти Модесто, он вообще был совсем, совсем другим, с ним было хорошо, тепло и спокойно. Наплакавшись, Кларисса утерлась рукавом и прошептала: – Я, наверное, ужасно выгляжу? – Женщина не может ужасно выглядеть, – Джудо наклонился и нежно поцеловал лоб, щеки, нос. – Плакать от боли и страха – это естественно. Он нащупал на спине ее платья застежки, и принялся по одному расстегивать крючки. Она вздрогнула. – Не бойтесь. Так, как было – больше не будет никогда, – Джудо посмотрел в ее серые глаза. – Я дам вам силу противостоять прошлому, силу защищаться. И научу вас радоваться жизни. Полностью раздевать ее он не стал – чувствовал и понимал, что она этого боится, даже несмотря на все его чары. Оставил на ней нижнюю рубашку, длиной ниже колен, и чулки. Но сам разделся полностью. Кларисса разглядывала его с жадным любопытством. Модесто никогда не раздевался при ней, хотя ее раздевал всегда. Ведь пороть через одежду неудобно и неинтересно. А раздевая, муженек не забывал обозвать ее «тощей козой», «костлявой снулой рыбиной» и еще множеством неприятных определений, подытоживая это высказыванием в духе «чего еще ожидать от девки из низкого рода каких-то торгашей!». Последнее почему-то Клариссу особенно задевало (и Модесто об этом знал). Род Таргароссо и правда происходил от купцов, двести лет назад получивших доминский титул, а после того – баронский. Но для графа Вальяверде, ведущего родословную от таллианских патрициев, такое происхождение было низким, и он всячески Клариссе давал понять, что она должна быть ему безумно благодарна за то, что он снизошел до брака с ней. То обстоятельство, что за ней он взял огромное приданое и наследство, Модесто предпочитал не упоминать. Это же всего лишь какие-то жалкие грязные деньги! Воспоминание о муже накрыло ее темной волной страха, ненависти, боли и отчаянья, но едва только она встретила взгляд Джудо, как эта волна отступила и схлынула. Его светло-серые глаза были полны спокойствия и теплого, искреннего интереса. Кларисса с трудом отвлеклась от них и снова принялась разглядывать паладинское тело. А там было на что посмотреть. Джудо был высок ростом, мускулист и широк в плечах, но при том строен и очень хорошо сложен. Да и то – разве потомки сидов бывают другими? На его груди красовалась замысловатая татуировка, изображающая то ли бабочку, то ли цветок, то ли еще что-то малопонятное, но очень красивое. Волос на теле почти не было, только легкий серебристый пушок на лобке. То, что окружал этот пушок, особенно привлекло Клариссин взгляд. Сравнивать ей было почти не с чем, первый любовник был так же юн и неопытен, как и она сама, и она его даже толком и не запомнила. А что до графа – так в размерах и пропорциях он Джудо разгромно проигрывал, это-то Кларисса вдруг поняла очень отчетливо. Она знала, что многих мужчин беспокоит вопрос размера, и граф не был исключением: Кларисса совершенно случайно однажды это поняла, и даже на время сумела извлечь из этого выгоду для себя. Чтобы Модесто побыстрее закончил свои забавы, она кричала что-нибудь вроде «как больно! Какой огромный!!!». Тогда он почти сразу кончал и отставал от нее. Потом, когда он перешел к побоям и пыткам, этот способ уже, конечно, стал бесполезным. Налюбовавшись на Джудо, она присела на край кровати: – Боюсь, я ничем не смогу вас порадовать, сеньор… Джудо только бровь поднял, опустился перед ней на колени, погладил бедра там, где кончались чулки, добрался до промежности и очень нежно прошелся пальцами по лону. Кларисса вздрогнула – такие прикосновения были непривычными и в общем-то приятными. Секс её не интересовал уже давно, она даже не ласкала себя – так ей всё это было противно и даже страшно. Даже собственное тело временами казалось чужим. Но сейчас эти прикосновения что-то будили в ней, что-то давно забытое и почти незнакомое. Она развела ноги немножко шире, и Джудо нырнул под подол ее батистовой сорочки, нежно взял за бедра и прижался губами к открывшемуся клитору, провел языком по складкам плоти… Она отзывалась очень слабо, и это его не удивляло – после всего, что с Клариссой делал граф Вальяверде! Но всё-таки отзывалась, и Джудо продолжал. Сначала просто лизал щель и клитор вверх-вниз, медленно, словно исследуя, и внутрь не проникал. Потом начал раздвигать языком складки, с силой проводить между ними и вокруг еще скрытого капюшончиком клитора, совсем чуть-чуть заходил в щель, самым кончиком. Кларисса откинулась на спину и немного сдвинулась вперед, чтобы ему было удобнее, и он тут же почувствовал, как твердеет ее клитор. Быстрым движением облизал его, потом обхватил губами и легонько втянул, повторил еще раз и еще, ощущая возрастающую твердость. Кларисса лежала тихо, спокойно, словно это не ей очень умело отлизывали. Но Джудо и не ждал от нее какого-то отклика. Не сейчас, не сегодня. Потому он неторопливо и старательно изучал ее лоно, чувствуя малейшие реакции на его прикосновения. Клитор отвердел и его алая головка робко выглянула из-под капюшончика. Хороший признак. Значит, Кларисса начала терять холодность, взращенную в ней жестоким мужем-самодуром. Джудо начал поглаживать ее бедра, живот и ягодицы, а его язык теперь проникал глубоко, вылизывая внутри и снаружи. Он отдался этому процессу как мог полно, ласкал ее лоно так, словно это было важнейшим делом сейчас… хотя почему – «словно»? Джудо знал, что именно нравится женщинам, умел доставить удовольствие любой. И исцелить – тоже. Жертвы семейного насилия, подобные Клариссе, в его практике уже были. А были и случаи пострашнее… И между прочим, не всегда для исцеления требовался секс. Бывало, что Джудо обходился и без него, но с Клариссой был не тот случай. Тут как раз именно любовные утехи могли стать путем исцеления. А значит – надо приложить побольше усилий. Джудо нечасто выпадала возможность заняться любовью просто так, для взаимного удовольствия. Обычно он как раз и имел дело с женщинами вроде Клариссы, это была работа, и работа нелегкая. Но каждый раз, когда он видел и чувствовал, как такая женщина отзывается на его прикосновения и ласки, как она расцветает, начинает получать удовольствие от плотской любви, Джудо радовался. Дарить радость и возвращать вкус к жизни – это ведь так чудесно! И правильно. Так он думал как посвященный Матери. А как паладин считал, что негодяев, посмевших сотворить подобное с женщинами, нужно по меньшей мере сажать в тюрьму… а лучше вообще бы убивать. Если бы сейчас ему под руку подвернулся граф Модесто, Джудо бы не сдержался. Свернул бы ему шею. Нет… сначала бы оторвал хер, потом переломал бы все пальцы, а потом бы уже свернул шею. Этот гнев был порожден тем, что Джудо сейчас забирал у Клариссы – ее болью, ее страданиями и страхами. Память обо всём этом и пережитое он забирать не станет. Это неправильно, и даже опасно. Но ему по силам помочь ей это убрать в прошлое, и избавить от боли и страха. Память же поможет ей в будущем узнавать уродов, подобных Модесто, и избегать их. Лаская лоно Клариссы, Джудо сейчас не ждал, когда же она кончит – сейчас этого ждать было бесполезно, она мало что чувствует, она скованна и испуганна. Но все-таки что-то похожее на тень оргазма он уловил, когда она вдруг вздрогнула и тихонько охнула. Лизнув ее лоно еще раз, Джудо вынырнул из-под кружевной сорочки, лег рядом с Клариссой и приобнял ее за плечи. Она лежала не шевелясь, но и рук его не сбрасывала. Привыкала к новым ощущениям и не могла понять еще, нравится ей или нет. Спустя несколько минут решила, что скорее нравится. Поворочалась, устраиваясь поудобнее и теснее прижимаясь к Джудо, а потом несмело протянула руку и потрогала его член. Тот тут же услужливо отвердел и поднялся, позволяя ей оценить себя в полной мере. Кларисса перебирала по нему пальцами, исследуя его весь. На ощупь он был бархатисто-гладкий, рельефный из-за бугрящихся на нем жил, и держать его в руке почему-то было очень приятно. Муженек прикасаться к своему «сокровищу» ей запрещал. Разве что ртом, да и тогда совал ей между зубов пробки от вина – чтоб не было соблазна откусить, как он говорил. Правильно, зараза, боялся, потому что Кларисса бы откусила. Очень хотелось. – Сеньор Джудо, – несмело заговорила она. – Вы… Сделали мне очень приятно, я такого никогда не знала. Спасибо вам. – Донья Кларисса, я весьма польщен, но это ведь только начало, – ответил Джудо, тихонько притягивая ее к себе. – Ваш случай тяжелый, но не безнадежный. Просто требует много времени. И если сегодня мы им располагаем – то как вы пожелаете дальше? Она вдруг покраснела, но отстраняться не стала. – Вы же понимаете, что… при Джамино я… я не смогу. – Это легко решить. Думаю, Оливио не откажется и в следующий раз погулять с ним, – улыбнулся паладин. – Или же вы можете приходить в Обитель. Я напишу для вас пропуск, и вам не придется ждать никакой очереди. Кроме того, там вы можете и исповедаться, и поговорить с архонтисой обо всём. Я не хочу вас расспрашивать о деталях, но вижу я достаточно много. То, что делал с вами ваш супруг, вполне подпадает под юрисдикцию и церковного суда, и светского. Кларисса заинтересовалась (но ощупывать член Джудо при этом не перестала): – Вы хотите сказать, что я могу подавать на него не только в королевский арбитраж? – Конечно. Вы можете обратиться в арбитраж, и я вам советую это сделать обязательно. И вы можете обращаться в церковный суд и заявить на мужа как на еретика, поклонника демоницы Долорины. Или даже сразу в инквизицию. Ему устроят такую веселую жизнь, что он проклянет тот день, когда впервые поднял на вас руку. Когда инквизиция начинает проверять по подозрению в ереси, она делает это так основательно, что одна эта проверка – само по себе наказание. Кларисса вдруг представила себе Модесто в камере инквизиции, прикованного цепями к стене, а перед ним – инквизиторку-карнифису с плетью… И от этой картины ей стало очень хорошо. – Я заявлю, – сказала она. – Пусть он попляшет. Только… ведь это я такая смелая, потому что вы так сделали. Хватит ли мне этой смелости потом? Джудо погладил ее шею, поцеловал возле уха: – Это ваша собственная смелость. Я просто ее потихоньку бужу. И надеюсь, что сумею пробудить ее окончательно. А сейчас… давайте выпьем немного чаю, и продолжим. У нас еще осталось три часа. Чай с булочками, намазанными маслом и медом, вызвал приток сил у обоих, а у Клариссы еще и добавилось отчего-то уверенности в себе. Она не стала возражать, когда Джудо, удобно устроившись в кресле, посадил ее себе на колени и принялся целовать, медленно, нежно и очень вкусно. Кларисса неловко отвечала ему, чувствуя его вставший член, который уперся ей в лоно и живот. Она боялась этого члена и в то же время очень хотела его почувствовать внутри. Потом решилась: привстала, упираясь коленями в кресло, и член оказался под ней. Джудо не проявлял никакой инициативы в этом вопросе, продолжал ее целовать и поглаживать плечи. Кларисса, смущаясь, сунула вниз руку и нащупала это орудие. Направила его головку себе между ног и почувствовала, как головка упирается в ее щель. Стало страшно: член такой большой… у Модесто был меньше, а ей ведь было больно, когда тот трахал ее. Потом вспомнила те дилдо, которые Модесто совал в нее, заставляя с ними выходить к гостям. Они были куда побольше, чем Модестов член. И Кларисса решила попробовать. К тому же Джудо – это ведь совсем не то что муженек. Она знала: он никогда не сделает ей больно, не унизит ее, не оскорбит. Член вошел легко, было совсем не больно. Удовольствия, впрочем, она тоже никакого не почувствовала, даже когда начала двигаться на нем. Но тут Джудо взял ее за талию, немножко сдвинул вперед, его руки скользнули к ягодицам и ухватились за них. А его бедра чуть толкнулись ей навстречу, и тут-то Кларисса и ощутила что-то необычное, такое, чего никогда до того не чувствовала. Стремясь поймать это ощущение еще раз, она качнулась взад-вперед. И даже сама себе не поверила: вот оно. И еще раз, и снова… Оргазма не было и на этот раз, это Джудо понял ясно, хотя Кларисса даже тихонько стонала. Но даже то, что было – очень хорошо. Он не ожидал и такого результата от первого сеанса. Всего ему понадобилось восемь встреч, чтобы завершить исцеление и пробудить в этой женщине вкус к жизни в целом и к любовным утехам в частности. Но встречаться они продолжали еще долгое время после того – уже просто для взаимного удовольствия.