Немного о пиратах и не только

Росинант ни о чём не жалеет. Ни о том, что предал семью; ни о том, что таскался с больным мальчишкой по городам, тратя на путь и обследования ни один десяток тысяч белли, попутно взрывая госпитали, что кричали о проклятой свинцово-янтарной болезни и наотрез отказывались лечить и так потерявшего всякую надежду Трафальгара; ни о том, что ночами не спал, тихо рыдая над ребёнком, смирившимся со своей скорой смертью, над ребёнком, которому Коразон, при всём наличии средств и громкого имени семьи Донкихот, помочь не может ничем; ни о том, что в одиночку ворвался на базу, полную вооруженных до зубов людей и просто чёртовых головорезов, чтобы добыть дьявольский фрукт, что должен был спасти угасающую детскую жизнь; ни о том, что насильно запихнул плод в глотку Ло, который только отворачивался и говорил, что «это мерзко на вкус, Кора-сан, хватит». Росинант ни о чём не жалеет. Ни о том, что не выстрелил в родного брата, хотя знал, что тот, в отличии от него самого, поступит иначе и, наверное, даже сокрушаться об этом не будет: Доффи жалости не знал никогда. Ни о том, что Ло — ещё совсем ребёнок — будет проигрывать в своей голове звук вылетевшей из дула пули снова и снова; ни о том, что Ло — ещё совсем ребёнок — будет надрывно кричать, глотая слёзы и задыхаясь холодным ветром Миньона, и ненавидеть себя, свою неспособность контролировать дарованную фруктом силу и возможно весь этот жестокий и несправедливый мир. Росинант жалеет только о том, что не сможет увидеть, каким великим врачом и пиратом станет Ло. А в том, что Ло таким станет, Коразон даже не сомневается.