Чувство вины

      Анокин избивает Дайка до смерти, он делает это снова и снова.       Кажется, Дайк уже не шевелится, но Анокин продолжает яростно наносить удары, направляя весь свой страх в ярость, а затем и в хрупкое тело Даикири.       Однако Дайк только кажется слабым, любая физическая боль, направленная на него, ничто. Самое больное для Дайка было чем-то большим, что ранит гораздо сильнее, до боли в груди, такой сильной, что хотелось умереть на месте. Но об этом никто не знал, Дайк казался сильным в психологическом плане, но не в физическом, а на самом деле все было наоборот. Ни один кулак в этом мире не способен причинить боль Даикири, даже если его тело умрет.       Анокин не знал всего этого, он не знал о силе и слабости Дайка, он видел перед собой до смерти раздражающее чудовище, которое никак не отстанет от него. Которое никак не заткнуть, которое достанет его даже в загробной жизни.       Потому бить! Бить! Сильнее!       Кулаки мажут по кровавому месиву вместо лица, но Анокин все равно видит перед собой это ухмыляющееся и всезнающее лицо. Которое ведь точно знает, что ему нужно! Которое даже себе не может помочь, но уж точно знает тайный способ, как спасти Анокина от смерти, и прямо тогда, когда Анокин собрался уйти и умереть в одиночестве.       Бах!       Да он издевается! Даже кража дневника не была настолько низким поступком!       Бах!       Пусть идет к черту!       Бах!       В ад!       По лесу эхом раскатывались удары одинокого Баулая. От Дайка уже давно ничего не осталось, но Анокину легче не становилось, более того, он старался бить еще сильнее, чтобы поскорее уже выдохнуться и откинуться прямо здесь. Анокину очень хотелось то ли зареветь, то ли завыть. Но он не мог, его заклинило в этом цикличном и бессмысленном битье не дающего ему покоя видения.       Ну когда же, когда?! Когда его тело окончательно выбьется из сил и это закончится?!!       Он снова убил того единственного, кто пытался ему помочь, пускай и очень назойливо.       Анокин уже ничего не видит перед глазами, но слышит слова Дайка, слова, которые он раньше пропускал мимо ушей, но которые сейчас почему-то вспомнились слишком отчетливо.       “Блондинка, я хочу помочь!”       “Блондинка, расскажи о своей болезни, возможно, мы что-то придумаем!”       “Блондинка, как ты себя чувствуешь?”       …       Боже мой… Неужели он действительно пытался ему помочь?       Руки безвольно опустились, и Анокин склонился прямо над телом Дайка. Горячие слезы брызнули из глаз, а изо рта вырвался неразборчивый вопль, полный такой боли, что больше походил на рев раненого животного.       Наверно, это его личный ад, раз он все еще жив, своими руками уничтожив последнего, для кого он что-то значил.       Обжигающие слезы лились и лились, у Анокина даже не было перерывов на всхлипы, слезы грозили в мгновение ока выжать всю воду из его тела.       И это продолжалось слишком долго, но боль даже не затихала.              Анокин распахивает глаза и тут же болезненно прищуривается, льющиеся слезы больно жгли глаза. Щеки были мокрыми, даже шея, подушка явно тоже. Анокина трясло, он стал активно хватать ртом воздух, поднимаясь с постели и пытаясь осознать происходящее, где он и что происходит.       С опухшим лицом и до безобразия красными глазами Анокин в панике искал взглядом то, что ему было нужно.       Нашел.       Всего в паре метров от него спал Дайк. Анокина забила крупная дрожь, Дайк здесь, живой.       Анокин криво про себя улыбнулся и снова заплакал. Не так горячо и сильно, но все же с облегчением, что все ему только приснилось.       Дайк ни разу не напоминал ему о том, что Анокин избил его до полусмерти, никогда не винил и не упрекал, не злился и не думал из-за этого оттолкнуть Анокина. Дайк его не прощал, потому что изначально ни в чем не винил.       “Я не держу на тебя зла”.       Только Анокин себя за это никогда не простит.