А помнишь?

      Ему уже двадцать два. С момента их первой встречи прошло чуть больше четырёх лет. С момента их последней встречи прошёл год. С момента, когда Олливер чувствовал себя счастливым, прошёл год. С двадцати одного года он чувствует скорбь и потерю. Он опять всё потерял.       Молодой человек безвольно сидел за столом и курил сигарету за сигаретой. Его пепельные волосы теперь были не весело взлохмачены, а скорее походили на старую мочалку. В глазах потух азартный огонёк, в них читалась только пустота. Он совершенно перестал следить за собой, для него больше не было в этом смысла. Олли безвылазно сидел в своей комнате в особняке Ксавьера. В той комнате, которая теперь принадлежала только ему. Ему одному. Казалось бы, за год уже можно было свыкнуться с потерей. Но Гонер никак не мог. Он снова исхудал, потому что не было желания готовить, а выглядел он как последний торчок, но на самом деле просто почти не спал, потому что считал сон бессмысленным. Он не хотел засыпать, потому что не хотел больше просыпаться. Он не хотел спать, потому что снова больше не видел снов.       Олли взял дрожащими руками стакан и пригубил элитный виски, которым когда-то хотел угостить Чарльза и совсем забыл об этом. И сегодня он нашёл эту бутылку. Как раз кстати. Сегодня прошёл год. Огненная жидкость прожгла пищевод, и Олливер сморщился. Но сморщился не от жара, а от болезненного кома в груди. И снова перевёл безжизненный взгляд куда-то в пустоту. Он был не здесь. Его больше не было. Он остался там, на похоронах. Тогда похоронили не только Чарльза. С ним похоронили Олливера. С ним похоронили того весёлого и неунывающего парня, который любил фрикадельки из Икеи, который обожал фильмы про супергероев, который мог смеяться часами напролёт, который был самым лучшим слушателем, который всегда приходил любому на помощь, который никогда не переставал верить в добро. Он умер. Умер вместе с ним. Гонер буравил взглядом фотографию, что стояла у него на столе. Чарльз на ней улыбался ему, парень помнил, как было сделано это фото. В нём не было, казалось бы, ничего особенного, просто обычный бытовой снимок, но именно отсутствие постановки на нём, делало его настоящим. На этой фотографии Чарльз выглядел живым. На столько живым, что в его улыбке Олливер прочитал разочарование. — Не надо так смотреть на меня, — сказал молодой человек, не в состоянии отвести взгляда. — Мне без тебя... Я... Мне.., — он вздохнул. — Я скучаю, я очень хотел бы, чтобы ты сейчас сидел рядом со мной. А не лежал...там.., — парень закрыл лицо руками и в который раз горько заплакал, ему никак не удавалось совладать со своими эмоциями. — Куда бы я ни пошёл, ты для меня везде. Я гуляю по городу, и вспоминаю кафе, в которых мы сидели, я вижу в магазине людей с татуировками и истерично хватаюсь за свою, я прохожу мимо цветочных магазинов и вспоминаю твой запах, ты везде, я никак не могу отпустить тебя, почему это случилось именно с тобой.., — Олли снова шмыгнул носом, прижимаясь лицом к снимку. — Кого мне теперь звать? Кто меня поймает, когда я начну падать? — сознание больно ткнуло понимаем того, что падать ниже Гонеру уже некуда. Разве что подсесть на иглу, потому что нюхательные наркотики и траву он уже попробовал. Ему было очевидно, что таким образом от одиночества и скорби не избавиться, но эта иллюзия того, что он может скрыться от них на пару-тройку часов, серьёзно подсадила Олливера на марихуану, подсадила бы и на кокс, если бы не стоил он так дорого. И тем не менее, на самый крайний случай у Гонера в ящике стола лежал маленький пакетик с порошком, за которым он сейчас и потянулся, гневно спихнув склянки с антидепрессантами. Он высыпал немного порошка прямо на деревянную поверхность, сделал из него дорожку, скрутил из банкноты трубочку и вдохнул колючую белую пыль. В носу сразу начало зудеть и щипать, Олли несколько раз шмыгнул и с остервенением почесал над верхней губой. Втянул грудью побольше воздуха. И расплылся в расслабленности на стуле.       «А помнишь, как ты впервые отвёл меня в парк аттракционов, а я до ужаса боялся сесть даже на обычную карусель? Я же из провинциального городка во Франции, у меня никогда особо не было денег, и для меня даже поход в кино был неописуемой роскошью. Ты был обеспеченным, очень обеспеченным, но ты никогда не высмеивал мою бедность. Ты всегда давал мне всё самое лучшее, потому что считал, что я этого заслуживаю. Я помню как мы сели в "Ракушку", и потом нас так закрутило, я громко кричал и цеплялся за твоё плечо, а ты смеялся и крепко держал меня за руку. Помню, как потом ты потащил меня в "Замок ужасов", и напугал до смерти, я твоей шутки испугался даже больше, чем самого антуража и актёров аттракциона, но потом мы вместе с неё смеялись. А после мы пошли к тележке с кукурузой и сахарной ватой, и из ваты я сделал себе усы с завитушками, а ты их съел прямо с моего лица, я очень смущался тогда. А когда я вошёл во вкус аттракционов, ты начал уговаривать меня пойти на самый страшный из всех, и ты обманул меня, что мы стоим в очереди на "Дикую мышь", а на самом деле ты купил билета на того самого "Дракона", и я понял это только тогда, когда мы сели в вагончик, и нас намертво прикрепили кучей ремней. Но это был самый крутой аттракцион, что мы испробовали, я тогда кричал и смеялся так, что посадил голос. Спасибо, что тогда посадил меня туда, это одно из самых ярких воспоминаний с тобой. Как потом мы оба на трясущихся ногах доползли до травы и лежали и смотрели на закат. Такое клише, но это было так романтично. Я бы никогда не подумал, что ты такой романтик.       А ещё помнишь, как мы ходили в кино на Человека-паука в 3D? Я никогда раньше не был в таком кинотеатре, только слышал о нём от знакомых. А как ты оказался проницателен, ведь из всех супергероев мне всегда больше всех нравился Питер Паркер, мне всегда казалось, что мы с ним похожи. И я помню, как ты смеялся, когда я хватался за твою руку в моменты, когда герой выпускал паутину в камеру. Помню, как ты весь фильм анализировал поведение героев, рассказывал какие-то факты, которые я уже и не вспомню, и как ты всё так помнишь? Помню...как видел краем глаза, что ты смотришь не на экран, а на меня. И на мой вопрос ты сказал: — Мне гораздо интереснее смотреть на тебя и анализировать твою реакцию, чем сюжет кино.       Я помню, что в детстве ты очень любил комиксы, но их экранизации тебя особо не впечатляли, потому что эти истории ты и так уже видел в собственном воображении и на страницах комиксов. Но ты никогда не осуждал мой интерес к такому жанру кино.       Помнишь, как мы сидели в нашей комнате, и я включил музыку, что мне по нраву? И ты сказал: — Ого, я тоже обожаю старую музыку!       Ты тогда сказал, что считаешь её лучше той, что делают сейчас, потому что сегодня достаточно нажать на пару кнопок, и программа сделает музыку за тебя, а в то время музыку делали настоящие профессионалы и талантливые люди. Я никогда раньше не задумывался об этом, но ты оказался, как всегда, прав. И когда в моём плейлисте заиграла песня "Will You Still Love Me Tomorrow?", ты поставил песню на повтор и пригласил меня на танец прямо в комнате, мы медленно кружились, я прижимался к тебе всем телом и вдыхал запах твоих волос, они пахли смесью твоего шампуня с ментолом и ароматом твоих духов, и я с трудом держался, чтобы просто не сойти с ума. Ты дышал мне в шею и сказал: — Завтра я буду не просто любить тебя, завтра я буду любить тебя сильнее, чем сегодня, а послезавтра сильнее, чем завтра.       И я не смог удержаться, чтобы не поцеловать тебя, хотя я очень робок по натуре. И мы целовались пока танцевали, потом целовались на кровати, потом ты стянул с меня футболку, а я расстёгивал пуговицы на твоей рубашке. Ты осыпал меня комплиментами, а я робко горел от желания и глубокой и искренней любви. Ты обнимал меня, ты целовал моё горящее тело, а я боялся пошевелиться. Ты как бы невзначай коснулся моей ширинки, и я не смог совладать с эмоциями, я снова принялся целовать тебя, и запускал пальцы в твои шелковистые волосы, а твоя щетина щекотала мне лицо, уши, шею. Я тогда и сам начал спускаться от губ к шее, от шеи к груди, к пупку, я чувствовал твой запах, и он сводил меня с ума. Ты сводил меня с ума, ты помнишь это? И мы были вместе до самого рассвета, мы оба были ненасытны как дикие звери, но я не чувствовал в этом никакой пошлости и ничего неправильного. Я был на своём месте, моё место — рядом с тобой.» — Моё место — рядом с тобой, — прошептал Олливер. Он прижимался лбом к ледяному стеклу фоторамки и плакал, его всего трясло, ему так не хватало Чарльза, без него у Гонера просто потерялся смысл жизни. Он давно думал об этом, но всё ещё надеялся, что справится, что найдёт другой выход. Но он уже стоял на стуле с петлёй на шее. Олли подался вперёд, но поймал осуждающий взгляд Ксавьера со снимка. Молодой человек осмотрел комнату, выдохнул и трясущимися руками снял с себя петлю, вернул стул на место. Обрезал верёвку и вышвырнул её в окно, снова начав давиться слезами. Он сидел под рамой и плакал, закрыв лицо руками. Усталость начала брать своё, он сползал всё ниже и ниже на пол, засыпая.       Очнувшись, он увидел Чарльза и крепко его обнял. Он отдавал себе отчёт, что это сон. Но теперь Чарльз останется тут. И теперь хотя бы во сне они будут вместе. Наконец-то ему снова что-то приснилось. Наконец-то ему снова снится Он.