Илья, Фред, 8 лет

- Ты уверен, что это хорошая идея? - Другой нет. - Ну.. - Да не ссы, всё будет нормально. Веришь мне? - Верю. Фред, польщённый вверенным ему чужим доверием, чуть приподнимает уголки губ в полуулыбке и кивает, мол, спасибо, понял-принял, не подведу. А Илья мнётся, одергивает футболку, но улыбается в ответ - не может не верить этому парню, за столько времени изучили друг друга вдоль и поперёк. Ночёвка - не конец света. Даже, по сути, жест настоящей дружбы. Из дома ушёл из-за скандала с родителями, а идти больше некуда - Фред точно поможет, предложит место у себя, с утра в душ отправит, а сам завтрак приготовит. Но сейчас было почему-то неловко, будто перед Ильёй не его лучший друг, а какой-то незнакомец, с которым придётся жить. Мать часто орала на парня, придиралась по пустякам, отчитывала за плохие оценки, заместо того, чтобы хоть ќаќ-то помочь, отец и вовсе распускал руки и в конце концов Илья не выдержал - сбежал, еле успев захватить рюкзак и хоть какую-то мелочь на проезд на автобусе, либо на какую-никакую булочку, чтобы не подохнуть где-нибудь в незнакомом переулке среди мусорных баков. - Илюх, - зовёт немного подвисшего парня Фред и трёт переносицу - тоже волнуется. - Знаю, спать с кем-то неудобно, но второй кровати или дивана у меня нет, а на полу холодно. Илья закусывает губу и опускает глаза в пол, не в силах смотреть в чужие карие. Мартин объясняет ему это уже раз пятый, убеждает, что всё будет хорошо, даже шутить пытается, что насиловать не собирается, а Лизунов только нервно смеётся и думает "жаль". Жаль. Изнасилуй, блять. Пожалуйста. Чувства - коварный зверь, подбираются тогда, когда ты к ним абсолютно не готов и уничтожают, буквально сжирают изнутри, а ты и сделать ничего не можешь - они часть тебя, часть твоей сущности. - Иди давай, - наконец со вздохом зовёт Фред, укрываясь одеялом. Лёг в шортах - всё равно боится. Оно и понятно - не каждый день ложишься в кровать со своими друзьями, а у Ильи и выбора нет, да он и не нужен вовсе - Фреда не боится. Себя боится, своих желаний. Первые пять минут самые тяжёлые. Под одним одеялом, - единственным источником тепла - по разным краям кровати, лёжа лицом к лицу, как в каком-то второсортном сериале для девочек-подростков с шалящими гормонами. Да, это явно будет тяжёлая ночь. Первым разрушить общую атмосферу неловкости решается Фред. Он прокашливается, прочищает горло и пытается неловко улыбнуться, что выглядит больше как какой-то оскал психбольного. - Илья, - таки начинает Фред. - Не бойся, окей? Мы ведь друзья, да и я в геи не записан.. - Я не боюсь. Просто.. Не знаю, странно как-то. - Это нормально. Я подвинусь ближе, ладно? У меня одеяла не хватает. - Да, хорошо.. И Фред правда двигается, да так, что теперь его глаза находятся на расстоянии едва ли четверти метра. Илье дышать тяжело, щёки предательски покрываются румянцем, а тело тут же отзывается на такое близкое соседство с предметом обожания. Парень молчит и громко сглатывает вязкую слюну, когда Мартин уже откровенно жмется к нему, правда делает это так, будто ничего не происходит. - Илья, - отчего-то хриплым голосом зовёт Фред, не разрывая зрительного контакта. - М? - Ты когда-нибудь целовался с парнем? - А.. Ну.. Н-нет, не доводилось. - Мне тоже.. - как-то больше заискивающе, чем с сожалением признаётся Фред и странно улыбается. Илья ошарашенно смотрит прямо на старшего и всё ещё не вдупляет зачем Мартину эта информация. - А хочешь попробовать? И Лизунов теперь отчётливо понимает - Фред напрашивается на поцелуй, хотя не совсем ясно зачем. Илье страшно, в голову врезается мысль, что Мартин всё знает, увидел, что парень к нему неровно дышит, а теперь издевается. Но.. Даже если так, то пускай. Другого шанса не будет. - Хочу. И Фред не переспрашивает, не выдаёт изумленно-радостное "правда?", не смеётся с еле различимым из-за дрожи "it is pra-ank". Просто подаётся вперёд и накрывает губы Ильи своими. Лизунов не остаётся в долгу - кладёт руку на щеку парня и притягивает его ближе к себе. Он практически скулит в поцелуй, потому что не ждал, потому что не надеялся, не думал даже. В какой-то момент из груди вырывается еле слышимый стон, отчего Фред поражённо замирает и смотрит на Илью какими-то голодными блестящими глазами, а затем снова прикипает к губам малого, но, в отличии от прошлого, этот поцелуй более жадный и развязный, даже пошлый. Фред больше не медлит ни секунды, не тратит драгоценные мгновения на медленный разгон, не пытается завести томными, ленивыми касаниями — подскакивает, врезается в Илью сразу, всем телом, пытаясь завладеть им везде: целует требовательно, прижимается крепко, руки запускает под чужую футболку. И чувствует, как растерянно замирает под ним Илья. Фред торопится; он, наверное, страшно похож на того малолетку, впервые дорвавшегося до секса — пытается попробовать всё и сразу. Он, наверное, слишком нетерпелив и немного даже неловок, Илюша к такому не привык, ему, скорее всего, больше по душе чувственные, неторопливые ласки. Он, наверное, оглушён таким напором, попросту сбит с толку — но Фред не отпустит его, даже если тому придёт в голову вдруг передумать. — Фред, — Илья вдруг уворачивается от очередного настойчивого поцелуя, задыхается, закрывает глаза. — Фред, сука, стой. Наверное, Мартин ужасный человек, но он — вернее, у него, — уже стоит, так что вместо того, чтобы послушно отстраниться, он лишь уверенно обхватывает пальцами подбородок парня, вынуждая его вновь приоткрыть рот, и целует снова — теперь уже гораздо спокойнее, но отчего-то намного жарче. Но Илья, кажется, не собирается пока его отталкивать: беспомощно выдохнув прямо ему в рот, он сдаётся и принимается отвечать — и поцелуй его ощущается таким же отчаянным, таким же нуждающимся. С восторгом Фред чувствует, как чуть шире раздвигаются под ним чужие стройные ноги, позволяя удобнее устроиться, как крепко вцепляются в футболку на его спине чужие руки. — Ты чокнутый, — глухо шепчет ему в губы Илюша, чуть отодвинувшись, — совершенно двинутый, серьёзно, я же... — Заткнись. — Понял. Фред, не стесняясь, запрокидывает ему голову, чтобы прижаться губами к светлой коже длинной шеи. И спускается чуть ниже, одурев от вседозволенности. Его ведёт от всего этого: от ощущения стройного, сильного тела, раскинувшегося под ним, от свежего, терпкого запаха кожи, от вкуса чужих обветренных губ, а тяжёлое, рваное дыхание Лизунова звучит как откровение — оно бьёт резко, с силой, в самое сердце. Его хочется до боли; у Мартина подрагивают пальцы от желания немедленно изучить вверенные ему территории, обласкать касаниями рук и губ каждый миллиметр его тела. Одежда мешает просто пиздец — вырез футболки не сильно глубокий, и дальше ключиц языком спуститься никак не выходит. И Илья вдруг замирает, когда Фред, нетерпеливо чертыхнувшись, резко приподнимается и тянет его футболку вверх, пытается стащить её через голову. — Фред, — и вот теперь голос Ильи звучит серьёзно, так, что пропустить его слова мимо ушей не получается; Мартин вопросительно вскидывает брови. — Мне кажется... Я думаю, тебе надо остановиться. Этот эксперимент как-то затянулся. Фридрих замирает, удивлённо распахнув глаза. Лизунов же смотрит на него почти испуганно, и он бы подумал, что тот не хочет, да только длинные чужие пальцы всё ещё отчаянно сжимают ткань его футболки, а в живот упирается вполне себе твёрдый член. — Это называется «секс», Илья, не тормози, — неловко усмехается Фред и, не удержавшись, наклоняется, чтобы крепко поцеловать чуть влажные губы. — Я думал, ты прекрасно понял, что я, блять, не собирался тупо пососаться и лечь спать по разным сторонам. Вскинувшись, Илья мотает головой и вцепляется пальцами ему в волосы, тянет зачем-то — резко, почти больно, но сразу отпускает и, будто извиняясь, отвечает на поцелуй отчаянно, страстно. А потом снова отрывается и, зажмурившись, отстранённо как-то бормочет: — Я думал, мы собирались тихонько улечься... — резкий, прерывистый вздох, а потом едва слышно: — …и баиньки. Фред бы, честно, подумал, что он всё-таки не хочет, да только глаза у Лизунова шальные, обезумевшие, и слишком рвано он вздыхает, ощутив на своей шее горячее дыхание. Мартин ведёт языком по чуть солоноватой коже, ласково прихватывает губами, а потом целует резко и жгуче, задевая зубами, с нажимом дразнит языком, и поднимает голову, чтобы собственным тёмным взглядом поймать другой — потерянный, очарованный, почти покорённый. — Ты не будешь спать, — шепчет он хрипло. Илья моргает — раз, другой, третий. На автомате будто бы торопливо облизывает губы, шумно дышит через рот. А потом переспрашивает глупо: — Да? — ответа не дожидается, только закрывает глаза и облегчённо вздыхает: — Слава, блять, богу. Следующий их поцелуй — как удар молнии; ослепляющий и раскалённый, от него будто электрический ток по коже, по кончикам пальцев, а по венам — чистое, незамутнённое желание. Илюша на этот раз тянется к нему сам, вцепившись пальцами в волосы и притягивая к себе его голову; целует порывисто и настойчиво, и Фред бы растерялся, если бы его не тянуло к парню с той же силой. На этот раз Илья не возражает, когда Фред, нетерпеливо закусив губу, пытается стянуть с него футболку, напротив — приподнимается и поднимает руки, помогая. Протупив пару секунд, Мартин избавляется и от своей футболки — ему пиздец как хочется коснуться своей кожей чужой — гладкой, чуть влажной и блестящей от выступившей испарины, горячей, а на вкус — возбуждающе солоноватой. На этот раз Илья, тяжело дыша и то и дело сглатывая прерывистые вздохи, сам откидывает голову, подставляя шею под поцелуи, и не глядя, на ощупь тянется руками вниз, пытается нащупать завязку на спортивных шортах Фреда. Завязки он, конечно, не находит, зато отчего-то сразу обнаруживает ладонью уверенный стояк, натянувший тонкую ткань. — Илюш, Илюш, — бормочет Фред, не открывая глаз и чуть толкаясь бёдрами в дрожащие от волнения пальцы. Илья вдруг напрягается весь, замирает, о чём-то раздумывая, а потом убирает так охуенно ощущавшуюся руку и отталкивает Фреда от себя. Мартин бы расстроился, если бы при этом Лизунов не задёргался, пытаясь самостоятельно стащить с себя штаны. И вроде бы ничего в этом такого нет, но Фреда вдруг прошивает острым, томительно- огненным возбуждением; один только этот вид — Илья, сука, раздевается для него, он собирается заняться с ним сексом, бля, только бы не кончить, — конкретно так выбивает из колеи. Илюша, торопливо стащив с себя штаны, сомневается пару мгновений, но решает пока оставить трусы — стесняется, что ли? А потом он снова откидывается на спину, чуть удобнее расставив колени, и, опираясь на локти, удивлённо-недоверчиво выгибает брови: — Ждёшь особого приглашения? И голос его звучит так, будто он или только что проснулся, или часов двенадцать провёл в обнимку с микрофоном, ну, или будто он только что хорошенько кому-то отсосал. Мартин улыбается — подозревает, что улыбка вышла жалкой, дрожащей, — и торопливо отползает в сторону, чтобы без помех стянуть с себя шорты. Закусив губы, снимает сразу и бельё — какой смысл в нелепом стеснении, если в итоге его всё равно придётся снимать? Да и нелепо стесняться собственного стояка, когда в трусах у Ильи точно такой же. Ну, может, чуть поменьше. Хотя кому какая, блять, разница. Фреда ведёт от его невысказанного, но такого очевидного желания. Ему хочется ещё крепче, ещё ближе, но, блять, куда ж ещё-то, если он и так всем телом вжимает Илью в кровать. Опустив руку, он резко сжимает пятернёй чужое обнажённое бедро, а потом тянет ногу Лизунова вверх, закидывая её себе на талию, и охуевает по-испански: его разламывает буквально от крышесносного ощущения, которое охватывает всё тело, от макушки до пяток, когда собственный член плотно прижимается к другому, такому же твёрдому и горячему, но скрытому тканью белья, а чуть увлажнившаяся головка касается нежной кожи живота над резинкой трусов. Фред, не отрывая от Ильи внимательного, пристального взгляда, рукой накрывает его член, чуть сжимает пальцы, не ласкает даже — просто трогает, пока лишь намечая свои действия. И звук, который срывается с губ младшего, хочется записать на диктофон, а ещё желательно снять его реакцию на видео, чтобы потом дрочить долгими холодными ночами. Потому что Лизунов так мучительно-сладко вздыхает, так беззащитно распахивает невидящие глаза, так искренне дрожит под ним, толкаясь в ладонь, так откровенно-развязно разводит ноги... — Сука, — потерянно шепчет Илья, нетерпеливо ёрзая, и открывает шальные глаза. — Фред, ну блять, сделай уже хоть что-нибудь. Мартин предвкушающе улыбается и убирает руку. Говорит: — Замётано. И, на мгновение прижавшись губами к доверчиво распахнувшимся губам, спускается поцелуями ниже: к шее, где, не удержавшись, оставляет лишь намёк на метку, к плечу, целуя быстро, торопливо, жарко и влажно. Ещё ниже — покрывает поцелуями торс, замирает на секунду, терзается сомнением — будет ли Илье хорошо, если приласкать ртом его сосок? Парню страшно хочется попробовать, и целое мгновение он гипнотизирует взглядом маленький сосок, оказавшийся случайно в поле зрения, но он не знает, приятны ли окажутся такие ласки малому. Он бы сомневался ещё долго, наверное, если бы умоляющие стоны Илюши не витали между ними раскалёнными отзвуками. — Бля-ять, — ему, оказывается, нормально. Тот захлёбывается вздохом, поражённо замирает, когда Фред всё же обхватывает губами его сосок, обводит влажным языком и, чуть прикусив, с силой втягивает в рот. Его реакция вдохновляет на новые подвиги, и обрадованный Мартин с удовольствием позволяет томной чувственности происходящего вскружить себе голову. Улыбнувшись, Фред с сожалением оставляет в покое сосок и спускается ещё ниже; оглаживает руками торс, целует кожу над рёбрами, ведёт языком вниз, до пупка. Руки у него не дрожат больше, и все сомнения, вся неуверенность исчезают, оставляя место желанию и твёрдой решимости. Внутренне сжимаясь от предвкушения, он замирает, добравшись до цели; сквозь открытый рот горячо выдыхает влажный воздух на подрагивающую кожу над резинкой боксеров. Кожа тут тёплая, нежная и одурительно пахнет. Аккуратно подцепив пальцами тугую резинку, парень замирает на секунду, поднимает голову, чтобы поймать немигающий, пристальный взгляд. Тот с открытым ртом смотрит, нетерпеливо сжимает пальцами тонкое покрывало. И вот так, не разрывая зрительного контакта, Фред медленно тянет вниз его бельё, освобождая довольно длинный, но не слишком толстый член. И Илья побеждённо закрывает глаза, хрипит едва слышно: — Надеюсь, ты хоть знаешь, как это делается. Мартин не уточняет, что именно имеется в виду под словом «это»: минет, анал или что-то ещё, что сразу не приходит в голову. Ответ, в любом случае, был бы один — сам он никогда ничего подобного не делал, но в теории представляет, что и куда. Страшно — пиздец, но хочется ещё сильнее. Чертыхаясь и теряя терпение, он наконец-то стягивает боксеры вниз по длинным ногам и отбрасывает их куда-то в сторону. Взгляд, будто притянутый неведомой силой, фокусируется на самом, блядь, очевидном свидетельстве чужого желания — Фред восхищённо сглатывает слюну, до конца не будучи ещё в состоянии осознать и принять, что это, вот такая реакция, из-за него. Это он довёл малого до такого состояния — хотя ничего такого ещё, по сути, и не сделал. Собственный тяжёлый стояк отчаянно требует внимания, но Фреду сейчас не до своей похоти. Илья стонет громко, отчаянно, с силой сжимает в правой руке его шевелюру, едва Фред обхватывает ладонью твёрдый ствол и накрывает ртом головку. Он такого никогда не делал и, наверное, никогда не решился бы попробовать — кому охота лишний раз позориться, неудачно подавившись в самый неудобный момент? Он бы не решился, если бы, блять, малой не умолял его одним только взглядом, не просил об этом призывными вздохами и жалобными стонами. Илье Фред никогда не умел говорить «нет». Там, в его фантазиях, всё казалось в десять раз проще. В фантазиях Мартин был богом секса. В фантазиях он мог продемонстрировать чудеса техники, брал глубоко и играючи сводил парня с ума, практически пытал наслаждением. В реальности всё иначе — в реальности член Ильи не помещается во рту, рвотный рефлекс — это коварная сука, а за зубами хрен уследишь ещё, того и гляди, поранишь ненароком. Но Фред старается, как может, торопливо вспоминая, как когда-то ласкали его, что ему особенно сильно нравилось, от чего у него самого яйца поджимались. Перестарался, видимо — Илья вдруг больно тянет его за волосы и тихонько, болезненно шипит: — Фред, бля, не так сильно! Старший поспешно расслабляет губы, понимая, что, наверное, не всем нравится, когда сосут вот так, с силой, чтоб до мурашек, чтоб до криков. Кому-то, видимо, больше нравится, когда понежнее, медленно и томно. Поэтому он осторожно выпускает влажный от слюны член изо рта и, извиняясь, ласково ведёт языком по стволу вниз, потом вверх, щекочет кончиком языка головку. Пальцы малого в его волосах расслабляются, он ёрзает, едва заметно толкается бёдрами вверх — простил, наверное. Сильно глубоко он брать и не пытается даже — знает, что провалится с треском, а краснеть перед Ильёй ему совсем не в кайф. Поэтому, прикинув варианты, с сожалением понимает — пока что придётся ограничиться неумелыми ласками губ и языка, а всю остальную технику, если повезёт, он освоит когда-нибудь потом, со временем. Вот только смириться бы ещё с тем, как немеет с непривычки челюсть, как болят чуть распухшие губы, не знакомые с необходимостью растягиваться так широко, так долго. Главное, что Илюша, вроде бы, наслаждается вполне искренне — он не кричит, не умоляет его поторопиться или взять глубже, не толкается членом ему в рот и даже не пытается насадить на себя его голову. Но он дрожит, трясётся почти, едва дышит, кусая губы, и вид у него такой мучительно-чувственный, что Фред боится кончить от одного лишь взгляда — и всё равно он смотрит, не отрываясь от своего занятия, смотрит неотрывно и жадно, почти физически наслаждаясь реакцией на свои действия. Твёрдый, гладкий член ощущается во рту донельзя странно; Фред раньше никогда ничего подобного не испытывал и подозревал, что ничто с этим ощущением и не сравнится. Мартин чувствует, как тёплая, чуть дрожащая ладонь Лизунова отпускает его волосы, чтобы коснуться лица; длинные его пальцы ласково гладят по щеке, обводят распухшие губы, ложатся на подбородок. Фред чуть крепче, чем планировал, сжимает в руке напряжённый член, выбивая из Ильи жалобный скулёж, отчего по спине бегут мурашки, ноги и руки дрожат, перед глазами темнеет, а внизу горит всё от нетерпения, от жажды сильной, острой, нестерпимой. Не удержавшись, он стремительно перемещается, чтобы поцеловать страстно, властно, почти жестоко — Илья, к счастью, отвечает ему с готовностью, обнимая руками за плечи, а ногами — за талию. Его горячий член прижимается к животу, оставляет мокрый след на коже. Усмехаясь, старший небрежно поднимается с кровати и, дотянувшись до близстоящей тумбочки, выуживает оттуда тюбик смазки и презервативы. Лизунов чуть-чуть шире разводит ноги, предлагая между ними с удобством устроиться, но Мартин качает головой и осторожно кладёт поверх них свои ладони. Проводит руками вверх, по голой коже и жестковатым волоскам, гладит икры, колени, щекочет нежное местечко под правой коленкой, поднимается к бёдрам. Илья покорно сгибает ноги в коленях, а затем Фред, подобравшись ближе, крепко сжимает его бёдра и тянет на себя — резко, без предупреждения. Малой захлёбывается поражённо-испуганным вздохом, проезжается спиной по гладкому покрывалу, окончательно сбивая постель, и издаёт низкий, дрожащий стон. Взгляд Ильи тёмен от возбуждения и мягок — от незамутнённого доверия. Он не зажимается, спокойно позволяет Фреду шире расставить себе ноги, покорно приподнимает таз, чтобы старший смог подложить ему под задницу подушку. Он внимательно наблюдает за каждым движением парня и всем своим видом показывает - не боится. Не удержавшись, он приникает быстрым, полным благодарности поцелуем к острой коленке и, открутив крышечку тюбика, щедро выдавливает смазку себе на пальцы. Илья елозит плечами по влажной постели, разминает шею, выгибаясь в пояснице, когда первый палец входит в, так сказать, святая святых. Фред аккуратно вытаскивает палец, чтобы потом так же осторожно толкнуться им обратно. Его разламывает; с ума сводит просто от ощущения тёплых гладких стеночек, тесно обнимающих его палец, ему крышу сносит от смеси естественного запаха кожи Лизунова и смазки, у него руки дрожат — от того, как замирает под ним малой, как он вытягивается в струнку, прислушиваясь к ощущениям внутри, как забывает дышать, то и дело издавая тонкий, едва различимый стон. Фред ласково улыбается и вытаскивает палец, после вставляя сразу три, чем выбивает из парня громкий стон едва ли граничащий с криком. Пальцы входят немного туго, но Илья не зажимается почти — впускает с готовностью, разве что вибрирует весь, дрожит мелкой дрожью, постанывает беззащитно. И весь он — воплощённый секс. У Ильи взгляд шальной, губы искусаны до красноты и распухли от поцелуев, и он совершенно по-блядски запрокидывает голову, прикрывает глаза, когда каменный стояк Фреда всем стволом проезжается по мокрой от смазки расселине, когда Мартин убирает пальцы, уверенный в том, что разработал зад малого достаточно. Он обеими руками хватается за широко расставленные бёдра Лизунова, чуть меняет позу, удобнее устраивая таз, привстаёт, чтобы вслепую нащупать забытый где-то рядом тюбик, торопливо выдавливает вязкую массу себе на пальцы и тянет Илью вниз. Младший сдавленно хрипит, когда пальцы в нём внезапно задевают что-то, от чего его бёдра дрожат так сильно, от чего его разламывает буквально. Илья надломленно кивает и, не дожидаясь просьбы, вытягивается в струнку, привстаёт, тянется рукой назад, пытаясь нащупать резинки. С бессильным стоном всё же находит и кидает Фреду, тихонько разочарованно шипит, когда длинные пальцы оставляют его, чтобы надорвать упаковку презерватива и раскатать резинку по твердокаменному стояку. Илья издаёт громкий задыхающийся стон, когда член входит до упора. Они замирают оба, ошеломлённые, смотрят друг на друга неотрывно, дышат шумно, вздрагивают в унисон. Малой плавно изгибается в пояснице, лишь чуть-чуть соскользнув с члена и насадившись сразу обратно, отчего сам же беззвучно кричит, а стон застревает в горле. Фред бессильно прикрывает глаза, шире расставляя колени парня, крепко, до синяков, сжимает расставленные по обе стороны от него бёдра и толкается вперёд — аккуратно, едва-едва. Они двигаются неторопливо, неспешно; Мартин слишком боится навредить, хотя его и крутит от желания выебать уже младшего как положено, сам же напрашивается. Фред ритмично покачивает бёдрами, чувствуя как тонкие стеночки собственнически обволакивают его член. Он уверенно ведёт раскрытыми ладонями по взмокшей спине, давит на поясницу, заставляя прогнуться сильнее, подставиться и принять. Илья шумно втягивает в себя воздух, вспомнив о необходимости кислорода, и бессильно кричит, когда Фред толкается в него резко, с силой. Терпение машет им обоим белым платочком, и у Мартина нет больше ни сил, ни желания сдерживаться — он берёт быстрый темп, толкаясь яростно, мощно, внутренне представляя себя сдуревшей секс-машиной. Растянувшаяся прелюдия, первые томные движения, чувственные глубокие поцелуи — всё в итоге подводило их именно к этому, к торжеству желания физического, к ритмичным толчкам и пошло-влажным шлепкам бёдер. Фред крепко держится руками за талию младшего, закрыв глаза и до боли закусив губу. Его пидорасит конкретно от того, как охуенно горячо и тесно внутри. Илья не стонет теперь даже — надрывается стонами, едва ли не рыдает, захлёбывается хриплыми вскриками, часто-часто пытаясь урвать глоток воздуха и пропуская вдохи. Фред так долго не выдержит, ему вот буквально чуть-чуть осталось, и надо бы продержаться подольше, но, блять, так хорошо. Ему интересно, как далеко Илья от оргазма. Судя по звукам и неконтролируемой дрожи, осталось недолго. Они кончают не одновременно, но близко к этому; Фред спускает первым, с мучительно-довольным стоном изливаясь в презерватив, а несколько секунд спустя его догоняет Лизунов, бьётся в конвульсиях, всхлипывает и скулит даже, содрогаясь от удовольствия и от неровных, запоздалых последних толчков, раскаливших добела и без того яркий финал, выбивших дыхание из них обоих. Он не знает, сколько прошло времени, но в какой-то момент малой под ним недовольно ёрзает, намекая, что неплохо бы с него слезть. Фреду двигаться лень, конечности будто свинцом налились, но он надеется, что джентльмен, поэтому послушно стекает с него, безвольно раскидываясь рядом. Морщась, стаскивает с себя использованную резинку, чтобы, завязав в узелок, бросить её на пол рядом с кроватью — хорошо бы утром не забыть. И закрывает глаза, пытаясь восстановить дыхание, чувствуя, как Илья рядом с ним неповоротливо ворочается. — Подвинься, — сипло бормочет малой, двигаясь скованно, то и дело морщась. — А лучше встань. Жалобно вздыхая, Фред заставляет себя подняться с места, дожидается, пока Илья небрежно швырнёт на пол испачканное покрывало, и снова плюхается на кровать, лениво потягивается. И улыбается, как объевшийся сметаны гулящий кот, наслаждаясь затраханным видом парня рядом. Илья тупит пару мгновений, старательно вытирает бёдра и живот уголком того же пледа и, широко зевнув, аккуратно пристраивается рядом на боку, сворачивается в уютный клубок. Первая осознанная мысль - пиздец мы устроили ночёвку; вторая же, конечно - что делать? - Илюх, - подаёт голос Фред после десятиминутного молчания. - М? - Я тебе нравлюсь, правда? А малой не знает, что сказать. "Нет, братан, я ж со всеми друзьями ебусь, чё мне-то? Ну я пойду, да? До следующего раза." - Нравишься. - А чего не сказал? Мы б хоть встречаться стали, а так, считай, после секса.. - Стоп-стоп-стоп, в каком смысле?.. - непонимающе хмурит брови Илья. - В каком у меня на тебя уже третий месяц хуй встаёт. Лизунов сначала глупо хлопает глазами, а Фред видит, как в голове у парня буквально крутятся шестерёнки. Через несколько секунд молчания, младший вдруг вскидывает голову, кажется, понявший смысл сказанных слов, а потом начинает звонко смеяться и заваливается на Мартина, несильно ударяя того в оголённую грудь. - Ты ебдил, ясно? - Пасмурно. Ну дак что? - Что "что"? - Ты согласен быть моим парнем и ебаться со мной до конца своих дней? - Точно ебдил, - заключает Илья, а потом удобно устраивается где-то в районе груди Фреда, чувствуя себя абсолютно счастливым.