ты мои часы

      — Юнги? Юнги, ну что же ты..Юнги, умоляю посмотри на меня, — не посмотрит. Его глаза крепко закрыты, а голова поникла, оставляя лишь еле держащееся на корточках тело, что поочередно падало то вперед, то билось макушкой и кафель на стене ванной. сколько же там было? Четыре? Пять? Они не считали, а просто разом проглотили, думая, что теперь-то их проблемы растворятся так же, как таблетки в желудочном соке.       — Юнги! — повышая голос и подбирая слюну, которую от слабости даже губы не могли удержать, — Юнги, сука, — последний стон и тело падает рядом, тяжелые выдохи остающиеся на плитке в виде запотевшего и теплого пятна. рука падает на пол, нащупывает высушенные нескончаемым числом покрасок волосы, цепляется крепко, тянет к себе, пока хозяин морщится от боли, но не имеет никакой возможности сопротивляться. громкий плевок в сторону и юнги падает вперед, теперь оказываясь на четвереньках и смеется. тихо смеется. тихо, тихо, тихо. кровь на полу. по капле одной цеплялась за швы. густая, она застывала и все капала. лишь глаза открывая и видя ее, Хосок подрывается, стонет от изнутри разрывающей боли, ползет, словно побитый, изломанный. ползет к Юнги, смотрит на него, на пол, на него, на пол. вдох, тихий скулеж.       — тебе больно? тебе больно, юнги? — хосок не знает, за что схватиться. он ничего не знает. ему больно. ему хорошо. ему больно. пальцы цепко хватаются за бледное лицо, губы целуют бесконечно, размазывают кровь, что идет носом, оставляя кровавые следы от поцелуев по щекам, по губам. утыкаясь в чужие, лениво, беспорядочно пытаясь поцеловать. юнги отвечает, тяжело дышит в поцелуй, мычанием сопровождая. глаза открывает, видит хосока и в груди, кажется, тысяча иголок, что одновременно вонзились в сердце.       — ты такой горький, — целует, — кто ты? — целует, — хосок, кто ты? — целует. вновь и вновь целует, грязно, мокро, с любовью. целует бесконечно. нежно. хосок тянет рукав, тянет юнги, а тот удержаться не может, на ноги встать не может. ползет по стене, ползет вниз на дно. а хосок за ним. в пропасть, но с ним. за ним. юнги лбом бьется о чужой, хнычет, ведь больно. больно, больно от любви. смотрит в глаза. в глазах стекло. а во рту еще привкус. хосок тянет жалобно, дергает рукав. «сними, сними». ему холодно. ему грязно. он хочет тепла. он тянет куртку с юнги, а тот мычит хрипло, даже не пытаясь помочь. скользит по полу руками, чувствуя, как капает слюна.       — Юнги, — теперь крик, неожиданно, но черт возьми, громко, что по ушам стреляет, — Юнги, люби.. Ты любишь меня? скажи мне, любишь, — глубокий вдох, Юнги лежит на полу.       — Люблю, не отпускай, люблю, только не отпускай, — хватается за руку и накрывает ей свое лицо, целуя ладонь, ища спасение в касаниях. ища спасение. спасение. спасения не будет. слеза по щеке. высохла. щеки в слезах. мокрые. ресницы слиплись, а глаза не пытаются открыться. Юнги любит до смерти. Юнги любит больше жизни. хватает нить, что связывает, рвать пытается. не выходит. он сдается. он тянет за собой. вдох. выдох. вдох. выдох. вдох.       — Юнги, милый, ты спишь? Юнги, нам завтра на работу. я лягу с тобой, Юнги, — кашель, дерущий глотку, голова на замершей груди, — Юнги, ты такой теплый. Мне хорошо. часы останавливаются, когда их хозяин умирает.

я твои часы.