Машинное масло, обезболивающая мазь и апельсины

— Вы только гляньте на эти хромированные бока, на обтекаемую форму, на цвет: такой агатовый — редкость. — Ну не знаю, тут вот явно скол чешуи подкрашен. А здесь — царапины. — Да ведь это боевые шрамы, это у них вроде знака отличия. Матёрый экземпляр. Поверьте, за такую цену вы себе транспорт на рынке больше не найдёте. — Хм… а какой у него пробег… то есть, пролёт? — Судя по срезу хвоста и размаху крыльев, около пятисот лет. — Фу, такой старый? Вы нам еще того серого предложите, который полудохлый. — Да что вы, пятьсот лет по их меркам — расцвет сил!.. Фрир устало отвернулся. Этот разговор он и так наизусть знал. Мистер Лишний-Миллион-Долларов будет задавать идиотские вопросы, морщить нос и тыкать в отметины, что оставила на Фрире жизнь, а менеджер салона по имени Вилмор («О, для вас просто Вилли, сэр!») будет вдохновлённо врать, объясняя, что заштопанное крыло — это новый дизайнерский ход, пара вырванных из хребта наростов — меры безопасности, а угрюмая рожа — знак безграничной преданности. И вообще, с тех пор как драконов обнаружили и отловили — кого в горах, кого во льдах, кого в джунглях — летающий ящер в гараже не роскошь, а урбанистическая необходимость. — А как он относится к детям? — спросила миссис Лишний-Миллион-Долларов, поглаживая одетого в рюши борова, которого она любовно называла Джуниором. — О, мадам, он безобиднее котёнка! Вот увидите, станет Джуниору самым лучшим другом. Будет шеей тереться — это у них знак наивысшей благодарности и любви. — Вилли наклонился к борову и подмигнул: — Что скажешь, чемпион, хочешь такого? Сможешь катать на нём всех своих друзей. Боров вынул изо рта ядовито-красную сосалку на палочке. — Вот ещё. — Окинув Фрира скучающим взглядом, протянул: — Он огнём-то хоть плюётся? Вилли аж руками взмахнул: — О нет, что вы, огненные гланды у них ещё на этапе подготовки к продаже ампутированы. При этих словах в горле привычно заскребло — будто фантом пламени лизнул глотку. Рядом болезненно всхрапнул Дайгур: дёрнул кончиком облезлого хвоста и устало встряхнул когда-то снежно-белые, а теперь серо-грязные крылья. У него гланды так и не зарубцевались. До сих пор гноятся. Фрир с трудом отвернулся от блёклой тени, что осталась от лучшего друга. — А командам его научить можно? — спросил мистер Лишний-Миллион-Долларов. — Точно, — восторженно хрюкнул Джуниор. — Слышь, ты, ящерица-переросток! Апорт! Фрир глубоко вдохнул, унимая вспышку ярости. Хотелось разорвать, проглотить, пришибить лапой. Единственное, что стояло между ним и говорящим куском мяса — электрические диоды, вживлённые вдоль всего тела, и сверкающий пульт в руках Вилли. Снова опускаться в колодец боли не хотелось — даже чтобы услышать, как визжит от ужаса мелкая наглая свинья. Вилли драматично вздохнул: — К сожалению, наукой установлено, что интеллект дракона чуть выше перепёлки. Человеческого языка не понимает, дрессировке не поддаётся. Управлять ими можно исключительно с помощью этого, — он продемонстрировал пульт. — Хотите, скажем, чтобы он крылья расправил? Фрир не успел подготовиться. Электрический разряд ударил в киль беспощадным тараном, насильно распрямляя грудные мышцы, и гигантские чёрные крылья раскрылись, погружая салон в таинственный полумрак. Чёртов Вилли знал, что делал: людишки замерли в восхищении и ужасе, запрокинув головы и раскрыв рты. Ещё один разряд, теперь сокращающий мышцы, и Фрир, сложив крылья, устало улёгся на каменный помост. Тело пробивало дрожью. — Ох, не знаю, дорогой, — сказала миссис Лишний-Миллион-Долларов, с опаской оглядывая Фрира. — Почему бы нам снова не взглянуть на розового? Всё-таки он поновее. И места занимает меньше… Наконец-то. Фрир вздохнул с облегчением. Конечно, богатые идиоты выберут кого-то вроде Энзо — молодого красивого глупыша, который даже обрадуется. Вон как грудь выпятил. Он же не отловлен, а выведен в неволе; не притворяется, а и в самом деле глуп: ни речи не понимает, ни мыслить не умеет. Будет жить в гараже, носить мистера Лишний-Миллион-Долларов в офис, катать разжиревшего борова в клубы. А Фрир останется здесь, в салоне, и однажды — так же, как и бедняга Дайгур, — сменит яркий цвет на серость и будет лежать, закрыв глаза, мечтая ещё раз — ещё хоть раз — увидеть перед смертью небо.

***

Дверь зазвенела, но никто из менеджеров не вскочил. Значит, пришёл Он. Фрир втянул воздух носом — точно. Машинное масло, обезболивающая мазь и апельсины. Ну здравствуй, Айзек. — Привет, Агат. Тёплая шершавая ладонь привычно прошлась по губам, поднялась вдоль морды, пощекотала под ухом. В груди стало тепло, будто пробудилась давняя искра. Фрир благодарно заурчал. Поначалу он игнорировал человечка, ведь когда Айзек пришёл в первый раз, он был как все. Глазел, тыкал пальцем, задавал глупые вопросы, а потом увидел Фрира — и застыл. Менеджеры хором завывали ему про хромированные бока, пролёт и условия страховки, но вскоре потеряли интерес, убедившись, что парень в промасленном комбезе — не клиент: где ж такому достать лишний миллион долларов? Фрир тоже было отвернулся, но вдруг почувствовал эту тёплую бесстрашную ладонь на носу, этот робкий восхищённый шёпот в ухо, это терпкое сочетание запахов. Машинное масло, обезболивающая мазь и апельсины. Айзек. Фрир тогда зафыркал, завертел шеей, пытаясь отстраниться, а парень трактовал это по-своему: «Апельсины учуял? Обед мой. Хочешь?» Достал рыжий шарик из рюкзака и бросил. Фрир еле успел пасть открыть, чтобы в нос не схлопотать. Сладко-кислый фонтанчик брызнул на язык, Фрир зажмурился, а как проглотил, снова на рюкзак фыркнул — понравилось. Ох как парень заулыбался. Затанцевал бы, поди, если б ногу не подволакивал. С тех пор Айзек приходил через день — гладил, разговаривал, апельсинами кормил. Менеджеры косились, потом пытались спровадить, а потом рукой махнули — корми. Теперь Фрир знает об этом человечке всё: Айзек оказался необычайно болтливым парнем. Да сколько ни говорил, Фриру всё равно непонятно: почему всегда один? На морду хорош — вон чуб золотой солнцем светится, улыбка несмелая душу греет. Подумаешь, хромает. Это ведь, как заштопанное крыло — отпечаток жизни. А вот что не вызывало вопросов, так это его мечта летать; вон и глаза в цвет неба. Говорил, стал бы пилотом, если б не нога. Авто чинить — это, конечно, не самолётами управлять, зато свою мастерскую открыть смог. Это тоже неудивительно: сразу ведь ясно, эти тёплые шершавые руки могут всё. Именно их касания спасли когда-то Фрира от отчаяния. Он им благодарен. Такого человека хотелось иметь рядом. Другом, наездником, даже… даже больше. Такому было бы не страшно и человеческую форму доверить… Да глупо мечтать. С ошейником — какой мечтатель? Фрир привычно фыркнул в сторону рюкзака, но сегодня там пахло по-другому. Не апельсинами — деньгами. И настроен Айзек был по-новому. Глаза блестели, пальцы дрожали, ладони были влажными от пота. А ещё он молчал. Ни слова, кроме приветствия, не проронил. Что это с ним? — Ну как, вы готовы подписать бумаги, сэр? — спросил подскочивший Вилли. Айзек кивнул. — Дайте мне минуту поговорить с ним… — Подождал, пока Вилли отойдёт, и затараторил: — Я покупаю тебя сегодня, слышишь? Дед умер, мне переходит старое ранчо. Я всё в городе продал — квартиру, мастерскую, машину. Денег едва хватило — но мне повезло, сейчас скидки. Я уже и фургон для драконьих перевозок нанял. Заберу тебя и отвезу в Куамонго. Там вольно — на мили никого в округе нет, только зверьё домашнее и скот. Будешь летать, жить в своё удовольствие. Хочешь? Поедешь со мной? Эх, если бы ты только понимал меня… Фрир еле дышал. Хотелось взвыть от счастья, расправить крылья, забить хвостом, но уже через секунду в груди засело горькое обречённое пламя, прожигая изнутри разочарованием. Он заскрежетал когтями по помосту, оставляя в камне глубокие борозды. Пригнулся, выдохнул в человечье ухо: — Купи Дайгура. Айзек охнул, чуть не осев на пол: — Да ты разговариваешь… — Молчи и слушай, — шикнул Фрир. — Дайгур — тот, что слева от меня. Снежный. Его купи. Глаза у Айзека были всё такие же огромные, но в них медленно проступало понимание. — Я за тобой пришёл, — сказал он наконец. Фрир придвинулся. — Он друг мой. Последний. Единственный. Посмотри, он же умирает. А для нас хуже смерти нет, чем в неволе. Купи его. Айзек засопел, посмотрел исподлобья. Повторил, будто заклинание: — Я за тобой пришел. Фрир сглотнул комок, подступивший к горлу. Ткнулся носом в грудь. — Вот ты бы — в небе хотел умереть или на цепи, в тёмной клетке? Дай ему немного полетать напоследок. Прошу. Глаза Айзека заблестели, а подбородок задрожал. — Я за тобой пришёл, — прошептал он, совсем уже обречённо. — Ну что, вы готовы, сэр? — бодреньким ураганом вклинился в их перешёптывание Вилли. Айзек долго стоял, теребил лямку рюкзака. — Я беру Снежного, — сказал он и, не поднимая глаз, захромал в кабинет. Ушёл оттуда тоже не оглянувшись. Вскоре, подгоняемый разрядами, Дайгур тяжело поднялся и двинулся к задним воротам, но, проходя мимо Фрира, остановился. Несмотря на нервно давящего на кнопки Вилли, подошёл и потёрся в благодарность шеей. Фрир прижался в ответ, чувствуя, как вздрагивает от разрядов молнии усталое тело. Когда боль стала слишком сильной, Дайгур отстранился и зашагал в открывающиеся ворота. Оттуда яростным пламенем полыхнуло солнце.

***

Фрир держался три дня, а потом сник. Устал совсем. Закрыл глаза и решил их больше не открывать. Да только тут в нос ударило машинным маслом. И обезболивающей мазью. И апельсинами. Он вскинул голову — Айзек влетел в салон, а с ним — девица в строгом костюме. Она схватила Вилли за галстук, втащила в кабинет и хлопнула дверью. Оттуда донёсся громкий голос и невнятное блеяние. А по носу Фрира заскользили шершавые ладони. — Это Эмма. Она моя клиентка и лучший адвокат в городе. Она всё сможет. Дайгур… — Айзек запнулся, помолчал. — У него ещё гарантийный срок не вышел, так что мне обязаны обменять. Фрир зажмурился под ладонями. — Он успел? — спросил он шёпотом. — Успел. Два дня летал, к ночи вернулся, лег на землю и… — Айзек прижался к коже, неровно вздохнул: — А ещё он… в человека превратился. — Огромные голубые глаза поглядели с надеждой: — А ты… тоже можешь? Захочешь? Фрир молчал. Слова сгорели в груди. — Мистер Соррент, вот ваши бумаги, распишитесь и забирайте, — чуть не плача взмолился Вилли.

***

Фургон для драконьих перевозок вонял луком. Страшно хотелось на волю, но Фрир терпеливо ждал. И вот — шёпот сельской дороги, шелест гуляющего ветра, скрип тормозов. Фрир открыл незапертую дверь — человеческими руками. Ступил на пыльную землю — человеческими ногами. Втянул воздух свободы — человеческим носом. Обойдя фургон, глянул мимоходом в боковое зеркало. На серебристые блямбы электродиодов не смотрел, отметил лишь то, что помнил: чёрные волосы до бёдер, чёрные же глаза, мощное тело. Исхудал, но не обмяк. Выжил. Он забрался в кабину и ухмыльнулся: Айзек руль сжимал так, что костяшки побелели, а вот щёки горели алым. — Одежда на заднем сиденье, — сказал он хрипло, краснея ещё больше и отводя взгляд. Не сильно торопясь, Фрир натянул футболку и джинсы, засунул ноги в ковбойские сапоги. Потянулся назад ещё раз — за шляпой и апельсинами — и замер: под сиденьем валялся разбитый на блестящие кусочки пульт. И тут Фрир не выдержал — схватил тёплое тело, обнял крепко и шеей к шее прижался. Айзек громко задышал в его руках, откинул голову, подставляясь, охнул. Забилась венка под челюстью. Фрир рыкнул, лизнул кожу, прихватил зубами. — Моим наездником — будешь? Айзек выдохнул, судорожно кивнул. — Буду, — сказал так, будто знал, что не просто слова, а связь, прочнее которой и не бывает. Фрир отстранился, откидываясь на спинку сиденья. Улыбка незнакомо тянула губы. — Заводи. — Он нахлобучил шляпу, задрал ноги на бардачок и принялся чистить апельсин: — Домой хочу.