Память

Каждый раз, когда Феликс видит Шарлотту, в его груди что-то болезненно сжимается. Словно только что ему в легкие влили жидкий металл, который постепенно начал противно растекаться по стенкам его внутренних органов. Словно он вновь попробовал то отвратительное мыло, которое так советовал ему Беннет. Феликс не понимает, даже просто объяснить не может, что именно с ним происходит. Сколько бы опытов не провёл, сколько бы научных книг о физиологии своего вида не прочитал, парень не мог, черт возьми, просто разгрести всю кашу, образовавшуюся у него в голове после появления беловолосой девочки в его жизни. Её слишком много. Она пропитала своим призрачным присутствием каждый сантиметр его лаборатории. Теперь из-за её частых визитов в комнате Феликса постоянно пахло розмарином, вредной едой и кормом для личинкота. Парень шумно выдыхает через нос. Ему не нравится этот запах. Однако почему-то он никогда не говорит об этом Шарлотте напрямую. Феликс вообще никогда не говорил ей что-либо из своих истинных мыслей. Чаще всего Хониккер лишь был немым слушателем её росказней, в которые трудно было поверить его здравому логическому уму. Потому что Феликс считал Шарлотту ненормальной, психически неуравновешенной девочкой. Одно парень знает точно - Шарлотта сведёт его в могилу своим неопределенным хаотичным поведением. Своими глупыми несуразными рассказами о Боге, которого не существует, Анри, которую считает своей подругой, школе, где у неё все просто замечательно. Своей доброй улыбкой, что дарит даже самым отвратительным существам в этом мире. Дарит ему, черт возьми. Только вот домой Шарлотта приходит постоянно разбитая, местами помятая, и растянутая белоснежная кофточка висит на ней ворохом. Грязные рукава, колени, сбитые в кровь. Каждый раз, когда Феликс встречает её после занятий на пороге дома, она смущенно теребит за край свою чёрную юбку и пытается спрятать от его внимательных глаз свой жалкий вид. Но парень все равно замечает. Как бы девочка не пыталась в туалете школы отмыть кровь в перемешку с грязью на своей одежде, коже рук и ног, это не помогало. Белоснежный цвет впитал это уродство в себя, принял его, сросся с ним. Каждый раз, когда Феликс встречал Шарлотту после занятий, он без слов вёл её к Хаксли. И каждый раз парень ощущал дрожь её искалеченной руки в своей. Часто он велел себе обернуться на полпути и взглянуть на беловолосую девочку, на её эмоции. Ему до чертовой дрожи хотелось увидеть лицо Шарлотты в этот момент. Ведь, только когда никто не видит, она даёт слабину своей неизменной улыбке. Феликс всем своим нутром ощущает её тихий, безмолвный плач. Она уже пятый раз спотыкается на своих негнущихся ногах и тихо сопит носом, пытаясь привлекать меньше внимания встречных жителей дома на их пути. Феликс правда мог обернуться, но не сделал этого, лишь посильнее сжал хрупкую девичью руку до жалобного всхлипа за его спиной и ускорил шаг. Чертов трус. Феликс сам себе противоречит. Он боится Шарлотту. Эту сумасшедшую девчонку, что придумывает в своей голове не весть что, а потом в это же охотно верит и живёт в фантазии, выдуманном хрупком мире, которого на самом деле и не существовало вовсе. Но больше всего Феликс боится самого себя. Своих эмоций, своей привязанности к полоумной, свихнувшейся в конец подруге. Шарлотта как белое пятно в этом насквозь прогнившем мире. Она не такая как все: не порченная, невинная, чистая. Абсолютно белая. Идеальная. Но именно из-за этого окружающие её существа считают девочку бракованной, тычут в неё пальцем, насмехаются над ней. Втаптывают Шарлотту в грязь, пытаясь избавиться от белого цвета, из которого она соткана. Феликс же никогда не смеялся, никогда не говорил, что Шарлотта испорчена. Он считал её черт побери просто идеальной, несравненной в отличие от убожеств, что обитали вне пределов их дома. Но Феликс молчал. Он никогда не говорил свои истинные чувства. Каждый раз, когда в проеме своей двери Хонникер видит белокурую голову, краем сознания слышит из своего же рта лишь сыпящиеся на подругу оскорбления. Сарказм так и капает с его языка на каждую полную мечты и надежды реплику белоглазой девочки. Потому что Феликс не верит в сказки. Потому что в этом мире невозможно быть счастливым по-настоящему. Потому что Шарлотта не главная героиня какой-то истории, что заканчивается хорошо. Феликс до сих пор видит перед своими глазами её распадающееся на части, гниющее тело. И в этом он видит только свою вину и ничью больше. От осознания такого простого факта хочется взвыть отчаянно, истошно, порвать все свои глупые рукописи о излечении неизлечимого, и после обессилено опустить руки. Хонникер просто не хочет вновь видеть, как Шарлотта в очередной раз умирает от передоза антидепрессантами. Он не хочет видеть её пустые глаза, худощавую сгорбленную фигуру, что неподвижно лежит на кафеле в ванной, аккуратно свесив голову вбок. Не хочет видеть вновь живую подругу, что после случившегося как ни в чем не бывало приходит к нему за очередным глупым советом. В такие моменты Феликс просто хочет стереть себе память. Он хочет забыть белоснежную девочку, что каждый вечер сидит у него в лаборатории, хочет забыть её улыбку, бледные руки исполосованные красными продольными линиями. Парень хочет забыть все, что связывает его и воспоминания о белом пятне по имени Шарлотта. Но Феликс никогда не забывает. Психованная на голову девочка, что постоянно что-то тараторит о своём Боге, о школе и друзьях, живет бок о бок с ним, постоянно лезет в его личное пространство и оставляет белые следы с запахом розмарина на всём, к чему прикасается её тонкая рука. Феликс всегда ненавидел, когда его вещи трогали без спроса, переставляли или даже смотрели на них, но с появлением Шарлотты он практически примирился с постоянным нарушением всех правил и границ, что установил между собой и остальными жителями дома. Однако в какой-то момент Хонникер понимает, что конкретно влип, когда в один из дней ощутил собственничество по отношению к ней. К Шарлотте мать его Валшайр. Просто ебануться. Ниже уже некуда падать, Феликс, ты просто молодец. Ещё хуже парень себя начинает чувствовать, когда понимает, что ничего не может сделать, чтобы Шарлотта не сломалась в очередной раз от приступа, охватившего её во время их каждодневного вечернего разговора. Изо рта задыхающейся от кашля девочки на пол капала слюна вперемешку с кровью. Сгорбленная худощавая фигура дрожала припадке от рвотных рефлексов. Но все, что Феликс видел перед собой, это кровь. Очередной передоз, а он даже не мог элементарно позвать на помощь, забить чёртову тревогу, ведь для него сделать подобное не составило бы никакого труда. Но Феликс трус. Он постоянно бежит от проблем, от страхов, что тугим обручем обвили его глотку, перекрывая ему доступ к кислороду. Хонникер сбежал и в этот раз, не разбирая дороги, боясь просто смотреть на смерть своей подруги и уже в сотый раз ощущать свою беспомощность. В тот день Шарлотта очередной раз умерла от передоза таблетками, а Феликс после этого, стал прятать её лекарства у себя в шкафу под замком. Это единственное, что парень может сделать для неё. Это единственный верный по его мнению вариант исхода событий в данной ситуации. Просто прятаться. Феликс всю свою жизнь прячется. Прячется от эмоций, что испытывает, от людей, что его окружают. Но когда Хонникер вновь видит Шарлотту, заходящую к нему в кабинет после двухнедельного отсутствия, у него слетают все тормоза и принципы к чертям. Он вжимает в стену безумную девочку с белыми глазами и целует её, иступлено, болезненно. Ему совершенно плевать на её чувства сейчас. Плевать на Бога, что она так восхваляла. Просто, блять, плевать. Потому что Шарлотта сама не считалась с его чувствами, втоптала их в грязь. Кожа под белоснежной кофтой у Валтшайр такая горячая, что дыхание Феликса на секунду застревает между проемом бледной тонкой шеи и острой ключицей девочки. Ему просто крышу сносит от того, как она дрожит от прикосновений его холодных пальцев. Хонникера сводит с ума сама ситуация в целом. Идеальная Шарлотта, единственное белое пятно в этом мире, маралось о его прикосновения. Он целовал Шарлотту и ему хотелось блевать от самого себя, от своих поступков, что совершает по отношению к этой девочке, которая даже элементарно не может оттолкнуть его или дать отрезвляющую пощёчину. Отвратительно. Какой же он отвратительный, больной на всю голову кретин, что рукою лезет под чёрную юбку с рюшками и с упоением оставляет след укуса на белой шее. Феликс ломает её окончательно. Безвозвратно. А Шарлотта сквозь слезы лишь тепло улыбается ему после очередного поцелуя с металлическим привкусом во рту и говорит, что прощает его. Хонникеру в очередной раз хочется лишить себя памяти и чувств.