Одна боль на двоих

Ему лгали. Нагло, бесцеремонно лгали, обманывали, игрались. С тех пор, как они застряли в этом мире по воле случая, став его невольными пленниками и нежданными гостями. Оказавшись здесь, в мире, полном совсем иных, противоположных людей, им пришлось столкнуться с собственными реверсами. И именно его реверс оказался просто отвратительной подделкой. Весь этот фарс, напускной шарм, слишком завышенное чувство собственной важности, всё это, собранное в этом человеке, просто отталкивало. Хотя, это и неудивительно. Но этот чертов самозванец внезапно начал переманивать к себе Акутагаву, пытаясь подстроить под себя, соблазнить, увести. Он нарочито сладко и долго говорил ему, что они споются, ведь у них совершенно идентичные желания. Что он сможет привести Рюноске к большему, чем ему может дать его "никчёмный недо-парень". Это задевало. В тот раз за такое выражение в сторону Ацуши, реверс получил несколько хлестких ударов Расёмоном, но, кажется, он только кайфовал от боли. Как и реверсный Акутагава. Да, эта извращённая парочка определенно подходила друг другу, вот только темный Ацуши прямо заявил, что ему мало реверсного Акутагавы, и начал покушаться на его парня. Ацуши был уверен, что Рю не поддастся, что он останется с ним и у реверса ничего не получится. Но ровно до того момента, когда его надежды и веру в мафиози не разбили на мелкие осколки, которые впились прямо в душу, причиняя сильнейшую боль. В очередной раз, когда этот реверс появился, начав виться вокруг Акутагавы, заливаясь сладкими речами, вводящими в транс любого, кто хочет и не хочет их слушать, Ацуши вновь начал испытывать беспокойство. Этот ядовито-сладкий голос, звучавший прямо над ухом Ацуши, подействовал и на него, заставив отключиться. Сам не понимая того, он каким-то образом оказался на коленях, а руки темного покоились на его плечах, пока тот, не прерывая зрительного контакта, разговаривал с Рюноске, становясь всё ближе. Перед глазами всё плыло, равно как и в голове, а затем руки в белых перчатках и вовсе закрыли его глаза. Голос умолк, поэтому Ацуши постепенно начал выходить из транса, чувствуя какое-то движение сверху, прежде чем реверс убрал руки с его глаз. Накаджима посмотрел наверх. Темный развязно улыбался, облизывая губы, в то время как Рюноске вытер рукой свои, не отводя взора от этих ярко-красных глаз с такой пошлой ухмылкой. Ацуши даже думать не пришлось, чтобы понять, что именно произошло. Его чувства и веру в партнёра только что растоптали, сломали, убили. Реверс таки добился своего. -Акутагава, ты... На него посмотрели с презрением и тем самым леденящим холодом и безразличием, которыми был полон его взгляд ещё во времена, когда они соперничали, когда сражались друг с другом ещё в подворотне, встретившись в первый раз. Неужели в нем снова видят врага? Это осознание больно резануло по сердцу, и Ацуши еле удержался, чтобы не согнуться пополам и схватиться за грудь, пытаясь выдрать оттуда источник боли. Он медленно поднялся с колен и молча направился прочь, лишь бросив на своего теперь уже бывшего парня, взгляд, в котором смешались боль, презрение, разочарование и осуждение. Каким же он был наивным идиотом, понадеялся на то, что он останется у Рюноске единственным. И ведь отдался ему в первый раз совсем без раздумий и страха, что ему причинят боль. Идиот, идиот, идиот! Это цветущее чувство любви, что окрыляло его, теперь лопнуло, разлившись едкой отравой на душе, стало выедать ее изнутри. В то место, что стало им двоим ночлегом, возвращаться не хотелось. Поэтому он просто блуждал по этой чужой, не родной Йокогаме, в которой места ему не было. С самого начала он был здесь лишь тенью другой вселенной, попаданцем, призраком. Даже Рюноске сейчас оказался втянутым сюда благодаря этому неправильному, но здешнему Ацуши. Теперь для мафиози эта Йокогама стала чуточку ближе. А его самого просто оттолкнули ещё дальше, как спутник, что сошел с орбиты и теперь стремительно уходил всё дальше в открытый космос без возможности вернуться назад. Он сидел на берегу моря, забравшись на большой валун. Пусть продрог, пусть промок от брызгов, приносимых ветром, но туда он не вернётся. Не хотелось застать их двоих снова, не хотелось, не хотелось, не хотелось. Потому что он знал наверняка, что именно этот извращенец сделает с Акутагавой. И не было ни малейшего сомнения, что реверс будет сверху, что Рюноске пойдет у него на поводу. Слезы пошли сами собой. -Я опять поверил... - надрывно шептал Ацуши. - Повелся на ту ласку, которой жаждала моя душа, позволил нацепить на себя эти розовые очки... Я был уверен, что Рюно... - даже имя его было произносить больно. - что он не... не оставит меня, ведь мы достигли понимания... Мы так долго по мелким кусочкам строили эти отношения, и в один миг... Он не выдержал. Закрыл лицо руками и зарыдал в голос. Было очень больно, из груди рвался крик, рвались рыдания. Хотелось вспороть свою грудь и вырвать из нее все чувства, что разъедали кислотой его сердце. Хотелось вырвать сердце из груди. Чтобы оно перестало биться, чтобы все его страдания вмиг обесценились, чтобы он перестал вообще что-либо чувствовать. Вокруг него вдруг обвилось что-то, будто бы стараясь согреть. Он опустил руки, утирая слезы, и с удивлением понял, что это белый Рассемон. И как долго реверсный Акутагава тут стоит? Ацуши медленно обернулся и боязливо столкнулся со взглядом алых глаз. Не таких безжизненных, как у темного Ацуши, в них читалось сострадание вперемешку с такой знакомой болью, идентичной собственной. -Он никогда меня не любил. Но сейчас я полностью понимаю твою боль. Рано или поздно он бы всё равно меня бросил. А тут вы попали в этот мир. Ацуши позволил спустить себя с валуна на землю способностью, и даже подпустил светлого, давая ему обнять себя за шею. Руки невольно сами обвились вокруг его талии. А он гораздо более хрупкий, чем Рюноске. Вот-вот сломается, если слишком сильно сжать. И это хрупкое тельце прильнуло к нему, ища поддержки и заглушения своей боли. Личное стало общим, боль - одной на двоих. Ее нужно было чем-то заглушить, и оба видели выход только друг в друге. Светлый сам потянулся к губам, легко коснулся их, с такой болезненной нежностью, и замер в нерешительности. Но Ацуши ответил, сам в этом нуждаясь, увлекая реверса в долгий, чувственный поцелуй. Дыхание сбилось, прикосновения стали вызывать отклик внутри, а чужие руки взъерошили волосы. Почему-то этот Акутагава даже не претендовал на роль актива, уступал во всем, просто прижимаясь сильнее. Они сплетались языками, Ацуши кусал тонкие губы с привкусом мяты, открывая для себя что-то новое, о чем даже и подумать раньше не мог. Когда Накаджима отстранился, реверс инстинктивно потянулся следом, недовольно простонав и явно желая чего-то большего. -Накаджима... Пойдем со мной... Пойдем отсюда. Ты уже весь замёрз, хочешь я тебя согрею? - светлый ластился, подставляясь под ласки, исходящие от Ацуши, ведь никогда не получал их от своего партнёра. Он уже понимал, чем всё это закончится. И если честно, он и сам этого хотел. "Гулять так гулять, - подумал он. - Мы оба несчастны, так может быть нам удастся найти утешение друг в друге." Ацуши позволил взять себя за руку, увести с набережной, привести на квартиру. Реверс знал, что делает, а в его глазах читалось неприкрытое желание. Впустив их в квартиру, он закрыл дверь и обернулся, смотря прямо в глаза. Подошёл ближе, взял за руки и потянул за собой, прямо в спальню. Совершенно без стеснения легонько толкнул Накаджиму на кровать, попутно скидывая плащ, а затем опускаясь к нему на колени. Тут же руки вновь обвились вокруг его талии, а губы оказались близко-близко, настолько, что каждый ощущал горячее дыхание другого. -Нака...джима... Давай сделаем это? -Почему ты зовёшь меня Накаджимой? -Он не разрешал звать его по имени... -Но я - не он. Зови меня так, как хочешь. Тихий выдох в губы: -Хорошо. Сделай это, пожалуйста... -Как скажешь. На этот раз Ацуши сам поцеловал реверса. Снова кусая губы, сплетаясь языками, углубляя поцелуй почти сразу. В ответ же его рубашку стали расстёгивать, светлый снял с него подтяжки, начал выводить на его груди незамысловатые узоры, а ещё слегка постанывать в поцелуй, а щёки его всё-таки залились румянцем. Это начало возбуждать, руками Ацуши позволил себе исследовать тело Акутагавы, снял с него жабо, затем избавился от рубашки. Тогда он посчитал нужным разорвать поцелуй, перевернуть реверса под себя, устраиваясь меж его ног, и начать покрывать его тонкую шейку поцелуями, изредка прикусывая кожу, тут же зализывая укусы. В ответ его обняли за шею, а ноги партнёра обвились вокруг его бедер, притягивая ближе, ещё ближе. Светлый Рюноске издавал несмелые стоны, водя руками по его спине, шее, зарываясь в платиновые волосы. Возбуждение начало приятно тянуть в низу живота, стало жарко. Акутагава начал тереться своим пахом о пах Ацуши, заставляя ещё больше возбуждаться, до такого, что белье начало болезненно давить. Захотелось сразу взять реверса, но останавливало желание доставить и ему удовольствие, которого он скорее всего не получал должным образом от темного Ацуши. Накаджима постепенно спускался ниже. Очерчивал языком ключицы, затем ореолы сосков, прикусывал сами соски, срывая с губ светлого стоны наслаждения, вел дорожку поцелуев по впалому животу, оглаживая бока. Добравшись до брюк, он отстранился и начал стягивать их с Рюноске, наблюдая за его реакцией и перехватывая взгляд алых глаз. Следом за брюками с кровати полетели и боксеры, а затем и белье самого Ацуши. Оба смотрели друг на друга с вожделением, оглядывая тела партнёра и отмечая отличия от тел бывших любовников. У обоих уже стояло. -Л-лубрикант и презервативы в тумбочке... - пролепетал реверс, глазами указывая на ту самую тумбочку. И Ацуши не заставил себя долго ждать. Он достал всё, что нужно, зубами сорвал с презерватива упаковку, отплевывая ее в сторону и раскатывая презерватив по своему члену, а затем занялся растяжкой Рюноске. Смочил два пальца лубрикантом и приставил их к колечку мышц, лаская его. -Расслабься. Я не сделаю тебе больно. -Я знаю... Я не боюсь тебя. Тем более, мы так часто занимались сексом с тем Ацуши, что тебе и не придется особо растягивать меня... - и зачем-то реверс добавил, - Он почти никогда меня не растягивал. Действительно, растяжка далась легко, поэтому Ацуши сразу начал с двух пальцев и ножниц. Но довольно быстро Акутагаве и этого стало мало, он скулил и насаживался на пальцы сам, прося большего, цеплялся за плечи, а когда Накаджима нашел ту самую чувствительную точку, громко простонал, выгибаясь в спине и получая удовольствие от прикосновений к простате. -Ацуши... Пожалуйста, возьми меня... - снова протяжный стон. У самого Ацуши член уже налился кровью и подрагивал, а желание войти в партнёра стало настолько велико, что он не смог сопротивляться ему. Он устроил светлого поудобнее, закинул его ноги себе на плечи и плавно вошёл, в этот момент целуя уже припухшие от укусов губы реверса. Стон, приглушённый поцелуем, дал понять, что все делается правильно, и Накаджима начал двигаться. Акутагава вился под ним, тяжело дышал, все громче и громче стонал в поцелуе. Доверчиво прижимался всем телом, позволяя ласкать себя и сам ласкал партнёра, оба желали доставить друг другу как можно больше удовольствия и разделить одну боль на двоих. Страдания приглушались стонами, которые становились всё более развратными, слезы старательно сцеловывались с щек обоими, а на телах появлялось все больше отметин. Засосы, укусы, царапины алыми цветами распускались на шеях, груди, спине, перекрывая знаки прежних любовников. Ритм всё ускорялся, а воздуха в лёгких становилось всё меньше и меньше. Этот день отнял у них многое, эта ночь оставила их наедине, чтобы они смогли заполнить себя друг другом, прочувствовать каждой клеточкой тела, слиться в хаотичных движениях, в стуке бедер о бедра, в причмокиваниях поцелуев. Последние несколько толчков становятся самыми сильными, после чего их обоих накрывает оргазм до пляшущих искорок в глазах. Оба тяжело дышат, смотря друг другу в глаза. Ацуши отстраняется, ложась рядом и поудобнее устраивая светлого Акутагаву на своей груди, нежно целует его в висок и оглаживает белоснежные волосы с темными концами. В ответ его обнимают, прижимаясь ближе и утыкаясь носом в шею, вдыхая его запах. В эту ночь они смогли дать друг другу многое, обнажить друг перед другом раны и позволить коснуться их другому. Они нашли друг в друге утешение их горя, этакое своеобразное лекарство, чтобы забыться и не думать о бывших партнёрах. Кажется, в эту ночь они поняли друг друга.