Любовь. Одна из двух причин для убийства. Единственно существующих. Другая — деньги. Эд Макбейн, «Колыбельная»
Гектор влюблен в Имельду, а Эрнесто влюблен в Гектора. Старо настолько, что тянет уже на пошлость. Сначала это было просто восхищением, искренним восхищением человеком, которого уважаешь и ценишь. Гектор талантлив. Просто до невозможности, до безумия, до комка в горле — талант искрится в каждом его движении, в каждом жесте, в каждом взгляде. Эрнесто, разумеется, тоже умеет петь и умеет это чертовски хорошо, он на сцене — как рыба в воде, и он очень нравится людям, его голос им по душе. Но Эрнесто — посредственность, обычный парень, работавший на свой голос с детства, и одарен он разве что обаянием, а Гектор талантлив от природы — музыка ему дана, как нечто само собой разумеющееся, как неотъемлемая часть его существа, как человеку даны руки или ноги, как птице даны крылья. Поэтому, хоть выступают они вместе, песни пишет только Гектор. Да и в его исполнении эти песни звучат намного лучше, чище, ярче… искреннее? Разумеется. Это ведь его песни. Кто исполнит песню лучше, чем ее автор? Потом восхищение переросло в вожделение. Эрнесто чувствовал, что дышит полной грудью, только когда Гектор был рядом. Неважно, что они делали — репетировали, или обсуждали очередное выступление, или тряслись в очередном поезде, или отдыхали после долгой дороги. Эрнесто восхищался им, любовался им и надеялся — правда надеялся, — что это не так уж и заметно. Надеялся, что никому не видно, как он смотрит на Гектора — неловкого, несуразного, тонколицего и почему-то все равно не утрачивающего очарования Гектора с его живыми беспокойными глазами. Эрнесто бросало в дрожь и краску, когда он позволял себе подумать, представить, как все могло быть. Что могло быть. Могло быть, но… Но Гектор совершенно точно интересовался противоположным полом. И — в последнее время — одной конкретной девушкой, Имельдой. Эрнесто злился. Эрнесто не понимал, что Гектор в ней нашел, чем она его зацепила. Она была слишком… обычной. Приземленной. Она никогда не поняла бы, что такое быть творцом, пусть и пела она не хуже их обоих, пусть и пела она иногда вместе с ними. Имельду волновали обычные вещи: где жить, на что жить, чем зарабатывать на хлеб. Важные, конечно, вещи, но разве они важнее их с Гектором великих целей? И эта обычная до тошноты девушка чем-то очаровала Гектора так, что при одном только ее упоминании тот начинал улыбаться как безумец. Гектор бегал за ней какое-то время, добиваясь взаимности, и, конечно, добился — потому что нужно сердце из камня, чтобы не полюбить Гектора. А сердце Имельды, при всех ее недостатках, каменным не было. Эрнесто молчал. Он чувствовал себя так, будто внутрь насыпали битого стекла, от одного только взгляда на них вдвоем, но молчал, улыбался и пытался радоваться, что эта дурацкая влюбленность сделала Гектора еще продуктивнее — в конце концов, у него все еще была мечта. Мечта, которая без этих песен становилась такой же недостижимой, как и их автор. Эрнесто молчал и улыбался на их свадьбе. Гектор уделял все меньше времени выступлениям и все больше — семье, особенно после рождения дочери. Эрнесто понимающе кивал, чувствуя, как огонь ненависти к Имельде в его душе разгорается все ярче. Коко он не ненавидел — не смог. Было в ней что-то неуловимое от отца, и это определило все его отношение. Он смирился и пытался отвлечься — женщины, мужчины, все равно. Они не смогли искоренить измучившие его чувства. Они лишь помогали ненадолго заполнить одиночество, не больше — но с этим намного лучше справлялась публика на выступлениях. И Эрнесто самозабвенно и без остатка отдавался сцене. Только на сцене он чувствовал себя по-прежнему живым. Только в поездках, все более редких, он мог наслаждаться иллюзией того, что Гектор все еще принадлежит ему и только ему. А потом Гектор решил оставить его и их общее дело ради Имельды. Ради, черт ее подери, испортившей все Имельды и дочери. Не понимая, что отнимает не только ту иллюзию — о которой он не знал, — но и саму возможность исполнения мечты, заветной и далекой, ставшей единственным, ради чего Эрнесто теперь жил. И у Эрнесто что-то рвется внутри. Что-то разрушилось в этот самый момент, и, когда Эрнесто подмешивает яд в стакан друга, когда произносит последний тост — он не чувствует ничего. Ни-че-го. Когда Гектор оседает на землю и корчится от боли, Эрнесто начинает испытывать что-то вроде мрачного торжества. Когда Эрнесто подбирает выпавшую из распахнувшегося чемодана тетрадь с песнями, он чувствует только желание уничтожить Гектора окончательно. Взять его песни — действительно гениальные, чтоб их, песни — и исполнить их в своей манере, совершенно иначе, чем Гектор, переделать их под себя, сделать их своими и ничьими больше. Заставить себя поверить, что эти песни действительно его собственные. Стереть Гектора из этого мира. Заставить этот мир забыть о его существовании. Заставить себя забыть о его существовании. Когда Эрнесто смотрит на остывающее тело друга, он полон мрачной решимости прийти ко второй своей мечте. Гектор никогда не полюбил бы его. Пусть. Его полюбит весь мир.Часть 1
28 октября 2019 г. в 22:00