Гений

Если я буду замерзать, то ты будешь для меня огнём.

      У Скелла — тёмные глаза и светлые волосы, которые постоянно падают ему на лоб. У Скелла морщинки тонкой сетью разбегаются по лицу, и с каждым днём их словно становится больше. У Скелла вся фигура будто сгорблена, кренится вперёд, и сам он — неловкий, не знающий куда себя девать и совсем не похожий на миллиардера-гения. Он смотрит рассеянно, практически не замечая никого вокруг себя, живя в своём собственном мирке, куда остальным нет доступа.       У Скелла много недостатков, но почему-то Номад, когда она находится в его компании, становится слишком сложно их замечать.       Скелл поднял голову от ноутбука и посмотрел на пришедшую к нему Номад. Он казался ещё более уставшим, чем в последний раз, когда она его видела. Тёмные тени залегли под глазами, и сейчас Скелл полностью выглядел на свои пятьдесят три года. Казалось, что он старел с каждым часом, проведённым в Эдгине, и в этом сгорбленном мужчине с трудом можно было узнать отфотошопленного успешного красавца с обложки «Forbes».       Если бы кто-то спросил мнение Номад, она бы сказала, что первый вариант ей нравится гораздо больше. К счастью, спрашивать её было некому.       — Как вы тут?       Скелл лишь махнул рукой: работа над захватом дронов давалась ему нелегко. Именно поэтому Номад должна была привести в Эдгин Паулу Мадеру. Одна гениальная голова хорошо, а две — намного лучше. Задание, сначала показавшееся пустяковым, в итоге превратилось в запутанный клубок. Сначала Мадеру чуть не убили, затем пришлось тащить её до ближайшего убежища, где она, подумав немного, категорически отказалась сотрудничать с бывшим другом. Мол, Скелл на стороне плохих парней, из-за него все беды. Логично, наверное, но теперь Номад должна найти способ, чтобы убедить Мадеру вернуться. И как это сделать — чёрт его знает.       Она бы плюнула на всё давно, но обязана спасти архипелаг со всеми его жителями, которые не виноваты, что оказались в самом эпицентре войны. Борьба не всегда означает сражение в прямом смысле этого слова, иногда приходится выполнять рутинные и порой непонятные действия. Приказ есть приказ, а она — солдат и обязана ему подчиняться.       — Вы бы отдохнули.       Скелл лишь покачал головой и согнулся над ноутбуком ещё больше. Над клавиатурой забегали пальцы, заставляя появляться строчки непонятных математических формул на мониторе. Гений.       Номад осторожно подошла ближе. По спине побежали неприятные щекочущие мурашки — так бывало всегда, когда она оказывалась слишком близко. Глупое, совершенно ненужное сейчас чувство, с которым она не могла справиться. Скелл не обратил на неё никакого внимания, продолжая стучать по кнопкам.       — Скелл?       Вздрогнув, он наконец-то посмотрел на неё. В глазах, скрытых за стёклами очков, можно разглядеть лопнувшие сеточки капилляров. Он слишком много работает — как и все они, но почему-то только по отношению к нему хочется этим фактом возмутиться.       — Вам нужно отдохнуть.       Скелл отвёл взгляд. Номад давно заметила, что ему неприятен слишком долгий зрительный контакт и что он предпочитает смотреть по сторонам, чем прямо в глаза. Кто-то мог бы счесть это высокомерием, но Номад знала, что здесь кроется что-то совсем другое.       — Некогда. Я… Мне нужно ещё многое сделать.       По сравнению с ней он выглядел меньше, очень хрупким. И дело было не только в том, что Скелл горбился, становясь оттого ниже. И не в том, что она была солдатом, увешанном кучей оружия, а он — учёным, никогда, наверное, не испытывавшим потребности постоять за себя. Было что-то в самом Скелле, детско-трогательное, несмотря на возраст, что заставляло испытывать потребность защитить его. Из-за чего сердце Номад билось быстрее, когда она находилась рядом.       — Нам нужен ваш ум, а если вы будете загонять себя, то, боюсь, вам будет сложнее смотреть на всё свежим взглядом.       Скелл в ответ промолчал. Казалось, он просто забыл, что с ним в комнате находится кто-то ещё. Номад привыкла к этому. У гениев свои причуды. Она смотрела на него сверху вниз и думала о том, какого чёрта с ней происходит.       Один раз она решила подбодрить совсем упавшего духом учёного, похлопав его по плечу — несильно, но Скелл странно отреагировал на это простое движение. Он как-то сжался, не стремясь при этом сбросить лежавшую на плече ладонь, но явно можно было почувствовать, как он напрягся. Сначала Номад подумала, что ему неприятны лишь её прикосновения, но позднее она поняла, что ему не очень нравятся в принципе любые физические контакты. Это было непривычно, но она не стала на этом зацикливаться. Всё равно поводов дотронуться до него у неё больше не появлялось.       И она изо всех сил пыталась убедить себя в том, что ей абсолютно на это плевать.       — Скелл?       Он вздрогнул, словно очнувшись ото сна.       — А я ведь хотел сделать мир лучше, — Скелл неловко и грустно усмехнулся уголками губ, и в сердце Номад что-то неприятно заныло. — Чтобы роботы помогали людям, заменили их в опасных условиях. А вместо этого я сижу на запертом острове, потому что мои же дроны держат меня в плену. Я хотел спасать, а по моей вине гибнут люди. Я хочу всё исправить, но не могу. Не получается. Я…       — Джейс, — имя Скелла непривычно звучало на губах, но это было очень приятно. Словно смаковать на вкус сладкую конфету. — Вы… мы справимся. Слышите? Мы найдём выход из этой ситуации.       — Не знаю. Я уже ничего больше не знаю, — Скелл закрыл лицо руками. Его плечи поникли, и похож сейчас он был на сломанную механическую куклу, у которой внутри внезапно закончился заряд. Номад замерла с поднятой рукой: прикоснуться к нему она не решалась. Всё в этой ситуации было тошнотворно неправильным — начиная с того, что ей приходится торчать на треклятом Ауроа в компании задрота-гения, пытающегося исправить то, что натворил, и заканчивая фактом, что компания эта ей отчего-то приятна. За свои сорок лет у неё за спиной оставался неудачный брак, тяжёлый развод, множество мимолётных встреч, направленных лишь на то, чтобы утолить потребность в сексе. Ни семьи, ни детей — откуда их взяться у побитого жизнью солдата, который даже не знает, вернётся ли домой после очередной миссии? В эту привычную уже схему совершенно не вписывался Джейс Скелл с его странностями и своеобразным взглядом на мир. Не вписывался — но при этом всё равно рвал знакомую жизнь на кусочки, и тщетно было пытаться склеить её обратно.       Когда Номад встретила его в первый раз, он прятался под письменным столом. Слабый, потерянный, никому не доверяющий, ей приходилось защищать его всю дорогу. Пару раз даже хотелось сдать его врагу — ведь, по сути, именно из-за него произошла вся эта заваруха. Иногда гениальность — тяжкий крест, который не защищает тебя от предательства и плохих людей вокруг. Скелл был слишком наивен, раздражал и был похож на брошенного слепого котенка. Таких легче утопить, чем выхаживать, но Номад приходилось нянчиться с ним, спасать раз за разом.       А теперь она стояла рядом, отчаянно желая поддержать и не зная, какие подобрать слова. Скелл был очень умён, и она чувствовала себя по сравнению с ним грубой солдатнёй, вломившейся в чистую комнату грязными тяжёлыми сапогами. Она тоже была чужой в его жизни, и осознание этого больно ранило острыми иголками.       — Джейс.       Она всё-таки дотронулась до него. Скелл вздрогнул и тут же поднял голову. Его светлые волосы были взъерошены сильнее обычного, а в тёмных глазах плескалось настоящее отчаяние. Ещё немного — и учёный точно доведёт себя до нервного срыва.       — Вы нужны нам. Больше никто не сможет решить… всё это. И если вы сейчас сдадитесь, то мы проиграем. Понимаете?       Скелл медленно кивнул. Голос Номад слегка дрогнул — сказывалась усталость и накопившаяся горечь от предательства Хилла и Уокера, но она знала, что Скелл, скорее всего, этого не заметит. У него вообще всё было трудно со считыванием эмоций — это она тоже успела понять. Гораздо легче Скелл ориентировался в мире цифр и формул, чем в мире человеческих взаимоотношений, и это было одной из тех черт, что одновременно невероятно раздражали и вызывали непонятное тепло внутри. Джейс Скелл был до смешного неловок, робок и словно невинен, что резко контрастировало с грязным миром, полным крови и боли, в котором жила она.       Наверное, именно это в нём и привлекало.       — Так что… давайте вы сейчас немного отдохнёте, а я за это время приведу Паулу, и вы вместе закончите. Хорошо?       Скелл снова кивнул. Невозможно было понять, что творилось внутри его очень умной головы, но взгляд учёного посветлел, стал более ясным. И от этого в груди Номад что-то согрелось, проснулось, до этого свернувшееся маленьким клубком. Словно среди кошмара происходящего пробился на мгновение тоненький лучик солнца. И этого ей было более чем достаточно.       — Берегите себя. Я скоро вернусь.       Номад развернулась и быстрым шагом пересекла комнату. Она не хотела видеть рассеянно-равнодушного взгляда, которым провожал её Скелл — а то, что он был именно таким, она не сомневалась. Ему всё равно, ведь она для него — всего лишь одна из многочисленных наёмников, что окружали его эти дни. Разве что она находится на его стороне. И всё.       Номад уже было почти ушла, как вдруг сзади её догнало очень тихое, почти не слышное, но отозвавшееся мурашками на кончиках пальцев «спасибо».       Она бы ответила, что «не стоит», но глупая и совершенно неуместная улыбка дёргала уголки губ, и она торопилась её спрятать. Это всё очень неправильно, но, на самом-то деле, ей сейчас было абсолютно плевать.       Плевать на то, что будет потом. Плевать на то, что она застряла на этот архипелаге. Что жизнь её по-прежнему соткана из смертельно опасных миссий, пота, чужой и своей боли, крови и пороховой вони. Пока у неё есть маленькая личная причина для того, чтобы возвращаться, она будет совершать марш-броски, прятаться от врагов, стрелять, получать ранения и пытаться вернуться.       И неважно, что её маленькая личная причина заключалась в незаметном человеке с красными от усталости глазами и нелепым мешковатым костюмом. Пока он будет здесь, ей гораздо легче будет рисковать своей жизнью там.       Для неё, той, что почти замёрзла в своей прежней жизни, что привыкла к роли солдата, командира, наёмника без чувств и эмоций, так неожиданно было встретить кого-то, кто своим теплом помог ей немного оттаять. Даже если он — последний человек, кого она могла представить в этой роли. Даже если нет никакой надежды — а её не было.       Среди вечной зимы так важно найти собственный источник света.       Если я замёрзну, ты будешь огнём,       Ты растопишь моё сердце.