Любить хулигана

Никита не помнил, когда в последний раз приходил в школу вовремя. В какой-то степени он даже гордился собой, ведь нашёл способ обхитрить Бочарова. Если опоздать на урок, можно избежать утренней стычки. Алексеев решил, что лучше каждый день получать выговор от учителя, чем оказаться зажатым где-нибудь в пустом коридоре и корчиться от боли после каждого удара в живот. Козуб всегда знает, куда бить больнее. Бочаров же сначала наблюдает, вплоть до момента, когда Никита обессиленно падает на пол. Бочарову нравится завершать это представление, поэтому последний удар всегда остаётся за ним. Когда-то давно Никита пытался найти в его глазах хоть толику сочувствия. Потом решил, что это глупо, и долго уверял себя, что Костей руководит жестокость, но и здесь он ошибся. В глазах у Кости только безразличие. Худшее, что может испытывать человек. Этим утром Алексеев снова опоздал. В который раз он пообещал учительнице, что это больше не повторится, зная, что завтра всё равно не придёт вовремя, боясь столкнуться с Бочаровым и его шайкой. Уже садясь на своё место за предпоследней партой Никита вдруг заметил, что Бочарова нет. Он должен был выдохнуть с облегчением, но вместо этого почувствовал необъяснимое волнение, зная, что это всё равно никто не оценит. Козуб и Вовк бросили на него беглые взгляды, а затем отвернулись и продолжили шептаться, не обращая внимания ни на учительницу, ни на своих одноклассников. Пташник не была прилежной ученицей, но Никита заметил, что даже она – о, чудо! – что-то конспектировала. Даша быстро увидела, что её прожигает внимательный взгляд, и почти незаметно показала Никите средний палец. Кто бы сомневался. На другое у этой кокетливой глупышки ума не найдётся. Звонок с урока ждали все. То ли из-за того, что учительница по географии рассказывает материал уж слишком скучно, то ли просто ждали возможности вылезти из тесных парт. Кажется, в этой школе забыли, что подросткам свойственно расти, и одиннадцатиклассникам будет неудобно сидеть за партами, которые годятся только для детей лет десяти. А деньги на фонд школы каждый год исчезают волшебным образом. Размышления Никиты о минусах учёбы прервались, как только он осознал, что пора идти. Нет, не идти. Бежать. Настолько быстро, насколько это возможно с рюкзаком, полным учебников. Бежать, не глядя назад. И надеяться, что хотя бы сегодня ему повезёт избежать того, что повторяется изо дня в день. Никита начал сгребать в рюкзак школьные принадлежности, не заботясь об их сохранности. Разве это важно, когда у него наконец-то появился редкий шанс не столкнуться с Бочаровым и его дружками-хулиганами? Не отпускало лишь одно. Мысль о том, что Бочаров не так уж часто отсутствует в школе. Очевидно, что-то случилось. «Какая тебе разница?» – спросил Никита сам себя и тут же мысленно дал ответ: «Большая». Стоило ему промедлить каких-то несколько секунд, и вот уже выход из класса оказался загорожен. Все уже ушли, и в помещении остались только Никита и друзья Бочарова – Артём и Лука. Даже Даша не осталась смотреть, хоть она редко отказывала себе в удовольствии понаблюдать за избиением по причине «просто так». Не стоило Никите радоваться, что сегодня всё обойдётся. Но ему слабо верилось, что эти двое начнут без своего вожака. Козуб остался стоять возле двери, хотя в этом не было необходимости, ведь Никита и так знал, что попытка сбежать не увенчается успехом. Вовк взглянул на экран телефона, где появилось сообщение от Кости: «Сейчас буду». Никита уже давно перестал бояться. К состоянию полного безразличия он так и не пришёл, но по крайней мере он не дрожал перед каждым приближением Бочарова и осознанием, что вот-вот начнётся самый большой кошмар в его жизни. Но он уже не был уверен, что это можно называть кошмаром. Настоящий кошмар случается лишь раз и поражает до глубины души, впечатывается в память и воссоздаётся в самых ужасных снах. А ежедневные избиения со стороны одноклассников стали элементами рутины. Бочаров ворвался в класс, словно вихрь. Артёму приходилось видеть его в самых разных состояниях, но настолько разъярённым Костя был впервые, и это не на шутку пугало. На улице вовсю бушевал ветер, а с неба лил дождь, стуча каплями в окно. Когда Костя выходил из дома, ему было наплевать на погоду, поэтому его одежда промокла насквозь, а по лбу всё ещё стекали дождевые капли. Бочаров стряхнул воду с волос и тем самым ещё больше испортил причёску. Лука уставился на него непонимающим взглядом, а Козуб, не выдержав, спросил: – Что-то случилось? Конечно, случилось. Иначе Косте не хотелось бы поубивать всех вокруг, лишь бы выплеснуть накопившуюся боль. – Мои родители разводятся, – ответил он на удивление спокойным голосом. Безразличие ему к лицу. – Хреново, – Лука подошёл и сочувствующие похлопал друга по плечу. – Нет, не просто хреново! – вскрикнул Костя. – Это грёбаный пиздец. Всё идёт не так, как должно. Если я останусь с мамой, то о поступлении в университет можно и не мечтать, ведь мне придётся идти на работу, чтобы обеспечивать её. А переезжать с отцом в другой конец страны – не очень хорошая перспектива. Никита ненавидел себя за то, что сочувствует человеку, которому до него нет никакого дела. Логичнее было бы злорадствовать, ведь судьба наконец-то наказывает Бочарова за всё, что он творил без угрызения совести. Но Алексеев не мог. В один момент сработала одна всё ещё здравомыслящая частичка ума Никиты, и он подумал, что может незаметно уйти, пока эти двое утешают Костю и не обращают на него внимания. Утешать они, правду говоря, не умели. Никита подобрал бы слова получше, но смысл? Бочарову всегда было плевать на окружающих. Если у него в жизни что-то не складывается, он выплёскивает злость на нём, Никите, и Алексеев знал, что в этот раз всё будет так же. Это началось два года назад, когда Никита был новеньким в классе. Классная руководительница твердила, что ученики очень дружные, что здесь «царит доброта и процветает взаимопонимание». Никита наивно поверил, но вскоре убедился в обратном. Ему сразу повесили клеймо «ботан», а ведь Алексеев всего лишь хорошо разбирался в литературе. «Пидор» придумали позже. Конечно же, по инициативе Бочарова. Сначала Никита думал, что Костю слушаются из-за его ораторского таланта. Как ни крути, а убеждать людей в своей правоте он умел превосходно. Но потом Алексеев понял, что Бочарова просто боятся. Ему нужно лишь подать знак своей шайке, и те придут, чтобы проучить любого, на кого укажет Бочаров. Никиту они били по поводу и без. Хотя нет, повода тоже никогда не было, но Костя всегда мог его придумать и обвинить Никиту во всех своих бедах. – Куда собрался? Вопрос Бочарова убил все надежды на побег. Его заметили. Чёрт возьми, Алексеев даже убежать по-тихому не может! – Не хотел слушать, как ты ноешь. Костя засмеялся неприятным презрительным смехом. – Смотрите-ка, у мелкой блядины прорезался голос, – удивился он и спрыгнул с парты, на которой до этого сидел. Никита машинально зашагал назад, видя, что Костя стремительно к нему приближается. Очевидно, то, что Алексеев назвал рассказ Кости нитьём, изрядно его задело. Позади стена, бежать некуда. Никита напуганными глазами смотрит, как Костя поднимает руку, сжатую в кулак так, что аж костяшки побелели. Удар. Голова крутится, и Никита не успевает сообразить, как за первым следует второй удар. Парень медленно начинает сползать вниз по стене, прикрывает глаза и чувствует, что из разбитого носа начинает течь кровь, а Костя останавливается то ли передохнуть, то ли насладиться зрелищем. Никита научился терпеть избиения со стороны Артёма и Луки, но удары Кости были для него невыносимыми. И дело не в физической боли, совсем нет. Больно было где-то внутри. Каждое обидное слово, каждый удар или издевательство, каждый безразличный взгляд отдавались болью там, где у нормальных людей сердце, а у Никиты, очевидно, что-то очень хрупкое и способное разбиться при первой же возможности. Однажды Никита пообещал себе, что никогда не заплачет в присутствии Кости. Сколько бы боли ни накопилось, как бы сильно ни было сложно сдерживать её, как бы ни хотелось выпустить обиду вместе со слезами, он не мог допустить такого унижения. Плакал только дома, закрываясь в ванной, всхлипывал и, закрывая глаза, видел перед собой самодовольную ухмылку Бочарова, которая будто презирала его за минутную слабость – слёзы. Комок подступил к горлу в самый неподходящий момент. Никита был уверен, что не проронит ни одной слезинки, что сможет сдержать эмоции и вытерпеть очередную порцию издевательств. Артём и Лука, наверное, не знают, что такое чувство меры, и Никита уже давно бы сбился, если бы считал, сколько раз его пинали. Не выдержал. Одинокая слезинка показалась из уголка гла́за Никиты и проложила едва заметную дорожку по щеке. А Бочаров умудрился заметить и потешить своё самолюбие. Это ведь он довёл. Костя приподнимает его лицо за подбородок, прикасаясь к коже ледяными пальцами. – Простая истина, – Бочаров почти сплёвывает Никите в лицо, – мальчики не плачут. А ты сейчас просто жалок.