• • •
Приехав домой, я убеждаюсь, что Глеб уже уехал на работу, оставив на кухне как всегда немытую посуду. Быстро привожу кухню в порядок, а потом поднимаюсь в комнату, снимаю с себя всё, оставляя лишь бельё и плюхаюсь в кровать, намереваясь поспать пару часов, а потом начать заниматься делами. Я с наслаждением провожу время в царствие Морфея, пока меня не будит сообщение-напоминание от Алексея Владимировича, который пишет всё то же самое, что говорил сегодня утром в университете. Понимаю, что это всего лишь рядовое сообщение, но всё равно невольно краснею, вспоминая ситуацию, которая как-то приключилась. Откидываю пуховое одеяло, надеваю домашние шорты с майкой и, пользуясь моментом, кидаю на всё ещё не заправленную кровать вещи, которые позже уложу в чемодан. Закончив, оставляю бардак в своей комнате и спускаюсь на кухню, чтобы приготовить брату еду. Не успеваю дойти до кухни, как улавливаю звуки шебуршащего в замке ключа, поэтому торможу в прихожей, плечом опираясь о стену. — О, ты дома уже, — говорит Глеб, скидывая с ног недавно купленные «Найки». — Думал, ты как всегда допоздна в своей шараге. — Ну я же на физ-ру не хожу, — напоминаю брату и всё-таки отправляюсь на кухню. — А вот ты что-то рановато с работы приехал. — С похмелья не очень как-то работать, знаешь, — Глеб усаживается на стул, предварительно поставив перед собой стакан с водой. Я понимающе киваю на его объяснение. — Папа звонил. — Когда он вернётся уже? — спрашиваю я. Наш отец — человек-командировка. Такая вот доля известного на всю страну адвоката. Но когда папа дома, то всё своё время он уделяет нам с братом, не жалея для нас совершенно ничего. Глебу уже лет в пятнадцать отцовское внимание нужно не было, в отличие от меня — маленькой девочки, которая почти всю свою жизнь находилась на попечении нянь. Тема мамы в нашей семье — табу. Особенно для меня. Когда мне было четыре, и папа в очередной раз, ранним утром, улетел куда-то на юг России, мы с мамой вышли прогуляться во двор. Я смутно помню тот день, но помню, как я сидела в песочнице, строя какие-то нелепые замки, мама вроде была рядом, а потом, в какой-то момент, исчезла. По моим пухлым детским щекам, не останавливаясь, текли слёзы, мне было страшно, я нигде не видела родную блондинистую голову, не ощущала её присутствие. Как и полагается, у меня, четырёхлетнего ребёнка, ключей от маленькой квартиры на окраине Москвы, не было. Вот и сидела я на лавочке у подъезда. Но нас решила навестить папина мама — бабушка — которая успокоила меня и убедила, что маме просто пришлось уйти. Но ей не пришлось, она сама так решила. Купила билет в одну сторону и улетела, не забыв забрать с собой все накопленные папой деньги. Всё. Без хэппи-энда. — Завтра вечером, — отвечает Глеб, пока я достаю необходимые продукты из холодильника. — И что ты нам на трапезу оставишь? — Котлеты вам сделаю, думаю, макароны сварить сможете, — объясняю я. — Если что вызовите Марию, сообразит что-нибудь. Провожу на кухне часа три, если не больше, решая, что нужно ещё приготовить нам с братом ужин. Убираю за собой, и пока в духовке томятся овощи с куриной грудкой в сливочном соусе, иду к себе в комнату, чтобы начать собирать чемодан и не терять время зря.• • •
Я почти заканчиваю укладывать вещи, как таймер на телефоне оповещает о том, что нужно идти и вытаскивать ужин. Аккуратно выкладываю еду по тарелкам и зову Глеба, который с широкой улыбкой усаживается за стол и начинает потирать в предвкушении руки. — Мелкая, а у тебя в группе мальчики симпатичные есть? — запихивая кусок курицы, спрашивает брат. Услышав вопрос, я в непонимании хмурюсь. — Ну там, замутить в поездке есть с кем? — Глеб, ты пугаешь меня своими дурацкими вопросами, — отвечаю я, цепляя на вилку кусочек фасоли. — Даш, ну просто интересно, — братец непринуждённо пожимает плечами и смотрит на меня. — А то ты как лет в шестнадцать рассталась со своим Ильёй, так и никого рядом с тобой видно не было. — А разве старшие братья не должны говорить наоборот? — усмехаюсь, спокойно продолжая ужинать. — Раз тебе так интересно, братец, то в группе мне не нравится никто. Совершенно. — Может из преподов кто? — Глеб! Брат начинает смеяться, а я лишь качаю головой, быстро доедаю и кидаю тарелку в раковину, сказав парню, чтобы он всё вымыл. Заканчиваю собирать вещи, сажусь на кровать и по списку, который был записан в блокноте, проверяю, ничего ли я не забыла. Когда точно убеждаюсь, что всё на месте, то со спокойной душой ложусь в кровать, только вот уснуть никак не получается. Да и не получилось, сон так и не пришёл, а вставать надо было в половине пятого, чтобы успеть сходить в душ, привести себя в порядок и успеть добраться до вокзала, и не опоздать. Выхожу из комнаты, чтобы добраться до ванной и, проходя мимо комнаты Глеба, слышу смачный и мощный храп. Усмехаюсь, закрываю дверь в его комнату плотнее и иду дальше. У дверей, готовая «от» и «до», стою уже в половину шестого, оставив на комоде в прихожей записку папе и брату, спускаюсь вниз к такси. Встреваем в пробку, и я молюсь, чтобы не опоздать и не заставить никого ждать, особенно Алексея Владимировича. Но случается чудо и ровно в шесть тридцать, как и просил наш преподаватель, оказываюсь рядом со своей группой. — Привет, Даш! — Аля налетает на меня с распростёртыми объятиями, чудом не сбивая с ног. Я в ответ обнимаю подругу, отпуская ручку чемодана. — Готова посмотреть на самый лучший город на земле и влюбиться? — Посмотреть готова, а вот насчёт влюбиться — не знаю, — улыбаясь, отвечаю я. — Я готова уснуть прямо здесь, не спала вообще. — Неужели кто-то устроил такой скромнице, как тебе, бессонную ночь? — рядом оказывается Диана, как всегда при параде: наращенные ногти и ресницы, слои тонального крема, хайлатера настолько много, что слепит глаза; сумочка от какого-то дорогого бренда, огромный чемодан, будто едем на месяц, а не на несколько дней. — Специфический у твоего парня вкус, конечно. — Солнцева, вы бы так за своей личной жизнью следили, как за чужой, — слышу позади себя мужской голос и резко оборачиваюсь, увидев там Алексея Владимировича, непривычно одетого в спортивный костюм. — А то у вас вчера был Андрей, а сегодня уже Серёжа, там уж смотрите и до всяких заболеваний недалеко. В удивлении поднимаю брови, когда слышу такую непозволительную от преподавателя реплику, а ещё больше удивляет то, что за меня кто-то вступился. Кто-то кроме Глеба и Алины. Алексей Владимирович переводит взгляд на меня и улыбается — или мне кажется, — а потом оглядывает всех стоящих рядом, видимо, чтобы посчитать, и удовлетворённо кивает сам себе. — Ну что, дети мои, — поправляя очки на переносице, обращается к нам мужчина. — Берём свои сумки и вперёд на перрон, вроде как уже можно садиться. К Але подходит Макс — один из наших одногруппников и забирает из её рук чемодан, обворожительно улыбаясь. Соколов отличный парень, только вот Орлова всё ломается и близко его к себе не подпускает. — Даш, я бы с удовольствием и у тебя твой груз забрал, только вот Бог дал мне всего две руки, — не переставая улыбаться, говорит Макс, а я лишь отмахиваюсь. — Дарья, может я Вам помогу? — снова резко поворачиваю голову, обнаруживая рядом своего преподавателя. — Вам не тяжело? — Нет, Алексей Владимирович, мне нормально, — неловко пожимаю плечами и следую за одногруппниками. — Но спасибо. Мы останавливаемся у одного из вагонов, и в порядке очереди начинаем заходить внутрь и занимать места. Аля сразу же находит глазами нам место и пулей несётся туда, чтобы его занять. Макс помогает закинуть наши чемоданы наверх в ячейки, улыбается и садится со своим другом Андреем перед нами. Как только поезд начинает движение, голова оказывается на плече у подруги, и я почти моментально отрубаюсь. Просыпаюсь, когда чувствую, как сильно затекла шея, что сидеть в таком положении стало невозможно. Смотрю на часы: ехать ещё два с половиной часа. Орлова предлагает мне поесть, поэтому из рюкзака вытаскиваю контейнер, где лежит пару бутербродов, приготовленных наспех с утра. Делюсь с Алей, которая протягивает мне пару шоколадных батончиков. Наедаемся мы сполна, даже тошнить от еды начинает. Достаю из недр своего рюкзака книгу, включаю в наушниках спокойную музыку, и еду так всё оставшееся время. Когда мы выходим с Московского вокзала, перед нами открывается Площадь Восстания, где на здании отеля «Октябрьская» расположена надпись «Город-Герой Ленинград». До отеля добираемся пешком, чудом умещаясь со своими чемоданами на маленьких тротуарах, и без нас заполненных туристами. Нам с Алей везёт с тем, что номер достаётся нам двухместный, подальше ото всех одногруппников, но рядом с Алексеем Владимировичем. — Даш, смотри какой вид! — отодвинув шторы, восклицает Алина. Я вешаю джинсовку в шкаф и подхожу к подруге. — Как же я люблю этот город! Хоть и любовь я пока разделить с Орловой не могу, вид и правда оказывается потрясающим: старые питерские дома и Невский проспект. Да, не Исаакиевский собор, но, чтобы начать чувствовать «дух Петербурга» хватит и этого. Когда заканчиваем раскладывать одежду и все свои вещи, на телефонах появляется сообщение от нашего преподавателя, что через пятнадцать минут мы отправляемся на завтрак в ближайшее кафе.• • •
Первые два дня проходят у нас, как у типичных туристов: экскурсии на автобусах по городу, поездки в Петергоф и Пушкин, «путешествия» по рекам и каналам. Короче, полный сбор информации о городе. Сегодня большая часть ребят, куда не вхожу я, но входит Аля, едут к родственникам. Всем им были выставлены определённые условия и проведён тотальный допрос о том, куда, зачем и почему, который устроил Алексей Владимирович. У Алины здесь жила старшая сестра, которая не любила Москву и захотела жить в Питере. Орлова-младшая говорит, что её переезд был только к лучшему. Помимо того, что Катя вышла замуж и родила, у сестёр отношения стали гораздо лучше. И любить друг друга, по словам Али, на расстоянии стали тоже больше. Просыпаюсь я в номере одна, когда на часах почти одиннадцать. Принимаю душ, надеваю поверх пижамы, состоящей из атласных бежевых шорт и топа, халат, длинной до колена, обуваю тапочки и спускаюсь вниз, где расположен лаундж, где можно посидеть и позавтракать. Достаю из холодильника купленный вчера круассан с курицей, завариваю себе зелёный чай и устраиваюсь в дальнем углу, по пути здороваясь с оставшимися одногруппниками, которые так же как и я решили перекусить. Расстраиваюсь, что нет даже Макса, чтобы о чём-нибудь хоть с кем-нибудь поговорить, и даже может сходить погулять. Но быстро беру себя в руки и прописываю себе места, куда бы обязательно хотела сходить. — Доброе утро, Дарья, — отрываю взгляд от ежедневника и вижу никого иного как Алексея Владимировича. Преподаватель бегло проходится по моему внешнему виду, и мне становится неловко, будто я тут совсем голая сижу. Мужчина прочищает горло и продолжает: — Точнее уже день. Какие планы на сегодня? — Ну-у… — неуверенно начинаю я, когда Калинин садится в кресло напротив. Я резко одергиваю края халата вниз, чтобы прикрыть ещё хотя бы малую часть. — Думала, что хочу сходить в «Этажи», и заглянуть обязательно в музей Анны Ахматовой. А дальше — как пойдёт. — Просто Вы единственная, кто из тех, у кого просто свободный день, а не свидание с родственниками, не посвятил меня в свои планы на сегодня, — с полуулыбкой говорит Калинин. — Насколько я помню, Вам уже есть восемнадцать? — я киваю, не переставая теребить края халата. — Тогда прошу вернутся до закрытия метро, даже если Вы недалеко от отеля и можно дойти пешком. Ваш максимум — час ночи. Это я и так расщедрился. — Спасибо, я всё поняла, — говорю я, хотя сомневаюсь, что приду в номер так поздно. — Приятного аппетита, я пойду. — Хорошего дня! Я буквально добегаю до номера, сразу отправляясь в ванную, чтобы умыться холодной водой. Чёрт. Ну простой разговор с преподом. Ну да, с супер красивым преподом. Закрываю глаза, считаю до десяти и успокаиваюсь. Беру с полки косметичку и высыпаю всё в раковину, чтобы было удобнее искать то, что мне пригодится. Наношу легкий тон, вырисовываю аккуратные стрелки, разбавляя их тенями, оформляю брови, подчеркиваю ресницы, крашу губы нюдовым карандашом и ву-а-ля — я готова. Странно, но сегодня за выбором одежды я провожу гораздо больше времени, чем обычно. Собираю и кладу всё самое необходимое в поясную сумку, захлопываю дверь в номер и выхожу. Стереотип о том, что Питер серый, у меня пока не получил своего оправдания. За эти три дня, пока мы здесь, солнце палит нещадно. Мы даже шторы с Алей не закрываем. Зато Петербург, безусловно, можно называть музыкальным городом. Да и вообще «от» и «до» творческим. Пока пройдёшься по Невскому, то точно найдёшь исполнителя, который тебя зацепит. И художники по всюду. Ну и без городских сумасшедших тоже не обходится. Они, так сказать, вносят свой шарм. Когда дохожу до знаменитого лофт-проекта «Этажи», то первым делом решаю накупить (не)нужных вещей, а потом подняться на крышу и посмотреть на Питер с высока. Покупаю Глебу дурацкие носки с надписью и фляжку, где написано «Мразь» — идеальное описание моего брата. Себе выбираю серёжки и кольцо ручной работы от какого-то малоизвестного, но очень классного, дизайнера. Прохожу до главного торгового центра «Галерея», где покупаю подарки папе и паре знакомых. От большого количества народа я быстро устаю, поэтому покупки завершаю быстро. Забегаю на фуд-корт, где вкусно обедаю в ресторане «Баклажан». Решаю, что лучше оставить пакеты в номере, дабы не таскаться с ними по всему городу и чувствовать себя некомфортно, поэтому снова возвращаюсь в отель, который оказывается совершенно пустым, за исключением обслуживающего персонала. Я прохожусь по Невскому, чудом уворачиваясь от надоедливых аниматоров, которые лезут обниматься, а потом «ненавязчиво» предлагают сфотографироваться, не упоминая, что потом за это придётся платить. И немаленькие деньги — шестьсот за одну фотографию для взрослого. Я дохожу до Дворцовой площади, где мы уже были и посещали Эрмитаж, который не произвёл на меня должного впечатления, и направляюсь в сторону Марсового поля, где на газонах расположились туристы и местные жители, чтобы насладиться столь жаркой майской погодой. Я нахожу свободную лавочку и, кинув рядом свою джинсовку, сажусь, чтобы присоединиться и немного погреться. Через Троцкий мост перехожу к Петровской набережной, откуда иду в сторону метро «Горьковская», чтобы отправиться на Крестовский остров, посетить «Диво остров» — парк аттракционов, провести время там, где-нибудь поужинать, а потом вернуться обратно в центр, чтобы продолжить бродить там.• • •
Я не замечаю, когда мои часы переваливают за час ночи. И совершенно не могу сказать, что и где я так долго делала. Второй раз в жизни я куда-то опаздываю. И почему-то этот второй раз снова связан с Алексеем Владимировичем. Пешком идти минут тридцать, метро закрыто. Избежать неловкого разговора с преподавателем, который, к слову, мне нравится, не удастся. Я тяжело вздыхаю, и просто иду по набережной канала Грибоедова, стараясь себя не накручивать. — Королёва! — слышу позади себя знакомый голос, но убеждаю себя, что мне уже просто кажется, но меня снова зовут: — Дарья! Ты почему до сих пор не в отеле? — Алексей Владимирович? — негромко выдавливаю из себя, закусив губу. — Пожалуйста, извините, я как-то не уследила за временем, пока гуляла, поэтому вот… Я правда не специально. — Ну ещё бы ты специально, — говорит мужчина и слегка улыбается. — Ты и телефон в руки не брала? — Нет, — качаю головой и достаю из сумки смартфон, на котором красуются несколько пропущенных от преподавателя. — О, Господи! Алексей Владимирович, извините! — Хорошо, что я додумался подруге твоей позвонить, а она мне твою геолокацию скинула, а то я бы вообще с ума сошёл, — говорит Калинин, а я вся покрываюсь приятными мурашками от мысли о том, что он за меня переживал. Пусть даже как за рядовую студентку. — Ладно, нашлась и слава богу! Раз тебе так гулять по Питеру понравилось, может погуляем вместе? — Вместе? — Ну, да, — почесав затылок, подтверждает Алексей Владимирович. — Я вот спать не хочу, погода хорошая, да и компания будет подходящая, если ты согласишься. Меня немного удивляет, что преподаватель обращается ко мне на «ты», до этого такой вольности он не позволял ни в чью сторону. Подумав несколько секунд, я соглашаюсь, ведь именно в Питере совершают безумные поступки, верно? Мы идём по Невскому, по стороне Гостиного Двора, где недалеко находится Думская улица — улица, где куча клубов и обитает сомнительный контингент. Оттуда доносятся отголоски громкой музыки и крики пьяных людей, которые, видимо совершенно не контролируют своё сознание. Алексей Владимирович резко дергает меня к себе, взяв за руку, когда перед нами возникает персонаж маргинальной наружности и признаками наркотического опьянения. Но я не пугаюсь. Лишь забываю как дышать, от такого близкого контакта с мужчиной. Пока преподаватель о чём-то разговаривает с этим человеком, я наслаждаюсь теплом его руки, и еле сдерживаюсь, чтобы не провести кончиками пальцев по выпирающим костяшкам. Разговор заканчивается, мы продолжаем идти так и не размыкая рук, и мне так неловко, но в то же время так хорошо, что кишки, простите за сравнение, скручивает. Молчание с Алексеем Владимировичем оказывается самым комфортным. Мы доходим до улицы Рубинштейна — ещё одна тусовочная улица, только с нормальными людьми и заведениями, проходим все бары и оказываемся около дома Толстого. — Пойдём-ка туда, там очень классный двор, только вот придётся мне под забор лезть. Это очень странно — наблюдать, как мужчина, которого ты воспринимаешь только как строгого преподавателя, лезет под забор, чтобы открыть тебе дверь, дабы ты не запачкала свои вещи. Мы поднимаемся по маленькой лестнице, состоящей из трёх ступенек и проходим к деревянной белой лавочке, где местами ободралась краска. — Ну что, как тебе Питер? — Калинин лёгким взмахом руки убирает назад свои волосы и пристально смотрит на меня. — Признаться, я впечатлена, — говорю я, закидывая по привычке ногу на ногу. — Но думаю, что вся романтика здесь — только в центре, в остальном — типичный российский город. — Да, это правда так, — соглашается мужчина. — Даш, можно вопрос? — Спрашивайте. — Что это тогда было в коридоре возле кабинета Римского права? Услышав этот вопрос, я чувствую, как краснею, поэтому отворачиваюсь и некоторое время залипаю на фонарь, думая, что ответить. Это был конец сентября, мы с Алиной стояли недалеко от кабинета, где должна была быть следующая пара. У Калинина. Аля сначала ныла мне о Глебе, а потом резко переключилась: — Слушай, кто у нас самый нормальный из преподов? — Хм, ну не знаю, — задумываюсь, а потом отвечаю: — Мне кажется, что Калинин. Он ещё и красивый. Отвожу взгляд от Орловой и вижу Алексея Владимировича, стоявшего сзади подруги. — Кхм, здравствуйте, — вижу, как преподаватель пытается скрыть свою улыбку, из-за чего желание провалится сквозь землю растёт в геометрической прогрессии. — Проходите в аудиторию, дамы. Чувствую на своём плече руку, и слишком близко ощущаю дыхание Алексея Владимировича. Из-за такого небольшого расстояния мы чудом не сталкиваемся лбами, когда интерес к фонарю пропадает и я нахожу, что ответить мужчине: — Это была правда, Алексей Владимирович! Вы один из самых адекватных преподавателей в нашем университете, а то, что Вы красивый, я уверена, знаете и так. — Знаю, — нахально говорит Калинин, — но мне нравится слышать, когда именно ты, говоришь об этом, Даш. И в следующую секунду происходит взрыв. Потому что я чувствую губы преподавателя на своих. Мы, чёрт возьми, целуемся! Да и не просто губами соприкасаемся, а едва ли не поглощаем друг друга. Страсть. Огонь. Бабочки в животе. Я не верю. Не верю. Верю. Алексей Владимирович отстраняется, но не отводит от меня глаз. Мужчина мягко касается моих волос и заправляет пару прядей за ухо, задевая чувствительную кожу за ухом. — Теперь могу я спросить? — Спрашивай. — Что это было? Ну вот сейчас. — Поцелуй, Даша, — усмехается Калинин, а я лишь хмурю брови. — Ладно. Если без шуток, то я давно хотел тебя поцеловать. Ты мне нравишься не только, как прилежная студентка, но и как девушка. Поэтому вот. — Но Вы же понимаете, что это… — А ты понимаешь? — Алексей Владимирович берет мою руку и продолжает: — Если бы понимала до конца, то оттолкнула. Давай договоримся, что ты мне больше не «выкаешь» и называешь по имени. — Хорошо, — соглашаюсь, но решаю, что хочу разъяснить всё сейчас. — Вы… То есть, ты же понимаешь, что такие отношения не вписываются в рамки университета? — Отлично это понимаю, — кивает головой, снова улыбаясь. — Знаешь, как-то всё так удачно подворачивается, что я принимаю у вас сессию и ухожу, меня пригласили работать юристом в одну очень хорошую компанию. Поэтому через месяц нам даже не придётся скрываться. — Ого, как вы всё продумали, — удивлённо говорю я, на что Лёша (Боже, как непривычно так его называть даже в своих мыслях) смеётся. — В Питере всегда происходят такие сумасшедшие вещи? — Прошлым летом я набил себе здесь татуировку на всё плечо, при том, что даже не помню, при каких обстоятельствах. Так что, да, в Питере происходит много всего такого, что не укладывается у тебя в голове, но ты определённо чувствуешь себя счастливым и ни о чем не жалеешь.