На брудершафт

      Антону смертельно скучно.       Из года в год слушать одни и те же слова, набившие оскомину, — такое себе удовольствие. Нет, конечно, он счастлив безмерно от того, что спасает людей и помогает им жить дальше, он гордится тем, что благодаря ему планета страдает перенаселением и естественный отбор замедляется, но и развлечений хочется.       А тут банальное «родители не слушают», «муж пидорас», «босс гандон» и «он выбрал не меня». С предками можно договориться методом компромисса, мужу подарить страпон, че уж, босса на хуй насадить, чтоб добро не пропадало.       Антон психолог от бога, как видите.       Странно, но это работает.       Вообще, когда он только пришёл в «ДобраяВоля», Павел Алексеевич очень долго метался между тем, чтобы послать его нахуй посредством выкидывания из окна, потому что ну отбитый совершенно, и мгновенным повышением до начальника.       Антон и мат — ещё больший канон, чем картошка фри и сырный соус. Их можно разъединить, но будет настолько пресно и искусственно, что сам же побежишь в ближайший магазин.       Приходилось терпеть многое: и необычную, порой грубоватую манеру самоизъясняться, и нежелание следовать правилам, и странный подход к делу. Самое дикое — он срабатывал в девяноста пяти процентах случаев, так что Паша в какой-то момент забил хуй и лишь изредка повышал Шастуну зарплату, чтобы звезда центра психологической помощи не заскучала.       — Это клишированно, долго и не наверняка, — талдычит Антон, зажав телефон плечом и закинув ноги на стол. В треклятом кроссворде, лежащем перед ним на столе, никак не складываются три слова, и он сам уже в шаге от того, чтобы устроить триумфальное возвращение Карлсона. — Ну, прыгнешь, а дальше? Пятьдесят раз передумаешь, голос сорвешь, ещё и, не дай бог, в голубя врежешься.       — Прям в голубя? — слышится девчачий голос, и Антон показывает большой палец сидящей за соседним столом Оксане, которая к этому моменту уже отследила номер и связалась с родителями малолетней суицидницы.       Будто так сложно купить ребёнку игуану, ну камон.       — Даже в воробья, — добивает свою ебанутую линию Антон, посасывая край ручки. — Оно тебе надо? Живодерка, что ли?       — Нет…       — Ну и не страдай херней. К тому же, знаешь, у меня была игуана… — он обожает театральные паузы. Так сказать, максимум внимания никогда не повредит, — говно. Прям такое же цветастое и ещё более вонючее.       — Фу…       Решенный кроссворд отправляется в мусорку к сотням остальных, и Антон наворачивает несколько победных кругов по кабинету, напевая себе под нос мелодию из «Рокетмена».       — Война закончилась, давай без траншей, — вместо приветствия произносит Паша, заходя в кабинет, и прикрывает за собой дверь. Окидывает взглядом идеальное рабочее место Оксаны, чья хозяйка уже сбежала перетереть какие-то детали предстоящей свадьбы со своим женихом, смотрит на забитый хламом стол Антона и, сдвинув в сторону кипу бумаг, садится на край. — Есть предложение провести эксперимент.       — Крыса у нас Серж, — равнодушно отзывается Антон, глядя в потолок. — Почти лабораторная, учитывая любовь к белым вещам.       — Я видос видел, — не слыша его, предлагает тот, — если кратко, суть в том, можно ли проникнуться к человеку, не видя его, а только слыша.       — Типа две комнаты рядом и стенка между ними? Пал Лексеич, Вы нахуя в такие дебри нета забрались?       — Ты в деле или как?       — Спрашиваете. Я скоро на наушниках вздернусь.       — Тогда завтра попробуй опоздать на час, а не два.       — Сложные задачки задаёте, начальник. *       — Прикол.       Антон оглядывает комнату три на три метра с серыми стенами, стол с блокнотом и карандашами в стакане, стул и кровать. Класс люкс, Шастун одобряет.       Инструкции Воли он, разумеется, благополучно прослушал, но с импровизацией у него проблем не было никогда, так что как-нибудь выкрутится.       Дверь позади закрывается с негромким щелчком, и Антон, оглянувшись, усмехается.       — Будет весело, если сейчас придут семь огромных негров и начнётся порево.       — Почему именно семь?       Ладно, Антон обосрался.       Нет-нет, он прекрасно помнит правила эксперимента, но его незримый близнец-крысеныш слишком уж неожиданно подаёт признаки жизни из-за стены. Мог бы постучать, что ли, ради приличия.       — Число прикольное.       — Семь — это цифра.       — Ясно, — Антон шарится взглядом по углам в поисках камеры и, выбрав наиболее красивый, говорит прямо в него, — мне уже понятно, что нихера толкового из этого выйдет, так что можно меня выпускать.       Потолок молчит, камера себя не выдаёт, жизнь прекрасна.       — Чудно, — кивает он, салютует в несколько сторон и опускается на кровать, вытянув ноги. — Я просто спрошу — ты просто выебистый или просто выебистый?       — Самый сложный вопрос в моей жизни, — Антона забавляет смешок его случайного соседа, и он, прижавшись к стене, пытается представить, как бы мог выглядеть обладатель этого голоса.       Ровесник скорее всего, может, немного старше. Голос немного хриплый, но непонятно, из-за курения или желания нагнать таинственности. Говорит спокойно, неторопливо, уверенно, как там в книжках пишут — с чувством, с толком, с расстановкой. Правда, Антон пока не понял, ему это нравится или в сон клонит.       — Итак?       — Пожалуй, я ради тебя особенно стараюсь. Удовлетворён?       — Относительно. Кстати, об этом, — Антон косится на наручные часы и разминает плечи, — надеюсь, ты ничего не будешь иметь против, если часа через два я подрочу.       — У тебя дрочка по расписанию?       — Дрочка — единственное, что у меня по расписанию… Э-э-э, а как тебя зовут-то?       — Думал, не спросишь, — опять этот смешок, и Антон уверен, что его собеседник улыбается. — Меня зовут Арсений. Можно Арс.       — Можно. Разрешаю.       — А ты?       — Антон. Подходит?       — Я бы даже сказал подлетает.       — Да блять. *       — Расскажи о себе, что ли, — Антон лежит на полу, закинув ноги на кровать, и лениво рассматривает потолок. — Кто ты, что ты, откуда ты и дальше по списку, что в голову придёт.       — Я психолог детский, — судя по голосу, Арсений дремлет. — Закончил педагогический университет, после получил дополнительное образование, регулярно посещаю курсы для повышения квалификации. Есть хобби — дизайном футболок балуюсь. Фотографироваться люблю, поэтому путешествую, когда есть свободное время и возможность. Кроме того…       — Ты там с досье сидишь, что ли? — Антон хмурится и подавляет зевок. — Или на Баду зареган?       — Сука.       Антон, не сдержавшись, начинает хохотать, слетает окончательно с кровати и, согнувшись пополам, прижимается лбом к полу. Его трясёт от смеха, он задыхается, хрипит, и все это время Арсений страдальчески ждёт, пока его сосед успокоится.       — Ты омерзителен, — он считает своим долгом высказать свое мнение, чем вызывает новый взрыв смеха.       — Реально Баду? — кое-как придя в себя, спрашивает Антон, вытирает лицо, ерошит волосы и, прислонившись спиной к столбику кровати, пытается отдышаться. — Ебать я попал.       — Да ну тебя, — Антон буквально видит, как Арсений надувает губы. Он в душе не ебет, разумеется, как Арсений выглядит, но почему-то идеально знает его мимику и повадки. — Когда тебе тридцать два и все члены семьи регулярно трахают тебе мозги, когда я подарю миру идеального ребёнка, ты хочешь не хочешь соглашаешься на что-то подобное, лишь бы отстали.       — И как?       — Одни отсосы предлагают.       — А ты?       — Я что, дурак отказываться?       — Мой человек, — Антон удовлетворенно кивает и вдруг, спохватившись, садится ровнее. — Кстати, уже три.       — Ты ведь несерьёзно, — почти жалобно отзывается Арсений.       — Абсолютно серьёзно, — Антон садится на кровать, стаскивает джинсы, кладет белье около подушки и, прогнувшись в спине, пошире разводит колени.       — Ты прикалываешься.       — Я уже начал, — спокойно информирует его Антон, облизывает ладонь и неторопливо обхватывает головку.       — Антон.       — Арсений.       — Сука, нет, только не называй меня по имени, когда дрочишь.       — А что такое? — Антон ведёт кулаком вверх и вниз, оттягивая верхнюю плоть и глубже вдыхая, немного ерзает бёдрами, выбирая более удобную позу, и довольно улыбается. — Проблемы?       — Это странно.       — Тогда я буду коверкать твоё имя, пока не кончу.       — Антон.       — Да, Арсентий?       Антон старается не смеяться, медленно увеличивая темп, шире расставляет ноги и прогибается в спине. На головке выступает смазка, и Антон размазывает её пальцами, кусая губы.       Он из тех, кто не заморачивается. Ебаться с бабой или с парнем, быть сверху или снизу, дрочить за неимением партнёра — лишь бы тело расслабилось и счастье в башку ударило, как сперма в кулак. Он не дрочун, ему просто необходима регулярная разрядка, чтобы не бросаться на людей и продолжать выслушивать пиздострадания звонящих.       — Арсэн.       Кулак двигается вверх.       — Арсюха.       Опускается вниз.       — Арсюша.       Пальцы сжимают яйца.       — Арсюта.       Глубоко вдыхает, толкаясь грубее.       — Сеня.       — Это даже не моё имя, — слышится сбивчивое и прерывистое из-за стены.       — Сенечка, — упрямо цепляется Антон, двигая рукой резче и быстрее, приближая разрядку.       В висках стучит, внутри тела словно поднимается волна тепла, заполняя до краёв, и Антон дышит с трудом, распахивая губы и хватая воздух.       — А… А-а-арс-с… — на выдохе стонет он, кончая, и откидывается к стене. Ещё какое-то время лениво водит по опадающему члену, собирая белесые капли, и, наконец, прислушивается к хриплому дыханию за стеной. — Ты гонишь?       — Ты… Ты слишком вдохновенно стонал, — оправдывается Арсений секундами позже.       Антон слабо усмехается себе под нос, все ещё пытаясь восстановить дыхание, и снова рисует в голове образ Арсения: хер-знает-какого-цвета волосы прилипли ко лбу, голова откинута, обнажая шею, губы распахнуты… Желание цветком снова набухает в груди, и Антон, вытерев руки о простыню за неимением салфеток, от греха подальше надевает белье и штаны и тянется за водой, чтобы смочить горло.       — А прикинь это все записывали?       — Ясен пень.       — Дуб пень... Чего?! — кажется, Арсений с силой ударяется затылком о стену, и Антон гадко хихикает. — Антон!       — А че такого? У тебя маленький, что ли? Все мастурбируют, чего стесняться.       — Это все как-то слишком…       — Да ладно тебе. Я дрочил на твоё имя, ты — на мои стоны. Всё нормально.       — Обычные будни, — отзывается Арсений, тяжело вздохнув. *       — Такое чувство, что у тебя в жизни что-то произошло, — Антон упускает тот момент, когда Арсений включает режим психолога. — Я пытаюсь разобраться в твоём поведении и…       — Ну, знаешь, — Антон тяжело вздыхает, — довольно трудно оставаться нормальным, когда твой ебанутый отчим при тебе ебет твою угашенную мать, а также домогается до тебя и за непослушание бьёт ремнем до мяса.       — Ты несерьёзно… — у Арсения голос испуганный, напряжённый. Он буквально подбирается весь. — Антон, ты ведь…       — Прикалываюсь, конечно. Просто тебе скучно. И мне скучно. Вот, я развлекаюсь.       — Какой ты… — слышится недовольный стон из-за стены, и Антон довольно хмыкает. — А говоришь, что я выебистый.       — Ну так выебистый же.       — А сам?       — Отъебись.       — Тяжела вата, — томно вздыхает Арсений и, судя по звукам, начинает расхаживать по комнате.       — Легка тян.       — Туше. *       Антон дёргается, когда дверь открывается и в комнату заходит Паша. Глаза горят любопытством, в руках — блокнот с ручкой и диктофон, лицо в красных пятнах — вот же экспериментатор херов.       Антон слезает с кровати, поправляет одежду и, не дав ему и рта открыть, произносит:       — Я тебе все распишу, расскажу и объясню, но только дай на этого посмотреть.       — Интересно?       — До пизды.       Вынырнув из комнаты, Антон шагает по коридору и, рывком распахнув дверь, морщится, когда по ту сторону кто-то вскрикивает.       Ага. Кто-то. Действительно. Вариантов же дохуя.       Антон изучает тёмные джинсы с драными коленями, белые кеды, футболку с каким-то странным принтом, красную нить на запястье, кольцо-печатку на безымянном, тонкие пальцы, касающиеся носа, и огромные сине-серые глаза, смотрящие на него в упор.       — Вот и увиделись, я так понимаю, — бурчит Арсений себе в ладони, а во взгляде танцуют бесенята.       — Типа того, — кивает Антон, понимая, что представлял Арсения совсем другим, и глупо улыбается, безумно довольный своей оплошностью, потому что реально лучше раз в сто. — Ну, что, как насчёт подрочить глаза в глаза?       — Спасибо, что не на брудершафт, — усмехается Арсений.       Что ж, пожалуй, Антон не прочь побыть лабораторной крысой, если в следующий раз у них с Арсом будет общая клетка.