***
— Добрый день, пэр*. Какая это радость, что вы решили почтить нас своим присутствием! — Доброго дня, сэр, — засиял лучезарной улыбкой Попов-старший, с благодарностью принимая протянутый ему бокал игристого вина. — А где же ваш сын? — О, не переживайте, он скоро подойдет. Давайте лучше поговорим о недавно одержанной победе на Средиземном море, в честь которой как раз-таки и организовано сегодняшнее мероприятие, — вежливо перевёл тему граф Сергей, активно рыская глазами, надеясь выудить взглядом из толпы знатных и богатых людей свое чадо. — Как тебя зовут? — вопросили на том конце зала, обращаясь к стоящему напротив. — Антон, — отозвался мальчик семи-восьми лет. — Антон… Красивое имя, — подметил Попов-младший, на что новый знакомый лишь смущённо опустил взгляд. — Меня Арсений. — Очень приятно, — честно признался светловолосый, всё же поднимая свой взор и тут же застывая. Теперь он отчётливо видел, насколько прекрасен был его собеседник: аккуратно зачёсанные на бок темные волосы едва отливали золотом в свете многочисленных свеч; бледная кожа, сквозь которую пробивались еле заметные нити вен, говорили о том, что юноша принадлежит к роду голубых кровей, а синий суконный фрак как нельзя кстати подчёркивал большие не менее синие глаза, заглянув в которые, Шастун, кажется, утонул с головой. — С тобой всё в порядке? — обеспокоенно поинтересовался Попов, когда заметил, что на очередной интересной истории его вовсе не слушают, пребывая где-то в прострации. — А? Да… Прошу прощения. — Не извиняйся, — улыбнулся брюнет, тут же добавляя. — Кажется, мне пора идти. Надеюсь, ещё увидимся.***
«Какое неловкое знакомство», — хмыкнул Антон, прокручивая в голове почти забытое воспоминание. — Старпом! — раздался громогласный голос, заставляя парня почти выронить из руки нож. — Да, капитан? — процедил тот, стараясь скрыть недовольство. — Спустись ко мне сейчас же! После такого короткого диалога дверь в каюту с шумом захлопнулась, а это означало только одно — что-то случилось. От одной только мысли о том, что мужчину могло что-то вывести из себя, прибавлялось и радости, и задора: наконец-то он понял, что отправляться в конвой было не лучшей идеей. Скоропостижно спустившись с марса*, при этом не забыв прихватить с собой нож и деревянное изделие не шибко крупного размера, Антон, как ему и было велено, проследовал в каюту капитана: — Ты что-то хотел? — Да, я бы хотел от тебя объяснений. Что это? — отнюдь не добро вопросил Попов, жестом заставляя взглянуть на лежащий на столе сухарь. — Еда для нашего экипажа, — совершенно спокойно бросил Шастун, рассматривая засохший червивый хлеб. — Вот только не надо паясничать, — всплеснул руками сидящий, тут же поднимаясь с места. — Почему наша провизия испортилась настолько быстро? Я вроде просил тебя приобрести сухари двойной закалки. — Ты слишком педантичен. — Антон! — зарычал мужчина, теперь уже не скрывая злобы. Его терпение было явно на исходе, и парень понял, что зашёл слишком далеко, на этот раз подводя не только своего старого друга, но и всю команду в целом. — Прости… — выдавил тот из себя, глядя на то, как гнев в глазах капитана сменяется отчаянием. — Но только не надо смотреть так, будто голод — наша участь. Ведь на борту присутствуют запасы овощей и солонины. — А прокормишь ли ты этим всю команду? Я, конечно, знал, что ты весьма специфичный человек, но никак не ожидал такой глупости, тем более от того, кто пребывает на такой должности. Теперь Попов ничего более не говорил, лишь перевёл свой измученный взгляд в сторону небольшого круглого окна, стеклянные вставки которого всем своим видом молили о том, чтобы их протёрли от бесконечно оседающей пыли и грязи. — Скажи, а ты никогда не думал о жизни на суше? Я имею в виду на постоянной основе. Не хочу напоминать о таком прискорбном событии, как смерть твоего отца, но после этого титул графа перешёл к тебе — весьма шикарная жизнь тебе уже обеспечена. Возможно, парень надеялся на быстрый ответ, потому и стоял в ожидании, не смея потревожить воцарившуюся тишину. Но мужчина не спешил с ответом, по-прежнему всматриваясь в синюю гладь моря. Хотя гладь — это мягко сказано, ибо уже как несколько дней подряд море затихало лишь на небольшой промежуток времени, именно в такие моменты давая передышку вечно суетящимся матросам, которые то и дело выливали за борт не одно ведро накопившейся воды: каравеллу таскало из стороны в сторону, без конца заливая основную палубу пенными волнами. — Да, я думал об этом… — всё же прохрипел тот, немного откашливаясь и наконец поворачиваясь анфасом к старпому, — Но это не то, что мне нужно. Исследовать путь по секстанту*, бороздить морские просторы, следовать за Ундиной* — вот моё всё. Дослушав слова капитана, Антон отвёл взгляд в сторону, усмехнулся и тут же вернул свой взор к голубым глазам: — Это даже своего рода какая-то морская болезнь. — Да, ты прав, — также едва заметно улыбнулся Попов, тем самым даря стоящему напротив странное тепло, что исходило из груди, разливаясь по всему телу. — Кстати, что там у тебя? — Ах, это… — замялся Шастун, сильнее сжимая в руках изделие, будто боясь, что то в один миг выскользнет из рук, грозясь сломаться, — Это тебе, — на столе возник маленький, почти ничем не примечательный кораблик, вырезанный из старого дерева. — Ты серьёзно? — засмеялся капитан. — Что смешного? — Нет, совершенно ничего. Просто вспомнил, как что-то подобное ты делал в детстве. — Хочешь сказать, что мне пора вырастать из этого? — Нет, отнюдь. Мне нравится…***
— Антон, ну как ты не понимаешь, это достаточно важный вечер! Ведь на этом балу соберутся все сливки общества! — не переставал читать нотации Попов, уже в сотый раз перемещаясь из одного угла комнаты в другой. — Чем ты был занят всё это время? — Конечно же, учился танцевать, — совсем неуверенно ответил светловолосый, мысленно давая себе подзатыльник за то, что так и не научился врать. — Правда? Так значит, мои собственные глаза, что не раз наблюдали тебя спящим в саду, наглым образом лгут мне? — Нет… — с приличной дозой стыда мямлит Шастун, вспоминая те тёплые майские дни. — Тебе скоро восемнадцать лет, а ты так и не научился трезво мыслить и здраво оценивать ситуацию, взвешивая все «за» и «против». — продолжал твердить Арсений, словно родитель, который отчитывает своё чадо. — Что ж, по крайней мере, у нас ещё в запасе пара дней. — Пара дней для чего? — Ты и сам прекрасно знаешь — для того, чтобы ты наконец-таки научился танцевать вальс. — Да пойми ты — не умею я танцевать! — как можно чётче и старательнее произнёс парень, всплёскивая руками. — К тому же, на данном светском мероприятии ничего интересного мне не сулит, разве что громогласные и грубые сатиры графа Дмитрия придутся по вкусу. — Ты как всегда неисправим… — потёр переносицу старший, стараясь дышать как можно размеренней, дабы не сорваться и не заехать по почти уже недетскому личику. — Иди-ка сюда. — Что ты делаешь?! — завопил младший, как только друг оказался в опасной близости напротив, кладя одну из рук на его талию. — Даю урок, а на что это еще похоже? — вопросил брюнет, теперь уже другой рукой хватая кисть товарища. — Сейчас поведу я, чтобы ты понял, в чём суть. Как и предполагал Антон, ни к чему хорошему это не привело: он то и дело заплетался в собственных ногах и терялся при счёте, вновь и вновь совершая бесчисленное множество оплошностей, вынуждая одаривать себя не совсем приветливым взглядом со стороны. — Так не пойдет, — не выдержал Попов, на сей раз меняясь ролями. — Представь, что я девушка. И почему-то именно в этот момент, Шастун будто бы пробудился ото сна. Поначалу все движения были весьма робки и неуклюжи, но через непродолжительный промежуток времени вдоль коридора уже уверенно кружились две фигуры, одна из которых с некой долей гордости в голосе произнесла: — Вести — это твоё.***
— И к чему я это вспомнил? — хмыкнул себе под нос Арсений, с ещё пущим энтузиазмом раскуривая трубку, периодически пуская в воздух густые клубы дыма. — Капитан! — воскликнул боцман, залетая в каюту, грозясь сорвать и без того хлипкие дверцы с петель, — Там… — мужчина не договаривает. Его глаза полны страха, от чего тот не в силах произнести и слова, а рука, поддавшаяся дрожи тела указывает на выход к палубе. Кажется, время покоя пришло к концу: что-то случилось. Но что могло так напугать матёрого боцмана? Вдохнув внушительную дозу табака, Попов, уложившись в каких-то несколько шагов, пересёк небольшую комнатушку, тут же выходя наружу, где царила весьма неблагоприятная атмосфера: странная суматоха, громкие переговоры и взволнованность среди матросов — всё смешалось в один сплошной гул, среди которого, на удивление, мужчине всё же удалось расслышать шаги, неторопливо и размеренно приближающиеся к нему. — Приплыли, — совсем не радостно произнёс Антон, протягивая старшему подзорную трубу, мгновенно уточняя, куда обязан упасть взор капитана. — Направление на два часа. Прильнув одним из глаз к линзе, мужчина тотчас увидел не совсем чёткие очертания крупного корабля, а как только фокусировка была отрегулирована, можно было пронаблюдать и флаг приближающегося галеаса*. — Корсары, — весьма спокойно и как всегда своевременно подметил старпом, забирая из рук стоящего напротив трубку, вдыхая ядовитый дым. — Курить весьма вредно для лёгких, не говоря уже о сердце. «Почему в его голосе столько обыденности?» — прерывает внутреннюю тишину единственный вопрос, ответ на который очевиден. Их каравелла отстала и уже как несколько дней не может догнать последние ряды конвоя, а временная обшивка и впрямь не долговечна, от чего быстроходное судно стало совсем бесполезным как в плавании, так и в маневрировании. <Мы бороздим эти воды вечно, царапина на палубе станет за годы течью
Шастун смирился. Смирился с тем, что смерть неизбежна. Однако всё же поинтересовался, задавая вопрос как можно чётче и громче, дабы все находящиеся на судне могли расслышать дальнейший приказ: — Какие будут указания, капитан? А вариантов немного. — Топить нас нет причины: их гложет жажда наживы, наверняка захотят обчистить наш трюм, не говоря уже о каютах. Будут брать на абордаж. Судя по всему, нам придется принять бой.Там, дома, уже весна, а мы всё бороздим морские просторы — Плаванье плавно перерастает из авантюрного приключения в хоррор!
— Все слышали? — вновь прокричал помощник, оборачиваясь к команде, на что получил незамедлительный положительный ответ. Экипаж немедленно приступил к работе, возвращаясь к своим обязанностям, выполняя их с особой тщательностью: канониры* начали в скором порядке спускаться в трюм, всевозможным образом подготавливая орудия к битве; матросы ещё сильнее расправляли белоснежные паруса; солдаты, любезно приставленные адмиралом для обеспечения безопасности конвоя, уже приступили к расстановке по всему периметру палубы, а штурман слегка изменил свой курс, сместив его на двадцать градусов правее, дабы пристроиться к вражескому судну как можно ближе.Здесь корабли подплывают друг другу только лишь для того, чтобы грабить И я тоже плыву так по кругу, подгоняемый в парус ветрами
Вблизи галеас казался ещё мощнее и величественнее, однако данные мысли ни коим образом не улетучивали то напряжение, что по-прежнему витало в пропитанном солью воздухе. И вот, когда корабли поравнялись, верёвки были перекинуты через борт, цепляясь крюками за соседние. Пираты то и дело кричали и рычали, буквально издавая животные звуки, уже предвкушая, сколько те прольют крови, усеивая палубы трупами. Но сиё «торжество» было в одночасье прервано одним-единственным выстрелом из мушкета одного из солдат, и именно с этого момента всё и началось. — Заряжай! — крикнул один из корсаров, на что во вражеском трюме послышался гулкий грохот железа.И наши пушки готовы палить по любому, кто на расстоянии выстрела
— В атаку! — вторил боцман каравеллы, ловко переправляясь по канату на соседнее судно, в воздухе вытаскивая шпагу из ножен. Вопли усилились со страшной силой. Ядра, без конца заряжаемые в пушки, то и дело пробивали бархоут*, оставляя в нём крупные дыры. А когда пираты заполонили верхнюю палубу, то в ход пошло холодное оружие. — Антон! — крикнул капитан, пытаясь предупредить парня об опасности, и не прогадал с моментом: старпом тут же обернулся, успев выловить взглядом чужой силуэт, готовящийся нанести удар. Но вот незадача: рядом оказался ещё один недруг, на которого реакции Шастуна вряд ли бы хватило. И Попов, не теряя ни минуты, тут же поднял пистолет, выстрелив первому в голову. — Быстро к носу! * — впопыхах тараторит брюнет, подлетая к помощнику. Естественно, парень не совсем понимал сей причуды капитана, но ослушаться не смел, потому незамедлительно проскользнул к началу корабля. Пробив себе путь не без помощи друга, мужчина тут же обернулся, высматривая остатки своей команды, взглянув на которые можно было сразу сделать вывод: это провал. Проигрыш. Конец. Можно назвать как угодно, но мысль о том, что абсолютно все в скором времени станут бездыханными телами, не грела душу мужчины, и он, едва сдерживая блеск влаги в глазах, повернулся к светловолосому, озвучивая своё решение: — Ты должен жить. — Что? — переспросил младший, действительно не услышавший ничего, кроме звука выстрела. Схватив Антона за ворот уже совсем не белой рубашки, Арсений тут же потянул парня на себя, и время остановилось. Грохота железа больше нет. Душераздирающие крики приглушились. Выстрелы стали вовсе недосягаемы для слуха. А запах пороха больше не оседал в лёгких. Чувствовался лишь едва уловимый привкус крови, отпечатавшийся на своих же устах. Кисть капитана с ощутимой силой сжата в кулак, до побеления костяшек впиваясь в светлую ткань, насквозь пропитанную копотью. Глаза обоих не прикрыты, мужчины для себя чётко подмечают в зеркалах души эмоции друг друга: страх и любовь смешались в голубой радужке, в то время как зелёную чащу потревожил ветер волнения и непонимания происходящего. Всего каких-то пару секунд, и брюнет отстраняется, с неконтролируемой дрожью в голосе, выдавая: — Пообещай мне одну вещь: ты выживешь, несмотря ни на что. Любой ценой, — кисть тут же разжалась, и Попов, не дожидаясь ответа, вытолкнул парня за борт. Всё смешалось. Шпага, удачным образом, выскользнувшая из рук ещё до падения в воду, осталась на борту, не грозясь улететь прямо за старпомом, раня того. От не совсем удачного взрыва бомбы заложило уши и Шастун, не совсем воспринимая действительность, плыл, вверяя свою жизнь шестому чувству. Туман очень навязчиво застилал взор, но парень двигался, запрещая себе отключаться. Он то и дело задыхался, периодически неправильно грёб руками, но всё же выплыл на синюю гладь, не окроплённую кровью и не усеянную раздробленными досками.Мы выходим с набережной эскортом, пока не настигли пираты: Карты порваны, разграблен трюм, на мачте распяты, как Иисус, солдаты Солнце плавит патлы, отросшие за годы плаванья… Как ты?
Запах пороха, дым, люди, вода, огонь, корабли Капитан на пред-тонущем мостике уходит вместе с судном в быль
Когда же волны прибили к берегам острова не совсем уцелевшее тело, Антону на какое-то мгновение показалось, что стало тихо. Слишком тихо. И, как оказалось, это мгновение растянулось в достаточно продолжительный промежуток времени… — Арсений… — еле слышно, будто в бреду произнёс шатен, пытаясь всмотреться в синеву лазурного неба. Ответа не последовало. До ушей донёсся лишь шелест травы и невысоких тропических кустов, находившихся неподалёку. А после того, как в стопу парня что-то уткнулось, он в одночасье приподнялся на локтях, рассматривая неизвестный предмет. Это была небольшая часть разрушенной мачты, которую море посчитало нецелесообразным оставлять себе, прибив ту к суше. Тут-то старпом и прозрел, наконец-таки осознавая всю реальность произошедших событий. Дыхание, как и пульс участилось; в глазах читался шок, и Шастун поспешил подняться, медленно — по крупицам — выуживая взглядом обломки корабля, неторопливо добираясь до самого главного. На приличном расстоянии от берега стоял одинокий, почти до основания разрушенный корабль. Каравелла была в огне. — Нет. Арсений… — всё ещё едва слышно шептал светловолосый, вспоминая образ родного человека, — Нет! — на сей раз что есть мочи крикнул он, растягивая гласную в протяжном стоне боли. Недавно оглаженный пенными волнами песок в ту же секунду был продавлен под тяжестью тела, упавшего на колени, а ладони, прикрывшие глаза, вновь начали насыщаться влагой, но на этот раз влагой слёз. Неизведанный остров и впрямь красив. Своей растительностью и насыщенностью цветов, своими умиротворёнными звуками, исходящими из его глубин, а также водами бирюзовых оттенков, окружавших его со всех сторон. Единственное, что не прибавляло ему шарма — ощущение смерти. Смерти того человека, по которому сейчас скорбела согнувшаяся фигура, по щекам которой неустанно текли дорожки слёз. Может, он и обещал выжить, но про то, что умрёт внутри… — Прости…***
—…тон! Антон! — едва уловимо, словно как в вакууме, доносилось до сознания парня, но веки были настолько тяжелы, что разлепить их не было сил, — Шаст! — в который раз крикнул некто, обхватив его лицо ладонями. Шатена как током ударило, когда слух уловил знакомый тембр, и глаза сразу же распахнулись, застывая в исступлении. Перед ним Арсений. Его Арсений. По комнате разносится знакомое тиканье настенных часов, а свет, бьющий из окна, говорит о том, что уже утро. — Что случилось? Почему ты плачешь? — обеспокоенно интересуется Попов, утирая влажные скулы большими пальцами. — Я… — наконец-то выдыхает младший, но сказать что-либо не решается и, чуть помедлив, обнимает брюнета. — Кошмар? — осторожно пытается подступить старший, не менее крепко обнимая в ответ. — Это не просто кошмар… — шепчет Антон куда-то в до боли родную шею. — Я потерял жизнь — я потерял тебя. Пару минут они просто лежат, прислушиваясь к теперь уже размеренному дыханию и сердцебиению друг друга, но мужчина решается прервать тишину первым: — Расскажешь мне, что было в твоём сне? Шастун понимает: это будет весьма сложно, порой увлекательно, и даже морально больно. Но кто он такой, чтобы утаивать свои внутренние переживания от дорогого ему человека, который наверняка рано или поздно всё же докопается до истины, поэтому с уверенностью произносит: — Да, — ведь теперь он точно убеждён, что всё будет хорошо.