Не твоя смерть

— Мертв. — Кто мертв? Чего там бормочешь… — Он. Брат. Мертв. Твой. Прости. Корвин. — Чего?! У Лики большие зеленые глаза и ничего не выражающее лицо. И когда она отскакивает назад, падая на пол, ничего не меняется. Человек, с которым она говорила, хватается за голову, вцепляется пальцами в волосы. — Больно? — тянет девушка, и безмолвно таращится, когда несколько пуль врезаются в стену справа от ее шеи. — Мне жаль… Жаль. — Тебе? Жаль? — вцепившись в первое попавшееся слово, мужчина поднимается с колченогого табурета, целясь в нее из пистолета. — Повтори-ка. Я послушаю. У него серые, водянистые глаза и шрам у левого уголка рта. — Он был хорошим человеком. — А теперь его нет. А я ведь говорил этому идиоту… Так и заканчивают хорошие люди, да?! А выродки вроде меня остаются? Ты это хотела сказать, да? — еще раз выстрелив, мужчина отворачивается, скрипя зубами в безмолвной ярости. — Нет. Мне жаль, — рассеянная улыбка на лице Лики выглядит как издевка, а сама она нелепо поднимается, обхватывая себя за плечи. Сколько ей лет? Двадцать? Тридцать? По внешности совершенно не понять. Да, она уже не тот ребенок, которым попала в Зону, но и не взрослый человек. Об этом говорят пустые глаза и не менее пустые поступки. — Что еще? Давай, порадуй меня! — изо всех сил ударяя кулаком в стену, Гость даже не морщится. Сбитые костяшки разрываются болью. Потом снова. И снова. — Порадуй! Скажи, что еще кто-то сдох! — Некому больше. Это… так странно. Я… я не знаю, почему он умер. Мне сказали, что это пуля. Стрелка не нашли, — Лика, словно кошка, подходит к нему сзади, тычась в плечо мужчины лбом. — Я не знаю, почему он. — И я не знаю. На несколько мгновений они объединены одной тоской. Девушка — безмолвной и чуждой ей, а наемник — настоящей, дикой и яростной. Очередной удар кулака о стену заставляет его глухо рыкнуть, развернувшись. Кровь капает на пол рубиновыми каплями. — Мы разбежались из-за тебя. Он не захотел тебя видеть. Дуреха, — в последнем слове боли больше, чем во всем, сказанном до этого. — Ты понимаешь это? Не будь здесь твоей башки — он был бы жив. Ствол пистолета привычно тычется в грудь. Лика отвечает слабой улыбкой, нелепо пожимая плечами. У нее практически не выражены эмоции. Никакого страха, пока противник не схватит за горло, вечно закрытое шарфом. Каждый раз новым. — Ему было одиноко. — У него был я! — Не только. Ты… у него было нечто такое же дорогое. Там. На Большой Земле. — Кто?.. — голос Гостя срывается в шепот, и он опускает пистолет ниже. Теперь очередь живота. Все еще не страшно. — Семья. Им сейчас тоже очень больно. Потом будет. Они… они поймут, — девушка ежится, вспоминая о своем прошлом. О тихом городе, ночевках на улице от нежелания идти домой и синяках на ребрах. — Он был хорошим человеком. — Он об этом не говорил. Не ври. Мне. — А ты бы понял? Это… это нечто большее, чем-то, что ты можешь понять. Мы оба… не понимаем. Ты одно, я — другое. Я не понимаю, зачем он возвращался сюда. А ты — почему он ушел отсюда. Уходил. Это так обычно. Пистолет уходит выше, а после выпускает оставшуюся пулю в стену. Снова. Лика просто смотрит на это, но, внезапно получив удар по лицу, валится на пол, раскрывая рот. Кровь льется на пол теперь не только из костяшек наемника. — У него дочь. — Он тебе говорил? — щерится Гость. — Да. Спрашивал, что можно ей принести. Она болела. И… да, он хотел ей помочь. — Что ни день, то открытие… Мужчина привычно спокоен. Раньше девушка думала, что он пытается походить на своего брата, но после убедилась, что наемник всегда был на него похож. Словно они были не разными, а одной стороной медали. Ворон — бесчувственный человек. В этом Лика всегда была уверена с первого мгновения их знакомства. Когда этот человек наблюдал за зверствами напарника и только ухмылялся, она боялась его куда больше, чем Гостя, в это время отрезавшего ей пряди угольных волос. Но когда этот мужчина, которому исполнилось пятьдесят лет, пришел к ней, усталый и злой, чтобы спросить, что можно привезти из Зоны дочери, девушка увидела в нем нечто иное. Доброту и… волнение. Не только за брата, а за чужих людей. Незнакомых ему людей. — Я ее не знаю. Она странная. Не как ты, конечно. С головой все в порядке, я знаю. Просто не подходит ко мне. Словно я чужой, — говорил он, сидя на стуле, пока Лика лежала на кровати, полуприкрыв глаза. Тогда ей сильно досталось от Гостя, и доктор отправил ее на отдых с переломанными ребрами. — Так ты и есть… чужой. — Я ее отец. — Постарайся бывать у них дома. Время лечит. И тебя тоже… вылечит. И ее вылечит. Подари ей не искусственную душу, а свою. — Советчица, блин. Я пытаюсь. Но ощущаю себя лишним. Катя орет на меня. Едва удается контролировать эмоции. — Просто попытайся. У Ворона со временем почернели волосы. А у Гостя остались все такими же пепельными. Теперь они совершенно не были похожи. Корвин состарился. Он хромал и дергался от любого резкого звука. И Зона… она изменила его. Что-то вселила в его душу. Лика это чувствовала, потому что уже видела подобное. Жаль, что не в этой жизни. — Опасен… Может убить… Меня… Никиту… Нельзя, — девушка проводит ребром ладони у себя по шее, неподвижно сидя, запрокинув голову и смотря в лицо тому, что нельзя описать. — Помоги мне. Прошу. Пожалуйста. Я… Ты знаешь, что я потеряю. Сталкер, способный говорить лишь образами, касается ее запястья. И Лика видит темное зерно, что пустило корни в душе Корвина. — Помоги мне. У нее широкие зеленые глаза и нелепые, дерганые движения загнанного в угол зверька. И ей действительно жаль, что так вышло. Но Гостю, брату-близнецу Ворона, она об этом не скажет.