(an)asthetisch.

Юнхо снова сверяется со временем на часах — осталось всего десять минут до его записи на приём. Взять ещё один отгул до конца рабочего дня у замдиректора было проще простого, тем более это входило в обязательную медицинскую проверку у всех сотрудников компании. Офисная жизнь — скучная и однообразная до безобразия, жутко правильная, когда касается страхования здоровья и вообще жизни подопечных на рабочих местах. Юнхо привык к неожиданным приблудам, которые сваливаются чаще всего на его отдел по социальным объектам, поэтому он с полным спокойствием взял оставленное направление в медицинский центр «S-Plan» у своей секретарши в начале этого месяца. Нужная клиника находилась практически через один квартал от его офиса, так что ему даже не нужно было брать служебную машину с парковки, что очень кстати — время его приёма приходилось на самый час-пик в центре Сеула. На выбор Юнхо предлагалось пройти полное обследование в офтальмологическом крыле, в кабинете терапевта, а последнее — в стоматологическом центре. Первые два он сразу вычеркнул из-за нехватки времени: таким специалистам требуются частые консультации, постоянная сдача анализов и так далее по списку нудно-необходимых вещей. А вот заглянуть по-быстрому к стоматологу и убедиться, что у него всё более-менее в порядке и под контролем — очень даже неплохо. С его образом жизни «офис-дом-офис» это просто наилучший вариант. — У Вас назначено к доктору Чону? Но с самого первого визита в кабинет этого доктора что-то точно пошло не так, потому что на счету Юнхо уже три посещения только за одну рабочую неделю. Не то, чтобы это вошло в привычку или стало частью повседневной рутины, но то, с какой завидной регулярностью Чон посещает нужное ему крыло клиники, начинает напрягать даже его коллег, которые в отличие от Юнхо ограничились визитами к иммунологам и аллергологам. Никто особо не зацикливался на всём этом, потому что у всех и так дел по горло — от презентации новых проектов было освобождено только начальство отдела, коим и является Чон Юнхо, а вот остальные вкалывали круглосуточно и за организаторов, и за творческих специалистов в своих областях. У Юнхо же за это время появился своего рода пунктик, который не требует никаких отлагательств — даже рабочие отчёты для следующего собрания до сих пор лежат на его столе без проверки и дополнений, что раньше было для него неслыханной наглостью, но нужно добавить что… — Да, на одиннадцать часов, — он поправляет расстёгнутый деловой пиджак, а потом, недолго думая, добавляет. — Обычный осмотр и консультация. …это совершенно ненормальный пунктик. Юнхо выделяет слово обычная больше для себя, чем для девушки на ресепшене, которая после слов клиента кратко кивает и продолжает заполнять нужную электронную форму в компьютере. Небольшая нервозность, с которой он каждый раз сталкивается по приходу в клинику, по крайней мере незаметна окружающим, что несомненно радует, ведь вся его выдержка существует буквально на иголках, даже спустя две встречи со стоматологом. Объяснить такую скованность, граничащую с неловкостью, он не может, потому что действительно весомых предпосылок ко всему этому не было. Поправка — почти не было, ибо все те сомнительные чувства, которые проявляются исключительно на приёме в кабинете, никак не вписываются в обычное душевное состояние Юнхо. Это действительно не может не волновать собранного во всём парня, ведь далеко не страх перед процедурами или недоверие специалисту являются причиной его нереальной скромности и замкнутости, а что-то другое. Лишь одну вещь Юнхо может признать для себя совершенно честно — его стоматолог до неприличия горяч. Через минуту ему сообщают, что его карту уже забрал доктор Чон, поэтому он может подождать в приёмной, пока его не позовут. Взгляд Юнхо упирается в кофейный автомат, который стоял аккурат в углу у входа в нужный кабинет, словно издеваясь над и так неспокойным состоянием парня. Он не пил любимый напиток уже неделю, даже в офисе никак не удавалось это сделать, что уж говорить о доме, потому что ему строго-настрого запретили после второго посещения, когда парень добровольно и с энтузиазмом согласился на ультразвуковую чистку эмали. Поэтому, чтобы хоть как-то справиться с кофеиновой ломкой и не нагружать свои зубы лишним сахаром, он легко подсел на классическую мятную жвачку после каждого приёма пищи. Даже сейчас, сидя на небольшом диванчике за чтением предварительных замечаний по проектам, Чон ощущает свежесть от резинки, мягко и беззвучно пережёвывает её и перекатывает по дёснам, а затем возвращает на язык, чтобы заново прочувствовать вкус мнимой сладости. — Вам лучше выплюнуть жвачку до начала приёма, Юнхо-щи. От внезапно прозвучавшего голоса рядом с собой Юнхо чуть не подавился этой самой жвачкой и не выронил записную книжку из своих рук, но удивительным образом всё как-то обошлось. Вместо лишнего вдоха, чтобы хоть как-то справиться с нехваткой кислорода, он поднимает рассеянный взгляд и полноценно давится уже своей слюной — всему виной почти наполовину расстегнутая тёмно-синяя рубашка молодого стоматолога, вырез которой никак не прикрывает даже незавязанный белый халат. Ухмылка на чужом привлекательном лице ни разу не помогает сфокусироваться на чётком ответе. Этот парень определённо умеет застать врасплох, чтобы его собеседник не смог вовремя защититься. — И Вам доброго утра, доктор Чон, — Юнхо всё же хватает сил перебороть себя и бодро прохрипеть хотя бы это. «Чон Уён» — будто специально выглядывала надпись ровными печатными буквами на одной из папок в руках врача, которую тот решил отнести обратно в регистратуру, чтобы она не потерялась в других бумагах и не создавала ещё больший беспорядок на рабочем месте. От дела его и отвлёк расслабленный пациент в строгом деловом костюме, который спокойно перелистывал важные записи, между тем поправляя чёрный галстук и поглядывая на часы в коридоре. Оставалось три минуты до начала приёма. — Можете уже проходить в кабинет. Но у доктора Чона был собственный план действий. И да, жвачку пришлось выкинуть в ближайшую урну. Если вспомнить их предыдущую встречу, то Юнхо было относительно нормально. Настолько нормально, что ментальная неприязнь к ортодонтическим штучкам вместе со щипцами и пинцетами поубавилась. Она даже почти сошла на нет, потому что всегда было ощущение, что он находится в надёжных руках. — Я думаю, следующая запись будет последней, Юнхо-щи, — Уён открывает свой кабинет и пропускает Чона вперёд. — Ваши зубы теперь в полном порядке. Скрип закрывающейся двери, затем доктор Чон подходит к рабочему месту, достаёт и надевает тонкие перчатки с маской, придвигает к себе простерилизованные инструменты, включает лампу — всё как по инструкции. — Замечательно, — кратко отвечает Юнхо, присаживаясь в кресло, которое было отрегулировано довольно высоковато и для него, и даже для стоматолога. Без преувеличения, Уён — это нечто. Нечто, состоящее по началу из отталкивающих странностей, а затем из притягательности, уловить которую получалось постепенно. У Юнхо есть и будут свои собственные предрассудки, касаемые внешности, которые по большей части совпадали с мнением окружающих его людей. Почти неким образом в сознании отпечаталось чёткое слово «мужественность», и Чон следовал этому образу постоянно, чтобы не растерять навязанный им же имидж, да и статус обязывал. Но Уён, которого Чон видел всего четыре раза в своей жизни, полностью сломал устоявшийся шаблон Юнхо. Если пастельные и нюдовые рубашки вперемешку с классикой не были для него откровенным шоком, то надетая на второй визит Чона полупрозрачная на спине футболка, ткань которой так и норовила вылезти из-под тонкого халата, а затем переодетые в короткий перерыв серые вельветовые штаны, отдалённо напоминающие женские, с манжетами снизу — стали катализаторами полного замешательства на лице Юнхо. Уён это заметил, вот только комментировать не стремился, занимая тем самым позицию нейтралитета. Скорее даже пофигизма, ведь он выполняет важную работу в клинике, и ему нет никакого дела до мнения ещё одного парня со скупым мировоззрением и заезженными стереотипами. Конечно, Чон не был человеком без предубеждений и после первичного осмотра перед лечением у такого стоматолога сделал для себя некоторые выводы, опираясь лишь на свои ощущения. Недоверие, неуверенность, непонимание. В отличие от ежедневно-одинаковой причёски Юнхо, который предпочитает не менять свой родной цвет тёмного брюнета на что-то ещё, Уён балуется различными оттенками на своих светлых волосах — сиреневые пряди, платиновый блондин или даже пепельно-серый вперемешку с розовым мелированием. Даже укладка у него бывает разной — от лёгкого беспорядка с прямым пробором до зачёсанных полностью назад, чтобы не мешались. Наличие макияжа в виде тонких стрелок на глазах и небольшого блеска на щеках делают его черты лица выразительными, привлекательными и хищными. Скорее всего это даже не специальные блёстки, которые девушки обычно наносят чуть-ли не в два слоя, словно грим, а какое-то природное свечение вкупе с уходом за собой. Выражение «цветочные духи только для девушек» Уён уверенно игнорирует — как только он приступает к работе, а именно аккуратно растравляет инструменты на столике рядом с креслом, от него всегда доносится лёгкий шлейф ландыша и клевера, а иногда что-то резко-пряное, напоминающее иланг-иланг. Юнхо, который от силы прыскает на себя свежим одеколоном перед выходом на улицу, один раз пришёл в клинику, чтобы заполнить бланк-заявление на следующий приём, только не в своём приталенном костюме, а в голубой оверсайз футболке и спортивных штанах, потому что не хотел заморачиваться в свой выходной день. Тем более, после он хотел перекусить в «Subway» и уехать обратно домой. Уён, встретивший его в коридоре первого этажа, проронил лишь «очень мило выглядите» и удалился как ни в чём не бывало. Принять такой комплимент от человека, который действительно следит за своей внешностью — сильно сомнительное удовольствие, поэтому теперь Юнхо всегда приезжает в медицинский центр при полном параде, совершенно не чувствуя себя экстравагантно на фоне других посетителей. Рядом с доктором Чоном это просто невозможно. После первого вылеченного зуба всё в итоге стало неверными и неважным. Уён оказался сильным профессионалом, которому всегда важна оказанная помощь, а не толерантное отношение к нему со стороны другого человека. Это — наименее значимый аспект в его работе. А вот, как он выглядит, не пытаясь скрыть свою привлекательность, и ведёт себя строго в рамках субординации, но ещё честно разговаривает с пациентами — это и пробрало Чона до глубины души. Всё то, что Юнхо когда-то окрестил про себя вульгарным, вызывающим и даже гейским, на Уёне выглядит как обычный унисекс — ни больше, ни меньше. У Чона никогда бы не повернулся язык назвать его как мужчину жеманным и манерным, потому что тот ведёт себя достаточно отстранёно, а это подогревает интерес, заставляет по меньшей мере обратить на него внимание. Его образ ничуть не отталкивает, наоборот — притягивает взгляд, вызывает определённые желания поровну с противоречием. А у Чона до сих пор ни одной элементарной попытки позвать парня на ужин, ни его номера телефона. Только сухой флирт, который и флиртом лучше бы не считать — оставленный в перерыв стакан с моккачино из «Starbucks» на рабочем столе, да печенье ручной работы из пекарни недалеко от дома. Такие неловкости даже его коллеги в офисе не делают, когда хотят завести интрижку с секретаршей, за что Чону было откровенно стыдно. Но по другому, к сожалению, он не умеет и не хочет. Кажется, Уён не рассматривает саму возможность подката со стороны пациента, так что жест с кофе и сладостями был успешно проигнорирован. Уён имеет какую-то мистическую власть над Чоном. Особенно это видно за работой, когда тот даёт указания, вкрадчиво поясняет все свои действия, включая режим «professional», но не забывая про комфорт клиента. Чего стоят небольшие записки со стикерами из детского отделения, на которых он прописывает инструкции после определённых процедур. Такой листочек получил и Юнхо после чистки эмали, где ровным крупным почерком было написано «Никакого кофе :)» Юнхо слишком быстро сдался от такого напора. Отрицать что-то самому себе, зная, что все доводы против — чушь собачья — не в его стиле. И здесь появляется вопрос — а как действовать дальше? После первого приёма он был настолько под впечатлением от занимательного рассматривания Уёна со стороны и выполнения всех его просьб, что не сразу сообразил о необходимости как-то продолжить этот контакт. Фраза «можете сплёвывать», провожаемая внимательным цепким взглядом стоматолога, и Чон чуть было не ответил «могу и проглотить», но вовремя осёкся и промолчал, иначе было бы очень неловко. Хотя его временное замешательство и заторможенность были настолько заметны, что Уён всё же весело хмыкнул, подначивая Чона на интересные мысли. Юнхо не нашёл ничего разумнее, чем «пройти весь курс лечения за счёт своей корпоративной страховки именно в этой клинике, именно у доктора Чона под присмотром самого доктора Чона». В придачу он, конечно, получит опухшие дёсны после местного наркоза, но главное же — это возможность перекинуться с Уёном парой слов в его кабинете, не считая приветственных любезностей с той и другой стороны! Все остальные неудобства он как-нибудь перетерпит. — Откройте рот. От Уёна всегда веяло аурой профессионализма. И к такому профессионалу нужен особенный подход, которого Юнхо не знает и скорее всего никогда не узнает, ведь, честно говоря, вся эта затея вызывает сильную тревогу и панику. Казалось бы, какая опасность может исходить от довольно милого парня со скромной улыбкой, почти всё время прячущейся за светло-голубой медицинской маской? В его кабинете постоянно играла Ариана Гранде, а весь подсознательный страх перед не совсем приятной процедурой будто улетучивался с уверенным «будет совершенно не больно». Но Юнхо нутром чувствует, что что-то не так — мнимое очарование стоматолога в свободном белом халате с аккуратной чёрной вышивкой «Чон Уён» вот-вот даст трещину. — Прошу прощения, но с креслом будут небольшие проблемы. Чон видит, как суетится Уён рядом со спинкой и основанием кресла, пытаясь как-то вручную опустить крепление ниже, которое, увы, никак не хотело поддаваться. Даже привести сам корпус кресла в горизонтальное положение было невозможно. Проблема с блоком управления обнаруживается не вовремя — Уён подходит к блоку с инструментами и проверяет их состояние. На удивление стоматолога, они работали сносно. — Всё в порядке, я думаю, — дождавшись характерного звука от включённой на пробу бормашины, отреагировал Юнхо. На первый взгляд, Уён совсем не теряется, как будто такие неисправности случаются у него каждый день — лишь кивает на ответ Юнхо, поправляет маску у рта и берёт со столика у инструментов заранее приготовленный шприц с жидким обезболивающим. Он вкратце объясняет, что поломка не помешает процедуре установки одной пломбы, которая будет выполнена быстро и без неприятных ощущений. Мобильную часть сидения снизу пришлось убрать из-за прямого состояния спинки кресла, но Юнхо даже не шелохнулся, продолжая сидеть на нём в одной позе, словно это не специальное оборудование для лечения, а простой стул, которым в принципе оно и стало после всех манипуляций врача. Но когда стоматолог подошёл ближе, становясь у кресла в начале с левой стороны, а потом с правой, появилась первая проблема, из-за которой вся сосредоточенность Уёна слетела сразу же. — Юнхо-щи? — Да? — Чон непроизвольно вздрагивает, услышав приглушённый голос доктора рядом с собой, поглядывает то на него, то на шприц зажатый между пальцами. Неужели заметил, что Юнхо долго не отводит глаза в сторону, а руки предательски и слишком сильно держатся за подлокотники, чтобы отвлечься на что-то ещё, а не продолжать в наглую пялиться на парня? Тогда Уён точно раскусил его, иначе быть не может. — Можете раздвинуть ноги? Секунда, две и ещё одна — ему действительно не послышалось? — Что, простите? Это не может быть правдой. Либо это уже слуховые галлюцинации на нервной и раздражённой почве, либо это невероятные фантазии Юнхо начинают воплощаться в реальность. — Ноги, — а Уён даже во взгляде не меняется, повторяет снова и добавляет с каким-то приятным предвкушением. — Поставьте их шире. И мне, и Вам будет в таком положении удобнее. В каком «таком» положении, Юнхо додумать не смог, потому что его мозг вместе с остальным напряжённым телом отказывались от дальнейших действий. На что его хватает, так это пару раз моргнуть, закрыть рот обратно и сделать вдох-выдох на автомате — не более. Уён решает не ждать исполнения его вежливой просьбы и сам заставляет Юнхо поставить ноги так, как надо, пододвинув коленом вбок левое бедро Чона, а затем встав аккурат между его ног, возвращая всё своё внимание на закрытые губы, которые были сомкнуты от потрясения, происходящего прямо сейчас из-за движений стоматолога. — Широко откройте рот. Чону ничего не остаётся, как выполнить просьбу Уёна, перестав даже дышать, иначе будет действительно страшно. Он чувствует пальцы в тонких перчатках у себя на подбородке — лёгкое, почти бесстрастное прикосновение, чтобы повернуть голову Юнхо в нужную сторону и сделать укол в десну. Боль после тонкой иглы проходит сразу же, а нечувствительность накатывает посекундно. Убедившись, что анестезия проведена как надо, Уён отходит назад и убирает пустой шприц на столик, а затем чётко произносит «Siri, включи последний плейлист в медиатеке», из-за чего его смартфон в кармане халата вибрирует и выбирает нужную музыку, которая тут же начинает играть из небольших колонок на подоконнике. «Чтобы больше не отвлекаться от работы» — думает про себя мужчина, слушая незамысловатый бит и приятный голос певицы. Юнхо до сих пор не может понять эту бесконечную любовь Уёна к Ариане Гранде, но сейчас он готов признать, что характерно-медленная мелодия помогает расслабиться. Но быть спокойным ему пришлось ровно до того момента, пока колено стоматолога снова не отодвинуло его ногу, а сам он не встал вплотную — насколько позволяло нерабочее кресло. Чон клянётся — если он сейчас вытянет кисть с подлокотника, то его пальцы столкнуться с чужим бедром, прямо там, где заканчивается незаправленная тёмно-синяя рубашка. О нет-нет, это слишком опасные мысли. Юнхо чувствует, как пот собирается у него на висках. Он смотрит на чужой подбородок, переводит взгляд на прикрытую маской переносицу, подумав, что так будет безопаснее, но он ошибается — Уён нарочно останавливается, оценивая окончательную реакцию пациента на обезболивающее, следит за тем, как часто моргает Чон, а тому становится по-настоящему дурно. Почти нестерпимо, чтобы прямо сейчас не залезть своей ладонью под свободный край этой дурацкой рубашки. — Вы в порядке, Юнхо-… — Да-да, просто простите, — сейчас Юнхо-щи абсолютно точно не хочет слышать этот вежливый тон с успокаивающими словами от стоматолога, который хмурится, наклоняется ниже и пальцами дотрагивается до сонной артерии, хотя куда ещё больше прикосновений, когда тот всё это время был в перчатках и даже не близко к тому, чтобы начать работу. — Странно, пульс нормальный, — буднично тянет Уён и берёт со столика нужное количество ваты для изоляции больного зуба от слюны. — Если будет хуже, я обязательно остановлюсь. Когда Юнхо сам в какой-то прострации открывает рот, доктор Чон осторожно оттягивает его левую щёку, находит нужное место и укладывает небольшой ватный валик около зуба, стараясь не тревожить раздражённую эмаль, но раз за разом проезжаясь подушечкой пальца в тонкой резине по языку. Да он сейчас рехнётся. — Всё хорошо? Чон пытается кивнуть прямо так — с пальцами во рту, но давление на язык увеличивается, потому что Уён ещё не закончил с фиксацией. А вот Юнхо кончится прямо сейчас, если это не прекратиться в ближайшее время. Он почти обхватывает своими губами фаланги, почти облизывает их, хочет прикусить и проехаться верхними зубами, да только не может — Уён держит его за подбородок, контролируя положение челюсти, чтобы всё вышло идеально. — Сейчас уберу небольшой налёт на эмали, — наконец доктор Чон ослабляет хватку, отодвигается, тем самым даёт Юнхо возможность судорожно выдохнуть хотя бы носом, а затем берёт нужный инструмент. — Не двигайтесь. Предупреждение тот услышал, но всё равно не нарочно вздрагивает, когда чувствует сильный нажим прямо на зуб, из-за чего железный наконечник неприятно проходится по десне, а рука сама дёргается куда-то вперёд. И цепляется за что-то упругое и на ощупь приятное до покалывания в ладони. Осознание приходит с опозданием в несколько секунд сразу у обоих. Вместе с шоком и смущением. — Юнхо-щи. Он схватил своего стоматолога за задницу. И это произошло во всех значениях — и в прямом, и в переносном. — Вы сделали мне больно, — незамедлительно отвечает Юнхо и сразу даёт себе команду заткнуться. Для Чона — это более чем весомое, как ему кажется, оправдание в данной ситуации, которая становится действительно затянутой, ведь его рука как сжимала крепкое бедро напротив и всё что повыше, так и продолжает это делать. Пальцы сами давят на податливые мышцы под ягодицами, бесстыдно тискают, пока он медленно подключает вторую руку, которая симметрично устраивается рядом. Ему стыдно до помешательства, но либо сейчас, либо уже никогда. Уён вообще не шевелится, не меняется в лице и не пытается оттолкнуть. Он делает абсолютно ничего, когда Юнхо и не думает прекращать свои домогательства, только зло шипит сквозь зубы, чувствуя уже явно неосторожные прикосновения к своей пятой точке. Но из-за надетой маски даже этого не слышно, поэтому Чон не останавливает себя, только ловит цепкий и контролирующий взгляд Уёна, по которому можно легко прочитать явную угрозу. Если что-то пойдёт не так, я вырву тебе все зубы без анестезии. Под этим взглядом Юнхо буквально заставляет себя расслабиться и действовать дальше — закрывает рот и чувствует, как металлический инструмент застревает в его зубах. На языке холодно, но это ничуть не отрезвляет, наоборот заставляет уйти всю краску со щёк на чувствительную в данный момент шею. Он смотрит в чужие глаза, и это пробирает до мурашек. — Открой рот, — такую наглость Уён вытерпеть не может и с силой вытаскивает приспособление, всё ещё стараясь не навредить Чону, хотя раздражение вот-вот подступит к горлу. — Сейчас же. Вот она — трещина, которую дожидался Юнхо. Уён наконец потерял самообладание и напускное спокойствие, подсознательно бесившее его всё это время. Формальное обращение тут же исчезает вместе со стерильной маской, чему он несказанно рад, потому что так продолжаться не может, не в таких обстоятельствах. Чон показательно не реагирует на просьбу, только поднимается ладонью выше по чужой спине, проходясь кончиками пальцев по шуршащей ткани белого халата, а затем обхватывает талию, под ремнём на брюках, чуть прижимая к себе и ощупывая. Ещё чуть-чуть и он уткнётся лицом прямо в живот Уёна, если не остановится. Да и плевать. Уён чувствует его неспокойное дыхание, которое согревает тонкую ткань рубашки у пояса. Это заводит неимоверно, заставляет прикрыть глаза, на секунду забыться в чужих руках, недвусмысленно поглаживающих его поясницу до волны мурашек. Он ловит себя с поличным — ему нравится абсолютно всё, что сейчас делает Юнхо, и не сможет заставить себя и его остановиться только на этом. Если честно, Уён ясно видел все его намерения — они проявлялись раз за разом, визитом за визит, когда Юнхо не давал себе ни малейшего понятия, как он выглядел со стороны. А такого неприкрытого восхищения Уён давно не замечал в свою сторону. Хотелось только сильнее раззадорить Чона, вывести из равновесия, почти соблазнить, чтобы снова и снова видеть очевидные попытки флирта. Но хуже всего было то, что он прямо сейчас поведётся. Как мальчишка, которого раздразнили лишь намёками, хотя дразнился он здесь один. Юнхо, в отличие от него, предпочёл действовать напрямую без двойных умыслов. И Уёну понравилась его откровенность. Лязг брошенного на столик инструмента заставляет Юнхо вздрогнуть и поднять голову. Он выглядел потерянным, неспособным на хоть какие-то активные действия, будто его батарейка, именуемая смелостью, внезапно села. Но это неважно, ведь всё остальное уже давно решили за него. Уен в отместку на чужое своеволие хватает до осязаемой боли колени Чона, из-за этого тот чуть съезжает вниз и на секунду пугается такой резкости в движениях стоматолога, а потом весь подбирается на кресле, не смея отодвигаться, пока чужой взгляд проходится сверху-вниз. Медленно-медленно, чтобы по коже пробежал холодок, а пульс увеличился. С этим Уён тоже справляется блестяще. — Выплюнь. Юнхо продолжает вопросительно смотреть на Чона и только где-то через две секунды понимает что от него требуют. Он поворачивает голову к небольшой раковине у оборудования, наклоняется и сплёвывает уложенную в дёсны вату. Уён не мешает, только ждёт, но всё же цепляется взглядом за тонкую ниточку слюны, которая вязко тянется с блестящих губ Юнхо. Тот бессознательно облизывает их и сразу поджимает, словно вспоминает о чём-то совершенно неприличном, из-за чего краснеют даже кончики его ушей. И Уён прекрасно понимает его, ведь сам думает о чём-то похожем. Как только Юнхо откидывается на спинку кресла, лицо Уёна оказывается напротив его собственного, и тут уже точно без вариантов — сам тянется за ленивым поцелуем, слишком мягким даже для Чона, но из-за местной анестезии его губы почти потеряли чувствительность, онемели вместе с языком, но Уёну всё равно от слова «совершенно» — ему даже нравится сталкиваться неосторожно зубами о зубы и нерасторопно вылизывать приоткрытый рот Юнхо до обоюдного прерывистого стона, пока тот старается ответить взаимным движением колена, что так удачно расположилось между ног чересчур довольного Уёна. Горячий выдох куда-то в шею, а руки лезут к деловому пиджаку, расстёгивают его, стаскивают с плеч и оставляют прямо так на кресле, потому что не до этого. Хочется прижаться теснее, притереться до нулевого расстояния между телами пусть и в одежде, но чувствовать, как всё тело разом тяжелеет. Терпение трещит по швам, а разум даже не хочет вмешиваться, когда Уён сбрасывает с себя халат на пол и просто усаживается на колени Юнхо. Без предупреждения, просьбы или разрешения — ничего этого не произносится, иначе у обоих точно съедет крыша от таких разговоров. Они слишком сосредоточенны на том, чтобы одновременно мокро целоваться и стаскивать друг с друга одежду — первым летит галстук Юнхо, а затем та самая рубашка Уёна с оторванной посередине пуговицей — уже не терпится потрогать всё то, что было под ней, поэтому аккуратностью можно пренебречь. Чон давится воздухом, коснувшись тёплой голой кожи, слушает нетерпеливые выдохи на своё ухо вместе с песней на фоне и ощущает, как мышцы движутся под его пальцами, помогая чужим бёдрам вращаться незаконченными рваными кругами. — На кресле? — А сам как думаешь? Юнхо ничего думает — он даже не против, он просто уточняет с хриплым стоном, когда его кусают в шею и выдёргивают рубашку из брюк, чтобы залезть дальше, и утыкается в плечо от накатывающего удовольствия. Прохладные прикосновения из-за всё ещё надетых на руки стоматолога перчаток бьют точно по возбуждению и оголённым нервам, которые вот-вот сдадут, как и он сам. Уён продолжает ловить губами чужой рот, сильнее вжимается бёдрами, делая ими движения вперёд и вверх в своём темпе, когда их члены наконец соприкасаются под нужным углом — обоих остро простреливает, а ведь они всё ещё в одежде. Шумно выдохнув и добившись нужного эффекта, Уён слезает с коленей Юнхо, но тот явно протестует и буквально тянет его обратно на себя. — Я помогу, — это больше похоже на два резких выдоха, чем на внятные слова. — Просто стой прямо. Уён так и замирает, широко расставив ноги около коленей Юнхо, ждёт с ухмылкой, которая словно говорит «ну, попробуй», даже хихикает с издевкой, пока не чувствует влажные касания на своём голом животе — Юнхо широко проходится языком по его прессу, прихватывает чувствительную кожу зубами, откровенно причмокивает, лижет почти у кромки брюк и увлекается с головой, исполняя ту самую прихоть, возникшую ещё в начале приёма из-за сломанного кресла. Зарыться бы лицом прямо под его рубашку и… А Уёна накрывает кипятком и неожиданно волнением, потому что вообще не был готов к подобному. Он гладит короткие волосы на чужом затылке, пропуская сквозь пальцы, тянет их чуть назад, чтобы то ли остановить парня под собой, то ли заставить продолжить начатое им безобразие. И Чон, конечно, не останавливается на этом и ныряет большими ладонями в его штаны сзади, не утруждаясь расстегнуть ни единой пуговицы, чтобы жёсткая ткань непременно обтянула пах. — Ах, чёрт-чёрт, — Уён дёргает тазом вбок, хочет уйти от удушающего контраста, но Юнхо держит его крепко и плавно трётся губами о вставший под брюками член, целуя вниз так мокро, что просто невозможно терпеть. — Чёрт! Руки Чона сами находят чужие крепкие ягодицы, скользят, сжимают до треска плотной ткани, до потемнения во взгляде напротив. Если это всё — щедрая награда за огромное терпение Юнхо, то оно окупилось в стократ — стоит только посмотреть, как вечно серьёзный Уён держится из последних сил, стоит только послушать, как тот дышит глубоко и напряжённо лишь бы не застонать в голос от ощущений. Тут даже играющая попсовая музыка не сможет заглушить слишком подозрительной тональности их голосов, доносящихся из закрытого кабинета. — Юнхо, — о Боже мой, он же почти задыхается. — Через десять минут у меня другая запись. Чон останавливается и поднимает голову, потому что слышит извиняющиеся нотки в голосе Уёна, но не понимает, откуда они вообще взялись. Это точно не отказ, а что-то другое, близко похожее на оправдание. Его зрачки расширены, губы чуть поджаты, а лицо — напряжено. Горячо, аж ошпаривает. Он всё это время был настолько заведённым? — Поэтому нам нельзя терять время. В ту же секунду он отстраняет от себя Юнхо и, устроившись между его разведёнными ногами, поднимает мятую белую ткань рубашки вверх, пока она не задирается почти до самых сосков. Его руки порывисто бродят по чувствительному телу, из-за чего Чон бесконтрольно тянется к ним навстречу, выгибаясь на жутко неудобном кресле, ёрзает, сбивая к чёрту дыхание, и Уён довольно хмыкает, словно ждал именно такой реакции на его прикосновения. Тихо звякнула пряжка, расстегнулась молния, и под стянутыми брюками показываются крепкие бёдра, с которых тут же соскальзывает эластичное бельё. Когда Юнхо пытается сфокусироваться на том, что сейчас вытворяет Уён, он вдруг осознаёт — на нём осталась только одна закатанная офисная рубашка, а все остальные вещи валялись под креслом одним комом. Похоже, в процессе он на мгновение отключился, иначе как объяснить внезапные провалы в памяти. Просто ему до одурения хорошо, что даже плохо. Рука в перчатке подхватывает его ногу под коленом, отводит в сторону до упора в мягкий подлокотник. Юнхо напрягает свои бёдра, чтобы окончательно не свалится с неудобного сидения, но Уён снова опережает ход его мыслей — придвигается вплотную, наваливается почти всем своим весом, притирается между широко расставленных ног, сталкивается голыми бёдрами о чужие, отчего Юнхо несдержанно стонет в покрасневшее ухо стоматолога. — Не теряй время, — воздуха не хватает катастрофически, но Чон из принципа хочет надавить на слишком увлёкшегося парня и напомнить ему его же слова. — Ты же сам сказал. — Что, так не терпится? Уён бездумно поглаживает его по задней стороне колена, вынуждая Чона раскрыться ещё больше. А затем опускает свою руку на горячий пах, сжимает затвердевший член так жадно, что ещё чуть-чуть и Юнхо будет рыдать от скопившегося возбуждения. — Хватит, — он дрожит и инстинктивно запрокидывает голову, когда Уён вопросительно мычит в его шею, подцепляет мочку уха зубами, ласкает кожу под челюстью — делает абсолютно всё, чтобы услышать тихий скулёж. — Просто возьми меня. Он умоляет, но не факт, что его услышат. Бёдра Юнхо чутко отрываются от твёрдой поверхности кресла вслед за прикосновением — он ищет спасительного облегчения, тянется к нему, пока не чувствует отрезвляющую прохладу прямо на головке и изумлённо ахает. Пытка только начинается. Гелевый антисептик, ни разу не подходивший под эту цель, но всё же схваченный со столика за неимением чего-то другого, стекает густыми каплями по его бёдрам, члену и голым ягодицам, пачкая светлую кожу сиденья кресла. Между ног горит, болит до онемения, а ласки не спасают. Уёну явно не хватает сил ни на слова, ни на стоны — он лишь завороженно наблюдает, как Юнхо пытается справиться со всем этим шквалом противоречивых ощущений. Просто пережить и не кончить. Он почти соскальзывает с края сиденья, пытаясь раскрыться сильнее, но Уён снова действует — его рука незаметно ложится на внутреннюю часть бедра, а потом и вовсе двигается вниз, растирая влажность и по своим пальцами, и по тесной коже прямо у прохода. У Юнхо всё сжимается внутри от предвкушения, и он в который раз мысленно молится, чтобы его не отключило на самом интересном. Стоит кончикам чужих пальцев начать протискиваться внутрь, слышится его разбитый всхлип и полноценный стон. Ему так сильно хотелось толкнуться навстречу, но Чон не думает, что сейчас вообще способен на подобное. Он безвольно прикован задом к креслу, из-за которого начинают нестерпимо неметь таз и спина, поэтому Юнхо немного сдвигается вправо в надежде поменять своё положение хоть чуть-чуть. И, кажется, умирает. Его всего передёргивает и ломает, когда Уён пробует провернуть фаланги так, чтобы достать до простаты, растягивая как следует под себя и для себя. Он старается аккуратно согнуть пальцы внутри, и судя по тем восхитительным звукам, которые издаёт Чон, у него всё под контролем. Он вынимает наполовину и толкается обратно вперёд, пробуя расслабить парня под собой. Добавляет ещё один палец вместе с остальными двумя, пока сопротивление не становится достаточно слабым, чтобы свободно двигаться. Пытается толкнуться глубже, прощупать до ненормальной лихорадки, которая вновь и вновь охватывает тело Юнхо.  — Ещё немного, — Уён говорит это словно в бреду и снова делает пробные движения вперёд, словно уговаривая себя потратить несколько жалких секунд на растяжку, которая сейчас доставляет и ему, и Чону только один дискомфорт. — Вот так. Нет, ждать он больше не может. Уён осторожно вынимает пальцы, стирает ладонью остатки геля о горячие ягодицы, от прикосновения к которым раздаётся уставший свистящий выдох. Неужели это так приятно? — Клянусь, если ты сейчас не… Юнхо не просто заведён до предела, нет. Он злится, и это злоба ясно чувствуется в раскалённом до предела воздухе. Злится до жаркого румянца, что до сих пор не получил желаемого, что его специально мучают, вытворяют с ним всё что угодно, но не выполняют его озвученную просьбу. Он не привык к такому, и ему не нужны долгие прелюдии, вот только у Уёна другое мнение на этот счёт — он ведёт ладонями по его ногам, начинает у коленей и соскальзывает вниз к бёдрам, которые в какой-то момент обхватывает его с двух сторон так крепко, что и не двинуться. Юнхо злится, и он прекрасно знает почему. — Не сделаю это? И медленный-медленный толчок, ведь Уён не любит торопиться. Только оглядывает внимательно Юнхо, как тот открывает рот в беззвучном стоне, теряет себя, забывает по капле свою злость, по мере того как член скрывался всё дальше внутри. Их бёдра наконец столкнулись — становится влажно от выступившего пота, и Чон ругается громким шёпотом, зажмуриваясь и сжимая руки на подлокотниках. Восхитительно. Впившись пальцами в крепкие ягодицы, Уён скользит губами по уголку его рта, сворачивая к острой линии челюсти, целует влажно и наконец начинает двигаться, мягко и плавно, чтобы не потерять нужный темп. Будь его воля, он помучил бы Юнхо ещё немного за соблазнение на рабочем месте, чтобы тот отходил от оргазма часами, но они находятся не в том месте и не в то время. Хотя он всё же добился своего и довёл парня аж до трясучки своими нечестными приёмами, так что они в какой-то степени квиты. Юнхо старается, правда старается дышать, привыкая к ощущениям внизу, но всё накладывалось на него гигантским комом блаженства и тянущей боли, что само по себе просто невероятно. Тело откровенно дрожит, а сам он полностью разбит, чего не скажешь об Уёне, который раз за разом покачивает бёдрами, пробуя разные углы для проникновения, и наконец замирает, когда находит нужный. Он входит до самого основания, да так, что кожа отвечает шлепком, и Чон широко распахивает глаза, словно его только что ударили — это было глубоко. На первом же скольжении обратно задевается простата, вырывая скрипучий вскрик не похожий на другие звуки, что были до этого. А дальше — череда сногсшибательных фрикций по чувствительному месту, от которых хочется сойти с ума. Юнхо не хотел быть громким, ни разу не хотел, но не мог остановить рвущиеся стоны после каждого точного толчка. Он лежит на этом проклятом кресле с приоткрытым ртом и опущенными веками, с растрёпанными волосами и блестящим влажным лбом, стараясь не думать о своей пояснице, которую жжёт от постоянных движений о твёрдую спинку. Его хорошо простреливает в спине, и ему было плевать на всё вокруг, даже на свою рубашку, которая собралась у его подбородка и выглядит хуже некуда. Как и он сам. Уён быстро опирается на подлокотник слева и закидывает ногу Юнхо себе на бедро, призывая того обхватить его полностью. Так они сталкиваются ближе, теснее, увереннее, и он не выдерживает — с тихим стоном проводит ладонью по низу живота Юнхо, а затем в такт собственным движениям между раскрытых ягодиц принялся уверенно гладить чужой член. И это прямое попадание — тот прогибается в спине, цепляясь обеими руками за спину Чона, сжимается весь внутри, делаясь ещё туже вокруг горячей плоти, из-за чего громко стонет уже Уён. Его начинает лихорадить, а движения его бёдер быстро превращались в нечто хаотичное, ускоренное и беспорядочное. Очередное попадание — и Юнхо звонко всхлипывает. Да, именно то, что нужно. Толчки становятся небрежными и торопливыми, сделанными явно на грани, но ещё не совсем за ней. Быстрым рывком Уён снова поддаётся вперёд, входя до отказа, и продолжает двигаться. Уверенно, твёрдо, не давая Юнхо ни минуты, чтобы вздохнуть полной грудью. Тот погружается с головой, не позволяя ни единой мысли, ни единой эмоции вытащить его из этого состояния. Стонами выдавая невнятные фразы и отдавая весь самоконтроль в чужие руки. И, кажется, кончает — внезапно для себя и для своего тела, которое было до предела напряжено, а сейчас — скованное расслабленной дрожью после оргазма. Уён пока не остановился: он ещё несколько раз проезжается по простате, выжимая всё удовольствие до последней капли, прежде чем Юнхо вскрикивает и поспешно разжимает пальцы на чужих плечах и позволяя ногам в судорогах опуститься обратно на кресло. А вот после такого не выдерживает и Уён, который сразу за парнем пачкает спермой его ягодицы и мятую рубашку, что так удачно сползла обратно на живот, и кое-как уговаривает себя не свалится прямо на Юнхо. Чон не знает, как долго он не двигался, а просто лежал и глубоко дышал, чтобы восстановиться и прекратить дрожать от мышечных спазмов. Уён выглядит ничуть не лучше него, а может и хуже — он стоит, опираясь на столик рядом с креслом, и смотрит прямо на пришедшего в себя Юнхо, которого, кажется, снова начинает прошибать на всякие глупости. — Это просто неверо… — Просто помолчи немного. Они даже дышать стараются одновременно, чтобы не свихнуться после того, что здесь натворили. В кабинете доктора Чона, между прочим. Уён медленно, насколько позволяют уставшие конечности, натягивает тесные брюки, пытается их застегнуть вместе с выдернутым из шлёвки ремнём, пока Юнхо тоже кое-как приводит себя в порядок. Ему в руки летит пачка влажных салфеток с подоконника, и он благодарно кивает. Одна салфетка сразу уходит на испачканное позади него кресло, а другой стирает с себя мутные пятна — больше всего попало на его живот. Ох, неловко как-то получилось. Всё это время он не говорит и слова, как его просили, а просто продолжает спешно одеваться. Пиджак обнаруживается сзади на спинке, галстук и штаны под креслом — всё в относительном порядке, кроме сильно помятой рубашки в белёсых подтёках снизу, но если её заправить в брюки и застегнуть чёрный пиджак, то будет даже сносно. Юнхо решается открыть окно, чтобы проветрить помещение от спёртой духоты, и сразу ощущает прохладу от свежего воздуха. Так-то лучше. — Это была моя любимая рубашка, — с сожалением говорит Уён, разглядывая шелковистую ткань в руках, на которой не оказалось пары пуговиц. — Прости, пожалуйста. Нет, ему ни капли не жаль. Когда Юнхо полностью заканчивает со своей одеждой, Уён накидывает на себя халат, поправляет лёгким движением руки свою причёску и начинает застёгивать белую ткань на все пуговицы. Сейчас ему точно не стоит светить слишком глубоким вырезом на рубашке, которая и так держится на честном слове. — Я хотел пригласить тебя выпить со мной. Да, Юнхо уже не стесняется, как в предыдущие разы, но ему капельку нервно после того, что случилось. Симпатия к стоматологу никуда не делась, поэтому наладить общение вне стен этого медицинского центра попытаться точно стоило. В кабинете очень тихо — в какой-то момент музыка перестала играть, а они даже не заметили. Ещё Юнхо видит, что Уён только сейчас снимает перчатки и бросает их в урну у кресла. Его коротит от только появившегося осознания — так он всё это время был в них? Просто обалдеть. — Тебе ещё час нельзя пить и есть, — Юнхо в ответ хмурится, а Уён закатывает глаза и добавляет. — Хоть я ничего не сделал, зуб под заморозкой. Звучит совсем неубедительно. — Но тебе-то можно, да? Чон просто так не сдастся, не в этот раз. Он обязан встретиться с Уёном снова. И лучше, если это будет не просто встреча по записи, как сегодня, а нормальное свидание. Кажется, эта навязчивая, но самая очевидная мысль за сегодня появилась у них обоих, так что… — Ладно, с тебя тот моккачино, — он застёгивает халат до последней пуговицы и поворачивается к Юнхо, который выглядит чересчур довольным после слов Уёна. — Мне понравилось. Но это, разумеется, уже после работы, понял? Он же говорит про кофе, да?