Нормальные мужики

Всё. Увольняюсь. Сил нет, терпение на исходе, чувство прекрасного поругано, ухожу в управдомы. Мерзкий малявка стал последней каплей. Лужей. Биомассой. Клоп вонючий. Ещё дружки его эти, наглые морды. Сто раз их теребил, заберите своего, мучается же человек, а я ему кто — сторож? Вот честно, полное впечатление, что им пофиг. Случись война, эту пешку первой разменяют. Я, конечно, не обольщаюсь, тут у нас не Версаль. Далеко нет. И естественно, каждый раз одно и то же. Кто-нибудь нажирается вдрабадан, точнее, дожирается… Ну и далее со всеми остановками. К нам, знаете ли, чинно-блинно провести культурно время не приходят. Мы обычно принимаем то, что изрыгнул Город, поэтому и работаем по остаточному графику. Круглосуточно. Днём, естественно, тут делать нехрен, девочки работают по одной на зал неделя через неделю, ещё и уборку взяли, хоть что-то. На баре сам Константиныч днём-то. Ну, а в ночь мы по трое выходим, и бармены профи, ибо только успевай поворачиваться. Moscow never sleep, always drink. Охранники опять же. Ну, тут Константиныч, правда, прикинул хрен к носу и решил, что с ЧОПом заключать договор жирновато. Не спальный район, гопота не беспредельничает, а вывести подышать заблудившего московского озорного гуляку и официанты способны. Так что на вахте у нас пара пенсионеров, хотя и из военных. Но эти так, декорум соблюсти — от двери не отлипают, сидят с бравым видом на стульчике, грозно морщат лоб. Кроссворды, поди, в уме решают. В моей смене халдеят ещё Серёжа и Димон, в баре Эльдар. Норм команда, все при тараканах. Эльдар, похоже, реализует несбывшуюся мечту о Дю Солей — его выкрутасы с летающими бутылками обходятся ему в копеечку, но когда удается ничего не разбить в течении минуты — это зрелище! На его шоу уже есть любители — овации, крики бис, все дела. Я как-то даже подошёл к особо оголтелому и шепнул на ухо: «Бис за ваш счёт, идёт?» «Да не вопрос!» — решительно отмел все инсинуации любитель жанра и тут же примерил на себя роль мецената — купил у раскрасневшегося Элика две бутылки текилы, две рома и две коньяка и хлопнул их в ряд на стойку. «Бис, маэстро!» И Эльдар не подвёл. Как ему это удалось, ума не приложу, но ни одной не разбил. Видимо, вдохновение пришло на халяву. Ну или первый официальный поклонник мобилизовал скрытые ресурсы. Димон у нас принц. Нет, это не погоняло, парень в самом деле голубых номенклатурных кровей, ему по кайфу одним своим царственным выражением лица расставлять точки над i. Ему не хамят, перед ним благоговеют и заказывают что подороже. Снобские понты, понятно, но Димон не в накладе, к тому же регулярно почесываемое ЧСВ весьма приятственно. К его чести, среди нас держится либерально, и разговор поддержит, и чаевыми принципиально делится с обоими. Серёга метросексуал и гей и не скрывает этого от нас, он подкатывал булки к каждому по очереди, кроме охранника. Не найдя взаимности, добродушно пожимал плечами и обезоруживающе улыбался, перенося охотничьи угодья в зал. Пару раз ему везло, но чаще посылают. Или вот как сегодня, словил в морду. К этому я ещё вернусь. Пока же позвольте представиться — Алексей, тридцати восьми лет от роду, не был, не привлекался, участвовал, разведен, алиментами не обременён. Владею, представлен, подписка о неразглашении. Почему пошел в халдеи? Да Константиныч позвал, вот и пошел. «Батя» у нас сроду на самотёк ничего не пускал. Когда я его узнал, он был ротный, а я «комод». Потом взвод принял и стал у него нештатным помкомом. Батя меня высмотрел как-то и под конец доверял как себе. Ну, а когда у него выслуга подошла, а у меня контракт закончился, связи в Москве не теряли. И, открыв «Бункер», Константиныч меня выцепил. Как он объяснил, мои навыки ему позарез нужны. «Ты, Лёха, лучше всех периметр сканируешь, людей бережешь и дурачка включаешь. При тебе я хоть половину ночей спать спокойно буду. Жаль, нет у меня больше таких ребят — а всё легче.» Поскольку в смене я самый возрастной, то никто и не возражал, что я старшим стал. Мы с Батей знакомство не афишировали, сам авторитет у пацанов заработал. И безнаказанно морды бить моим — это бессмертным надо быть. Правда, я не кидаюсь сразу в ответку, разбираюсь что к чему. Свой тоже огребет, если за дело. Ну, а обидчику внятно разъяснить политику партии — мой святой долг. Так вот, у Серёжи, судя по всему, «ружжо дало осечку». Нёс на мойку поднос с тарелками — и не донес. За углом в коридоре, где туалеты для посетителей, грохнуло нехило так. Я был недалеко, ждал заказ на кухне, ну и пошел глянуть, чего там. Вижу, Серёженька наш с лица сбледнул, сидит на корточках над кучей осколков, а с края рта струйка сбегает. — Ну и кто нам юшку пустил? — спрашиваю. — На дверь налетел. Ответ стандартно ожидаемый. Серёжа у нас гордый сокил, в своих фиаско не признается, нашел молчит, потерял молчит. Я вернулся в горячий цех, Ваграм сказал «Пять минут, Алексей». Ну, я и решил разъяснить эту «дверь». Мойщица Лиля уже прибрала битые тарелки, Серёжа побежал в зал, а я вошёл в кабинет «М». Мда, наш красавчик, видно, с большой голодухи, раз так лопухнулся. То, что топталось возле умывальника в луже блевотины, трудно было заподозрить в нестандартной ориентации. Во-первых, оно было лет на пятнадцать постарше нашего пострелёнка, во-вторых, мелкое, злобное и в хлам убитое. — Могу я чем-то помочь? — вопрос протокольный, морда протокольная. — Иннахуй тсюд, уррод! Петушку своему помоги, отсоси у него. — Всенепременно. А вам рекомендую присоединиться к своим спутникам и выйти проветриться. — Ты чо, мужик, бссмертный что ли? Пшел нахуй, скзл, мтнулся кабанчи… Новый фонтан прервал поток красноречия. Ладно. Пора к Ваграму, заказ как раз для того столика. Четверо их. Бегло осмотрев, пришел к выводу, что ничего этих мужиков не объединяет, кроме совместной молодости. Один пропитой тостомёт-энтузиаст, второй — тучная флегма, третий в расстроенных чувствах и… А его-то как Серёженька не приметил? Аяяй, совсем нюх потерял! Хотя… Да, там налицо драма и в сердце нет свободного места. Скорее всего, Серёжа так и понял, раз даже я просёк. И четвертый с ними как раз вот этот бешеный суслик. Занятный экземпляр, должен отметить. Почему обратил внимание? Да от мужика просто разит катастрофой, там на лбу «Ахтунг!!!» только что не вышрамировано. Из тех, которые сами не напрягаются, а в радиусе сплошной гемор. Отнес заказ, сегодня Батя по случаю закупил четыре севрюги, вот одну эти заказали. Ваграм волшебник конечно — рыбина лежала на деревянном блюде толстым маслянистым поленцем, увенчанная по хребтине полудольками истекающего соком лимона, вокруг нее в россыпь маленькие обжаренные в сырной панировке картофелинки, помидоры и красный перец ломтями, все посыпано свежей зеленью. Аж жалко стало того, в туалете. Сметут, и не попробует ведь. А эти даже не заметили. Ни гастрономической роскоши за астрономическую сумму, ни прорехи в своих рядах. Я решил проверить ещё раз. Кстати, совсем что-то не тянуло учить драчуна. Серёжа краев не видит, когда у него хотюн, так что обойдется его холеная физиономия без страшной мсти. Зашёл в помещение, смотрю, возле умывальника пусто. Лиля и тут проявила расторопность. Умница. Косарь из рулона перекочевал в нагрудный карман, надо поблагодарить труженицу. Однако, где объект? Дверь в сам туалет открыть с ходу не удалось. Ага. Мужик нашел местечко для уединения и решил отдохнуть. Приоткрыл с усилием, обозрел инсталляцию. Или перформанс? Первое, что бросилось в глаза — рука, обхватившая основание унитаза. По запястью змеилось четко и ясно «Вите надо выйти». Ну, а чего, тоже позиция. Надо — вышел. Куда смог. Лежит, ножки трогательно подобрал, носочки красненькие, ботиночки аккуратненькие, махонькие. А лапа — нормальная такая лапа, мужицкая, без маникюра. Тьфу, бля — эдак скоро начну на среднестатистических мужиков как на редкость ископаемую пялиться. Смотрел на него, и какой-то осадок всплывал из глубин. Муторно стало на душе. Попробовал поднять, да он вцепился в унитаз, как в мамкину сиську: «Ненене, к-кой вствать, я тока лёг». Ладно. Пускай с ним дружбаны возятся, мне-то что. Выхожу — уже стоит у двери какой-то бедолага, переминается. «Один момент», — говорю, — "По техническим причинам… Короче, можете воспользоваться служебным.» И показал направление. Пошел снова к их столу. Семенившего навстречу Серёжу сцапал за рукав: — Стоять! — Лёш, ты что? — Серый, ты зачем полез к невменько, да ещё и с полным подносом посуды? На что там можно было рассчитывать? Красавчик сник: — Тупанул, на автомате подмигнул. А он, видно, уже успел с кем-то сцепиться, ну и мне прилетело… Тоже на автомате. — Да щас, на автомате! Всё он просёк, запомнил и мне предложил тебя в устной форме обслужить. Серёженька, таких издалека видеть надо, и если потянет подмигнуть, то лучше сразу себе подмигун вырви. Уяснил? — Да понял, понял. Считай торчу тебе. — Лиле ты торчишь. Угомонись, короче. За столиком атмосфера сгустилась вокруг лежащего на столе перед томящимся любовником телефона. Тому, видимо, написали что-то эмоциональное, и вся троица заинтересованно обсуждала новости. И опять у меня защемило внутри, да что ж такое-то? Знаю я таких отчаянных, как этот их четвёртый, которым насрать на весь мир, и доверяют лишь нескольким людям в этом сраном мире. И вот они сидят, эти люди, и тоже доверяют ему быть собой. Может, все правильно? Я для порядку состроил постную рожу и поныл этим троим, и их реакция меня удивила. А меня очень сложно удивить. Сначала показалось, он в их компании пария, которого терпят, чтобы ряды не поредели. И только потом вкурил, что это и есть респект другу. Неопекаем, ибо самодостаточен. В этом кругу вот что было охуительно — никто ни от кого не зависел. Четыре дружественные державы. Аж завидно стало. Всегда считал, что одному оставаться — самое чистое и правильное состояние. Хватит с меня боли потерь, хватил чужих людей на правах ближних. И вроде удалось внушить, что приближаться ко мне чревато. А вот сейчас понял, хочу такого друга. Не как эти, как мелкий. Который, кстати, не заспался. Очень бодро живёт Витёк. Вот он уже пускает по залу нерводробительныефонящие завывания микрофона караоке, и полон энтузиазма порадовать удрученного друга душевной песней. Стебётся, конечно, но блин… Хреново вот так взять и ощутить себя никому не интересным. А поздно, такими нужно с детства обзаводиться, в других местах их не раздают. Назавтра началась неделя сменной бригады. А мне вдруг навязчиво захотелось посидеть за водочкой и поговорить с кем-то. Зашёл ближе к вечеру в «Бункер», рассчитал время, чтобы застать Батю. — Лёха? Всё в порядке? — Все хорошо, Батя. Налей мне буржуйской двести. — Даже так? Крепко. — Посидим? Не в кабинете, тут. — Лёш. Вижу, перекосило тебя. Тут я не помощник, сколько не сиди. Я ж за тебя любого порву, кто обидит, а жизнь — она тоньше, брат. Знаешь, если нужен совет — посиди один. Такие как ты сами себе лучшие советчики. Бутылка за счёт заведения, разумеется. Садись вон в углу, счас с Ваграмом сообразим тебе натюрморт. Посиди, Лёха, иногда надо. Батя прав, конечно. Знает меня насквозь. Недаром проверял какими-то своими зондами, прежде чем в свои определить. Он ушел домой, а я сидел уже второй час за столиком в глубоком тылу. Две стены стыкуются за спиной, слева какая-то здоровенная хрень развесила вайи. Зал простреливается безупречно. Парням сказали меня не замечать, не кантовать, с разговорами не лезть, Ваграм сам все сделает. В остальном исполнять любой каприз. Ну, что ж. Я поманил Юрика, пробегавшего мимо с блокнотом, и заказал «Вите надо выйти» с клипом на весь экран. Мысли не радовали. Раскис как баба. Ладно, друг Лёха, сегодня не парься, а завтра пробздишься. Краем глаза заметил оживление у барной стойки. Ну, как оживление — засёк, как бармен Ваня стрельнул глазами в мою сторону и кивнул в неё же, обозначая кому-то направление. Тааакс. Вечер перестает быть томным. Или…? Или. Независимой и гордой походкой ко мне подгребает вчерашний enfant terrible собственной персоной. На трезвом лице выражение «Чё надо?!» Спокойно киваю ему на стул рядом. Вижу, как кисти в карманах сжимаются в кулаки, мордой лица явно декларирует «Пошел нах», но садится. Наливаю ему в свой стакан, но он выставляет ладонь. — Я за рулём. Разговор есть. —? — Вчера. Я должен заведению чего? — Нет, — пожимаю плечами. — У тебя всё? — У меня не всё! Вот к тебе лично у меня не всё. Достал ты меня вчера! Думаешь, Витёк пьяный был, Витёк нихуя не помнит? Пре-крас-но я всё помню! Устроили тут бордель! В Москве нормальные мужики ещё остались?! — Так. Стопэ. Ты мне тут сейчас собираешься арию ортодоксального гомохейтера исполнить? Витёк, ты берега не попутал? Сам то с кем вчера пришёл? В чью честь лебедем курлыкал? — Ты на Марика не гони, понял? Я с ним за одной партой с первого класса, и мне похуй, в какую сторону на его болте резьба, понял? Он это среди своих не практикует. — Да пофиг на Марика, какие у тебя ко мне предъявы? С сотрудником инструктаж проведен, моральную компенсацию ты сам с него получил, не вижу инцидента. Витёк, только что чуть в горло мне не вцепившийся, вдруг заржал. Добродушно так, глазки сразу как у гномика Васи сделались, щелочками. — Да хули ты на меня пялился весь вечер, а? Я ж всю голову сломал. Ты чего, неужели тоже пидор? В смысле, гей? По виду не скажешь. Я помолчал. Всегда боялся этого вопроса вот так, в лоб. — Я не знаю, Витя. Правда, не знаю. Но точно не поэтому смотрел. Витёк коротко выдохнул. Пошарил глазами по столу, заметил пепельницу, достал пачку Винстона. Прикурил, выпустил струйку дыма. — Тебя как звать-то? — Алексей. — Ну, рассказывай, Лёха. — У нас вечер охуительных историй? Витёк серьезно кивнул: — А хоть бы и так. Я ж все равно докопаюсь, чем ты меня так взбередил. И я ему рассказал. Бля, даже Бате не рассказывал, никому. Никогда. Как в самом начале, ещё когда командовал отделением и только забросили нас на точку, заметил одного из своих ребят — особенный он был. Вот такой же щупленький, несерьезного роста, и такой же отчаянный. Такого не убережешь, рожна ищет. Нам предстояла наутро разведка боем, из наших я выставил в группу двоих, Воропаева и Костина. Но Костин свалился буквально за час с приступом аппендицита, и пришлось в пару к Воропаеву ставить Андреева. Того самого, безбашенного. Провел вводный инструктаж, распустил готовиться. После отбоя сидел в каптерке, все продумывал десятый раз, схемы чертил, и тут в дверь протиснулся Андреев. — Слава, отбой давно, иди спать. — Товарищ сержант, разрешите обратиться. — Ладно, садись. Давай по чаю. Рассказывай, что гложет. И тут этот цыпленок разревелся совсем по-детски. Хотел было рявкнуть на него, но увидел тонкую шею с завитком светлых волос… Понял, что вижу обратную сторону этой отчаянности. Пацан ещё совсем, хоть и годный боец. И даже спрашивать не надо — вижу, что плохо ему, страшно и одиноко. А что я могу? Ну, подошёл с опаской, обнял неловко, прижал к себе. Мамаша, блин. Что говорить-то, Господи? А он ткнулся губами в мою шею и… Я охренел, а когда опомнился, его губы уже жадно терзали мои. Со стоном, с дрожью. Чуйка меня никогда не подводила, и я знал, что момент прекратить безобразие безнадежно упущен. Оттолкни я его сейчас — натворит беды. И я сделал единственное, что мне оставалось — мягко отстранил его, подошёл к двери и запер. В чем я точно никому не признаюсь — в своих ощущениях. Я знал и любил девчонок, их тела и запахи доводили меня до исступления. Но таких эмоций, такого чувственного взрыва я никогда не испытывал. Сначала я просто стоял, прислонившись к столу, как в наркотическом бреду наблюдая, как движутся по торчащему до ломоты стволу жадные и умелые мужские губы, то заглатывая до гланд, то почти выпуская и лаская кончиком языка уздечку. Потом не выдержал, резко вздернул его, переменил позицию и завалил на стол. Ворвался в тесное колечко без подготовки, остановиться уже не мог… Потом стоял потерянно, наблюдал, как трясущиеся руки возятся с пряжкой ремня. Андреев ни разу не поднял на меня глаз. Слезы высохли, лицо бойца было непроницаемым, только грудь ещё ходила ходуном. И вдруг он солнечно улыбнулся: — Товарищ сержант, разрешите идти? И посмотрел на меня такими счастливыми глазами… А моя чуйка долбилась в уши: Не жилец. Не жилец. Витёк выслушал мой слегка сокращенный рассказ. Помолчал, теребя оттопыренное ухо. Пожевал зубочистку… — Пуля или мина? — Мина. — И ты… — Я, скотина, хоть и убивался, что мой пацан погиб, не уберёг, но в один подлый миг мелькнуло: никто не узнает. С тех пор ни разу, ни с кем. И кто я, по-твоему? Гей? — Да из тебя гей как из меня балерина. Оба мы на крайняк суровые боевые пидоры. Шутка. Ладно, понял я, чо ты глаз с меня не сводил. — Что понял? Витёк снова взял паузу. Смотрел на меня долго, с прищуром, и уж не знаю, чего он там видел, только по хребту мурахи побежали. — Ты кит-одиночка. И сейчас всерьез обдумываешь операцию выброса тушки на берег. Но пока решил притормозить, ибо меня пожалел и хочешь спасти. Меня или себя — пока не разобрался. Тут уж моя очередь молчать пришла. Наконец, выдавил: — Мудак ты, Витёк. Понимаешь дохуя. И допил стакан. — Ладно, — гремя в кармане ключами, поднялся Витёк. — Поминки закончились? Поехали, довезу. — К-куда? — вяло спросил я. — К тебе. Или ко мне. Решу по дороге. Погнали, Черный плащ.