Часть 1
26 октября 2019 г. в 13:04
Тёмные липкие щупальца оплетают, ползут по телу, противно извиваясь. Лезут в лицо, проникают в глаза, рот, опутывают своими сетями мозги. От них никуда не деться, никуда не спрятаться. Мир подёргивается чёрной рябью, затуманивается тьмой, в которую превращается всё вокруг. Даже в лёгкие забралась вязкая масса, окутывает собой всё, мешая дышать и заставляя задыхаться.
Шейн прижимает руки к лицу, силясь избавиться от цепких щупалец, но нащупывает пальцами лишь пустоту. Он пытается закричать, но не издаёт ни звука, продолжая беспомощно молотить пальцами по воздуху. Паника накрывает, и пространство опасно вспыхивает красным по краям.
Он резко открывает глаза, слыша в ушах отголоски чьего-то крика, и лишь через несколько секунд понимает, что это был его собственный. Он проснулся. Это был всего лишь кошмар. Всего лишь очередной кошмар.
Шейн дрожащей рукой проводит по лицу. Чертовски болит голова. Сколько времени он проспал? Он бросает взгляд на стоящие рядом с кроватью часы — старомодная прихоть, дань прошлым временам, которые ему очень нравятся. Четыре сорок восемь. Рано, чтобы вставать, но поздно, чтобы пытаться заснуть.
Хоть в последние несколько недель ему требуется на это меньше времени, он всё равно может провести целый час, бессмысленно смотря в потолок и прислушиваясь к тишине. Похоже на то, что было на Марсе… хотя ничто и никогда не будет похоже на то, что там произошло.
Шейн вздрагивает: неприятный холодок пробегает по спине. Тьма словно оживает, и он явственно может различить в ней очертания чёрных щупалец, тянущихся прямо к нему. Он резко вскакивает с кровати и торопливо включает в комнате свет. Дыхание сбивается, и приходится потратить около минуты, чтобы успокоиться.
Боязнь темноты пока с психотерапевтом они не отработали в должной мере. Всё должно идти постепенно. Он со всем справится. Всё будет хорошо.
До выхода из дома ещё больше двух часов, так что он может позволить себе не торопиться и заняться чем-то приятным. Например, спокойно почитать книгу, на которую обычно не хватает времени. Или же досмотреть тот фильм, который он пытается досмотреть уже который день. Или приготовить себе что-то вкусное. Или…
Шейн подходит к окну и смотрит на небо. Он видит бледную луну, отдельные точечки звёзд, а ещё огни космических станций и кораблей, что приветливо мигают сверху, в миллионах километрах от Земли. Шейн знает, что отсюда не виден Марс, но всё равно продолжает упорно его высматривать до тех пор, пока шея не затекает и не начинает болеть. Где-то там наверняка до сих пор летают в пространстве остатки спутников красной планеты… или, точнее, останки страшных существ, что до сих приходят к нему в кошмарах.
Шейн отшатывается от окна. Он обещал себе больше не вспоминать, что произошло с ним. То, что случилось — вне человеческого понимания, и он никогда в полной мере не осмыслит всё то, чему стал свидетелем. Это осколки какого-то иного, кошмарного, сюрреалистического мира, с которым он больше никогда не хотел бы соприкасаться. Но пообещать себе намного легче, чем исполнить, когда даже мимолётный взгляд на правую руку напоминает о том, что и так выжжено навеки в сознании. Шрам в виде двух сфер. Двух чудовищных спутников Марса. Шейн не помнил, как получил его, и думал, что уже родился с ним. Но, как оказалось, всё было не так. В глубоком детстве он заглянул в загадочную книгу — и именно так это началось. Но, как он ни напрягал память, вспомнить хоть что-нибудь не получалось.
«Ваше сознание вытесняет болезненные воспоминания», — говорил психотерапевт и советовал Шейну не углубляться в тайны прошлого. Ничего хорошего они, скорее всего, не принесут. Надо жить настоящим.
«Надо жить настоящим».
Шейн подходит к письменному столу и открывает верхний ящик. Взгляд сразу же цепляется за лежащую сверху фотографию, и он, немного помедлив, аккуратно берёт её в руки. С цветной карточки на него смотрят двое: он сам и Деклан, улыбающиеся и полные жизни. Ещё до всего этого кошмара. До Марса.
Шейн закусывает губу. На глаза снова набегают слёзы, а горло начинает саднить. Ну уж нет, больше он не будет плакать, как сопливая девчонка. Деклан бы этого не оценил. Он навсегда запомнит его именно таким — полным энтузиазма и счастливым, а не оплетённым паутиной чёрных нитей и лежащим на пыльной земле далёкой планеты.
Шейн смотрит на улыбающееся лицо друга и думает о том, насколько же обманчива порой бывает внешность. На первый взгляд и не скажешь, что перед тобой человек, который сидел в тюрьме и который находился в депрессии, закончившейся попыткой суицида. Всё это Шейн знал ещё до того, как наткнулся на записи этого ублюдочного Сандры, так что открытием досье на Деклана не стало. Они ведь дружили не так давно, познакомились лишь непосредственно на станции, но успели стать друг для друга по-настоящему близкими людьми. Оттого было так особенно больно его потерять по сравнению со всеми остальными.
Шейн вытирает слёзы рукавом. Кладёт фотографию обратно и пытается справиться с собой. Его трясёт, и невыносимо хочется приложиться к бутылке. Но он не будет. Это тупиковый способ облегчить боль, и Шейн понимал это ещё до того, как неохотно решился обратиться к психотерапевту. Он очень устал от этих обязательных сеансов в детстве, чтобы повторять уже в сознательном возрасте, но ему пришлось это сделать, чтобы окончательно не слететь с катушек.
Если бы он только знал, что на самом деле произошло с его матерью…
«Свихнулся бы гораздо раньше».
Шейн невольно усмехается собственным мыслям. Да уж, если бы ему в детстве рассказали о Спящих, о спутниках, о вечном Зле, что скрывается в глубине космоса, он, скорее всего, оказался навеки запертым в стерильных палатах психиатрических больниц. А так, отделался лишь «небольшой психологической травмой и лёгкой степенью социофобии». Кажется, так было написано в его досье.
«К чёрту это всё».
Шейн выходит на улицу, осторожно прикрывая за собой дверь. Где-то в подкорке до сих пор сидит мысль, что если не сделать этого, щупальца вернутся и оплетут собой каждую комнату. Что, вернувшись, он не увидит перед собой ничего, кроме тьмы, которая всё ещё не может его отпустить. Что он так и остался там, на Марсе, и всё его возвращение лишь одна большая ошибка, в которую он отчаянно хочет верить.
Он с наслаждением вдыхает свежий предутренний воздух. Лёгкие опаляет холодом, но холод этот приятный. Он может дышать. Он жив.
Шейн до сих пор помнит, каково это — задыхаться в открытом космосе, посреди бесконечного пространства, в котором нет надежды, и если ты умрёшь, то труп твой будет висеть в атмосфере и никто его не найдёт. Он помнит отчаяние, тяжёлыми молоточками стучащее в голове. Помнит тупую боль, охватывающую тело. И мимолётное облегчение за секунду до того, как тьма поглощает собой всё. Он помнит, хоть этого никогда и не происходило.
Шейн не может объяснить себе, почему он видит то, что яркими вспышками появляется в его сознании. Где грань между реальностью и фантасмагоричным миром иллюзий. Где жизнь, а где начинается что-то другое, не заканчивающееся вместе с гибелью слабого ничтожного тела. Где правда — в той реальности, в которой он умер, или в которой вернулся?
Когда он открыл глаза после собственной смерти, то первые мгновения не мог ничего понять. Только что он болтался в космосе среди осколков ракеты, а теперь снова стоял ногами на твёрдой поверхности планеты и видел перед собой безжизненное тело друга. Позднее, когда он смог рассуждать более здраво, то решил для себя, что виденное было предупреждением. От кого? Зачем? На эти вопросы не было ответов, и когда Шейн над ними задумывался, у него начинала болеть голова. Единственное, что он понимал — скорее, даже осознавал, что спасло его нечто большее, чем та древняя сила, которой поклонялась его мать. Была ли эта сущность доброй или имела какие-то зловещие планы на него, Шейна, он не знал. Он бы предпочёл никогда об этом не думать.
Тогда же, на Марсе, он каким-то чудом нашёл в себе силы не сойти с ума, снова сесть в «Инвиктус» — но не взлететь с планеты, нет, горло до сих пор схватывало от воспоминаний о страшной смерти в космосе, а проложить курс ракете до спутников безумия и запустить её. Чтобы затем, дрожа каждой клеточкой тела, смотреть на далёкий взрыв, слышать ужасающий крик матери, а после упасть на землю и пытаться дышать, чувствуя, как ускользает сознание.
Потом было возвращение на Землю, которое Шейн практически не помнил. Первые недели дома остались в его памяти смазанным цветным пятном, в котором мелькали лица, громко звучали голоса, и он снова чувствовал себя потерянным и одиноким, как много лет назад после исчезновения матери. Затем он стал ходить к психотерапевту, и жизнь начала налаживаться. Медленно, шаг за шагом, но он возвращал себе то, что, казалось, потерял навсегда в той чёртовой экспедиции. Дерьмо, а он ведь ещё и врал отцу, чтобы иметь возможность там оказаться. Знал бы, что всё так закончится… интересно, нашёл бы в себе смелость всё-таки отправиться туда и спасти мир?
Шейн зябко ёжится. Он совсем не считает себя героем, особенно по ночам, когда он порой просыпается с мокрыми от пота волосами и застрявшим в горле криком. Прошлое слишком цепко держит, и отпускать его — болезненный и тяжёлый процесс. Но он справится. Всё будет хорошо.
Он смотрит на то, как тьма ночи постепенно уступает место неуверенным солнечным лучам. Совсем скоро утро вступит в свои права, и это значит, что ему пора торопиться, иначе опоздает на работу. После случившегося он думал, что больше никогда не выйдет в космос, но в последнее время после повторяющейся изо дня в день рутинной инженерной работе на Земле он всё чаще задумывается о том, чтобы вернуться. Не на Марс, нет — его снова передёргивает от одной только этой мысли. Но туда, где туманности закрывают собой тьму неба. Где звёзды яркими пылающими огнями освещают дорогу. Где мёртвые планеты поворачивают свои бока к Солнцу, словно надеясь согреться. Где может быть страшно, плохо, чертовски неуютно — но без чего он больше не может жить.
Шейн обхватывает себя руками за плечи. Становится холодно, и, наверное, пора идти домой. Он в последний раз вдыхает воздух полной грудью и закрывает глаза. Он ожидает увидеть снова перед собой щупальца, но вместо этого видит Деклана. Усталого, взъерошенного, заросшего — но живого. Он улыбается и одобрительно кивает. Шейн справился. Он сделал всё так, как было нужно, спас Землю, и, значит, гибель Деклана была не зря.
Шейн знает, что груз этой ответственности будет висеть на нём всю жизнь, несмотря на то, что он, вроде как, является героем, которым себя не считает. Он будет стараться проживать каждый день так, чтобы Деклан мог им гордиться. И, возможно, где-то там, на пересечении других миров, они когда-нибудь встретятся. И Деклан наконец угостит его собственноручно сваренным кофе, о котором он столько говорил во время совместных дежурств.
Шейн открывает глаза и улыбается. В голове его — по-прежнему полная каша, которая наверняка не придёт в полной порядок никогда. Но он жив, он выбрался, он справился. Никаких больше монстров, никаких больше щупалец, никакого больше Марса. Он идёт домой и думает о том, что Венера выглядит вполне неплохой кандидатурой для того, чтобы её исследовать. Потому что, как минимум, у неё нет никаких спутников.