***
Завтракали они в небольшом, но уютном кафе чаем с выпечкой. Майлз много смеялся над историями из жизни Рыжика, затем сыпал сверху собственными злоключениями, заставляя рыдать от смеха уже Рыжика. Иногда в разговоре всплывали знакомые имена, и оба парня приступали к обсуждению последних новостей, как две старые сплетницы. Имена Адама и Нины по молчаливому договору было решено не упоминать. Завтрак пролетел незаметно, и когда часы пробили десять, они покинули ресторан. Они гуляли по городу, любуясь различными ратушами, старинными зданиями, историческими местами и памятниками. Майлз рассказывал о них те факты, что рассказали ему его новые друзья, а некоторые брал просто из воздуха, чтобы унылый культурный объект обзавёлся хоть какой-то интересной историей. Проведя таким образом время до обеда, они уже намеревались заглянуть в какой-нибудь ресторанчик, как оказались у залитого катка под открытым небом. Глаза Майлза загорелись и, несмотря на то, что ни он, ни Рыжик кататься на коньках не умели, оба оказались на льду уже через пять минут. Лёд оказался ещё более скользким, чем Майлз предполагал, ноги норовили разъехаться в стороны. Единственным способом не отбить себе колени или зад было держаться друг за друга. Майлз крепко вцепился к пальто Рыжика и иногда вскрикивал, когда его кренило куда-то в сторону. Рыжик держал равновесие гораздо лучше. Сказывался немалый опыт в держании осанки и всяких упражнений таких как хождение по бревну. И хотя его длинные худые ноги норовили разъехаться не в меньшей степени, чем у Майлза, он стал для последнего куда большей опорой, чем его собственное нетренированное тело. Потребовалось немало времени, чтобы сделать хотя бы одно полноценное скольжение без намерения упасть. Они ехали медленно, настолько, что их обогнала даже пожилая пара, с которых разве что песок не сыпался. Снующие вокруг дети и такая же молодёжь, как они, проезжали рядом по нескольку раз, пока они безуспешно пытались осилить хотя бы круг. И всё же в катании на льду была своя магия. Главным образом она состояла в том, что можно было держаться с Рыжиком за руки и не прослыть на всю округу «мерзкими гомиками». И Майлз во всю пользовался безнаказанностью, крепко сжимая холодную, как и у него самого, ладонь Рыжика в своей. Они скользили по льду, ощущая небывалую свободу и раскованность. Морозный воздух щипал их за щёки, а ветер норовил сдуть шляпы. Майлз заливисто хохотал, чувствуя себя ужасно счастливым, как когда-то в детстве. Рыжик веселился вместе с ним, ещё сильнее пленяя сердце Майлза своей белозубой улыбкой и очаровательными ямочками, появляющимися вместе с ней. Залюбовавшись Рыжиком немного сильнее, чем требовалось, Майлз не заметил едущую в их сторону маленькую девочку, которая или не могла, или не хотела свернуть в сторону. Майлз лишь успел почувствовать, как его дёрнуло в сторону, а дальше стремительное падение и болезненный стон Рыжика, лежащим поверх которого он вдруг оказался. — Ауч... — прошипел Рыжик, потирая ушибленную голову. Его шляпа слетела с головы и откатилась в сторону под ноги беснующейся толпы. Они немного полежали. Рыжик пытался прийти в себя после падения, а Майлз плавился в крепких объятиях другого мужчины. — Как бы мне не нравилось такое положение дел, — потому что, честное слово, мои ноги просто гудят от напряжения, — нам не стоит разлёживаться посреди таких же горе-фигуристов, как мы, — сказал Рыжик. — Боюсь оказаться не только без шляпы, но и без головы. Майлз представил эту пренеприятнейшую картину и поморщился. Затем согласно кивнул и предпринял попытку встать. Ноги разъехались и отправили его обратно прижимать Рыжика ко льду всем своим весом. Теперь Майлз сидел у него на бёдрах, чувствуя, как напряжены его собственные мышцы. Он ощущал себя новорождённым жеребёнком и это до ужаса смущало. — Извини, мне кажется, я не сумею встать. — Полно те, — отозвался Рыжик, присаживаясь. — Я попробую встать, а затем помогу тебе, только сперва тебе нужно слезть с меня и сесть на лёд. Майлз проделал требуемое и уже через минуту оказался стоящим на своих двоих. Ноги всё ещё подкашивались, то ли от пережитого стресса, то ли от близости Рыжика. Держась друг за друга, они подкатили к бортику, где Рыжик обнаружил свою изрядно помятую шляпу. Кое-как выправив её, он водрузил её на свою медно-рыжую макушку. Мгновением спустя они уже стояли за бортиком и сдавали взятые напрокат коньки. — Что ж, это было весьма занятно, — прочистив горло сказал Майлз. — Весьма занятно, — повторил за ним Рыжик, пристально смотря на его покрасневшие щёки. Майлз смутился ещё сильнее, отчего его лицо запылало алым с большим усердием. — Ох, ты, должно быть, замёрз. Какой я дурак, потащил тебя на улицу в такой-то мороз! Нам стоит сходить пообедать и отпоить тебя горячим чаем. Как ты на это смотришь? — От чая я бы не отказался. — Значит, решено, — улыбнулся ему Рыжик яркой улыбкой и, вновь взяв за руку, как на катке, потащил за собой в ближайший ресторанчик. Смотря на их сцепленные руки, Майлз не мог поверить своему счастью и весь путь провёл с глупой смущённо-влюблённой улыбкой на лице.***
Отобедав, они продолжили экскурсию. К жалости Майлза, за руку Рыжик его больше не держал, однако компенсировал интереснейшими историями из своей жизни. И как только Нина могла считать того скучным? Одни только армейские байки были настолько уморительными, что Майлз себе чуть живот не надорвал. Наконец их путешествие привело их к Эйфелевой башне. Рыжик смотрел вверх, на то, как металлическая громадина возвышалась над Парижем, шпилем разрывая серое небо. Ветер трепал его волосы, норовя сорвать с головы шляпу. Он придерживал её одной рукой и улыбался так счастливо, что Майлз не мог отвести от него взгляда. — Как красиво, — с восхищением произнёс Рыжик. — Да, — согласился Майлз, подразумевая совсем не башню. Никогда на свете Майлз бы не подумал, что будет пленён кем-то настолько сильно. С каждой минутой он всё больше и больше влюблялся в его карие глаза, россыпь веснушек, острые скулы, тонкие губы, чуть искривлённый нос и родимое пятно под ним. В худощавое телосложение, в котором таилось столько скрытой силы, изящные руки с длинными пальцами, которые так ладно обхватывали его на катке. В заразительный смех и чарующую улыбку, от которой в груди что-то сладко сжималось. — У меня что-то на лице? — спросил Рыжик, когда Майлз, слишком увлечённый своими фантазиями, перестал реагировать на внешние раздражители. Майлз вздрогнул и поспешил заверить, что его лицо прекрасно, как и всегда. Осознав, как это прозвучало, он смутился собственных слов и отвернулся, пряча алеющие щёки от чужого взгляда. — Ты считаешь моё лицо прекрасным? Даже несмотря на это уродливое пятно? — подивился Рыжик, тоже изрядно смущённый столь неожиданным комплиментом в свой адрес. — Оно не уродливое! — воскликнул Майлз и тут же стушевался. Затем повторил чуть более спокойным тоном: — Оно не уродливое, а добавляет твоему лицу изюминку. Вот те твои усы были настоящим уродством и, что бы не сподвигло тебя на их избавление, я этому безумно рад. — Нине они тоже не нравились... — грустно протянул Рыжик. — Прости, я не хотел!.. — Не стоит, — Рыжик мягко оборвал его, и улыбнулся. Улыбка вышла печальной и Майлз проклял себя за то, что снова напомнил тому про бывшую жену. — Пожалуй, на сегодня с меня впечатлений достаточно. Давай возвращаться. Не дожидаясь ответа Рыжик двинулся в сторону дороги, где можно было поймать такси. Майлз затрусил за ним следом, соображая на ходу, как не закончить всё на такой печальной ноте. — Нина — идиотка. — Что, прости? Рыжик обернулся и Майлз повторил, на этот раз гораздо громче. — Нина — идиотка, раз упустила такого замечательного человека. Будь ты моим мужем, я бы никогда не отпустил тебя и любил до скончания времён. Рыжик выглядел озадаченным, не зная, как именно ему реагировать на столь неоднозначное признание. — Ты... — Гомосексуал? Люблю тебя? Да. — Я... даже не знаю, что сказать. — Не говори ничего. Можешь даже сделать вид, что ничего не произошло, но, прошу, не считай себя хуже других только потому, что какая-то вертихвостка не увидела твоих достоинств. С каждым произнесённым словом, Рыжик всё больше поражался. Поражался силе Майлза, который зная, что мог быть отвергнут, не побоялся признаться ему и при этом ещё и защищал его перед Ниной. И делал это так метко, что каждое его высказывание попадало прямо в цель. Он и сам не раз размышлял о том, что дело было не в нём, а в Нине, которая ни на миг не забывала Адама, постоянно сравнивала их в своей хорошенькой головке и раздражалась, когда не находила сходств. — Ты прав, Нина не была той, кто смог полюбить меня такого, какой я есть, но ты, Майлз... Ты замечательный, потрясающий человек и друг, ты понимаешь меня как никто другой, но... Ты мужчина, Майлз, и я не думаю, что такие отношения — это то, что мне нужно. Прости. Майлз закусил губу, чтобы не удариться в слёзы, и покачал головой. — Не стоит, я всё понимаю. Надеюсь, мои слова ничего не изменят в наших отношениях. — Даю слово, что не посмотрю на тебя иначе из-за твоего нестандартного вкуса. Майлз проглотил подкативший к горлу комок и хихикнул. — Ты имеешь ввиду мою ориентацию? Или то, что мой выбор пал на тебя? — Да, — просто ответил Рыжик и улыбнулся. — Ты иногда такой глупый, ты знаешь? — Но несмотря на это я тебе всё ещё нравлюсь. — Если продолжишь в том же духе, то это быстро изменится, — с фальшивой мрачностью в голосе произнёс Майлз и пихнул того в плечо. — Быстро же вы меняете своё мнение, мистер Мэйтленд, — также шутливо отозвался Рыжик и по-дружески толкнул его своим плечом. Майлз оступился и чуть было не полетел в лужу, но был перехвачен бдительным и быстрым Рыжиком. Его сердце колотилось часто и громко и Рыжик, находящийся к нему слишком близко, наверняка чувствовал его биение своей грудной клеткой. — И знаешь, я ничем не лучше, — добавил Рыжик к своему предыдущему высказыванию. Он стремительно сократил расстояние между их лицами и прижался губами к приоткрытому рту Майлза в целомудренном поцелуе. В голове последнего взорвались фейерверки и весь мир слегка поплыл перед его распахнутыми серо-голубыми глазами. Поцелуй всё длился, и веки Майлза мало по малу начали смыкаться. Он больше не чувствовал себя несчастным и даже не ощущал холода, проникающего под пальто с каждым дуновением ветра. В объятиях Рыжика было тепло, и Майлз плавился, как свечной воск от огня. Наконец Рыжик выпустил его губы из плена и поставил прямо. Майлза потряхивало от пережитых эмоций и, судя по дрожащим рукам Рыжика, которые тот совершенно не знал куда деть, он в этом был не одинок. — Умеешь же ты удивить, — восхитился Майлз, что заставило порозовевшие щёки Рыжика сделаться ещё более пунцовыми. — Сам не знаю, что на меня нашло. — Жалеешь? — спросил Майлз, боясь услышать положительный ответ. — Ни капли, — ответил Рыжик, выглядя предельно серьёзно. Сомнений не возникало, что он действительно имел ввиду то, о чём говорил. В ту же секунду лицо Майлза озарилось счастливой улыбкой и он, ухватив Рыжика за лацканы пальто, втянул его в новый головокружительный поцелуй.