Этнография Homo Soveticus или Кровавая гэбня наносит ответный удар

Любить свою Родину — значит пламенно желать видеть в ней осуществление идеала человечества и по мере сил своих споспешествовать этому. В. Г. Белинский

Однажды радужным утром сентября Иван Брагинский Допрыгался. Куда именно, по мнению партии, прыгал Иван, ему никто не сообщил, но, судя по очень красноречивому взгляду Дмитрия Никифоровича, место это явно находилось где-то между вторым кругом ада и оплотом прогнившего капитализма. Дмитрий Никифорович вообще, нехарактерно для КГБшника, был красноречив во взглядах. – Профессиональные издержки, – ответил Дмитрий Никифорович, когда Иван невинно указал ему на изъян. – С тобой поведёшься. – Я очень даже пример для подражания! – тряхнув кудрявой головой, возмутился Иван. – Вчера, например, я перевёл Анну Михайловну через дорогу, и она даже не разлила масло¹! Дмитрий Никифорович скривил хмурые губы в бледную пародию на усмешку. Иван сдулся. Вот Альфреду повезло. За Альфредом присматривали Госсекретари, один истеричней другого. Почему Ивану приходилось мириться с агентами КГБ, когда в правительстве был наивный неискушённый Громыко²? – Потому что у Андрея Андреевича есть дела получше, чем с тобой нянчиться, – ответил Дмитрий Никифорович, хотя его совсем не спрашивали. – А теперь хватит ёрничать, зови свою свару, иначе будешь ручки вверх, ножки врозь на Лубянке³ кантоваться. – А плётки там тоже будут? А бабы? – игриво оскалился Брагинский. – А то если мы разыгрываем Де Сада, то без плёток и баб никак⁴. – Сейчас у меня до трибунала дошутишься, – глядя ему в глаза, спокойно ответил Дмитрий Никифорович, как истинный зануда. Иван сморщил нос. – Что тебе от нас опять надо, маленький злобный человек? – спросил он без энтузиазма, почесав трёхдневную щетину. – Не знаю, не хочу, не я. – Знаешь, заставим, ты, – ровно парировал Дмитрий Никифорович. – Партия долго терпела, но всему есть предел, товарищ Брагинский. Голос его звучал строго и очень пафосно. Стоящие за Дмитрием Никифоровичем агенты вытянулись в струнку и стали грозно хмуриться на казённые обои. Иван скорчил брезгливую рожу. – Товарищ Брагинский, – передразнил он КГБшника. – Харе лямку тянуть, Дим, чё те надо? Дмитрий Никифорович едва заметно скрипнул зубами. – Вы, товарищ Брагинский, – ответил КГБшник, специально выделяя интонацией обращение, – и все Ваши подчинённые, согласно постановлению руководства СССР, обязаны в немедленном порядке пройти инспекцию на соответствие вашего внешнего вида требованиям коммунистических идеалов. – Стрижка, – подытожил Брагинский и тут же раздражённо потёр переносицу, зыркнув на Дмитрия Никифоровича из-под длинной чёлки. – Я послал генсека нахуй, и они в самом деле протолкнули официальное требование. Поди небось под "Бурные аплодисменты, переходящие в овацию"⁵?! В уголке губ КГБшника зародилась злорадная усмешка. Взглядом Ивана можно было убивать. – И ведь как специально словили, когда я всех у себя… – начал было ворчать Иван, но тут поражённо замер и воззрился на Дмитрия Никифоровича со смесью восхищения и отвращения. – Ну ты мудак, Дима. Ну ты мудак. КГБшник выпрямился, излучая самодовольствие, как будто это оскорбление было ему высшей похвалой. – Зови их давай, – почти что весело произнёс он. – Всё равно поймаем. Иван сделал глубокий вдох и с шумом выдохнул. Заседание аватаров ОВД было через три дня. Все аватары гостили на его даче⁶, которая, судя по абсолютно бесстыжему блеску в глазах Дмитрия Никифоровича, уже снаружи кишела гэбней хуже, чем дворовый Тузик глистами. – Когда-нибудь моей новой нянькой будет грудастая шпионка в лопающемся кожаном костюме, – мстительно выплюнул Иван. – Её будут звать Наташа Романова⁷, и ты, и Альфред проглотите свои языки от зависти! – Ты мне этой паучихой уже лет семь грозишь. На заседаниях ООН заседать надо, а не мультики капиталистические читать, – укоризненно занудил КГБшник. Брагинский показал ему язык и скрылся в коридоре. Пять минут спустя аватары СССР и ОВД стояли перед агентами КГБ нестройной шеренгой, один неопрятней другого. Гилберт бесстыже зевал, ворча про часовые пояса, и с нехарактерным для немцев похуизмом даже не пытался расправить мятую донельзя рубашку. Одетый в мешковатое старьё Ивана, Феликс сжимал в руке маленькую тяпку с прилипшими к ней комьями земли и прожигал КГБшников взглядом таким злым, как будто за невскопанные оранжерейные кусты он собирался вскопать им глаза. Торис рассеянно читал какой-то документ, бормоча себе под нос, и железной хваткой держал за шкварник надутого на мир Райвиса, который просто сочился революцией и бунтом. Наталья недовольно стучала тапком по полу, сжимая в руке нож, с которого вот-вот должна была сорваться на паркет капля пурпурного свекольного сока. Рядом, сжав одной ладонью испачканный половник, упёрла кулаки в бока не менее недовольная Ольга. – Дим, у нас суп, – укоризненно произнесла она, глядя Дмитрию Никифоровичу в глаза. Тот окинул её взглядом, после чего посмотрел на остальных дам. – Женщины свободны, – благосклонно отдал он приказ. Наташа тут же шмыгнула на кухню. Ольга обвела комнату критическим взглядом, подозрительно прищурилась на брата – тот театрально поднял руки вверх и покачал головой – и последовала за ней. – Вань, мы ещё поспим, – тем временем чуть виновато, но очень сонно произнесла Елизавета и поплелась обратно в спальню, игнорируя завистливые взгляды мужчин. – Бывай, Михель, – Мирослава⁸ с издевательской усмешкой похлопала сонного Гилберта по плечу ("Ты сейчас нарвёшься, и столица Чехословакии будет в Берлине") и тоже пошла спать дальше. Стоило их шагам стихнуть, в комнате воцарилась тишина. Иван стоял впереди своего стада, скрестив массивные руки на груди, и буравил Дмитрия Никифоровича упрямым взглядом. – Ну и что это такое, граждане? – риторически спросил Дмитрий Никифорович, обведя рукой "зал". – Что это за бардак, я вас спрашиваю?! Никто не ответил, большинство даже не понимало проблему, но все по привычке сделали виноватое выражение лица. – Вам хоть стыдно? – продолжил Дмитрий Никифорович. Стыдно никому не было. – Я стою здесь и вижу перед собой гражданок, а не граждан. – Очки купи, – пробурчал Иван, но под грозным взглядом заткнулся. – Вы же все взрослые люди, должны понимать, как ваш внешний вид отражается на правительствах, – укоризненно продолжил Дмитрий Никифорович. – Посмотрите на себя. Разве это вид коммунистических идеалов? Разве это лица, способные быть кумирами миллионов? Речь Дмитрия Никифоровича была встречена сонными равнодушными взглядами. И едва заметно дрогнувшей тяпкой. – Все вы – все, до единого! – без пререканий будете приведены в подобающий вид! – гаркнул КГБшник, заставив Гилберта вздрогнуть и выпучить красные от недосыпа глаза. – Блять, Брагинский, твоя нянька ещё хуже моей, – шикнул он Ивану на немецком. – Я в курсе, – шикнул Иван в ответ. – Отставить разговоры! – рявкнул на них безымянный прихвостень номер один, грозно выпятив обтянутую формой грудь. Безымянный прихвостень номер два скорчил им очень страшную рожу и кивнул. Иван и Гилберт синхронно закатили глаза – хвастовство недавно повышенных в должности сопляков превосходило все государственные границы. Дмитрий Никифорович устало вздохнул и махнул рукой. – Сидоров, Карпов, приступайте, – кинул он прихвостням, и те, прихватив блокноты, разошлись по разные стороны длинной сонной шеренги. Стоило прихвостню номер два подойти к нему, Иван внаглую использовал преимущество в росте и одарил его очень осуждающим взглядом, заставив парня нервно сглотнуть. – …Волосы на шесть сантиметров длиннее нормы, – с опасением уставившись на свою Родину, выдавил тот. – Шарф слишком старый. Матроска... Щетина. – Тебя, поди, Петром звать, – шёлково обратился к нему Брагинский, оскалившись. – Александром, – машинально ответил КГБшник, едва заметно съёжившись под его взглядом. – Вот и заткнись про щетину⁹, – с пугающей улыбкой ответил Иван. Мальчишка открыл было рот, чтобы возразить, но передумал и пошёл донимать эстонца. Иван хмыкнул и привалился спиной к стене, немигающим взглядом уставившись на Дмитрия Никифоровича, который, подобно прорабу, наблюдал за работой своих агентов. Однако Дмитрий Никифорович был офицером КГБ со стажем, большую часть которого общался с Иваном вплотную, поэтому взгляд Родины пронял его лишь через пять минут, да и то не до конца. – Побрейся, Отчизна, – наконец удостоив его своим вниманием, невозмутимо сообщил Дмитрий Никифорович. – А вот двадцать лет назад ты таким наглым не был, – ответил ему Иван. – Двадцать лет назад я имел привилегию не знать тебя в лицо, – легко парировал Дмитрий Никифорович. – Бедненький, хочешь, Героя Советского Союза¹⁰ дам за твой бессмертный подвиг? – едко ответил Иван. – Шарф лучше постирай, – невозмутимо ответил Дмитрий Никифорович. – Я в этом шарфе Берлин с Парижем брал. – Оно и видно. Ещё раз в таком виде на заседание ООН выкатишься, и Магадан возьмёшь¹¹. На языке Ивана вертелся восхитительный в своей колкости ответ, который, однако, явить миру ему не дало сразу два скандала, одновременно вспыхнувших по разные стороны шеренги. – Почему подросток в эполетах?! – возмутился прихвостень номер раз. – Волосы, – глядя Феликсу в глаза, начал самоубийца номер два, – остричь. В глазах Райвиса сверкнули революционные огни. В кулаке Феликса блеснул металлический кончик тяпки. – Я, сука, гусар, блять, – ответил Райвис прежде, чем Торис успел заткнуть ему рот. – А ты меня заставь, москаль, – нежно прошипел Феликс. Иван и Торис в ужасе замерли, как люди, наблюдающие за падением дорогущей хрустальной вазы. Что последовало дальше, можно смело назвать самой сюрреалистичной дракой аватаров ОВД. Даже хуже того случая, когда Иван во время заседания ООН очень неприлично связал Альфреда шарфом, пока тот пытался заставить его подавиться гамбургером. Райвис ловко вывернулся из хватки Ториса и наглядно продемонстрировал всем, почему у него в школе была пятёрка по физкультуре и двойка по поведению. Феликс обнажил клыки и бросился на прихвостня, как разъярённая кошка. Подобно символу возмездия, в воздухе мелькнула тяпка. Возможно, при других обстоятельствах подобная драка вызвала бы у наблюдающей её публики бурю праведного негодования относительно богатства латвийского лексикона и изощрённой техники боя тяпкой. К счастью, все присутствующие были людьми особого толка и стойко восприняли дедовщину в отношении личинок КГБ. Один только Торис опустил лицо в ладони и простонал речь, которая заставила бы любого преподавателя древнелитовского покраснеть от возмущения, да Дмитрий Никифорович обречённо вздохнул, взирая на драку с вековой усталостью в глазах, после чего осуждающе взглянул на Ивана. Иван лишь неуверенно переменился с ноги на ногу, смутно опасаясь за массовку. Огородником Феликс был знатным, вскапывал и закапывал так, что не прикопаешься. – Не смотри на меня так, – наконец, огрызнулся Брагинский. – С какого хуя я знаю, где они таких слов нахватались?! – Разнимай, – скомандовал Брагинскому Дмитрий Никифорович. – А что мне за это будет? – машинально оттявкнулся Иван. – Лучше спроси, чего тебе за это не всыпят, – рыкнул на него КГБшник. Иван вздохнул, не нашёл никакой поддержки среди бесполезного ОВД (даже Гилберт флегматично моргнул и начал демонстративно ковырять мизинцем в носу) и самоотверженно ринулся в самое пекло. Дёрнув Райвиса к себе за те самые эполеты, Иван поддался родительскому инстинкту и дал латвийцу подзатыльник, после чего кинул его в руки Торису. Под возмущённое "ай, блять!" Торис не менее машинально выкрутил Райвису ухо. С Феликсом оказалось сложнее. Умудрённый веками, лях был той ещё курвой, когда дело касалось драк, поэтому пришлось повозиться. Наконец, прыгнув ему на спину, Иван сжал извивающегося точно угорь поляка в медвежьей хватке. – Тяпку бросил, – крякнул Иван Феликсу в ухо. – Я тебе этой тяпкой облепиху спас, – прошипел Феликс в ответ и попытался заехать ему локтем в солнечное сплетение. – Я ненавижу облепиху, – оскалился Иван, дёрнув Феликса за волосы. С этим деревом он вёл закулисную борьбу уже пятый год, но Ольга стабильно выхаживала его, варила отвратительно кислое варенье и пичкала им Ивана со злорадным блеском в глазах. Не менее злорадный блеск в глазах Феликса подтвердил, что тот это прекрасно знал. – Теперь я понимаю, почему эту "привилегию" прозвали "вечным дизелем"¹², – сплюнув на ковёр выбитый зуб, прошепелявил один из прихвостней. – Сука, да я лучше в реальном штрафбате буду, чем за этими ебанатами присматривать, – прошипел второй, щеголяя тремя кровавыми полосами на щеке, и уже громче обратился к Дмитрию Никифоровичу. – Это точно наша Родина? – Точно, – угрюмо подтвердил Дмитрий Никифорович. – Легенда гласит, что во время крещения Руси его уронили в реку вниз головой. – А с остальными что не так? – …Их всех уронили в реку, – подумав, решил Дмитрий Никифорович. – Потому что религия – яд¹³. Иван возмущённо крякнул, наконец-то скрутив Феликсу руки. Он уже готов был проявить истинно братскую любовь и сдать своего заклятого родственника в руки шепелявого правосудия, как Феликс сделал финт ушами. – Руки с моих сисек убрал! Не буду я стричься! Я ваще типа женщина, отстаньте! – рявкнул поляк, вспетушившись. Замерли все, даже бунтующий Райвис. – Товарищ Брагинский? – неуверенно обратился к нему прихвостень раз, хлюпая кровавым носом. – Минуточку, – бросил Иван и оттащил Феликса в угол. – Феликс, какого хрена?! – зашипел он. – Да я лучше до конца жизни в юбке ходить буду, чем дам им волосы мне сбрить! – прошипел поляк в ответ. Иван прищурился на него, окинул двоюродного брата почти задумчивым взглядом. – А можно я тоже бабой? – подкрался сбоку Торис, волоча брыкающегося Райвиса за собой. – Поздно, Дима твой хуй уже видел, – отмахнулся Брагинский, не отрывая взгляда от Феликса. Торис сдулся. Иван подумал ещё пару секунд, исподтишка бросил взгляд на топчущихся неподалёку прихвостней и пришёл к решению, которое навсегда изменило историю. – Ты мне за это должен будешь, – рыкнул он на Феликса и добавил. – Отомсти им за нас хорошенько, пока я эту дурь из законодательства не вытравлю. – Самая модная курва района, – хищно оскалился Феликс в ответ. Иван едва заметно улыбнулся, но тут же скорчил виноватую рожу. Театрально вздохнув, что вздох этот, казалось, прокатился по всему его телу, он медленно повернулся к чиновникам. – Я… – Иван оборвал себя на полуслове, стыдливо отвернувшись, и добавил трагично. – Это всё моя вина. – Товарищ Брагинский? – осторожно обратился прихвостень два. – Я не могу больше это терпеть! – воскликнул Иван. – Зовите Олю… зовите их всех, пусть все знают! Повисла драматичная пауза, после которой Торис печально вздохнул, отпустил Райвиса, и, матерясь себе под нос на литовском, поплёлся на кухню. – Я не мазохист, – ровно произнёс Эдуард, видя, что Гилберт даже не чешется куда-то идти, а остальные ССР и союзники очень эффективно сливаются с обоями. – Хочешь "всех", сам буди. Иван замер на секунду, вспомнил, как полчаса назад Елизавета в полусне запустила в него прикроватной лампой, и передумал. – Мы потом им скажем, – буркнул он и зыркнул в сторону Дмитрия Никифоровича, но тут же шмыгнул носом, стараясь сохранить на лице пафосную мину. Дмитрий Никифорович шептал потолку ругательства. Прихвостень номер два промакивал рану на щеке носовым платочком, пока прихвостень номер раз оглядывал собравшиеся страны с таким лицом, как будто собирался пытаться иммигрировать в Израиль¹⁴. – Ваня, что… – Ольга замерла в дверях, переводя взгляд с растрёпанного Ивана и взвинченного Феликса на избитых чиновников. – Оленька, – обратился к ней Иван с лицом настолько лживо печальным, что Оля сразу поняла – брат готовился наебать весь мир. Опять. – Та ошибка в царских документах… вскрылась, – печально пробасил Брагинский, но с каждым словом речь его становилась всё более яростной. – Я пытался… Он оборвал себя на полуслове и снова вздохнул, исподтишка глянув на чиновников. Все, за исключением Дмитрия Никифоровича, с замиранием слушали его. Дмитрий Никифорович массировал переносицу с лицом человека, которому Иван стоял поперёк горла уже лет десять. И за молчание должен будет водку. Иван набрал в грудь воздуха и продолжил: – Я пытался сказать им, но меня никто не слушал… всего лишь опечатка… Но им было проще заставить нас жить во лжи, чем признать свою ошибку! И вот сейчас вы заставите мою сестрёнку жить в ещё большей лжи, обрежете остатки её прекрасной косы… Я не могу смотреть на это! Почти шестьдесят лет Фели… ция была вынуждена жить как Феликс из-за невнимательности, безалаберности, абсолютной расхлябанности чиновников прогнившего царизма. Довольно! Я не посмею больше терпеть эту наглую ложь! Настало время нашей двоюродной сестрёнке сбросить сиё ярмо, как сбросили мы капиталистическое рабство! Речь вышла очень пафосной – Иван за годы революции научился толкать вдохновляющую муть по любому поводу, как тосты в застолье. Оля даже смутилась – он тут пламенные речи вьёт, а она в заляпанном фартуке с грязным половником в руках. – Фели… ция? – неуверенно переспросила она, наблюдая, как из-за спины Ивана Феликс корчит ей всё более злые рожи, показывая на свои волосы. В глазах Ольги мелькнуло понимание и злорадство, и она сразу лучезарно улыбнулась, отставила половник на ближайшую поверхность и кинулась Феликсу в объятья. – Ах, Фелиция! Столько лет, я уж думала, что никогда больше не увижу тебя в тех чудесных платьях, что мы вместе вышивали в стародавние времена! Феликс крякнул, ответив на объятия. – С тебя за этот фарс америкоские джинсы¹⁵, иначе всё там оторву, пока и правда Фелицией не станешь, – прошипела Ольга ему в ухо, но тут же натянула пугающую улыбку на лицо и стала с причмокиванием целовать его в обе щеки. Глядя в глаза бывшей жены, Феликс побледнел и едва заметно кивнул. Стоять между Ольгой и модой могли только самоубийцы. Едва украинка отцепила свои наманикюренные когти с его плеч, как его рёбра затрещали от русского театрального таланта. – Прости меня, Фелик-…ция! – всхлипнул Иван и сгрёб Феликса в охапку, больше похожую на медвежий капкан. – Ёбаный пиздец, – прокряхтел Феликс себе под нос, но тут же выдавил из себя слёзы, ответив на объятия. – Ох, Ванечка! Я давно тебя простил-а! Это была не твоя вина!... хватку ослабь, мудила… Я лишь счастлив-а, что могу жить, как всегда хотел-а! Ревели все. Даже показавшаяся из кухни Наташа поднесла кусочек недорезанного лука к лицу и выдавила из себя скупую белорусскую слезу. – Это так трогательно! – шмыгнув носом, воскликнул Гилберт и театрально смахнул слезинки из уголков глаз. Слёзы были от смеха, но, судя по лицам прихвостней, знал это только Дмитрий Никифорович. – Я просто очень эмоциональный, – неправдоподобно всхлипнув, возмутился прусс, когда взгляд Дмитрия Никифоровича пал на него. КГБшник ничего не ответил, молча наблюдая за беснованием вокруг себя. – Не верю, – наконец, бессердечно констатировал офицер. Иван одарил его взглядом таким скандальным, как будто Дмитрий Никифорович был буржуем, жующим рябчиков¹⁶. – Если ты такой злой, потому что у тебя велосипеда нет, то я тебе подарю¹⁷, – возмущённо прошипел он. – Дима! – не менее скандально охнула Ольга, приложив ладонь к груди. – Феличка только сейчас смогла раскрыть Вам свою страшную тайну! Прояви уважение! Проявлять уважение Дмитрий Никифорович разучился ещё на пятом году своей службы, однако возражать Ольге не стал – колыбель Руси обладала характером ещё более сварливым, чем Иван, и умела таить зло, как никто. Иван завистливо зыркнул на сестру. Манипуляции Ольги всегда пронимали КГБшников лучше. Брагинский был уверен, что дело было в сиськах. – Мы с Торисом поженились во время Люблинской унии¹⁸, – глядя Дмитрию Никифоровичу в глаза, тем временем нагло соврал Феликс. – Райвис наш сын, сходство не види... те, штоле? Где-то позади Торис подавился воздухом. Глаза Райвиса были, как блюдца. "Какого хуя?!" – прошептал он одними губами, глядя на окружающих, как будто они все сошли с ума. – У него глаза фиолетовые, а у вас обоих зелёные, – чуть более вежливо выразил удивление Дмитрий Никифорович. – Он в дядю, – парировал Феликс. – Дядю Ивана и тётю Наташу. А волосы тотально мои. А характер – вылитый Торис в молодости. Торис никак не прокомментировал, если не считать комментарием невольный писк, вырвавшийся из его горла. Плечи Ольги тряслись от эмоций, а трагичная мина Ивана всё больше походила на запор. "Тётя Наташа" с флегматичной усмешкой вздёрнула бровь. – Вылитый Торис, – подтвердила она, не моргнув глазом. Дмитрий Никифорович очень хотел в отставку. Именно в подобные моменты он с кристальной ясностью осознавал не только бренность бытия, но и весь масштаб бессмысленности и беспощадности русского бунта. Однажды укоренившись в сознании Ивана Брагинского, бунт распространялся по его подчинённым подобно чуме, и артачиться начинала вся свара, упрямая, как стадо ослов. Тут надо было либо смириться, либо вызывать бригаду, крутить их всех силой и ещё несколько месяцев выслушивать нытьё Брагинского постфактум. Если в мире и была вещь, которую Дмитрий Никифорович усвоил назубок, так это то, что ныть Иван мог долго, нудно и с чувством. В который раз обречённо вздохнув, Дмитрий Никифорович помассировал переносицу и подошёл к Брагинскому вплотную. Пропитанный Осуждением взгляд пронзил Родину подобно острейшей стреле, ввинчиваясь в сознание, чтобы осесть там вечной мигренью, но Иван мужественно восстал ему наперекор, непреклонный, как скала, в этой битве титанов, и посмотрел на Дмитрия Никифоровича с Разочарованием. Дмитрий Никифорович прищурился. Иван сдвинул бровки домиком. – …Тебе это с рук не сойдёт, – спустя долгую паузу проворчал себе под нос Дмитрий Никифорович. – Две бутыли моего персонального сбора, – сквозь зубы прошептал Иван. Выдержка КГБшника дрогнула. О бражке Ивана на Лубянке ходили легенды. Никто не знал, из чего точно Брагинский гнал свою муть, но очереди за ней выстраивались такие, каких не было со времён революции. – Ящик, – непреклонно сказал Дмитрий Никифорович. Иван сморщил нос. – Ящик, – неохотно согласился он. – И кто из нас ещё буржуй после этого, продажная ты дрянь. – Я сейчас передумаю. Передумывать Дмитрий Никифорович, разумеется, не стал, особенно после того, как по сигналу Ивана Наташа вынесла ему из серванта бутылку авансом. КГБшник критично осмотрел бутыль, принюхался и кивнул. – Какой ужас, какая трагедия, полвека притворяться мужчиной и всё из-за погрязшего в коррупции империализма, – безэмоционально отчеканил он, убирая бутылку в свой портфель. – У остальных, надеюсь, тайн в биологии нет? Иван скривился, как от лимона, кажется, наконец-то вспомнив, что надо было не только Феликса отмазывать, но и себе поблажки выбивать. – Нет, – нехотя признался он. – Если не считать того факта, что… – Вот и чудненько, – с нажимом прервал его Дмитрий Никифорович. – Родина-мать может хоть до посинения доказывать свою "скрытую женственность", но мы-то знаем, что советская наука её не признаёт. – Советская наука плохо искала, – надуто пробурчал Иван. – Да о моей женственности поэты легенды слагали. – Иван, – укоризненно посмотрел на него Дмитрий Никифорович, – если ты сейчас же не заткнёшься и не пойдёшь в парикмахерскую, то поэты будут слагать легенды о том, что Россия-матушка – это волосатый мужик в юбке. – А я может… – открыл было рот Иван, но Дмитрий Никифорович прижал свой мозолистый указательный палец к его губам. – Нет уж, – выплюнул сквозь зубы офицер КГБ, – этот финт прокатывает один раз, Брагинский. Вякнешь ещё раз – будешь все туалеты Лубянки оттирать зубной щёткой. Иван вновь демонстративно Разочаровался в своей няньке и зарылся носом в шарф, хохлясь, как воробей. – Сидоров, иди скажи водителю, чтоб заводил, – скомандовал Дмитрий Никифорович. – Карпов, информацию для протокола собрал? Пиши по-быстрому, вечером нормально составим. Первый прихвостень передал свой блокнот второму и нырнул в коридор, в то время как его напарник раздосадовано уставился на бланк протокола, по неосторожности заляпав его кровью из разодранной скулы. Дмитрий Никифорович ещё раз критично осмотрел зал, пригвоздил пытавшегося улизнуть Гилберта взглядом и кивнул в сторону дверей: – Остальные на выход. Давайте-давайте, вас предупреждали и не раз. – Можно мы хоть поедим перед казнью? – снова скрестил руки на груди Иван. – Нет, – остался непреклонным Дмитрий Никифорович. – Знаю я тебя, каждый кусок по полчаса жевать будешь. – Я вам БАМ строю¹⁹, а вы меня даже кормить отказываетесь, – обиделся Иван. – Как же я на голодный-то желудок… – Ты не БАМ строить едешь, а стричься, – перебил нытье КГБшник и начал считать выходящих аватаров по головам, как детсадовцев, прежде чем передать их прихвостню раз. – Я растущий социалистический организм! – еще пуще заныл Иван. – Мне нужно питание! – Социализм, как же! Это тлетворное влияние Запада на твоей голове²⁰ давно пора сбрить, а то с такой чёлкой вы скоро с этим твоим Альфредом как близнецы братья будете. Ноздри Ивана вздулись от возмущения. Чем именно собирался возмутиться растущий организм, было неясно; кажется, он и сам не знал, что хуже – быть похожим на Альфреда или лишиться священной чёлки. Впрочем, возмущаться ему никто и не дал. – Так поляк мужик или баба?! – растерянно воскликнул прихвостень два, почёсывая затылок карандашом и щурясь в блокнот. Дмитрий Никифорович отошёл от Ивана, усмехнулся тонкими губами и легонько похлопал его по щеке. – Да хоть марсианин, Карпов, – с едва скрытой издёвкой ответил он подчинённому, кажется, лишь сильнее его запутав. – Лишь бы налоги платил. Позади него Иван резко втянул носом воздух, озарённый неожиданной догадкой. – Дим! – радостно выдохнул он. – Так ведь я ж не человек, а значит, и человеческие законы ко мне непримени-… Договорить Ивану не дали. Развернувшись, Дмитрий Никифорович дёрнул Брагинского за шарф, ловко вывернул руки ему за спину и скрепил их наручниками. – Ах, прости, рука соскользнула, – без капли сожаления сказал КГБшник, надавив Ивану на затылок, что тот крякнул от возмущения, едва не поцеловав носом паркет. – Она всегда соскальзывает в присутствии капризных детей. – Я всем расскажу, какой ты нехороший и злой! – пригрозил Брагинский, особо не рыпаясь. – Все узнают, как ты надо мной издеваешься! Тебя расстреляют! Последнюю фразу Иван произнёс со злорадным предвкушением, но КГБшник лишь вздёрнул бровь. – Отчизна, ты уж определись, применимы к тебе наши смертные законы или нет, – беззлобно оскалился Дмитрий Никифорович и потянул Ивана к выходу. – А то в указе вас постричь ваша сверхчеловечность прописана, а вот в УК РСФСР – нет. – Вот, посмотри, до чего вы меня довели! Как меня унижать – так у них всё прописано! А как защищать свою Родину – так сразу бреши в документации! – затараторил Брагинский, упёршись каблуками в паркет. – Решено! Я напишу свою версию Архипелага ГУЛАГ²¹! И твоё имя будет на каждой странице! В следующую секунду терпение Дмитрия Никифоровича иссякло окончательно, и во рту Ивана оказался его собственный шарф. – Записывай Фелицию женщиной, – уже у выхода посоветовал Дмитрий Никифорович своему подчинённому и толкнул связанного Брагинского в дверь. – А ты, Отчизна, веди себя подобающе, тогда развяжу. Пожевав бахрому шарфа, Иван промычал что-то очень матерное, но покорно перешагнул порог и погрузился в ЗИЛ-118 "Юность"²², забившись в самый угол и обиженно сверкая оттуда глазами. Бросив на Феликса хмурый взгляд, прихвостень два сделал в папке несколько пометок и захлопнул дверь, оставив за собой истоптанную грязью гостиную и сонных дам. – Вольно! – донёсся снаружи приказ Дмитрия Никифоровича. Хлопнули двери машины. ЗИЛ тронулся. Повисла тишина. Высунув нос из кухни, Наташа цокнула языком, оглядев грязный пол, и ушла за тряпкой. Ольга с усмешкой повернулась к своему бывшему мужу. – Раздевайся, – скомандовала она. – Э? – опешил Феликс. – Сейчас протрём тут всё от пыли, что эти ироды натащили, и будем приводить тебя в порядок, – игнорируя удивление на лице поляка, продолжила Украина. – Ташь, тащи-ка сюда свои старые платья, как раз по размеру должны быть. И мою косметичку. – Э?! – возмутился Феликс, но было уже поздно: Наташа вернулась с пакетами и шваброй. – Надо будет съездить в поместье, на антресолях должен быть тот альбом компромата с костюмированного бала²³, помнишь? Там ещё вдрызг пьяный Торис как горничная одет, – сказала она и вручила пакеты Ольге. – Ещё бы не помнить, Александра Фёдоровна на немецком материлась, когда узнала, что Иван весь её гардероб обнёс и вином изсвинячил, пока они с Феликсом на камеру кривлялись, – фыркнула Ольга. Феликс скривился: нажрались они тогда знатно. Уже на третьей рюмке Иван решил, что костюмы "допетровского времени" – это слишком скучно, поэтому у аватаров последний бал Российской Империи прошёл под знаком переодевания в шмотки противоположного пола. Знать была слишком занята собственным весельем, чтобы заметить вовремя. – Хорошие были времена, – напротив, сказала Наташа. С влажным шлепком швабра коснулась пола. В намотанной на древко тряпке слабо угадывалась одна из старых рубашек Ивана – что не мешало ей прекрасно смывать всю принесённую чекистами грязь. Орудовала Наташа шваброй так, как когда-то косой – уверенно, размашисто. Феликс прикинул, что будет, если таким широким движением ему прилетит по голове и печально воззрился на Ольгу. В ответ ему швырнули ворох каких-то тряпок нежно-розового цвета. В белую ромашку. Развернув их, Феликс обнаружил крепдешиновое платье 40-х. – А ты что думал? – в ответ на его взгляд весело поинтересовалась Ольга, раскладывая косметику на столе. Украинка вальяжно взяла коробочку с надписью "Ленинградская"²⁴ и одарила Феликса поистине злорадной ухмылкой. – Сделался девочкой – терпи, – озвучила она приговор. И смачно плюнула в тушь. PS. – С Вишневским соедините, – устало обратился в трубку Дмитрий Никифорович, заедая водку солёным огурцом. Послышалась пара щелчков. – Слушаю, товарищ Лыков, – отозвался знакомый хмурый голос. – Что этот кретин опять натворил? Здесь стоит сделать паузу и отметить, что в какой-то момент истории агенты КГБ СССР и СБ МВД ПНР²⁵ отбросили любые попытки представить своих подопечных в лучшем свете и стали просто обмениваться горестями. – Выбил агенту Сидорову зуб и исполосовал агенту Карпову лицо, но звоню я не поэтому, Станислав, – поведал Дмитрий Никифорович, пытаясь подобрать слова, как можно лучше описывающие ситуацию. Слов не нашлось. – Он теперь баба. – Дима, что, прости? – переспросил товарищ Вишневский. – Твой Феликс теперь баба. – …Товарищ Лыков, я ценю ваш искромётный юмор, но уверяю, бабского в Феликсе только истерики. – Я это знаю. Ты это знаешь. Бюрократия этого не знает. – Как это не знает? – возмутился товарищ Вишневский. – А вот так это не знает, – сказал Дмитрий Никифорович. – Передо мной сейчас лежит паспортная книжка²⁶ – с фотографией! – подтверждающая, что гражданин Феликс Вукашевич был "девица", и в графе изменений приписка, что она замужем за господином Лоринайтисом. На фото твой Феликс в бабском платье. Я не знаю, где Брагинский откопал пустой царский паспорт, как умудрился так мастерски подделать там все печати и "описку" и откуда, чёрт возьми, взялось это старое фото Феликса в женских тряпках. Товарищ Вишневский неловко крякнул. – Я уже даже не удивлён. Следим за ними двадцать четыре часа семь дней в неделю, и всё равно каждый год всплывает подобная дрянь, – пробормотал он. – Факт остаётся фактом, – вздохнул Дмитрий Никифорович, – мой кретин уже поднял вой на всю Лубянку про свою несчастную "сестрёнку", которую заставили притворяться мужиком полвека, а в архивах КГБ почему-то нет ни одного документально подтверждённого медосмотра твоего кретина. Повисла пауза. – Их там нет, – наконец, неловко произнёс товарищ Вишневский. – Что значит "нет"?! – возмутился Дмитрий Никифорович. – Старые пропали после Варшавского восстания²⁷, а каждый раз, когда мы пытались провести медосмотр, Феликс начинал вопить о нацистах и Аушвице, – с усталым вздохом пояснил товарищ Вишневский. – В конце концов, товарищ Виха²⁸ приказал оставить его в покое. – А сам он на медосмотр не пойдёт, – констатировал Дмитрий Никифорович. Медосмотры вообще были притчей во языцех. Брагинского последний раз удалось затащить в пятьдесят первом, после чего весь мир узнал, что кто-то из медкомиссии немного увлёкся тестированием лимитов человеческого тела, а в СССР началось "дело врачей"²⁹. Потому что просто отказаться выполнять странный приказ Брагинский не мог, Ивану надо было терпеть, а затем невозмутимо сесть в самолёт и, со свойственной ему пассивной агрессивностью, выкатиться на саммит стран прямо так, капая кровью на ковёр со словами "Начальство приказало мне остановить танк голыми руками"³⁰. С тех пор к Брагинскому – и всем остальным из его свары – приставили персональную няньку, что само по себе было очень даже прекрасно, если бы Дмитрий Никифорович не был тем идиотом, которому выпала данная честь. Вспомнив свою загубленную психику, Дмитрий Никифорович устало потёр лицо ладонями и налил себе ещё бражки. – Ну, я тебя предупредил, – пробормотал он в трубку и залпом выпил стопку. – …Дима, ты там водкой Брагинского сейчас надираешься? – недовольно прошипел товарищ Вишневский. – Не можешь что-то изменить – заткнись и получай максимальное удовольствие, Слава, – вместо ответа произнёс Дмитрий Никифорович. – Фелиция, говорят, бодяжит не хуже. – Верно, – задумчиво согласился товарищ Вишневский. – Увидишь его, передай, что с него за молчание три бутылки. – Ты себя не ценишь, – усмехнулся Дмитрий Никифорович. – Моё молчание стоит ящик. – …Знаешь, ты прав. Ящик. Той, что на вишне. – Я передам. – Будь добр. PPS. – Я не знал, что ты женщина, – неловко сказал первый секретарь Польши, смотря на свою страну. "Я тоже этого не знал", – мысленно проворчал Феликс, одёргивая розовую юбку и чувствуя равномерную пульсацию боли в ногах. Помада на его губах была липкой и вонючей, а синие тени выглядели так, как будто ему дали два фингала³¹. О слипшихся от туши-плевательницы ресницах лучше было как о покойниках – хорошо или ничего. В данном случае ничего. – Как здорово, что эта ошибка в документах, наконец, вскрылась, – без особого энтузиазма ответил он своему начальнику. Сидя в своём офисе в здании МВД, Станислав Вишневский улыбнулся и налил себе ещё рюмку вишневой водки. PPPS. – Оля. Что это, – спросил Иван, глядя на весьма круглый зад своей сестры. – Это мои новые джинсы! – огрызнулась Ольга, оттягивая лямки своего нового комбинезона. Иван уже было открыл рот, чтобы прокомментировать, насколько творение гнилого Запада её толстит, но вовремя увидел прищур в глазах сестры. – Давай. Только скажи, – ласково прошипела Украина, перехватывая свои вилы поудобней. Иван сглотнул. – Ты выглядишь очень хорошо и варишь замечательное облепиховое варенье. PPPS. 2000-е – Ирочка, – шёлково обратился Иван, притормозив у самых дверей в конференц-зал. – Сегодня тебя зовут Наташей. Ирина Владимировна, полковник СВР³² и новая нянька Ивана, закрыла глаза и мысленно сосчитала до десяти. А ведь ещё шесть месяцев назад она с радостью приняла повышение от самого президента, игнорируя почти безумный гогот из зала и полный жалости взгляд её бывшего начальника Александра Карпова. – Одумайся, Ирина, – почти умолял её Карпов, машинально касаясь странного шрама на своей щеке. – Эта привилегия вовсе не то, что ты думаешь. Оттуда не возвращаются. Шесть месяцев назад Ирина Владимировна не знала, почему Иван Брагинский расплылся в такой сияющей улыбке при взгляде на неё и вежливо поинтересовался, являются ли её медные волосы крашеными. В те далёкие вменяемые времена Ирина Владимировна считала за честь Родину охранять, поэтому ни предупреждение Карпова, ни гогот отставного офицера Лыкова, ни даже зловещий блеск в глазах этой самой Родины не смогли отговорить её от совершения самой большой ошибки в своей жизни. – Если к тебе пристанет белобрысый идиот в очках, игнорируй его, – посоветовал Брагинский, толкнув двери, но тут же замер. – Сукин сын, – прошипел себе под нос аватар России, оскалившись, и пошёл устраивать международный скандал с аватаром США. Ирина Владимировна бегло оглядела зал, встретилась усталым взглядом с печальными серыми глазами офицера ЦРУ и подавила в себе желание помассировать виски. – Дай угадаю... Стив Роджерс³³? – поинтересовалась она с усмешкой. Офицер ЦРУ скривился, как от лимона. – Дай угадаю, – не менее едко парировал он, – премия за ношение облегающих кожаных комбинезонов? – Если премией можно считать отсутствие поминутного нытья, то да, – вздохнула Ирина Владимировна, глядя на то, как их подопечные оскорбляют друг друга под всё более истеричный смех. – …По-моему, их пора разнимать. Подумать только, с лозунгом за этого дебила её дед шёл в атаку во время Второй мировой. – Зачем я на это согласился, – пробормотал себе под нос ЦРУшник, явно пересматривая своё отношение к патриотизму, и пошёл отволакивать Альфреда в сторону. – Мне обещали работу телохранителя, а не костюмированной няньки. – И не говори, – согласилась Ирина Владимировна, бесцеремонно дёрнув Ивана за шарф. Квинтэссенция американского народа показал Брагинскому фак, пытаясь выдрать ворот своего пиджака из рук офицера ЦРУ. Всё лучшее, что породила русская земля, неловко крякнул, силясь выпутаться из петли своего шарфа, и разразился матерной бранью про пиндосов. "Стив Роджерс" и "Наташа Романофф" обменялись понимающими взглядами. Вот уж и правда "вечный дизель". PPPS. ~2002-2004 год. Иван смотрел на документы в своих руках, чувствуя какой-то странный, пассивный ужас. – Я не могу это принять, – подняв взгляд на своего президента, сказал он почти умоляюще, но его нынешний начальник остался непреклонен в своей щедрости. Иван сжал акт о закреплении госимущества. Он не был на Семёновской даче больше десяти лет – с самого распада Союза. Видеть не мог эту резиденцию, пронизанную воспоминаниями, хотя в своё время так ворчал, что именно там генсеки устроили советский Кэмп-Дэвид³⁴ с дип. встречами, мешая ему выращивать огурцы, а Ольге – мерзкую облепиху. Мечта о спокойствии давно исполнилась, вот только с генсеками пропали и все остальные. – Сдалась она мне одному! – с неожиданной злостью воскликнул он, бросив бумаги на стол. Президент устало вздохнул и посмотрел на него, как на капризничающего ребёнка. – Ты, Ваня, правда думаешь, что будешь там один? – спросил он риторически. Иван замер, чувствуя холодок по спине. – Нет, – выдохнул он, помотав головой, вот теперь точно умоляя президента не делать о того, о чём он подозревал. – Да, – непреклонно ответил президент. – Дмитрий Никифорович решил дожить свою пенсию, присматривая за своим любимым подопечным. Не могли же мы отказать такому уважаемому отставному офицеру в его бескорыстном желании? Иван вскочил с места, как ужаленный. На бледной коже России пятнами вспыхнул румянец. – Вы… ты! – прошипел он, растеряв весь декорум и красноречие. – Семёновское вам не дом престарелых! Они посмотрели друг другу в глаза пару секунд, после чего Иван с воем о проклятой гэбне вылетел из кабинета, драматично хлопнув дверью. – Ты прав, Ваня, – тихо усмехнулся ему вслед президент, – Семёновское теперь – детский сад. ___________________________ Сноски: *Homo Soveticus (человек советский) – ироническое название советского человека. Термин берёт своё начало с попыток большевиков создать «нового человека». 1. "я перевёл Анну Михайловну через дорогу, и она даже не разлила масло" – отсылка к фразе "Аннушка уже разлила масло" из романа "Мастер и Маргарита" Михаила Булгакова. http://www.bibliotekar.ru/encSlov/a/83.htm 2. Андрей Андреевич Громыко – Министр Иностранных Дел СССР в 1957-85 годах, прозванный иностранцами "мистер Нет" за то, что часто использовал право вето в Совете Безопасности ООН. 3. Лубянка – название штабквартры КГБ на Лубянской площади. 4. "если мы разыгрываем Де Сада, то без плёток и баб никак" – Маркиз Де Сад – французский аристократ XVIII века, любивший клубничку погорячее и написавший об этом целую стопку книг, особо знамениты из них романы "120 дней Содома" и "Жюстина". Название "садизм" пошло от его имени. 5. (Аплодисменты), (Бурные аплодисменты), (Бурные и продолжительные аплодисменты), (Бурные аплодисменты, переходящие в овацию) – в ВУЗах СССР был такой обязательный для изучения предмет, как история КПСС, там изучались стенограммы заседаний, где каждая пауза в выступлении генсека завершалась аплодисментами. Которые в стенографии помечались одним из указанных вариантов. http://dslov.ru/fslov/f1330.htm 6. ОВД – Организация Варшавского Договора. Дача Ивана – та самая мистическая "дальняя" дача Сталина – дача Семёновское. http://diletant.media/excursions/37757056/ https://www.perm.kp.ru/daily/24535/679267/ 7. Наташа Романова – Чёрная Вдова из комиксов Марвел. 8. Михель – персонификация Германии, как Дядя Сэм у США. Имеет негативную коннотацию – Михель – простак и глупец, часто изображается в ночном колпаке. Алсо, до 30-х годов в Кёнигсберге (Калининграде) была его статуя. Мирослава – личнофанонное имя Чехии. 9. "– Тебя, поди, Петром звать, – Александром, – Вот и заткнись про щетину" – отсылка к Петру I, закон о бритье бород. 10. Герой Советского Союза – высшая степень отличия СССР, которой удостаивали за совершение подвига или выдающихся заслуг. Героям СССР вручались как орден Ленина, так и медаль «Золотая Звезда», кривокосой вариант которой изображен у Ивана в каноне на шинели. 11. "Ещё раз в таком виде на заседание ООН выкатишься, и Магадан возьмёшь" – ГУЛАГи, да. Не зря именно в Магадане поставлен монумент жертвам политрепрессий "Маска скорби". 12. Вечный дизель – вечный, ибо аватары условно-бессмертны, дизель – солдатское жаргонное название дисциплинарных (штрафных) батальонов – по-другому штрафбатов. 13. "Потому что религия – яд". – "религия – опиум народа", первым сказал Ж-Ж Руссо, популяризировал Маркс, вбил в головы советского народа Ленин. 14. "собирался пытаться иммигрировать в Израиль" – выезжать из СССР можно было только по специальной выездной визе, которую получить было весьма проблематично. Однако в конце 60-х советским евреям было разрешено иммигрировать в Израиль. 15. "С тебя за этот фарс америкоские джинсы" – джинсы были огромным дефицитом во времена позднего СССР, попадали туда через сов.блок – ГДР, Польшу и т.д. и только контрабандой. Были официальные магазины "Берёзка", где это было, но туда пускали только иностранцев по документам. 16. "буржуй, жующий рябчиков" – отсылка к выражению "смотреть, как Ленин на буржуазию" + стиху Маяковского "ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй". 17. "Если ты такой злой, потому что у тебя велосипеда нет, то я тебе подарю" – "Я почему нехороший был? Потому что у меня велосипеда не было" (с) Почтальон Печкин. Успенский, 1973, "Дядя Фёдор, пёс и кот". 18. "Мы с Торисом поженились во время Люблинской унии" – государственный союз (уния) в 1569 г. между Королевством Польским и Великим княжеством Литовским, положивший начало Речи Посполитой. "Сын" Райвис появился в 1562 как аватар Курляндии. 19. БАМ – Байкало-Амурская магистраль, железная дорога на Дальнем Востоке, которую всем Союзом строили с 1938 года и по бесконечность. 20. "Это тлетворное влияние Запада на твоей голове" – Волосы = субкультуры, которые в СССР были запрещены. В том же журнале "Крокодил" есть куча карикатур на тему. https://cont.ws/@osa777/437961 21. "Я напишу свою версию Архипелага ГУЛАГ" – запрещённое в СССР творение Солженицына о репрессиях 1918-56 годов. На западе опубликовали в 1973. Ванечка только что признался, что читал запрещённую литературу. 22. ЗИЛ-118 "Юность" – малый автобус представительского класса 60-х годов, выпущено было всего штук 20. https://youtu.be/DYsJ31e0Cvg 23. "альбом компромата с костюмированного бала" – "последний бал империи", Костюмированный бал, состоявшийся в Зимнем дворце в 1903 году, во время которого вся знать Российской империи присутствовала в костюмах «допетровского времени». Александра Фёдоровна – императрица, жена Николая II (и внучка королевы Виктории). 24. Коробочка с надписью "Ленинградская" – классика советского макияжа, "тушь-плевательница". Представляет собой щеточку и кусок туши, который надо дополнительно размачивать водой, но большинство на него просто плевало. Как тут на 1:15 https://youtu.be/zacy2GOu3TI?t=75 25. СБ МВД ПНР – аналог КГБ в Польше. 26. Паспортная книжка – паспорта в Российской Империи появились в 1894 году, при этом использовались они только если ты покидал место постоянного жительства. Фото, как правило, было только в загранпаспорте и могло быть любым – как в фас, так и в полный рост вполоборота. https://historicaldis.ru/blog/43023657621/Pasportnaya-knizhka--Rossiyskoy-imperii. https://humus.livejournal.com/2853391.html 27. Варшавское восстание – восстание против Третьего рейха в Варшаве с 1 августа по 2 октября 1944 года. 28. Товарищ Виха – глава МВД Польши в 60-х годах. 29. Дело Врачей – 1951-53, уголовное дело против группы видных советских врачей, обвиняемых в заговоре и убийстве ряда советских лидеров. Можно считать его последней репрессией Сталина, поскольку через месяц после его смерти дело свернули. 30. "Начальство приказало мне остановить танк голыми руками" – Hetalia vol.5 ch.7.https://imgur.com/pQ15h 31. Синие тени – писк 70-х. Любое кино гляньте, да хоть клипы ABBA или видео из сноски №24. 32. СВР – Служба внешней разведки, преемница КГБ наряду с ФСБ. 33. Стив Роджерс – Капитан Америка из комиксов Марвел. 34. Кэмп-Дэвид – загородная резиденция президента США (дача, короче), куда часто приглашают лидеров других стран. https://youtu.be/Ybvos4fMADg