О Сефироте и сплошном издевательстве. День Благодарения.

Сидя в кресле в гостиной Генезиса и наблюдая за мечущимся с сырой птицей рыжеволосым, генерал рассудительно заметил, что, по его мнению, любой праздник был ненужным. В основном из-за того, что у участников сего действа, похоже, рушились все барьеры, защищающие их от сумасшествия. Чудесным образом в прошлом он смог избежать большинства значимых событий, в основном из-за того, что его, как одного из главных фигур Шин-Ра, не привлекали к разного рода мелким мероприятиям. К несчастью, вступив в отношения с подчиненным, он автоматически лишился такого иммунитета и вынужден был принимать посильное участие в творящемся вокруг безумии, отказом рискуя более никогда в обозримом будущем не участвовать в сексуальных утехах. Это был его первый официальный праздник. Ранее в эти дни генерал закрывался на сто замков у себя в офисе и ждал следующего утра, когда все остальные приходили и начинали жаловаться на головную боль и ссоры с родственниками. Он был счастлив скорее закопаться в бумажной работе, чем чревоугодничать лишь затем, чтобы впоследствии горько об этом жалеть. Пока что приготовления к празднику совершенно не впечатляли. Из того, что он слышал от других СОЛДЖЕРов про День Благодарения, он больше походил на День Бреда, чем на празднование. Увы, но Генезис решил, что они проведут этот день дома, и подготовка достигла просто колоссальных размеров. «Дома», похоже, означало приготовление значительного количества еды. По мнению Сефирота, его любимый умел готовить, но пять перемен блюд и кошмарное разнообразие закусок были ему не под силу. За последние семьдесят два часа рыжеволосый сжег уже пять ни в чем не повинных индеек. Все они были провозглашены «тренировочными», хотя, учитывая разочарованное выражение лица Генезиса при каждом очередном провале, они явно таковыми не являлись. Генерал бы и пожалел его, но был вынужден сидеть и смотреть на то, как Рапсодос методично уничтожает хорошую еду, способную прокормить их обоих в течение не менее шести недель, каждый раз новым креативным способом. Все, чем он мог помочь, это сменить выражение своего лица с уныло-страдающего на вежливо-сочувствующее. А еще Сефирот был абсолютно уверен, что Фирагой невозможно приготовить съедобное мясо, но упоминать об этом в присутствии Генезиса не рисковал. Кроме нескончаемого кулинарного бедствия нужно было еще украсить помещение. Это было поручено Анджилу. И он в своей манере принялся передвигать мебель, размещать во всех углах связки сухих кукурузных початков, раскладывать осенние тыквы на столешницах. А все остальные поверхности исчезли под ворохами желтых хризантем. Хотя последние на вид были не так уж плохи, однако, служили источником чрезвычайно аллергенной пыльцы, заставляющей генерала чихать каждые пять минут. Сначала везде стояли еще и свечи, но после того, как Фэйр зажег одну в непосредственной близости от сухостоя и почти спалил квартиру Генезиса, от них быстро избавились. Кроме всего этого на столах стояли миски с разного рода пищей, которую Сефирот не рисковал пробовать из-за ее странного вида и кричащих цветов. Там было печенье в виде тыкв, сетчатые тарталетки, сверху украшенные листьями, холодные закуски, собранные в нечто, напоминающее дерево, утыканное веточками петрушки и большой пирог. Отдельным делом был список гостей. Сефироту было все равно, кто придет на, как выразился Генезис, «междусобойчик». Его заботило лишь то, как быстро все придут, чтобы как можно быстрее уйти. Он ненавидел вечеринки. Впервые он стал их участником в девять лет, когда Ходжо решил, что он «готов к использованию». Шесть часов тогда он провел, прижатый рукой к Президенту, пока не возжелал уничтожить всех, кто находился в тот момент в комнате. И то, что он вполне был способен это сделать, никоим образом его не успокаивало. Внутри поселилась ненависть. Говорить заученные фразы, улыбаться, благодарить всех тех, кто «дозволил» ему послужить во благо корпорации на поле битвы, пить шампанское бокал за бокалом в стремлении достичь хоть какого-то кайфа посреди этого ужаса… было, по крайней мере, жутко утомительно. К счастью, Генезис прикупил запас бурбона, и к этому времени генерал чувствовал достаточно «удовольствия», но эффект выветрится быстро, а рыжеволосый сказал, чтобы он не пил все сразу. Рапсодос чрезвычайно эффективно разрушил планы Сефирота напиться в хлам, не дожидаясь прихода гостей. Генерал был благодарен своему любовнику за то, что тот осознавал неспособность Сефирота вынести большое количество людей в маленьком пространстве. Список приглашенных был краток: Хьюли, Фэйр, Ценг, который отказался, Лазард, также ответивший отказом, и Джиллиан Хьюли, приехавшая несколько дней назад и тщетно пытающаяся предложить свою помощь Генезису. В общем и целом, это было самое скромное мероприятие, на которых он когда-либо присутствовал. И, хотя ему не нравилась сама идея, он втайне радовался, что это будет скромное и тихое времяпровождение без лишней суеты. Хотя все, конечно, зависело от того, что каждый вкладывает в понятие «суеты». По скромной оценке Сефирота, Генезис готовился к празднику в течение как минимум трех недель, периодически впадая в разного рода крайности. Предложения отвергались одно за другим. Всегда находилось что-то получше, и Рапсодос намеревался сделать все идеально. Сефирот не понимал, почему нельзя где-нибудь заказать уже готовую индейку и съесть ее, просматривая полюбившиеся обоим документальные фильмы. Просто вдвоем. Но его рыжеволосый спутник был намерен обеспечить генерала опытом празднования Благодарения в полном его объеме, что подразумевало сжигание нелетающих птиц, украшения помещений овощами и аллергенными растениями, а также визита посторонних. Сефирот откровенно не понимал, как эта суета и хаос добавят ему жизненно необходимого опыта, но, пока его не вовлекали в процесс, он не намеревался жаловаться. Грустно посмотрев на опустошенный бокал из-под бурбона, среброголовый СОЛДЖЕР нахмурился и закрыл глаза. Может быть стоит подремать. А к моменту его пробуждения Генезис закончит то, что так истерично пытается сделать, и гости придут и уйдут. Это вряд ли сойдет ему с рук, но помечтать же было можно. Благодарность. Скривившись Сефирот подавил желание пнуть кушетку, стоящую справа от него. По словам Генезиса, смысл Благодарения был в выражения благодарности, и, как оказалось, многие люди даже составляли списки всего, за что им надо было ее принести. В глубине души он думал, что это свое рода безумие. Однако у рыжеволосого был свой список, длиной не менее мили, прикрепленный к холодильнику, и при каждом взгляде на него, генерал желал стереть эти записи в пыль. Он не понимал праздника, сутью которого было выражение признательности, к чему он совершенно и однозначно не был приучен. Существование в виде появившегося по необходимости индивидуума, борющегося за жизнь в практически постоянных битвах, сводила такие чувства на нет. На данный момент его список, будь он когда-либо написан, включал бы лишь одно слово – «офис». Ибо он был благодарен за этот кусочек мира и покоя, в котором именно сейчас страстно желал оказаться. Сейчас ни один из них не сошел бы за примерного хозяина. Взбудораженный Генезис явно не смог бы отнестись к гостям с какой-либо дозой радушия, а генерал был слишком пьян, чтобы делать хоть что-то, кроме как сидеть в кресле и обдумывать превратности судьбы. Быстро наступающее чувство трезвости не улучшало настроение Сефирота. И эти колкие взгляды, что периодически бросал на него пролетавший мимо Генезис, говорили о том, что рано или поздно генералу придется встать и чем-то заняться невзирая на степень опьянения. Частично его грызло чувство вины за свою полную неспособность помочь в такого рода ситуациях. И совершенно не из-за его нежелания, а потому, что социальные мероприятия были откровенным, пугающим кошмаром. С толпой было проще. Легче отстраниться даже при большом наличии тех, кто жаждет поговорить, просто по причине соотношения количества присутствующих. Здесь же он вынужден встать на передний фланг, быть внимательным и общаться. Несмотря на то, что все приглашенные были ему в той или иной степени знакомы, генерал жутко нервничал. Ходжо научил его как заискивать перед акционерами, но не научил как проводить время с друзьями. Глядя в сторону скрытой занавесями кровати Генезиса Сефирот с трудом сдержался, чтобы не юркнуть за них и не свернуться калачиком под покрывалом. Это место он знал очень хорошо. Сколько ночей он провел здесь, упираясь подбородком в макушку прильнувшего к нему Генезиса, чье мускулистое тело так и звало себя потискать, подобно мягкой игрушке. Чего генерал никогда себе не позволял, зная, что, сделав такую ошибку, рискует быть надолго, если не навсегда, изгнан из спальни рыжеволосого. Вроде ничего сложного, но… это было тяжело, тяжело выходить из зоны комфорта со своей боязнью социализации, особенно в присутствии того, кто был ему совсем небезразличен. Сефирот снова и снова говорил себе, что Генезис очень старается, что он хочет устроить ему что-то радостное и уникальное. И, хотя цинизма это не убирало, он старался быть справедливым, ибо явно все происходящее много значило для Рапсодоса, и генерал не желал испортить его старания. Поняв, что комната обрела некоторую стабильность, Сефирот распрямил скрещенные ноги и наклонился вперед. Когда пол не сделал попытки коварно вывернуться из-под генерала, тот тихо и с облегчением выдохнул. Поставив пустой бокал на кофейный столик, он бросил взгляд на стоявший у противоположной стены ярко-красный диван, пожалел об этом и перевел глаза на белую кушетку слева. Все не так уж плохо, надо сказать. Декор помещения не вязался с насыщенно-оранжевыми украшениями, но был лаконичен и прост. Например, цветы были приемлемы, если только держаться от них на расстоянии, початки падали с шумом, но только если кто-то натыкался на них. Он все еще не знал, что говорить, как все пройдет, но должен был попытаться. Находиться в отношениях, по совету Анджила, означало поступать не всегда так, как тебе хочется, приходится делать то, чего в другой ситуации ты бы не захотел делать. Его не оставляла мысль, что День Благодарения ему не понравится, но Генезис нравился ему совершенно безоговорочно. — Сеф. Мигнув, названный мужчина поднял глаза и поглядел на уставшего возлюбленного. Покрытый слоем жира, выглядевший совершенно потерянным, Генезис приподнял алую бровь и скрестил на груди руки. Одетый в передник, заляпанный разного цвета отпечатками пальцев, взъерошенный Рапсодос все равно выглядел воплощением убийственной красоты. Хмурясь, пытаясь справится с приливом ощущения собственного несоответствия, генерал опустил взгляд. — О, Гайя, так бы врезать тебе за привлекательность и глупость. — А когда генерал с протестом вскинул голову, все слова застряли в горле, задушенные нежной улыбкой Генезиса. Тонкие пальцы обхватили его подбородок. – Милый, ты очарователен и все такое. Но ты слишком много обо всем думаешь. – В свете продолжительного отсутствия вербального контакта голубоглазый мужчина вздохнул. – Идем. Знаю, что ты устал, но нам надо выгнать всю эту дрянь из тебя. Генерала выдернули из кресла, довольно бесцеремонно, надо сказать. Все возражения были отложены до тех пор, пока стоять удастся ровно. Сефирот покачнулся, и Генезис, хмыкнув, обнял его рукой за талию. Вблизи запах жира от индейки заставил генерал поморщиться, но он переборол себя, и они медленно стали двигаться в сторону кухни. Похоже, не иначе как благодаря чудесному стечению обстоятельств, рыжеволосому удалось поместить еду в духовку и не поджечь все вокруг. Более того, упомянутая птица казалась на удивление аппетитной и уже начала покрываться золотистой корочкой. Прислонив Сефирота к стойке и оставив его убирать прилипшие пряди волос от лица, Генезис прошел к противоположному краю столешницы и принялся рыться в шкафах. Наконец он достал упаковку бейглей и кинул один из них в тостер. Должно быть на лице генерала отразилось недоумение, ибо рыжеволосый хмыкнул. — Тебе надо съесть что-нибудь простое, — пояснил он, отрывая от рулона бумажную салфетку, кладя на нее поджаренную сдобу и подталкивая к генералу. – В противном случае, как только я начну сервировать угощение, ты рискуешь испачкать ковер. Он у меня белый. Не хотелось бы потом возиться с пятнами. Скривившись, Сефирот обдумал сказанное Генезисом и признал возможность оговоренного исхода событий. Затем он пододвинул к себе хлеб, явно не обладающий никакой пищевой ценностью. Медленно двигая челюстями, генерал решил, что поступил разумно, встречаясь с кем-то, обладающим чувством юмора и способным предложить ему альтернативные способы снятия стресса. Как ни странно, еда помогла, по крайней мере мысли стали более ясными. Синие глаза, не отрываясь, наблюдали за ним, пока он ел, а белые поцарапанные пальцы теребили кухонное полотенце. — Знаешь, День Благодарения предполагает благодарность за разные вещи, и я думаю, ты благодарен своему организму за высокую сопротивляемость алкоголю, ибо, если бы это было не так, ты давно был бы мертв. Так не пойдет. Надо найти иной способ расслабляться. — Например? – с толикой раздражения пробормотал генерал. – Хочешь, чтобы я начал курить? Генезис склонил голову к плечу. — Нет, но можешь мне отсосать. Сефирот хмыкнул. — Точно. Это действительно заставит меня забыть обо всем, с чем придется столкнуться. На этот раз выдох рыжеволосого был почти отчаянным. — Вот видишь. Не надо накачивать себя литрами опьяняющих жидкостей чтобы обрести уверенность для разговора, — с горечью проговорил Расподос. – Я уже начинаю жалеть, что затеял все это. А вот теперь Сефирот почувствовал себя ужасно. — Я не знаю, что должен делать, — выговорил он, проглатывая последний кусок бейгля, и дернул дверцу шкафа, за которым пряталось мусорное ведро, намереваясь выкинуть салфетку. – Что мне надо говорить? Как надо себя вести? Не веря свои ушам Генезис уставился на него. — Это же не пресс-конференция, — помолчав минуту, медленно сказал он. – Не надо вести себя как-то по-особенному, просто будь собой. Все, кто придет, тебе знакомы. Они не ждут, что ты станешь играть какую-то роль, — Генезис многозначительно поглядел на Сефирота. – Наверное, будет хорошо, если ты не станешь мямлить и спотыкаться. Никто не ждет твоих благодарностей за их щедрые взносы или восхищений по поводу их научных изысканий, ибо, могу тебя уверить, платил за все лишь я один. – Генерал не произнес ни слова и Рапсодос облокотился на столешницу и состроил жалобную физиономию. – Сеф, послушай. Никто не собирается тебя оценивать, это не тест и не очередной шаг в карьере. Это просто вечер с друзьями. — Я не очень хорош в дружбе, — с отчаянием в голосе вымолвил Сефирот. Рыжеволосый рыкнул. — Ты отличный человек, — сухо ответил он. – Ты социально не адаптирован, иногда просто безнадежен, но, честно говоря, с тобой не так уж плохо дружить, как ты сам об этом думаешь. – Голос Генезиса смягчился. – И я люблю тебя. Не то, что ты собой воплощаешь, а то, что у тебя внутри. После таких слов пессимизм, охвативший генерала, стал стремительно улетучиваться. Оглядев стол, заставленный бесчисленными тарелками с едой, Сефирот вычленил, наверное, три блюда, основа которых, как он думал, не производилась в их местности. Рыжеволосый явно вышел за пределы своих возможностей, исполняя «долг службы», и генералу внезапно стало не по себе от того, что он не приложил ко всему происходящему не малейших усилий. На поле битвы это могло бы стоить ему жизни. Его реально удивило, что это не стоило ему отношений. Сефирот не спеша оттолкнулся от столешницы, намереваясь обойти ее и приблизится к чуть нахмурившемуся Генезису, поигрывавшему сейчас своей серьгой. Внезапно схваченный за пояс и притянутый генералом ближе, тот слегка вздрогнул, но, тем не менее, улыбнулся. Чуть устало и натянуто, но улыбнулся. Наклонившись, генерал потерся носом о покрытый веснушками нос любимого. — Прости, — пробормотал он. – Иногда мне кажется, что тебе лучше держать меня в спальне. При этих словах Генезис расплылся в улыбке, сверкнув белыми зубами в свете галогеновых ламп. Длинные пальцы обхватили предплечья генерала, а рыжие ресницы затрепетали. — Хорошая мысль, — дразнясь, ответил Рапсодос. – Но мне будет тебя не хватать, и не смотря на все, ты нужен мне здесь. – Он ухмыльнулся. – Хотя, думаю, попозже можно будет все устроить. Если хочешь показать мне, за что ты так благодарен сегодня. Не в силах сдержаться, Сефирот рассмеялся. — Знаешь, — тихо сказал он, наклоняя голову и ласково касаясь своими губами губ Генезиса, — наверное, несмотря ни на что, благодарен я только за тебя. Голубые глаза осветились нежностью, и рыжеволосый ладонью накрыл его щеку. — Ты такой милый, аж зубы сводит, — последовал полу-саркастический, полу-ласковый ответ, сопровождаемый поцелуем, — но… я тоже. – Кто-то постучал в дверь, и они отпрянули друг от друга. – Это Анджил, — уверенно сказал Генезис, оглядел себя и скривился. – Сможешь занять его разговором пока я приведу себя в порядок? Поколебавшись мгновение, Сефирот открыл рот. — Я… я думаю, смогу, да. И снова… Генезис улыбнулся. — С Днем Благодарения, Сеф. — …С Днем Благодарения…Генезис.