are you Jekyll or Hyde this time?

Дональд Уоллес — обычный среднестатистический парень. И жизнь его размеренная, спокойная, скучная, под стать подростку его возраста, который не собирается съезжать из родительского дома до окончания колледжа. По крайней мере, такой она была до Бойни. Когда люди говорили ему повзрослеть и научиться брать на себя ответственность, он думал о чем-то вроде «найди себе девушку» или «перестань быть придурком и устройся на работу». Он однозначно не представлял, что взросление подразумевало необходимость взорвать бюджетный Хогвартс для маглов в попытке уничтожить неизученный подвид подземных существ, которые, если честно, были просто огромными уебищными крысами. И уж точно он не должен был в процессе найти себе девушку. Жизнь — та еще непонятная хуйня, да? Мать была готова его убить. Должно было пройти судебное разбирательство, но Террафрак не любили суды и не хотели брать на себя ответственность, поэтому просто швырялись взятками направо и налево. О тех, кто отказался примириться с внезапной кончиной своего ребенка, больше никогда не было слышно. Весь инцидент замяли и забыли. Да и мать его в итоге не убила. И она бы стала намного счастливее, если бы Дон перестал водить своих друзей к ним в дом. Уиллоуби — умный парень, не занимает много места, вежлив и управляется с делами по дому чаще и однозначно быстрее Дона, но еще он выглядит несколько болезненно, постоянно теряет счет времени и днями не выходит из гостевой комнаты. Бабс с его появлением также начинает волновать вопрос о мистическом исчезновении алкоголя. Ей его присутствие не в тягость, но никто ей даже не говорит, почему он пришел и зачем (сначала спрашивать такое было грубо, а потом стало поздно и уже как-то неприлично), и другие друзья Дона тоже ничего об этом не знают. — Его родители в курсе, что он ночует у нас? С ним что-то случилось там, в школе? У него нездоровый цвет лица, с ним все в порядке? Нет, да и нет, но этого Уоллес не говорит, потому что на этом расспросов станет только больше, и сколько бы он своей матери не доверял, обсуждать с ней психологические травмы и зависимости друга выходило явно за рамки. Это было личное и ему не принадлежало. И не ему таким делиться. — Ты слишком много беспокоишься, мам, — говорит Дон каждый раз, как об этом заходит разговор. — Все хорошо. Уилл будет в порядке. Или выпилится, думает он. Они говорят об этом только однажды. — Если бы тебе не пришло в голову повеситься и застрелиться одновременно, тебя бы здесь сейчас не было. Они сидят в комнате Дона на кровати, прислонившись к стене, пьют и слушают какие-то грустные песни на телефоне Уилла, которые были записаны с проигрывателя на диктофон, потому что ему нравится звук иглы, бегущей по бороздкам на пластинке. Качество звука, мягко говоря, отвратное, но Дон — не коллекционер ретро хлама, поэтому ничего лучше предложить не может. Между ними лежит подушка в криво подшитой наволочке, спасибо, миссис Уоллес, я и сам могу, поверх которой лежит длинная нога Уилла, упираясь стопой Дону в щиколотку, и Дону сложно думать о чем-то высоком, потому что такой физический контакт приятен. — В этом и вся соль, — усмехается Уилл, опрокидывая в себя сворованный с кухни джин. — Я настолько бесполезен, что даже убить себя не могу. Дон бросает ему недовольный взгляд и пихает в плечо. — И спасибо, блять, за это. Что бы мне пришлось делать в противном случае? Уилл угрюмо пялится на бутылку в своих руках. О чем-то размышляет долгие несколько минут и, видимо, приходит не к самым приятным выводам. Уоллес в свою очередь думает о том, чтобы забрать у него джин и отправить друга в реабилитационную клинику. Или вместе пойти. И к психиатру заглянуть. — Жить. Без тебя? — Не глупи, — говорит Дон, — я бы после такого не смог спокойно жить дальше. Дон представляет, как находит его тело в какой-нибудь канаве. Как приходит на то место, где раньше стояла школа, и видит кругом кровавые ошметки, в которых не различить, что из этого месива — мутировавшая крыса, а что — Уилл. Как слышит грохот за дверью раньше, чем успевает ее открыть. Его бы заставили отмывать потолок? Он мотает головой, пытаясь избавиться от представления трупа друга. — Не смог бы. Уиллоуби странно на него смотрит, снова отпивает, молчит. Затем отставляет бутылку в сторону и поворачивается на бок, лицом к лицу, попутно смещая свою ногу со щиколотки до колена. Внимательно изучает, едва заметно щурится, и в теплом свете настольной лампы даже не кажется таким уж разбитым. — Почему ты вернулся за мной? Потому что это было правильно. Потому что в секунду, когда до него дошло, что Уилл собирался сделать, у Дона потемнело в глазах, а в груди что-то оборвалось. Потому что Уиллом двигал не столько злоебучий героизм, сколько желание сдохнуть, и это было самым безрассудным, эгоистичным поступком, который совершали только разве что в фильмах, и это было настолько заезженным тупым клише, что при одном воспоминании становилось тошно. Потому что при мысли, что Уилл был настолько сломан и одинок, что предпочел бы смерть, Дону самому захотелось умереть. Но для такого объяснения требуется слишком много сложных слов, а его словарный запас сузился до размеров замоченной в алкоголе фасолины. Дональд хмурится, формулируя ответ. — Потому, что ты мой друг, — просто говорит он, — а я не бросаю друзей на съедение каким-то подземным крысоподобным уебкам. Всех друзей растеряю, если буду так делать. И это даже не ложь. Они одновременно ухмыляются. Уилл вздыхает. — Тебе было не плевать на меня. Дважды. — Ну да, — Дон улыбается, поворачиваясь. — К чему ты это вообщ… Он чувствует губы Уиллоуби на своих всего на секунду. Влажные и с привкусом джина. — Спасибо, Даки. Дон рассеянно наблюдает, как Блейк несколько неуклюже откидывается назад на постели и закрывает глаза. Еще какое-то время он просто сидит, разглядывая профиль друга, и ему начинает казаться, что ничего необычного не произошло и это всего лишь ему причудилось. Телефон до сих пор завывает свои тягучие унылые песни, нога Уилла все еще лежит поверх его собственной. Он решает, что Уилл слишком пьян и снова не отдает себе отчет в том, что творит. Дон выключает музыку, переставляет бутылку с джином в более удачное место и поудобнее усаживается у стены. С огромной вероятностью, по пробуждении у него будут болеть спина и шея, но он не может заставить себя уйти. Эту тему они наутро не поднимают. Им обоим явно стоит пить меньше. Клемзи говорит, что приедет, как только родители успокоятся, и Дон действительно ждет этого момента с нетерпением. Уилл продолжает говорить, что она ему не подходит, что у них частный случай классового неравенства, что все это ни к чему хорошему привести не может, и что их отношения закончатся еще до прихода весны. Но Дон слишком рад и влюблен, чтобы обращать на него внимание. — Незачем сейчас об этом думать, — говорит он. — Знаешь, что говорят о «живи сегодняшним днем»? — Звучит как хуйня какая-то, — отвечает Уилл, без особого интереса размахивая мечом в игре и с каждой минутой все сильнее отвлекаясь. — Надо планировать на будущее. Игра окончена. — Я думал, что тебе нет дела до будущего, — Дон разочарованно кидает геймпад на тумбочку. Его новый друг не особо заинтересован в видеоиграх, и это одновременно плохо и похвально. По крайней мере, когда он впустую тратит время, от этого не страдает счетчик электричества. — Успел передумать? Уиллоуби более аккуратно кладет рядом второй геймпад и хмыкает. — Скорее, нашел, ради чего буду жить. Дону очень хочется спросить, но он понимает, что это бесполезно. — Не хочешь прогуляться? — вместо этого спрашивает он, поднимаясь с пола, и потягивается, с хрустом разминая затекшие конечности. Подмечает, что на него обратили внимание, но почему-то молчат. — Уилл? У Уилла глаза затянуты задумчивой дымкой, будто он за несколько секунд успел провалиться в небытие, и взглядом упираются куда-то Дону в ключицы, и выглядит он почти замечтавшимся. Уоллесу становится стыдно за одежду, не подходящую ему по размеру — за одежду ли? — и он небрежно одергивает край своей футболки. Его друга это, кажется, приводит в чувство. — Ты ни за что, ни за миллион лет меня на улицу не вытащишь. Там холодно, сыро и люди, — фыркает Блейк и отворачивается в попытке спрятать смущение. — Только разве что покурить. Через месяц Дону удаётся вытащить его на улицу дольше, чем на пять минут, и они гуляют по Гайд-парку, издалека смотрят на Лондонский глаз, размышляя, насколько безопасно было бы сигануть с него в воду, обходят стороной какой-то фестиваль, перекусывают в прибрежной забегаловке, в которой подают только рыбу, Дон, это отвратительно, и теряются в пустых переулках. Уилл много курит — Дон подарил ему новую зажигалку с какой-то узорчатой гравировкой — и разглагольствует обо всем подряд. — Мы с тобой как Джекилл и Хайд, — шутит Блейк, когда они обходят парк по второму кругу, вдоволь наглядевшись на Букингемский дворец. Дон неловко улыбается, имея лишь смутное представление об упомянутом произведении. — В смысле, мы одно целое? Уилл, до этого весело идущий спиной вперед, спотыкается о нечто невидимое на ровной дороге и прочищает горло, разворачиваясь. — В смысле, один из нас нормальный, а второй — ебнутый, — объясняет он. — Твоя версия мне, конечно, больше нравится, Даки. Оставшуюся часть пути до дома Дону приходится довольствоваться видом спины друга, потому что тот отказывается на него смотреть, хоть и продолжает общаться в своей привычной манере. Это задевает и в то же время вызывает интерес, и Дон безуспешно пытается поймать его взгляд добрых десять минут. Возле входной двери он признается, что никогда не читал «Джекилла и Хайда». Уилл, наконец, поворачивает голову в его сторону, хмыкает и говорит, что в этом нет ничего страшного. Потому что он тоже. Еще через месяц приезжает Клемзи, Уилл ноет, что уже слишком холодно, но гулять они все равно идут втроём. Она рассказывает о замятых скандалах с Террафрак, своём брате, который поклялся больше никогда не пить и не ходить на оргии, о своих планах на Рождество. Уилл иногда вставляет едкие комментарии и пессимистично шутит, и тогда они с Клемзи вступают в остроумные перепалки, во время которых Дон начинает чувствовать себя третьим лишним. Он не ревнует. Завидует, что не может вот так же остроумничать вместе с Уиллом — да. Уиллоуби курит вдвое больше обычного и замолкает, как только Клемзи втягивает Дона в разговор. Он идёт чуть впереди или отстаёт, никогда не выравнивая шаг, чтобы идти с ними рядом, смотрит по сторонам, будто его сильно интересуют однотипные фасады домов. Это кажется непривычным, а потому и несколько волнующим, и Уоллес все чаще ловит себя на том, что задумывается об этом вместо того, чтобы слушать свою девушку. Он много кивает и отвечает односложно, постоянно бросая обеспокоенные взгляды на Уилла. Обнимает Клемзи, но почему-то спокойствия или облегчения это не приносит. Вроде телесный контакт, вроде должно. Потом у Уилла заканчиваются сигареты. Он уверенно сворачивает за ближайший угол и поднимается по ступенькам в магазин. Знает город вдоль и поперек и может на карте не глядя указать все табачки Лондона. Дон, впопыхах последовавший за ним, задумчиво сверлит взглядом закрывшуюся за его спиной дверь. — Береги его, — вдруг говорит Клемзи, пока они ждут на улице. — Он без тебя пропадёт. И Дон не до конца понимает, с чем связана такая забота об их общем друге, но рассеяно кивает, притягивает её ближе к себе и целует в висок. Он себе не простит, если не сможет Уилла сберечь. Дверь со звоном распахивается громче необходимого. — Пошли, голубки, — бросает Уилл, выскакивая из магазина, и машет в руке пачкой сигарет. — Папочка затарился. Спустя несколько дней совместных прогулок, на которые с ними всегда увязывался Уилл, при этом продолжая ныть о погоде, Клемзи собирается уезжать. Говорит, что родители теперь находятся в постоянном состоянии беспокойства и не хотят, чтобы она одна находилась от них так далеко. Говорит, что будет писать. — Не будет, — бормочет Уилл так, чтобы девушка его не услышала, и что-то в его голосе заставляет сердце Дона ёкнуть. Не будет, мысленно соглашается он. По какой-то причине это не особо огорчает. А вроде должно. Они провожают Клемзи до станции, по очереди неся ее сумку и обсуждая последний вышедший фильм. Перед самой посадкой Уилл прощается с ней простым кивком и отходит, чтобы дать Дону возможность сделать то же самое, но менее лаконично. Отворачивается, как только Клемзи придвигается ближе. Что-то начинает свербеть в груди. — Я правда буду скучать, — говорит она, грустно улыбаясь, и Дону тоже грустно, только по немного другой причине. — Брат говорил, что… Он думал, что их встреча должна была его приободрить, избавить от назойливого чувства тревоги, привнести какой-то ясности. Теперь же, вполуха слушая свою девушку, он нервно поглядывает на Уилла и понимает, что чувствует себя только хуже. Через десять минут она уже сидит по ту сторону окна поезда и машет ему в последний раз. Он хочет выстоять оставшееся время, чтобы проводить ее взглядом, но она вновь улыбается ему и кивает в сторону Уилла, сидящего неподалеку на скамье и рассматривающего напольное покрытие. Ее губы складываются в отчетливое «иди». И он уходит. Больше они не увидятся. Уилл не сразу замечает Дона, молча застывшего рядом — слишком погряз в размышлениях, нахмурился, убрал руки в карманы — но вскоре вскидывает голову и поспешно встает, моментально теряя хмурый вид. — Пошли? В груди свербит сильней. Уоллес смотрит в ясные глаза и думает, что Уилл одинок. У него никого нет. Он уже третий месяц живет у них дома и ни разу не получил письма от родителей или друзей. Даже их новоприобретенные школьные товарищи по несчастью о нем не вспоминали. Сеймур, его возможно-больше-чем-друг, повесился. У него нет никого, кроме Дона. Он сглатывает подступивший к горлу ком. — Да, — голос немного хрипит, — сейчас, я только... Дон делает шаг вперед и стискивает его в объятьях, прижимаясь лбом к плечу. Уилл напрягается, медленно достает руки из карманов пальто и неуверенно обхватывает его в ответ. Дон обнимается настолько сильно, насколько это возможно, словно выступая в качестве клея и не позволяя Уиллу развалиться на кусочки. Уилл тихо выдыхает и расслабляется. Начинает мягко поглаживать большим пальцем затылок. Тревога Дона постепенно рассеивается. Бабс настолько привыкает к присутствию Уиллоуби в их доме, что начинает почти без зазрения совести заставлять его убираться или помогать ей готовить, и Уилл совершенно не против, хоть и выглядит большую часть времени слишком уставшим для каких-либо дел. Дон прячет алкоголь в укромные места и все чаще покупает безалкогольное пиво, но оно ведь отвратительное, Даки, из-за чего пить они начинают меньше. — А могли бы спиться вместе, — кривится Уилл, пригубив из алюминиевой банки, —знаешь, были бы как эти… Как в списках Форбс, где пишут про миллиардеров, которым еще тридцатник не стукнул. Только в списке алкашей, которым нет и двадцати. Дон смеется и качает головой. — Тоже мне достижение. — Предлагаешь всю жизнь видеоиграм посвятить? — он снисходительно осматривает игровую приставку и Уоллеса, сидящего на полу перед телевизором и увлеченно пытающегося убить какую-то демоническую собаку. — Лучше уж в запое лежать. — Да иди ты, — весело отмахивается от него Дон, всего лишь мельком скользнув глазами по скептически настроенному другу и пиву в его руке, потому что эту игру на паузу ставить нельзя. Как бы ни хотелось. — Ах, никакой мне романтизации цирроза печени, — наигранно вздыхает Уиллоуби, падая позади него на кровать. Дону снова смешно, и он снова проигрывает злосчастной собаке, но это не имеет значения, потому что Уилл за его спиной смеется тоже. Многие из его старых знакомых время от времени дают о себе знать, но он от них отмахивается, оправдываясь тем, что у него нет времени, и постоянно обещая перенести встречу на следующую неделю. Пойдет он с ними в бар, а Уилл что? Останется дома сидеть? Отыщет алкогольную нычку и упьется вусмерть? Пойдет с ними, чтобы весь вечер сидеть в углу и играть в молчанку? Дон знает, что Уилл не любит клубы, и хоть перспектива выпить его однозначно прельщает, целую компанию пьяных пустоголовых он бы не вытерпел. Уоллес и себя-то тупым на его фоне считает, но его Блейк почему-то легко переносит. Девять раз его звали и девять раз он умудрялся находить отговорки, но на десятый отвертеться не получается: во-первых, у Майки день рожденья, а во-вторых, они пришли за ним лично. Если он не пойдет, то растеряет вообще все свои связи и социальные навыки. Рассказать Уиллу о планах не успевает — тот ушел в магазин с его мамой — поэтому оставляет им записку, что вернется ближе к вечеру, наспех натягивает что-то относительно приличное и выходит под громкое пьяное улюлюканье из дома. Он успел отвыкнуть от шумных мест, плохой клубной музыки, серьезно, Даки, у большинства диджеев нет никакого вкуса, и от того, насколько его друзей не заботит ничего, кроме дешевой выпивки и грязных разговоров. Он даже почти не пьет, лишь для вида держа в руке бутылку. Проверяет телефон на наличие пропущенных звонков или новых сообщений, но кроме короткого «Хорошо, жду к ужину!» от мамы он ничего не получает. Отсутствие каких-либо сообщений от Уилла напрягает и нервирует сильнее, чем хотелось бы. — Что-то ты совсем не бухой, Донни, — от Майки вовсю несет перегаром, и он не может прямо стоять. — Выпей что покрепче. Ты что, забыл, как надо в-е-с-е-л-и-т-ь-с-я? У него из рук пытаются вырвать полупустую бутылку и всунуть вместо нее бокал со светло-коричневой жидкостью и одиноким подтаявшим куском льда. Дон слегка кривится, пытаясь как можно вежливее избавиться от настойчивых рук именинника, но слева кто-то начинает им помогать, и ему ничего не остается, кроме как забрать напиток и сделать вид, что он его отпивает. «Друзья» одобрительно гудят. Дону становится тошно, но не от выпивки. Проходит от силы полтора часа, и за это время он знакомится с девушкой-барменом, успешно продолжает притворяться, что пьет — неиссякаемый янтарный напиток, что неудивительно, не вызывает ни у кого вопросов — и несколько десятков раз проверяет телефон. Один из знакомых пошло шутит по этому поводу, но будучи не удостоенным должного внимания, тыкает Уоллеса в плечо. — Я говорю… — Спасибо, я слышал, — невольно огрызается Дон. — У кого-то нервишки шалят, — заливается смехом Майки, и хочется ему проехать кулаком по роже, потому что да, блять, шалят, у него друг в суицидальном состоянии дома сидит, кто знает, что ему в голову вбредет. — Тебе бы не помешало… Дон не дослушивает совет до конца и громко ставит бокал на стойку. У него друг в суицидальном состоянии дома сидит, а Дональд Уоллес пошел «социализироваться» с кучкой бухих задротов. Нашел время. — С днем рожденья, — сухо бросает он, кладет в стеклянную банку с чаевыми несколько мятых банкнот и разворачивается, направляясь к выходу. Толпа пьяных тел расступается и позволяет ему беспрепятственно выйти из душного заведения. Свежий воздух на несколько минут избавляет от чувства нарастающей тревоги. Он не должен был оставлять Уилла одного. Можно было дождаться и взять его с собой, чтобы вместе сидеть в углу и ни с кем не разговаривать, можно было вообще никуда не идти, можно было не увиливать от совместного похода в магазин. Уоллес не переносит мысленные сценарии из разряда «а что, если», но и избежать их появления не может, отчего только сильнее расстраивается. До дома он добирается в смешанных чувствах. Разувается, снимает куртку, стягивает свитер, заглядывает к маме на кухню, чтобы поздороваться, и направляется наверх. — Скажи Уиллу, чтоб спускался ужинать, — кричит Бабс ему вслед. Уоллес залетает к себе в комнату, готовый обнаружить Уилла у себя на кровати с книгой или курящим у окна, будь ты против, давно бы уже запретил, но Уилла в комнате нет совсем. Есть лишь открытое окно и небрежно отодвинутая в сторону табуретка с горой одежды. Под окном — следы в снегу. Его сердце замирает, а затем резко подпрыгивает к горлу. Сбежал. Дон жалеет, что успел раздеться, потому что теряет время на свитер, куртку, шнурки, бросает матери что-то нечленораздельное заплетающимся от паники языком и выбегает из дома. Чем он только, блять, думал? Неделями из дома не вылезал — как до Бойни, так и после — а тут решил социальные навыки прокачать! Было бы что прокачивать; для того, чтобы в кругу его знакомых оставаться на плаву, достаточно смешно шутить про дрочку, а для этого большого ума не надо. Как он теперь Уилла найдет? Телефон не отвечает, перебрасывает сразу на автоответчик, никаких контактов семьи Блейк у него нет, общих знакомых, проживающих поблизости, тоже. Блять. Он бежит вдоль улиц, припорошенных легким снегом, по следам, которые постепенно начинают смешиваться с другими, едва не падает несколько раз на поворотах, почти врезается в пешехода. Бежит в центр, потому что оттуда обычно проще и быстрее добраться, куда бы там Уилл не ушел. Легкие горят, слышно только собственное сердцебиение. Он ведь не мог далеко уйти, снег совсем недавно выпал, они могли бы даже пересечься, не сядь Дон на автобус. Следы окончательно потеряны в общем грязном месиве. Он уже по инерции бежит по дороге, запыхаясь, выбегает на почти безлюдную прибережную улицу, останавливается буквально на минуту, пытается прийти в себя. Не успевает отдышаться, как краем глаза замечает движение возле реки. Уиллоуби. Он стоит на краю берега, перекинув одну ногу за железное ограждение, и готовится спрыгнуть вниз. В голове лихорадочно проносятся пути подхода, он не может решить, подойти незаметно, громко или что-то сказать, поэтому импульсивно со всех ног подбегает, хватает испуганного Уилла за шиворот и оттаскивает на асфальт. — Сукин… сын, — задыхается Дон, сгибаясь пополам и пытаясь восстановить дыхание, — далеко… далеко убежал, но от меня хуй уйдешь. — Кто из нас еще бежал, — язвит Уилл, предпринимая вялые попытки встать. — Я просто подышать свежим воздухом вышел. — Это вот так ты планируешь на будущее?! — орёт на него Дон, пока тот натружено пыхтит, поднимаясь с земли. — Ушёл он, блять, погулять под луной. — Отъебись, — рычит Уилл, яростно отряхивая полы своего пальто. — Какое тебе до меня дело?! Постоянно, блять, лезешь… — Я, по-твоему, два раза тебе жизнь спасал для того, чтобы ты продолжал пытаться на себя руки наложить? Уилл глубоко дышит, словно разъяренный бык, и пихает его в плечо. — Что ж, тогда может великий герой Дональд Уоллес сходит на хуй и даст мне закончить начатое, чтобы не приходилось больше меня спасать впустую! — Орет Уиллоуби, отталкивая его все сильнее и сильнее, и получая слабые толчки в ответ. — Просто оставь меня! Оставь меня в покое! В груди Дона закипает гнев, и хочется ударить его в лицо со всей силы, повалить в снег и выбить всю дурь из его головы, чтобы он никогда, никогда, блять, больше даже не думал о том, чтобы уйти вот так "по-английски" и навсегда. Но руки почему-то не подчиняются — держат оборонительную позицию и едва ли замахиваются. Уилл продолжает толкать его, что-то орать, пытаться ударить, и наступает все ближе, отталкивает его к ограждению. Дон ничего не предпринимает даже когда обжигается голой поясницей — чёртова куртка давно ему мала — о холодное железо. Думает, как иронично будет, если он сам сейчас навернётся в воду. Его перестают толкать. — Почему ты такой тупой, — внезапно скулит Уилл, врезается лбом ему в плечо и отходит на шаг назад, закрывая лицо руками. Дон недоуменно поправляет куртку и исподлобья наблюдает за тем, как Блейк шатается из стороны в сторону, словно пьяный маятник, и что-то бормочет. — Почему ты такой тупой, — снова слышит он. — Могу задать тебе такой же вопрос, — усмехается Уоллес, убирая руки в карманы. Начинает медленно падать снег. — Мы оба тупые, — признает Уилл, — просто по-разному. Дон хмыкает, то ли соглашаясь, то ли ставя утверждение под сомнение, и кивает головой в сторону реки. — Тут падать максимум метра три, ты бы при всем желании не разбился. Уиллоуби перестаёт строить из себя полоумного и недовольно хмурится, перекрещивая руки на груди. — Я это знал, — врет он. — Зато всегда можно утонуть. Или заработать воспаление лёгких и никак его не лечить. Но, к твоему сведению, я еще не был уверен, стану вообще прыгать или нет, — он что-то вновь невнятно бурчит, затем прочищает горло и повторяет уже громче: — Сам от края отойди, свалишься ещё. Дона это почему-то смешит. Он смотрит Уиллу в лицо и тупо улыбается. Вспоминает слова Клемзи, видит искреннее беспокойство в его глазах и готовность в любой момент сорваться с места, чтобы не дать Уоллесу упасть. Его тело прошибает от приятного, и в тоже время пугающего осознания. Он нарочно делает шаг назад и якобы нечаянно поскальзывается, в последний момент хватаясь за ограждение. Уилл неуклюже делает рывок вперед, протягивает руку и замирает, замечая игривую ухмылку на лице Дона. Его глаза темнеют. — Да иди ты, — выплевывает он, отворачиваясь, и в его голосе слышны нотки колкой обиды. — Придурок. Дон думает, что будь он хоть чуточку более проницательным, Уилл никогда бы не пошёл топиться в Темзе. Может даже стал бы добровольно меньше пить. — Придурок здесь ты, Уиллоуби Блейк. И Уилл разворачивается всем корпусом к нему, чтобы разразиться гневной тирадой или оскорбить в ответ, этого они не успевают выяснить, потому что Дон в два шага оказывается рядом, хватает его за ворот пальто одной рукой, притягивает к себе и целует. Холодные ладони в быстром, отчаянном жесте ложатся Дону на шею и остаются там, дрожа, пока большие пальцы оглаживают его челюсть. Они оба придурки. Просто по-разному. Поцелуй выходит влажным и недолгим, Дон чувствует во рту привкус крови и отстраняется, чтобы заметить, что губы у Уилла нещадно покусаны. Они впервые открыто смотрят друг другу в глаза, и едва ли не синхронно тяжело выдыхают. На черные волосы Уиллоуби приземляются снежинки. — Вот тебе и романтика, — Дон кривит рот в усмешке, кивком указывая на небо. Блейк задирает голову вверх и оглядывается вокруг, задерживает на чем-то внимание, снова проваливаясь в бездну, а затем возвращает внимание Дону. Изучает взглядом его веснушки на носу. Смотрит на губы, сглатывает. — А цирроз? — Без цирроза, извини. Они прыскают от смеха, и Уилл наклоняется за еще одним поцелуем. И еще одним. В груди у Дона словно надувается необъятный воздушный шар, и он не может перестать улыбаться. — Мама хочет, чтобы я окончил школу, а потом пошел в колледж. Не уверен, что хочу того же, но она настаивает, а после Бойни... В общем, я пока хотел немного подзаработать, а уже потом разбираться с образованием. А ты что надумал? Они стоят вблизи дома. Уилл, как ему и пристало, курит, но намного медленнее; пепел успевает несколько раз сам обломиться с сигареты, прежде чем она полностью догорает. Он задумчиво пялится в пустоту, замерев на месте, и через какое-то время неопределенно пожимает плечами. — Я, как видишь, не умею на будущее планировать, — говорит он с усмешкой. — Очень долгое время собирался выпилиться, а теперь вот, — псевдо-страдальчески поводит рукой в сторону Дона, — нашел Джекилла на свою голову. Уоллес закатывает глаза и фыркает. — Опять ты с этими своими. Джекилл — это который ебнутый? — Нет, ебнутый — это Хайд. — Ты-то откуда знаешь, ты же не читал? Уилл рассудительно хмыкает и выкидывает потухшую сигарету в снег. — Может, стоит этим заняться. — Звучит как неплохой план, — замечает Дон, поворачивая его к себе и отряхивая от снега, чтобы в дом не заносить. — Правда, сначала мы поужинаем, — проводит руками по плечам, — посмотрим что-нибудь дурацкое по телевизору, пока мама не уйдет спать, — поднимает воротник, — а потом пойдем ко мне в комнату и подрочим друг другу перед сном. Как тебе? Уиллоуби давится смехом, издавая кряхтящий звук, и треплет Дону волосы. Подходит ближе, соскальзывая рукой под куртку. — А телевизор в этой развлекательной программе обязателен? — Не особо. Блейк ухмыляется и захватывает чужие губы в поцелуе. Скрипит входная дверь. — Маль… — они не успевают отпрянуть друг от друга, — …чики. — Бабс смотрит на них с порога, приоткрыв рот и часто моргает. Дон прочищает горло и делает полшага назад. Уилл сильно краснеет, смотрит куда-то в небо, избегая взгляда миссис Уоллес, но руки с шеи ее сына не убирает. — Я, ээ, там… Там еда. На столе. Отнесу… Отнесу вам в к… в смысле, Дону в комнату, — она поспешно ретируется. У Уилла вырывается нервный смешок. — Вот теперь про телевизор точно можно забыть. Прежде, чем войти в дом, Дональд его еще раз украдкой целует. Собственно говоря, про ужин они тоже забывают.