Blindness.

...Я больше не стремился к увлекательным вылазкам с привилегией заглядывать в человеческие души. Только для Гэтсби, человека, чьим именем названа эта книга, я делал исключение, - Гэтсби, казалось, воплощавшего собой все, что я искренне презирал и презираю. Если мерить личность ее умением себя проявлять, то в этом человеке было поистине нечто великолепное, какая-то повышенная чувствительность ко всем посулам жизни, словно он был частью одного из тех сложных приборов, которые регистрируют подземные толчки где-то за десятки тысяч миль. Эта способность к мгновенному отклику не имела ничего общего с дряблой впечатлительностью, пышно именуемой "артистическим темпераментом", - это был редкостный дар надежды, романтический запал, которого я ни в ком больше не встречал и, наверно, не встречу. Нет, Гэтсби себя оправдал под конец; не он, а то, что над ним тяготело, та ядовитая пыль, что вздымалась вокруг его мечты, - вот что заставило меня на время утратить всякий интерес к людским скоротечным печалям и радостям впопыхах. *** Я все чаще задумываюсь о том, что порой в жизни все бывает гораздо сложнее и запутаннее, чем в претендующих на отражение действительности книгах. Все происходящие события проходят через фильтр восприятия автора и приобретают определенный оттенок, даже если создатель этих строк клянется в полной беспристрастности. Так что, советую вам всегда верить писателю лишь наполовину. Что до меня, то я не просто отфильтровал все произошедшее со мной за описываемый период времени, но не задумываясь вычеркнул определенные события, которые я посчитал неуместными в моем рассказе о Гэтсби. Эти воспоминания останутся со мной и не смогут отвлечь внимание читателя от мысли, которую я стремился до него донести. *** Это случилось за день до того, как Дэйзи приехала ко мне на чай. В тот вечер Гэтсби запер парадные ворота и приказал никого кроме меня не впускать. Я нашел его в той самой библиотеке, где веселились мы с Джордан, играя в "кто же такой этот загадочный мистер Гэтсби". Он стоял у титанических размеров окна и задумчиво вглядывался в темноту, ловя отблески зеленого огонька на ночных волнах. Я вежливо кашлянул, и он обернулся, широко улыбаясь. - А, здравствуйте, старина. Знаете, мне что-то очень грустно сегодня. Прошу вас, выпейте со мной и развейте мою тоску, - он жестом указал на заманчиво поблескивающую в теплом свете настольного светильника бутылку дорогого виски. Мы пили, курили и болтали о всякой ерунде, в то время как библиотеку все больше окутывала бархатистая тьма, оставляя освещенным единственный островок из двух занятых нами кресел. Мне вдруг страшно захотелось размяться. Я встал и, слегка пошатываясь, направился к книжным полкам. Стоит отметить, что вкус в литературе у хозяина библиотеки был отменный, если только эту коллекцию не собрал кто-то за него. Тогда я, правда, не успел об этом подумать, потому что мое внимание отвлекло спокойное мерное дыхание, раздавшееся прямо за моей спиной. Обернувшись, я с удивлением заметил, что Гэтсби стоял прямо позади меня, на том расстоянии, которое в обществе считается уже совсем интимным. Он просто наклонился ко мне, и я почувствовал его горячее дыхание на своих губах, ровно за секунду до того, как это жаркое дуновение превратилось во вполне реальный поцелуй. Гэтсби отстранился на долю секунды, чтобы, однако, сразу же возобновить поцелуй. Он целовал меня снова и снова, все настойчивее и требовательнее. И, глядя на эту ситуацию как бы со стороны, я совершенно не отдавал себе отчета в том, что охотно отвечаю ему, неловко подаваясь вперед, сжимая дрожащими пальцами ткань его безупречного пиджака, притягивая его еще ближе. О да, мы были безобразно пьяны. И все же, возрождая в памяти воспоминания о той ночи, я не могу утверждать, что это был совершенно неосознанный порыв. В наших действиях была необходимость для нас обоих, и я отчетливо увидел эту необходимость в его прозрачных глазах, когда он отстранился, чтобы посмотреть на меня. Не берусь рассуждать о том, что я тогда чувствовал, растворяясь в этом пронизывающем взгляде. Подобные ощущения едва ли можно описать нашим скупым человеческим языком. Я притянул его к себе, заставляя наши лбы соприкоснуться, и, клянусь, никакое прикосновение женщины не было для меня более интимным, чем этот простой жест. Он положил горячую сухую ладонь на мою гладко выбритую щеку и снова поцеловал. Я почувствовал, как предательски подкашиваются ноги, и через мгновение мы оказались на полу, попутно пытаясь избавиться от одежды. Знаете, это все, конечно, не так, как с женщинами. Не было в наших действиях никакой романтики, никакой нежности. И вообще все это действо больше напоминало борьбу, чем попытку двоих поскорее раздеться. Мы срывали друг с друга оставшуюся одежду, сгорая от желания, не думая о том, что будет завтра. Это было одно из преимуществ сосуществования с Гэтсби. С ним можно было запросто не заглядывать в будущее, существовать только в данном конкретном мгновении. И все же было что-то еще...что-то большее желания тела, было что-то отчаянное, что-то за гранью нашего понимания. Грубый ворс дорогущего ковра в библиотеке впивался в кожу, пока мы сплавляли наши раскаленные тела судорожными движениями и громко стонали, совершенно наплевав на то, что кто-то может нас услышать. Изредка прерываясь на короткие передышки, мы делали это снова и снова, пока черное небо не начало отливать предрассветной синевой. Тогда мы наконец полностью иссякли и окончательно протрезвели. Я быстро одевался под пристальным взглядом курящего в кресле Гэтсби. - Ну, до встречи, - ситуация, вообще-то, была довольно неловкой, но я почему-то не чувствовал смущения. - До встречи, старина. *** Я, кстати, никогда не причислял себя к "этим". К тем, кто предпочитал мужчин. И даже после того, что произошло в библиотеке между мной и Гэтсби, в моей голове ни разу не возникала мысль о том, что я переспал с мужчиной и что это было чем-то противоестественным или неправильным. Я тогда больше думал о Гэтсби и Дэйзи, и кем оказался я в этой истории. Мы никогда не обсуждали с ним ту ночь. На следующий день мы просто встретились и, как ни в чем не бывало, обменялись рукопожатиями. А потом все как-то завертелось, он наконец-то встретил Дэйзи и был безумно счастлив. *** ...Никогда еще дом Гэтсби не казался мне таким огромным, как в ту ночь, когда мы рыскали по большим пустым комнатам, охотясь за сигаретами. Мы раздвигали драпировки, похожие на полы палаток, мы водили руками по поверхности темных стен в поисках выключателей; раз я наскочил в темноте на открытый рояль, и оттуда брызнул фонтан нестройных звуков. Повсюду пахло затхлостью, как будто комнаты уже очень давно не проветривались, и было совершенно непостижимо, откуда взялось в них столько пыли. Наконец на одном столе обнаружилась сигаретница, и в ней две лежалые высохшие сигареты. Мы уселись перед окном в большой гостиной, предварительно распахнув его настежь, и закурили, глядя в темноту. - Вам надо уехать, - сказал я. - Полиция наверняка выследит вашу машину. - Уехать, старина, сейчас? - Поезжайте на неделю в Атлантик-Сити или в Монреаль. Но он об этом и слышать не хотел. Как он может оставить Дэйзи, не узнав, что она решила делать дальше? Он еще цеплялся за шальную надежду, и у меня не хватило духу эту надежду отнять. Вот тогда-то он и рассказал мне странную историю своей юности и своих скитаний с Дэном Коди - рассказал потому, что "Джей Гэтсби" разбился, как стекло, от удара о тяжелую злобу Тома, и долголетняя феерия пришла к концу. Вероятно, в тот час он не остановился бы и перед другими признаниями, но ему хотелось говорить о Дэйзи, и только о Дэйзи. ...Над Лонг-Айлендом уже брезжило утро. Мы прошли по всем комнатам нижнего этажа, раскрывая окно за окном и впуская серый, но уже золотеющий свет. На росистую землю упала тень дерева, призрачные птицы запели в синей листве. Мягкое дуновение свежести, которое даже не было ветерком, предвещало погожий, нежаркий день. - Нет, никогда она его не любила. - Гэтсби отвернулся от только что распахнутого окна и посмотрел на меня с вызовом. - Не забывайте, старина, ведь она вчера едва помнила себя от волнения. Он ее просто напугал - изобразил все так, словно я какой-то мелкий жулик. Неудивительно, если она сама не знала, что говорит. Он сел, мрачно сдвинув брови. - Может быть, она и любила его какую-то минуту, когда они только что поженились, - но даже тогда меня она любила больше. Он помолчал и вдруг разразился очень странным замечанием. - Во всяком случае, - сказал он, - это касалось только ее. Мне вдруг стало очень жаль его. Он так отчаянно цеплялся за свою надежду. Так цепляется утопающий за обломок корабля. Я подумал тогда, что став одержимым этой любовью, он совершенно растворился в ней, и теперь, когда все его планы и мечты рушились на глазах, он не мог отыскать себя среди этой одержимости, среди всего, чем жил целые пять лет. Ему было страшно. Так мне казалось. Мне захотелось как-то подбодрить и отвлечь его от тягостных мыслей, и я, поддавшись какому-то странному порыву, обхватил ладонями его лицо и прижался губами к его губам. Гэтсби застыл от неожиданности, однако, когда я уже готов был отстраниться, он ответил. Сначала медленно, недоверчиво, а потом более уверенно, притягивая меня за лацканы пиджака. Все это длилось буквально несколько секунд, после чего он разорвал поцелуй, а я сделал шаг назад, глядя, как золотятся первые, еще тусклые лучи восходящего солнца в его волосах. - Ох, старина, - как-то задумчиво проговорил он и растерянно отвел взгляд, глядя наружу сквозь распахнутое окно. - Через двенадцать минут мой поезд. Мне не хотелось ехать на работу. Я знал, что проку от меня сегодня будет немного, но дело было даже не в этом, - мне не хотелось оставлять Гэтсби. Уже и этот поезд ушел, а я все медлил. - Я вам позвоню из города, - сказал я наконец. - Позвоните, старина. - Так около двенадцати. Мы медленно сошли вниз. - Дэйзи, наверно, тоже позвонит. - Он выжидательно посмотрел на меня, словно надеялся услышать подтверждение. - Наверно. - Ну, до свидания. Мы пожали друг другу руки, и я пошел к шоссе. Уже у поворота аллеи я что-то вспомнил и остановился. - Ничтожество на ничтожестве, вот они кто, - крикнул я, оглянувшись. - Вы один стоите их всех, вместе взятых. Вспоминая эти слова, я долго думал, было ли это тем, что я действительно хотел сказать? Я так и не пришел к какому-либо решению. Знаю только, что это было хотя бы лучше, чем не сказать ничего. Потому что в ответ на мои слова он просиял и широко искренне улыбнулся. Я рад, что смог запомнить его таким. *** Что было потом, я подробно описал в своей книге. В дополнение могу сказать, что немного соврал, говоря о звонке, которого так ждал Гэтсби. За несколько минут до того, что случилось, он подозвал лакея и попросил его освободить линию. Вероятно, он устал ждать звонка от Дэйзи. А может быть, ждал чьего-то другого. *** Вышло так, что у Гэтсби не оказалось в наличии близких, кроме меня...Я позвонил Дэйзи через полчаса после того, как его нашли, сделал это по непосредственному побуждению, не раздумывая. Но оказалось, что они с Томом уехали еще утром, взяв с собою багаж. Я много раз прокручивал в голове образ Дэйзи, и, клянусь, никогда не мог понять, что в ней заставляло такого человека, как Гэтсби, сгорать заживо от страсти, жить и дышать только ради ее любви и внимания. Обладая ангельской внешностью, Дэйзи была пустой. А рядом с исполненным жаждой жизни Гэтсби, она и вовсе блекла и смотрелась, скорее, как неумелая работа бездарного автора рядом с настоящим предметом искусства. Позволю себе совсем уж откровенное замечание: даже Джордан, в которую я и сам подумывал влюбиться, казалась мне более достойной такой преданности, ведь она была яркой и харизматичной, в ней был стержень и...Однако, не мне судить о таких вещах. Просто я считаю несправедливым тот факт, что любовь, о которой мечтает каждая женщина, досталась той, что не смогла осознать ценность этой любви и вдребезги разбила человека, способного на такие высокие чувства. Они были беспечными существами, Том и Дэйзи, они ломали вещи и людей, а потом убегали и прятались за свои деньги, свою всепоглощающую беспечность или еще что-то, на чем держался их союз, предоставляя другим убирать за ними. *** Я только однажды заплакал. Его отец спал наверху, а я задремал в кресле в гостиной. Меня разбудил звук скрипнувшей от сквозняка оконной рамы. Я вскочил, подумав, где носит Гэтсби в такой час, и наткнулся в темноте на его гроб. Этот гроб вырвал меня из полудремы, в которой он представлялся мне живым. Думаю, это была очень жестокая шутка, потому что я почувствовал, как катится медленно, щекоча кожу, слеза по моей щеке. *** В ночь перед отъездом я лежал на песке на пляже Гэтсби и глядел на то место, где раньше сиял лучом надежды этот столь значимый для него зеленый огонек. Тогда я кое-что понял. Я понял, что мы оба, Гэтсби и я, были на пороге открытия чего-то совершенно нового, чего-то большого и важного, чего-то... Однако у судьбы всегда наблюдалось весьма скверное чувство юмора. Она дала ему шанс и в то же мгновение забрала его, подарив лишь мимолетное ощущение надежды. Кроме того, по пути она забрала что-то и у меня. Что-то, что приносило смысл и радость моему существованию. Я не смею задаваться бессмысленными вопросами, а потому и не скажу вам, чем же все-таки было это "новое" для меня и него. А моя повесть расскажет читателю историю великой любви и великого человека, без неуместных дополнений. Историю о Гэтсби. О Великом Гэтсби.