***
Солдатом, особенно рядовым, быть легко. В том смысле, что старшими всё организованно, думать не надо, выполняй себе команды и всё. Скажут идти — иди, скажут стрелять — стреляй, прыгать — прыгай… Беспорядка, бардака нет, всё по уставу, всё чинно… А ещё стоять на посту и обязательно следить за обмундированием. Чтобы байонет был острым, винтовка — чистой, без ржавчины на корпусе, без гари и грязи в стволе… кстати, о ней, о родимой. Иногда ему казалось, что она ему поёт, убаюкивает и успокаивает. Главное, лейтенанту об этом не говорить, а то ещё пожалуется медикам, а те его спишут, а нельзя уходить, не исполнив долг перед Родиной! Впрочем, он хороший… только говорит иногда женским голосом. Но хороший, всегда прикрывает. Их полк очень маленький — четверо всего, без него. Лейтенант вечно что-то приказывает, они вечно куда-то идут, вечно с кем-то воюют. Но он хороший, а ещё ему виднее, он главный. Медсестричка, Соней звать, вечно отрешённая и молчаливая, задумчивая, у неё удивительно спокойное лицо, хотя стреляет она из своего дерринджера метко. А их сержант весь в бинтах, вечно уткнётся в книгу и что-то читает. Наверное, радист или разведчик… А ещё с ними кубинец, вечно вертится вокруг лейтенанта. Ну да, они — кубинцы, вроде как союзники… кажется… но за ним надо приглядывать. Кубинцы они как индейцы… только кубинцы. — Рядовой, становись! — приказ отдан чётко и он столь же резко выпрямляется по стойке «Смирно», — мы выдвигаемся на приступ… захваченного врагами склада. Приказ — выбить врага из здания, пленных не брать. Особенно ценна будет гибель их главнокомандующего. — Сэр, есть сэр! Судя по звукам, враги их ждали, устроили засаду. Проклятые фрицы, ещё и света нет, только мрак и аквамарин. Ну и рожи у этих фрицев, одна гаже другой! Вытянутые, кровожадные оскалы. Почему они так стремятся врукопашную? Кончились патроны? То-то их так легко пострелять, как бутылки в тире… только вот пуля даже в голову иной раз не берёт. Это их немецкая наука проклятая… не от мира, точно. А потом его едва не вывернуло — один из фрицев бросился к телу павшего и… стал его жрать. Отрывать куски сырого мяса и утробно выть, брызжа из гнилого рта грязной кровью. Ну и довело их командование, бросило на смерть, без патронов и провизии. Только… почему немец серый… голый… с когтями… длинными волосами и гнойно-жёлтыми глазами?! Противник зарычал и бросился на него на четвереньках. Как животное… думает, напугал? Кто кого! Из груди вырвался утробный крик, пуля попала в брюхо проклятому ублюдку, но того это не остановило и тот полоснул в ответ ногтями по груди. Как это чудовище посмело тронуть форму пехотинца США?! Из потаённых глубин разума всплыли какие-то странные, не характерные тёмные силы, он закричал и в ответ что было силы двинул прикладом по наглой вражьей морде, отрезвив напор. А потом двинул точно в сердце байонетом… и ещё. И ещё. А потом следующего… уже потянулся за лопаткой, когда лейтенант дёрнул за плечо. Отрезвляюще подействовало… враг ликвидирован, склад отчищен, полк начинает передислокацию…***
Он стоял в дозоре, пока остальной полк отдыхал. Он всегда стоит, ему совсем не сложно… но не может вспомнить, когда в последний раз спал. Кажется, вчера… только солнца не видно, сложно сказать, когда было «вчера». Спрингфилд говорит, что вчера ещё не закончилось, но спать не хочется. Не хочется и есть. Вообще ничего не хочется. Ну, разве что ещё разочек увидеть Клэрис, написать ей. Он обязательно, напишет… как только лейтенант даст увольнительную… или кто их там даёт? Обязательно… — Сэр, я ранен! Мне нужна помощь, сэр! Почему кровь есть… а боли нет? Не хотелось тревожить остальных, но на самотёк это пускать нельзя. Кубинец, он так и не запомнил его имя, встрепенулся, но остался на месте, придерживая свой пистолет. Медсестра перебинтовала его рану на груди, пока он пытался вспомнить, когда он умудрился схватить пулю и почему не умер? Ах, это дух свободы и равенства его защищает, как он защищает интересы США… наверное. — Бедное создание… Хрип сержанта вывел на мгновение из прострации. Это он кому? Или о ком… — Сэр, разрешите обратиться? — спросил он, приближаясь к лейтенанту. — Почему сержант весь в бинтах? Ему не нужно в госпиталь? — К сожалению, враги отрезали путь к базе, рядовой, — ответил лейтенант, затягиваясь сигаретным дымом, — а бинтами он покрыт… от ожогов. Немецкий огнемёт. Рядовой понимающе прогудел и закивал головой — адское пламя напалма вырывалось тогда из распылителей, таилось в баках этих ублюдков. В памяти всплыла вонь и тлен обгорелой плоти… дальних лесов… чего-то далёкого и забытого. Действительно, бедное создание… Полевые стычки сменились битвой за город… по улочкам тянуло каким-то странным маревом. Вот проклятые фрицы, снова травят их газом. Чёртова холера, от которой умерли Фредли и Уилсон… Хотя лейтенант и сержант что-то делали, какие-то действия, готовые их защитить… — Сэр, газы, сэр! — дождавшись, подтверждения он натянул спрятанный в сумке противогаз и надел поверх шляпу. Есть противогаз — готов сражаться! Кажется, сами фрицы попали под действие газа… сначала не замечали их, потом подбегали, потом убегали, а потом снова бежали в рукопашную… и чем-то плевались. Эти фрицы были хуже других… они странные. Всё это странно… быть может, клапан прохудился и отравляющие вещества дурманят его разум?.. Что-то замерцало в воздухе. Сигнальная ракета?.. их заметили и враг потянулся на оповещающую римскую свечу?.. — Рядовой, слушай мою команду! — слова лейтенанта вырвали его из пелены размышлений. — Враг окопался за баррикадами, установил там опорный пункт. Приказ — приступом захватить позицию противника, ликвидировать обороняющихся и дождавшись работы сапёрной команды уничтожить опорный пункт. Вопросы?.. — Никак нет, сэр! — отчеканил он в ответ — Разрешите приступать? — Разрешаю! Противник укрылся за баррикадами и держал узкий проход. С криком «ура!» солдат выскочил из-за укрытия и бросился вперёд. Лёгким движением он сорвал чеку шрапнельной гранаты и метнул точно в гущу врага. Полетели комья сырой земли, куски мяса и кровь, удивительно зелено-серебристо-красно-не-пойми-какого-цвета и, не встретив сопротивления, он ворвался на позиции противника. Первый приказ выполнен. А затем сияние стало невыносимым, прорвавшись даже сквозь стёкла противогаза. Он протёр глаза… и увидел их. Это были не фрицы… это были ужасные, гротескные, изувеченные, проклятые злобные демоны из самых глубоких холодных глубин ада… Они кричали, хрипели, источали слизь и жидкость, ползли на их баррикады в единственном желании — уничтожить ворвавшийся полк. Всё вокруг перестало носить холодный ледяной оттенок, наполнилось красным, багряным и разбавилось чёрной злостью, жгучей в груди яростью и злобой. Закричав, насколько позволяли лёгкие, он расстрелял весь магазин винтовки и бросился на врага врукопашную, в узкий перешеек, в котором столпились чудовища. — Стой! Куда?! Я приказа не давала! Они все толпились, лезли, толкались и наступали друг на друга в этом промежутке между баррикадами. И он отвечал на их ненависть ненавистью — бил прикладом, колол байонетом, резал и рубил лопаткой. Бил, колол, резал и рубил. Снова и снова. Билкололрезалирубил. Снова-снова-снова и сновасноваснова… Брызгала во все стороны кровища, слюни, дерьмо; вываливались ленты кишок, отрывались башки, крошились сломанные зубы, хрустели переломанные кости. Завывания, крики, пальба слились в одну душераздирающую какофонию, а небо заискрило цветом из глубин самого дальнего, холодного и антагонистичного, жестокого в своём безразличии космоса. — Вам меня не взять! ВАМ МЕНЯ НЕ УБИТЬ!ВАММЕНЯНЕВЗЯТЬВАММЕНЯНЕУБИТЬ!!! Поток мыслей захватил его… Он лежит, в ящике, вокруг его товарищи… стрельба. Темно, закрыли крышку, сыро. Снова открыли, снова светло… кажется. Темно, тусклая лампа… стол… человек в халате над ним… с пробирками. Боль, холод, отчаяние, острые зубы с кровью и когти, горячая кровь, оторванная голова… Страх… враги рядом. Они преследуют. Они погубят. Нужно бежать! Нужно победить! Верная винтовка — единственная союзница!!! Найти лейтенанта… НАЙТИ ЛЕЙНЕТАНТА!!! Красный цвет вдруг перестал доминировать и снова вернулся холодный аквамарин. Тяжелое дыхание эхом отразилось в ушах. Плечи от усталости поникли… а вокруг война. Снова. Баррикады… проклятые фрицы пытались взять приступом захваченный опорный пункт. Жалкая попытка… Солдат осмотрелся. Медсестра перевязывает раны лейтенанту… Сержант что-то делает над книгой… опорный пункт уничтожен… кого-то не хватает… — Сэр… где кубинец? — поинтересовался он. — Дезертировал, — бросил лейтенант в ответ. — Сэр, разрешите настигнуть его и ликвидировать! — такой была просьба, — дезертирство подрывает моральный дух полка! Предатели, трусы, дезертиры и коллаборационисты должны понести достойное наказание! — Он попёрся через минное поле, рядовой. — У лейтенанта был поникший и уставший голос. — Я не верю в его удачу. Он покойник. Не трать силы, отдохни. Ты совершил сегодня подвиг… — Благодарю, сэр! В короткий миг, когда ему не следовало нести караул, он отложил винтовку около себя, извлёк из внутреннего кармана помятый листок и карандаш, положил его на книгу — радист одолжил, и принялся выводить строки:Дорогая Клэрис. Пишу тебе с фронта. Наша война всё никак не закончится.
Расположения точного не знаю, где-то в Арноге, да и не положено такую информацию раскрывать.
У нас всё хорошо, ведём наступление на сломленного противника.
Даже предательство кубинца не унимает наш пыл. Надеюсь, скоро смогу вернуться домой. Твой.
Пальцы замерли на бумаге и продавили жирную точку:Твой КТО?!
Он так и не смог вспомнить, но всё же подписался в надежде, что почтальон поймёт:…любимый, верный, храбрый, отважный солдат.