kisses

Наконец очередная смена будничного дня в Антейку закончилась. Спустя долгое время рабочих часов сейчас можно было отдохнуть от беготни по залу и симбиоза людских голосов разных тональностей с различными звуками. Дверной колокольчик перестал звякать и воцарилась долгожданная послерабочая тишина. Сегодня была совместная смена Тоуки и Кена, ввиду чего молодые люди остались прибирать кофейню к её закрытию. — Ирими-сан, неужели вы оставляете всю приборку на нас одних? – девушка остановилась напротив женщины и в притворно-хмуром жесте скрестила руки на груди, в её тоне можно было услышать лёгкое недовольство. Кая простодушно улыбается, заправляет прядь русых волос за ухо и смотрит на девушку из под веера ресниц. — Ах, простите, ребята. У меня появились неотложные дела, поэтому я вынуждена вас покинуть. Позже я обязательно заглажу свою вину, не переживайте. – Ирими хихикнула, попутно с этим снимая своё пальто со сгиба локтя и элегантно набрасывая его себе на плечи. — Всё будет хорошо, мы постараемся с приборкой и не будем вас задерживать! Удачи, Ирими-сан. – следом учтиво произносит вышедший на тот момент из подсобки Канеки, который проводил шатенку скромной улыбкой вплоть до двери. Следом звякнул колокольчик, который официально оповестил об окончательном уходе женщины. — Рекомендую исполнить своё обещание об старании прямо сейчас. — спустя всего пару секунд до ушей юноши донеслось придирчивое девичье хмыканье, после чего Тоука просто и без компромиссов бросила тряпку в сторону коллеги. Канеки еле успев её вовремя поймать, следом вздохнул и кивнул в знак согласия. Игривые лучики персикового закатного солнца проникали внутрь помещения через большие окна и время от времени натыкаясь на оранжевых солнечных зайчиков, Канеки вовсе и не думал отворачиваться от них. Юноша внимательно протирал лакированную поверхность столов, дабы добросовестно выполнить свою работу и не пропустить ни одного пятнышка. Прослеживая взглядом собственные действия, японец позволял себе морально расслабиться, раствориться в тёплых лучах солнца и тишине кофейни, которую даже не сильно тревожили редкие звуки шорохов от собственных движений. Канеки так спокойно ощущал себя в данной безмятежной обстановке, в эти минуты умиротворённого спокойствия, когда ему ещё не нужно было в агонии пожирать остатки горьких конечностей гулей, не нужно было бегать от собственных воспоминаний и решать какие-то важные проблемы. Эти минуты более менее спокойного существования в нетронутом и целом Антейку, это лёгкое поскрипывание паркета под ногами и звук задвигаемых стульев. Японец непременно дорожил этими крупицами времени, которые тягуче просачивались сквозь пальцы. Иной раз подставляя лицо под нежно-апельсиновый оттенок, юноша с улыбкой выдыхал, чувствуя как солнечные зайчики едва греют и тлеют на поверхностях под поэтично красивый уход небесного светила за горизонт. Свет иногда попадал в неприкрытый повязкой глаз, когда он поворачивался лицом к окну, но в этом не было ничего страшного. Парень плавно протирал тряпочкой столы, после чего он переключился на опустевшую лакированную стойку и закрытый прилавок, предназначенный для людских сладостей с закусками. Аккуратности у азиата было в достатке, поэтому его размеренное и бережное дело вскоре было исполненно в хорошем качестве. Спустя некоторое время послышался очередной скрип обуви на паркете и он принадлежал Тоуке, которая спокойно вышла из подсобки и прошагала за стойку. Стянув с плеча заранее приготовленное махровое полотенце, Киришима в свою очередь взяла в руки белоснежно белую чашку из сушилки и прислонила к полотенцу, дабы начать плавномерно протирать керамику. Всё было нормально. Такие спокойные и не насыщенные дискомфортными событиями дни для гуля были чем-то вроде благословения. Спокойная и ничем не обременённая рутина, которую Тоука также уже давно успела ощутить и принять к сердцу на протяжении нескольких лет работы у шефа Йошимуры. Из под тёмно-синих прядей волос девушка иногда поднимала взгляд на такого же спокойно прибирающегося Канеки, чья стройная фигура не без лёгкого шума проходила мимо столиков. Кен о чём-то задумывался и иногда спотыкался об закруглённые углы стола, тихо хмыкая на это после удара. Уголки губ Киришимы вздёрнулись в улыбке, но она скрыла свой смешок в приподнесённой ко рту ладони. Такой несуразный и милый. Чёрные пряди волос Канеки были расчёсаны и в порядке приглажены на голове. Молочно-бежевая кожа, серые умные глаза и спокойное выражение лица наряду с извечной белой повязкой на глазу, чей единственный зрачок наливался кровью. Бледно-матовые губы азиата были сомкнуты, но он легко улыбается, Тоука не знает о чём он думает. Наверное опять о своих книжках или учёбе, девушка знала из болтовни закадычного дружка японца Хидэ о том, что Канеки является довольно прилежным студентом в Камии. Не удивительно, это был один из самых лучших колледжей. Спустя пару мгновений Кен поднимает взгляд на Киришиму и вопросительно выгибает бровь, вероятно он почувствовал взгляд на себе. Брюнетка привычно хмыкнула, но обошлась без колкостей и просто покачала головой, мол ничего такого. Однако только Канеки собирался было уходить, предварительно тихо попрощавшись, азиатка что-то вспоминает и поспешно выходит из-за стойки. Она останавливает парня, несильно толкнув того в плечо. — М? – Кен вздрогнул, сразу же повернув голову и недоуменно воззорившись на брюнетку. — Ты забыл свою еду. – коротко константирует факт Киришима, на что брюнет протягивает своё недолгое «а-а-а» и неловко смеётся, почесав при этом кончиками пальцев черноволосый затылок. — Ах, да! Большое спасибо, что напомнила, я совсем забыл. — парниша немного помялся при упоминании «еды», для него было всё ещё сложно есть что-то подобное. Канеки был к тому же ещё и вежлив, да и тем более забота Тоуки его приятно удивляла, хоть даже и такая небрежная. — Неудивительно. – в очередной раз хмыкнув, девушка лишь равнодушно пожимает плечами и жестом показывает идти за ней. Вскоре спустившись в подземный блок, который никуда не делся и остался под Антейку, Киришима открывает холодильник доверенными ей ключами и достаёт оттуда "паёк" предназначенный полугулю. Это был небольшой кулёк, завернутый в коричневый бумажный пакет, который уже вскоре оказался в руках японца. Кивком благодаря Тоуку, Канеки хотел было поспешно убрать еду в сумку, но брюнетка останавливает его категорическим жестом. — Съешь его при мне. Кажется ты не ешь пайки, которые тебе даёт шеф и это сказывается на твоей регенерации и движениях при тренировке. Помнишь же, что такое голод для гуля. — Киришима красноречиво выделяет последнюю фразу, явно напоминая про случай с Хидэ. Далее она наблюдает за противоречивым выражением лица юноши, а именно за смесью удивления, легкого напряжения и глупой улыбки. — Да ладно тебе, всё в порядке, я съем пото... — Нет, придурок, – перебивая, Тоука показательно скрещивает руки на груди в категоричном жесте и немного хмурится. Серьёзно, она чувствует себя нянькой, — ешь. Глубоко вздохнув, Канеки и сам прекрасно понимает, что вовсе не хочет спорить с Киришимой во избежании очень даже вероятных тумаков. Поэтому решив посмотреть судьбе в глаза, он спустя пару секунд неуверенно разворачивает пакет, наблюдая в нем кусок окровавленного мяса. — Прямо... так есть? – уточняет тот, получая короткий кивок в ответ. Канеки сглатывает. Это было жестоко со стороны Киришимы вот так ни с того ни с сего заставлять Кена есть то, чем он по сути был совсем недавно до встречи с Ризе. Но судя по тому, как она не так давно втиснула в полугуля кусок чьего-то остывающего тела, то сам по себе напрашивался вывод — не колышело Тоуку чего там хотел или же не мог брюнет. Посему буквально преодолевая себя, азиат приподносит мясо ближе к своим губам. Кровь и плоть ударили по рецепторам, тем самым сильно раздражая в Канеки голод. Он действительно был голоден, ибо сахар странного цвета от шефа Йошимуры лишь на малую долю как-то его лишь заглушал, но не утолял. Печально. Азиат спустя пару мгновений гулко стучащегося сердца непроизвольно вгрызается в плоть. Как бы он не держался, голод действительно взял вверх и на пару секунд юноша теряет самообладание перед своим обетом не есть людей. Это все равно должно было произойти рано или поздно. Совсем скоро от мяса не остается ни следа и этим Кен ещё раз подтвердил, что действительно мало ест, на данный момент замерев и видимо переваривая случившееся. В его серых глазах промелькнула грусть, а в запачкавшихся ладонях Кен постепенно сжал пустой свёрток в кулаках, его пробила лёгкая дрожь. Ничтожно. Вновь хмыкнув, Тоука лишь вздохнула. Она спокойно понаблюдала недолгую трапезу, однако от неё не ускользнула та лёгкая печать в чужих глазах, которая заставила сердце девушки непроизвольно ёкнуть. Киришима смягчилась, ей очевидно стало немного жаль непутевого студента. Канеки был будто плюшевый. Он наивный, добрый и милый книжный червь, юноша не был готов для своей трагической судьбы быть жестоким и сильным гулем. Тоука это понимала и несмотря на все начальные протесты брюнета быть в этом мире, ей нравилось, что он постепенно свыкся. Свыкся с нападениями от сильных гулей, свыкся учиться без отвращения есть напоказ человеческую пищу, свыкся к тренировкам с Киришимой и Йомой. Канеки старался привыкнуть ко всему и не привлекать внимание к тому, что ему возможно это даётся довольно непосильными трудами, как физическими, так и моральными. Однако жалеть Тоука плохо умела, она считала жалость отростком слабого чувства, а её бунтарский и дерзковатый нрав попросту не давал ей адекватных знаний, как именно она может хотя бы поддержать человека, стоящего прямо перед ней. Это было не к лицу. Однако непонятно зачем и почему даже для себя, Киришима в задумчивости об полугуле внезапно подалась вперёд и приблизилась к студенту. Всего за два шага со стуком маленьких каблучков туфель она оказалась рядом. Прикрывая взгляд веками и держа руки возле себя, японка приоткрывает припухлые губы и кончиком языка прикасается к лицу Канеки. Так уж вышло, что влажный и тёплый язык девушки прошёлся по уголку губ парня, при этом едва задев нижнюю губу и тем самым стирая остаточные капли крови. Не из желания забрать одурманивающий вкус и запах багровой жидкости, Киришима ощущает, как чужая губа горчит недавно выпитым чёрным кофе от Ирими. Находясь максимально близко, азиатка вдохнула терпкий запах этого же кофейного напитка вперемешку с лёгкой примесью аромата типографской краски из книг. Канеки и впрямь пах книгами, а точнее их плотными страницами и чернилами от сложных речевых оборотов, и различных слов. — Т-тоука-чан, ты чего д-делаешь? — опомнившись, юноша осоловело бормочет, будучи в то время ошеломлённым и сбитым с толку поступком девушки. Он чувствует, как щёки загорелись лёгким румянцем и рвано выдыхая, Кен ёжится от стаи муражек на спине то ли от страха, то ли от изумления. Его собеседница и сама изрядно смутилась, снова хмуря брови и поспешно отводя взгляд в сторону. — Ничего. Пошли уже, здесь холодно и я хочу домой. – отрезав, азиатка не стала как-то объяснять свои действия и категорично закрыв холодильник с мясом на ключ, она цокая каблучками спешит подняться по ступеням лестницы обратно основное помещение кафе. — Она меня точно когда-нибудь съест... – сглотнув, Канеки спустя пару секунд тоже поднимается наверх, между тем ломая голову возможными вариантами причины произошедшего. *** —... почему, — очередной глухой удар приходится по груди парня, который уже давно прекратил сопротивляться и просто лежал на холодной поверхности асфальта моста. Шум машин и куда-то шедших прохожих отошёл задний план, в то время как мир Канеки сузился до девушки, восседающей на нём. Он слышал её прерывистое дыхание, а воздух вокруг остывал от недавних резких слов, которые сорвались с губ Тоуки. Никогда больше не смей появляться в Антейку. Азиат глубоко вдохнул свежий вечерний воздух, пропитанный персиковыми лучами солнца. Определённо в глазах бы защипало, а в горле встал бы противный ком слез если бы Канеки сейчас был менее травмирован. Он даже уже с трудом воспринимал мир. Однако понимал, что Тоука говорит это не со зла. Она не говорила это из чистой ненависти, она говорила это из усталости. Усталости гоняться за Канеки, который всячески избегал действительно важного и насущного разговора с Тоукой. Почему всё так закончилось? Очевидно, она его ударила. Но этот жест был даже по-особому родным, Киришима отличалась вспыльчивостью и прямолинейностью. Она действительно сказала всё так, как и было на самом деле. Канеки эгоист и он этого не понимает. У Канеки платиновые выросшие пряди волос, которые треплет и едва взъерошивает ветер, его серые глаза пусты и одновременно наполненны каким-то диким чувством. Его чёрные ногти всё ещё не сошли, не срегенерировали. Он также бледен, но в вечернее время в тени ограждения моста японец выглядит более болезненно светлее, нежели обычно. Между шумом людской цивилизации где-то под мостом, на долю секунды до ушей Кена донеслось донельзя пропитанное грустью ещё одно «почему», которое тут же потонуло в потоке звуков. Внутри что-то ёкнуло и он ощутил потребность поднять свои стеклянные глаза на лицо японки. Слегка опустив голову, Тоука чёлкой и остальными прядями тщетно пыталась закрыть обзор на свои глаза, но среди темно-синих локонов с лиловыми бликами Канеки смог разглядеть залёгшие под глазами девушки тени, мог видеть бледность её лица и плотно сжатые меж собой губы. Она не плакала, но по едва подрагивающим девичьим плечам возможно плакало её сердце. — Тоука, – глубоко удивленный, Канеки с предыханием выдохнул имя бывшей коллеги, он запутался в собственных мыслях и в том, как теперь относилась к нему Киришима. Особенно после череды оскорблений и громкой фразы о том, что он действительно полный придурок. Японец хотел сказать что-то ещё, хотел задать вопрос, для чего уже прочистил горло и приоткрыл рот. Однако его прерывает ещё одно удивительное действие со стороны азиатки. Буквально на пару секунд он ощущает легкое прикосновение очень тёплых и мягких губ к своим, и от этого ощущения парень совсем теряет голову. Опять-таки не дав полугулю ни сказать ни выдохнуть, девушка отстраняется также быстро, как и прикоснулась, следом вставая на ноги и быстро убегая прочь. Она оставила Канеки лежащим на мостовой со множеством вопросов роящихся в голове до следующей их встречи через два года. *** Тихий вечер будничного дня, во время которого молодому мужчине хотелось просто закрыться за стенами уютной кофейни, раствориться в безмятежной обстановке и запахе ароматного кофе. В зале помещения никого нет кроме него. Здесь царит комфортная тишина, которая не прерывается даже иногда надоедающей музыкой, чьи мотивы доносятся откуда-то из-за закрытых входных дверей. Но плевать на эту музыку, Хайсе нравится та особая тишина, которая ныне происходит наедине между ним и симпатичной бариста кофейни :re, чьё название Ширазу не смог правильно произнести с первого раза. Следователь читает, ощущая под пальцами шероховатую поверхность страницы книги. Запах кофе смешивается со слабым запахом типографской краски, который улавливает острое обоняние гуля. Книга явно была новой и довольно занимательной по своему содержанию. Однако ещё у неё был один маленький плюс — мужчина мог прикрывать своё лицо ею тогда, когда его взгляд останавливался на менеджере данного заведения. Она такая красивая. Сегодня девушка встретила приветливой улыбкой и Хайсе был рад всему на свете за то, что она не встретила его своей той самой прекрасной грустной улыбкой. Ему хватает этой толики печали в фиалковых глазах азиатки, которую Сасаки замечает наряду с бликами желтоватых ламп, но не придаёт значения. Это не имеет смысла. Сасаки выдыхает через нос и вновь отрывает взгляд от строчек, дабы поднять его на девушку за стойкой. Менеджер в лёгкой задумчивости протирает махровым полотенцем вымытые чашки, а её взгляд направлен куда-то в сторону столиков. Под фиалковыми глазами залегли лёгкие тени и она плотно сомкнула розоватые губы меж собой. Вспомнила. У Хайсе нет предположений, почему она вновь выглядит грустной, почему она снова поправляет чёлку и тем самым ею закрывает половину своего лица. Он не знает, поэтому и останавливается на своём невинном и нежном чувстве, которое разлилось приятной медовой негой где-то внутри. Никто не запрещает ему вне стен CCG и без компании куинксов просто восполнить свои моральные силы всего лишь при виде менеджера кофейни и её улыбки. В то же время сквозь пряди голубой чёлки Киришима видит Хайсе. Видит, как мягко смотрят на неё эти серые умные глаза из под пепельно-чёрных прядей волос, замечает вскоре и то, как тот смущенно усмехается, когда замечает своё разоблачение. На бледных щеках молодого мужчины расцвёл лёгкий румянец, он прикрывает веками взгляд и больше закрывает лицо книгой. Приятно. Тоуке приятно, когда Канеки так смотрит на неё, даже если он находится под подоплёкой следователя первого класса, наставника отряда QS. Будь бы тут Нишики, он бы многозначительно посмотрел на японку и определённо усмехнулся бы куда-нибудь в сторону. Но его сейчас тут нет. Нет и Йомо, седовласый мужчина отлучился по своим делам, и Тоука осталась одна. Осталась одна наедине с Канеки Хайсе. Японке остается только устало выдохнуть и легко размять напряжённые плечи, между прочим снова чувствуя на себе нежные взгляды. Да как ты зае... Девушка моргает и вкрадчиво переводит взгляд на следователя. На её лице покоится прежнее задумчивое выражение лица, глаза прикрыты веером ресниц, а губы по прежнему плотно сомкнуты меж собой. Она плавно выходит из-за стойки и цокая маленькими каблучками туфель, направляется в сторону следователя. Хайсе заволновался, менеджер посчитала его тайное наблюдение грубым? Это её задело? О, ему было так неловко и жаль! Он никак не хотел её обидеть! Сасаки обеспокоенно посмотрел на девушку, попутно с этим будто бы завороженный вновь несуразно пряча лицо за книгой. — А... простите, пожалуйста. — мужчина наконец находит что сказать и бормочет слова извинения, он по прежнему чувствует смущение и неловкость. Менеджер лишь тихо усмехается, Канеки всё такой же несуразный и милый. Она ничего не отвечает, тем самым глубже загоняя Хайсе в омут угрызения совести. Ей приятно, что Канеки смотрел на неё также, как когда-то давно смотрел на Ризе. Он смотрел на неё точно также, с тайным невинным обожанием и восхищением. Внутри по венам разливается чувство радости и Киришима бесспорно чувствует себя идиоткой, но зато какой счастливой. Недолго думая, азиатка приставляет кончик указательного пальца к корешку книги посетителя и медленно отодвигая его, она тем самым освобождает доступ к смущённому лицу следователя. Хайсе поднял на неё беспомощный взгляд, однако следом он внезапно ощутил, как зажгло его щеки от притока крови. Менеджер поцеловала его. Она не просто соприкоснулась с чужими губами, а полноценно накрыла их своими, но всего лишь на пару мгновений, как и всегда. Губы у Хайсе точно также горчат чёрным крепким кофе, однако это лишь заставляет сердце японки в очередной раз ёкнуть. Девушка отстраняется и спокойно смотрит на раскрасневшегося Сасаки, на то, как яркий румянец еще больше расцвёл красками на бледных щеках, на то, как тот в изумлении смотрел на неё и неверяще касался кончиками указательного сложеным вместе со средним пальцем к своим же губам. Милашка. — Не думаю,что тут нужны какие-то лишние слова, просто... знайте, что я буду не против, если вы будете заходить почаще. — единственное что произносит в оправдание своей шалости менеджер, следом вновь улыбнувшись уголками губ и делая шаг назад к своей стойке, в очередной раз оставляя Канеки в ошеломлении. *** Бетонные стены Кокурии пропитаны холодом и страхом. Кафельные белые полы множество раз мылись от крови и криков боли, которая казалось соседствовала с тюрьмой для гулей с самого начала своего существования. Тоука в панике оглядывается, она слышала болезненный хрип Йомо после того, как тот получил бессердечный удар куинке в солнечное сплетение. Звуки рвущейся плоти и сплёвывания ошмётков крови, мы же не можем погибнуть просто так, верно? Японка лихорадочно соображает, однако не поддаётся панике. Она как будто навеселе и серьёзна одновременно, возможно уже за прошедшие годы выработался иммунитет и бесстрастность в подобных экстренных ситуациях. Единственное, что девушка может делать помимо сражения, так это волноваться за Йомо-сана. Тоука не чувствовала страха или ненависти, она уже изжила в себе эти чувства, либо же очень хорошо их скрывала. Нужно что-то делать, нужно что-то делать, нужно... Воздух прорезал резкий звук высвободившегося кагуне из плоти, после чего перед глазами мелькнул мощный багровый ринкаку. Тоука видела чёрное пальто, видела грациозные уверенные движения и видела Чёрного Бога ССG во плоти, во всём своём сомнительном великолепии. Канеки. Смольно-чёрные пряди волос спадают на бледное лицо своего хозяина, серые глаза пронизаны пустотой и холодом, а на линзах очков в чёрной оправе бликует искусственный свет. Матовые губы едва приоткрыты, в движениях чувствуется нерешимость и уверенность одновременно. Тоука взглядом поглощает черты лица японца, его движения во время предотвращения удара от Аримы. Она смотрит на Канеки так тепло и ждёт, когда он наконец тоже посмотрит в ответ на азиатку. И Кен смотрит. Их взгляды скользят по лицам друг на друга и если бы не разгар боевых действий, то они взорами ментально поглощали бы друг друга вечность. Канеки сорвался бы, сломался чтобы подбежать к Тоуке, Аято и Йомо, разбился на осколки чтобы снова увидеть их вблизи. Однако сломанное однажды не сломаешь дважды. Он выжидательно смотрит и Киришима улыбается. Она улыбается, так просто дарит улыбку молодому мужчине, будто бы обнимая и обволакивая ею того, кому была адресована эта улыбка. — Канеки... Скоро увидимся, — Киришиму слышно и она знает, они точно увидятся. Как бы взглядом Кен не отрицал бы это, как бы не было очевидно то, что возможно кто-то из них буквально через несколько минут может умереть. Канеки готовясь к бою гарцует поблизости и поддавшись внезапному чувству, Тоука срывается с места, бежит в сторону предателя CCG. Она тянет того за рукав чёрного пальто и вновь целует. Целует как и всегда, всего лишь пару мгновений. Пару мгновений обожжённых терпким вкусом крови губ и холода. Пара секунд ощущения чужих тёплых губ и девушка снова срывается с места, убегает вслед за своим братом с дядей. Она не оглядывается назад и поэтому не слышит бормотаний черноволосого мужчины, его голос заглушается посторонним шумом очередного боя. — Это довольно жестоко с твоей стороны, Тоука-чан. — Канеки смотрит ей вслед непроницаемо, у него взгляд мертвеца, он идёт на смерть, но Кен так не хочет принимать факт того, что видит эти старые родные лица в последний раз. Он сморгнул капли слезинок со своих глаз и чувствуя диссонанс в душе, вновь оборачивается в сторону Аримы. Ведь скорого уже не будет. *** Лунный серебрянный свет плавно струится через оконный проём одного из этажей стройки без самого пластикового обрамления. Его светлые зайчики ложатся на поверхности, но не захватывают ту площадь помещения, где слышится шорох одежды и тихое скольжение тел между собой. Лунного света ничтожно мало, чтобы осветить полумрак, однако яркий свет был последней вещью в данном мероприятии, он бы разрушил всю атмосферу происходящего. Разрушил бы этот личный и интимный момент, разрушил бы справедливое воссоединение двух истерзанных сердец, которые наконец смогли слиться воедино в унисон к отстранённому шуму ночного города. Ладонь Канеки шершавая и жесткая. Огрубевшие голимые мышцы неприятно царапают кожу, однако это был такой сущий пустяк для японки. Ей было настолько плевать на это грустное неудобство, ибо во-первых: она наконец дорвалась до одноглазого короля трагедии. А во-вторых: этот несуразный и милый Канеки был совершенно не виноват в данном обстоятельстве. Она убедила Кена в этом ранее и убеждает сейчас, всякий раз смотря на молодого мужчину с теплотой при любом прикосновении его рук к её телу. Большим пальцем японец оглаживает нежную молочно-бежевую кожу щеки Тоуки, он касается до неё робко и аккуратно. Любяще перебирает между пальцами покрашенные темно-синие пряди волос, нависает над девушкой и заглядывает в омут её фиалковых глаз. — Эй. — Кен негромко произносит, подзывая чётким шепотом Киришиму и сам не знает, для чего он это сделал. Может ему безмерно нравилось, как японка прикрывает веками взгляд и спокойно смотрит на него с толикой нежности? Тоука — повзрослевший цветок недавней юности, который вскоре уверенно обхватывает ладонью пепельный затылок бывшего следователя и притягивает к себе, тем самым немного удивляя, и изрядно смущая того. Всё также нескромно занимает чужие губы, но в этот раз поцелуй был безмерно долгим. Тягучим и нежным, Киришима сминает губы Канеки своими, продолжает также массирующими движениями перебирать между пальцами чужие пряди волос. У Канеки вновь в волосах платина, однако его патлы заметно подросли и всё по-прежнему обрамляли его бледное лицо. Серые умные глаза наполнены смущением и явной любовью, он больше не прикрывает взгляд книгой. Его робость мешает полностью раскрыть чувства перед Тоукой, но девушка оголит его чувства вместе со своими уже всего через пару минут. Для них нет обратного пути, девушка чувствует мужественную и сильную грудь, которая соприкасается с её, она кожей чувствует, как гулко и часто стучит чужое сердце. Губы Канеки едва искусанные и горчат кофе из уличного автомата. Однако они не пронизаны холодом, а наоборот, в поцелуях ощущается стыдливый жар и тёплое желание. Их уста скользят то в разгорячённых, то в ленивых длинных поцелуях, они смешиваются со сбивчивым дыханием и негромкими постанываниями. Канеки позволил на это короткое время рассосаться в своей груди липкому страху смерти и многочисленным проблемам организации "Козы". Просто потому что теперь он может касаться губ Тоуки гораздо дольше пары секунд даже после того, как его редкие капельки слёз скатятся с ресниц и спадут на кожу щеки девушки. *** Непослушные солнечные зайчики яркого тёплого солнца проникли в спальню сквозь прорези задёрнутых на ночь штор для, для того чтобы попасть в аккурат на лица спящих. Чувствуя на глазах ощущение чего-то слепящего, Тоука сонно моргает, хмыкая попутно с этим про себя. Плавно поднимая ещё немного тяжелую ладонь, японка смахивает ею прядки чёлки с лица для того, чтобы полноценно открыть глаза. Мозг постепенно пробуждался и пока что еще с таким затуманеннвм сознанием Тоука осознала небольшую тяжесть в районе своего бока и размеренное дыхание позади себя. Канеки обнимал супругу за талию и утыкался носом в её иссиня-тёмные волосы на макушке. Азиатка постепенно обернулась назад, дабы запечатлеть в памяти умиротворённо сонное выражение лица Кена, то как при размеренном дыхании едва трепетали его ресницы, да и то как полоски света ложились на бледное лицо и копну седых волос. Ощущая в груди плавно развивающееся чувство сладостной неги, Тоука постепенно приняла сидячие положение, попутно пока не спуская взгляда с супруга. Пепельные пряди волос были определённо более длинными, чем когда-то давно, но не так давно Кену равнял кончики. Бледное лицо с закрытыми глазами источало умиротворённость, которую совсем не портили неаккуратные бардовые шрамы на щеках. Притуплённое болезненное напоминание о прошлых неспокойных днях, которое Тоука научилась игнорировать, ибо так давно это было. Пальцы скользнули вдоль мягких волос и оглаживая овал лица мужчины, японка поправляет одеяло на нём, дабы уже следом со спокойной душой соскользнуть с тёплой постели. Ощущая босыми ногами прохладу кухонного паркета, японка размеренными движениями плавно засыпает молотые кофейные зёрна в турку и заливая водой, следом ставит на включённую плиту. Привычная, однако такая близкая к сердцу утренняя рутина греет многострадальную, но успокоившуюся душу, находя на подоконнике резинку и делая в пучок ранее распущенные иссиня-тёмные волосы, Тоука глубоко выдыхает. Яркие солнечные лучи, проникающие сквозь светлые шторы греют участки кожи не скрытые ночной рубашкой, однако их тепло не сравнится с теплом чужих сильных рук, которые вскоре мягко обвивают со спины талию азиатки. — Я слышала, как ты крался. — усмехаясь, Тоука накрывает ладонью обнимающую её руку, а второй она тянется к лицу мужчины, дабы нежно провести вдоль щеки и овала лица Кена. — Это излишки хорошего слуха гулей, я не виноват, дорогая. — слегка хриплый из-за недавнего пробуждения, но невероятно родной тон голоса ласкает слух и чуть шире улыбаясь, японка поворачивает голову к лицу супруга для того, чтобы запечатлеть на губах мужчины лёгкий поцелуй длиною в несколько нежных мгновений. Скоро губы всё такого же милого и несуразного Канеки вновь будут горчить кофе, но это определённо не будет минусом.