Комната

      Молодая женщина с растрёпанными светлыми волосами, болезненного цвета кожей и слегка запавшим взглядом кидается через всю комнату к мужчине, что с гадкой ухмылкой на лице стоит около радиатора:       - Отойди от него, Кевин! Оставь в покое моего сына, чёртов ублюдок!       Не реагируя на крики в свой адрес, тот медленно садится на корточки и буравит холодным взглядом маленького мальчика, похожего на загнанного в угол зверька, что голышом сидит на деревянном, скрипучем полу возле потемневшей от грязи батареи. Своими цепкими грубыми пальцами Кевин резко хватает ребёнка за худенькую, костлявую ручку, усыпанную мелкими синяками, цвет которых варьируется от тёмно-жёлтого до фиолетового, и грубо подтягивает его ближе к себе. Парнишка легко скользит по полу, словно подушка, набитая пухом – он кажется игрушечным для взрослого, крепкого мужчины. Который, не оборачиваясь, быстро нащупывает рядом с собой медицинский жгут. Раньше он использовался для того, чтобы пустить по вене холодную струю удовольствия. Вытянув дергающимися руками жгут в полную длину, Кевин берёт один конец и туго привязывает к радиатору – тот издаёт жалобный, трещащий звук. Второй он закрепляет на запястье мальчишки так крепко, что маленькая кисть белеет от нехватки крови. Ребёнок болезненно кривит своё детское личико, но не плачет, а лишь тихо скулит, глядя напуганными, сухими глазами на обидчика.       Мать подбегает и резко хватает своего ухажёра за плечо, пытаясь оттащить от сына. Но тот не двигается, даже не поднимает взгляда, продолжая сидеть и гнусно улыбаться. Отчаявшаяся женщина начинает кричать и бить кулаками мужчину в спину:       - Ему же больно! Уходи отсюда! Оставь нас в покое!       Кевин всё же решает среагировать и отвлечься от мальчишки. Уж больно громко Пенни визжит – голова раскалывается. Раздражённо рыкнув, мужчина резко встаёт и хватает женщину за горло, угрожающе глядя в её наполненные страхом глаза:       - Закрой рот, Пенни, а то я закрою его силой!       Он сжимает пальцы сильнее, не обращая внимания на слабые попытки своей любовницы выбраться из тисков. Пенни издаёт сдавленный, приглушенный крик, и, с трудом извернувшись, ударяет Кевина коленом между ног. Тот инстинктивно наклоняется вперёд и стонет от боли, прикрывая пах. Женщина тут же хватается за свою шею руками и падает на колени, придушенно кашляя и пытаясь отдышаться. Мужчина хриплым голосом выкрикивает брань, жалко поскуливая в промежутках, но не сводя гневного взгляда со своей подруги. Из дальнего угла комнаты, захлёбываясь в помехах, звучит тихий голос диктора из древнего радиоприёмника с кривыми рогами-антеннами.       Он не слышит происходящей домашней драмы и отстранённо вещает что-то о политике, бедности и нищете, в которой тонет город, и о молодом, перспективном бизнесмене – Томасе Уэйне.       - Ах ты сучка… – шипит Кевин, всё ещё морщась от боли.       - Уходи… Я больше не хочу тебя видеть, – подняв взгляд на своего сожителя, хрипит Пенни. Она разворачивается, пытаясь подползти к своему сыну, что всё это время молча сидел привязанный к батарее, но сильные руки подхватывают её, ставят на ноги.       - Куда ты, мать твою, собралась, я ещё не закончил!       Кевин подтягивает визгнувшую женщину за спутанные светлые волосы, резко откидывает ей голову, оголяет тонкую шею. Затем толкает любовницу прямиком к старому, покрытому толстым слоем пыли деревянному столику, и та больно ударяется об угол столешницы, вскрикивает, опуская голову вниз. Ещё какое-то время она остаётся в таком положении, не двигаясь, подавленная острой болью в боку. Мужчина медленно подходит сзади, сжимает кулаки. Почувствовав приближающийся удар, Пенни резко переворачивается на спину, увернувшись, и снова вскрикивает. Кевин промахивается, чуть не падая. Затем, с новой силой и злостью, он вновь поднимает руку, чтобы всё же оставить на молодой, но уже тронутой наркотиками и сигаретами мордашке свой след.       - Уйди… Кхах… Пока не п-поздно, а то… – задыхаясь, всхлипывает Пенни, хватаясь за запястье своего мучителя, в попытках остановить. Её зрачки безумно мечутся из стороны в сторону, словно дикие птицы, испуганные и запертые в клетке.       - А то что? – с ненасытным чувством превосходства переспрашивает Кевин, высвобождая руку из дрожащей хватки своей любовницы, расплывается в жуткой, застывшей ухмылке. Он нетерпеливо хватает девушку за сорочку, притягивая к себе. – Что ты сделаешь, м?       Тут, неожиданно для них обоих, вдруг раздаётся детский смех. Он, такой звонкий и тонкий, надрывный, с нотками истерии, быстро заполняет грязную комнату до краев, давит на слух и пугает. Сырое помещение, стены которого уже давно пожелтели от старости и плесени, становится словно теснее, намного темнее. Складывается впечатление, что это даже не квартира, а давно заброшенная, плохо освещаемая палата в больнице, некогда принадлежавшая безумному психопату. Здесь есть всё, что можно считать атрибутикой всеми забытой клиники: шприцы, марля, порванные жгуты, бутылочки из-под таблеток и различных растворов. Клиника, в которой обитают самые убогие и грязные жители этого города. Самые больные, нищие, безнадёжные и обиженные судьбой.              Которые тащат с собой в могилы и своих детей.              - Томас Уэйн заберёт меня и нашего Артура к себе! – воспользовавшись заминкой, дёргается из чужой хватки Пенни и гордо смотрит в сторону сотрясающегося сына.       Она не видит ничего плохого в судорожном смехе, несущим за собой удушающий, хлюпающий кашель ребёнка. Нет. Он ведь счастлив, раз смеётся. Он такой хороший и радостный мальчик.       - Что? Томас Уэйн? Ха-ха-ха, – Кевин начинает смеяться, но всё же отпускает женщину, потеряв запал ярости. – Ну ты и дура! Ты думаешь, ха-ха, Уэйн придёт в этот гадюшник? – он протирает руками глаза, смахивая весёлые слёзы.       - Он заберёт своего сына, поможет ему, – настойчиво вторит Пенни, с неподдельной уверенностью в голосе. Она вновь смотрит на своего любовника, смотрит прямо и решительно, и искренне не понимает, почему ему стало так смешно.       - Кого? Его что ли? – указывает Кевин на оголодавшего, избитого мальчика, который пытается скрутиться в калачик на полу и успокоиться, но не может и лишь дергается, душит себя накатившей истерией. – Ха-ха, ты, тупая сучка, серьёзно думаешь, что он – сын Уэйна?       - Да… – шепчет Пенни, медленно встряхивает волосами, раскачиваясь из стороны в сторону.       - Ты либо сумасшедшая, либо это бухло слишком сильно в голову ударило, – с издёвкой крутит пальцем у виска Кевин, переставая смеяться. – Твой ублюдок не родня Уэйну. Он и тебе не родня. Ты даже не знаешь как его воспитывать и вообще, что с ним толком делать. Он сдохнет скоро, Пенни. И всё.       - Я не… Да это же ты только и издеваешься над ним, – нервно выкрикивает женщина, сжимая кулаки от негодования и подпрыгивая на месте, – и надо мной тоже!       - Потому что таким бессильным идиотом и слабакам, как он, не место в этом мире. Посмотри на него, этот придурок ржёт! Ему весело, он не чувствует боли!       Кевин подходит к ребёнку и пинает его ногой – Артур сжимается от этого, как беззащитный щенок. Несмотря на сильную боль в области солнечного сплетения, мальчик всё равно продолжает хохотать, сипло и сдавленно, еле хватая губами воздух.       - Пошёл вон!!! – задохнувшись, с криком налетает на мужчину Пенни и, размахнувшись, одним движением руки, оставляет на его щеке жгучее красное пятно. – Впредь не трогай нашего с Томасом сына!       - Заткнись, тварь! – Кевин сжимает кулак и резко впечатывает его в глаз своей «подруги».       Та, не успевая даже пикнуть, откидывает голову назад. Мужчина быстро хватает девушку за воротник, не давая ей упасть и окончательно потерять сознание.       - Сегодня ты мне сильно надоела... Выбесила, сука!       Он почти даже заботливо опускает худое, беспомощное тело на пол. Голова Пенни с каждой минутой становится всё тяжелее. Она, словно перезревший орех, вот-вот расколется на части. Чувствуя обжигающую, тупую боль, девушка понимает, что правый глаз, из-за лопнувших капилляров, наливается алым соком, искажая обзор.        - Но ничего, – шепчет Кевин, укладывая свою сожительницу, будто младенца. – В следующий раз, а я знаю, он будет, я хочу, чтобы ты укололась и была послушной девочкой.       Мужчина гладит Пенни по волосам и, хмыкнув, уходит. Он подхватывает со старого, с торчащими пружинами дивана свою куртку и направляется к входной двери. Эти двое знатно подпортили ему настроение сегодня. Никогда, никогда ещё эта сучка, Пенни, не бесилась так сильно из-за своего мелкого. Это действительно удивляет Кевина.       Дойдя до коридора, он останавливается и, вспомнив кое-что, оборачивается, переводя взгляд с мальчика на любовницу.       - И не смей мне больше мешать. Я буду делать с этим придурком всё, что захочу. И с тобой тоже. Ведь ради наркоты… – из кармана штанов он медленно вытаскивает маленький прозрачный пакетик с белым порошком, – ты на всё пойдёшь, милая.       Он бросает дурь прямиком к ногам измученной девушки, разворачивается, и, выбивая ногой дверь, скрывается из виду.       Грохот стукнувшейся о стену двери ничто в сравнении с тупой, ноющей головной болью. Пенни лежит долго, приходя в себя, игнорирует все окружающие её звуки. Но спустя какое-то время… Детские жалобные всхлипывания возвращают её в чувства, и она, словно очнувшись от ночного кошмара, резко срывается с места. Но боль напоминает о себе, заставляя её взвыть и схватиться руками за голову. Еле-еле встав на ноги, девушка дожидается, пока комната перестанет расплываться и вертеться перед глазами. Затем, когда окружающие вещи обретают привычные цвета и формы, Пенни сразу же направляется к сыну. Она быстро, дрожащими холодными пальцами, принимается высвобождать тонкую белую ручку из оков. Мальчик тихо стонет от боли в животе, в руке, в груди, и на его лице, в тусклом гнетущем свете лампы, виднеются засохшие дорожки от слёз, которые, скорее всего, появились не от боли, а от смеха. Откинув в сторону жгут, Пенни берёт ребёнка за запястье. Пережатое место, синее с кроваво-красными растяжками, сразу вызывает у неё чувство вины и горького сожаления. Девушка подносит к губам маленькую ладошку не свойственного здоровому человеку цвета, и нежно целует её.       - Прости меня, радость, – крупные слёзы, одна за одной, разбиваются о пол, издавая громкие шлепки. – Прошу, улыбнись маме, мне не нравится видеть тебя грустным.       Парнишка глядит на мать и послушно, он всегда послушный, растягивает потрескавшиеся, искусанные губы в широкой улыбке. С виду кажется, что он даже и не понимает, что произошло. Но взглянув глубже в его наполненные наивным доверием глаза, можно найти тяжёлую скорбь, затаившуюся горечь. Он медленно, практически полностью онемевшими пальчиками, проводит по лицу матери в том месте, куда пришёлся тяжёлый удар. Она, чувствуя нежное, аккуратное прикосновение, прерывисто вздыхает, опуская глаза.       - Ты был рождён, чтобы дарить людям улыбки и смех, радость моя…       Чувство вины душит так сильно, что хочется захлебнуться в нём, растворится навсегда и больше никогда не появляться на этом свете. Девушка разводит руки и заключает Артура в свои объятия. Пенни пытается обнимать его не особо крепко, боясь снова доставить ему боль. И это вызывает чувство тревоги, будто мальчик уйдёт, убежит, покинет её. Но ребёнок отвечает ей взаимностью, обвивая хиленькими ручками женскую шею. Несмотря на всё, что происходит практически изо дня в день в этой злосчастной квартире, он прощает всё и ощущает ласку и заботу, желанное успокоение только в объятиях матери.       Прогнившая комната постепенно оживает, наполняется теплом и нежностью, исходящими от этих двоих. Даже голос диктора по радио сменяется звонким голосом молодой певички, сопровождаемым весёлым оркестром. Однажды Томас Уэйн найдёт эту богом забытую квартиру, избавит несчастную Пенни Флек и их необыкновенного, такого хорошего, послушного и всегда счастливого сына от этой ужасной жизни. Он точно их заберёт, ему станет тошно от одного только взгляда на маленькую лачугу. Все разбросанные вещи Томас поможет Пенни отвезти снова к себе в поместье и прикажет дворецкому уложить их в прекрасные шкафы из красного дерева с позолотой.После этого они все вместе заживут счастливо! А старый хлам в виде маленького сломанного холодильника, скрипучих табуреток, пыльного стола и этого бесполезного радиоприёмника мисс, нет, уже миссис Флек собой не возьмёт, а, поступив милосердно, как настоящая леди, оставит эти вещи в распоряжение бедных и бездомных.              Но почему-то… Томас тянул с этим.              Буквально на днях Пенни пыталась дозвониться до дома Уэйнов, но никто не брал трубку. Возможно, что её возлюбленный был просто занят. Работа многое значит для него. Но светловолосая девушка совсем не обижалась и не будет обижаться. Она знает, что этот мужчина ценит её и непременно поможет. Мистер Уэйн, этот великодушный, могущественный человек обязательно вспомнит свою страсть к Пенни и приютит к себе, а маленькому Артуру подарит истинную отцовскую любовь. Эти приторно-сладкие мысли каждый день ядовито ласкали разум бедной девушки, давая ей слепую надежду на счастливое, светлое будущее.       Воодушевлённая мисс Флек, не отстраняясь от сына, гладит его по гладким каштановым волосам, мурлычет тонким голосом колыбельную, пока мальчик медленно начинает засыпать у неё на руках. Такая безмятежная, спокойная, любящая мать пока не знает, что спустя много лет будет лежать на больничной койке после инсульта, не осознавая происходящего. Не знает, что сын возненавидит её имя и само её существование. Не знает, что глоток воздуха – это так необходимо, когда мягкая подушка становится орудием убийства в руках психопата. И, конечно же, Пенни никогда не узнает, что её добрый, ласковый мальчик триумфально ознаменует день смерти Томаса Уэйна, даруя Готэму кровавую улыбку.