Тайна сэра Джона

Алкоголь в малых дозах безвреден в любом количестве. М. Жванецкий

Всю свою жизнь сэр Джон Франклин был убежденным трезвенником, чем очень гордился. Снаряжая «Эребус» в Арктику, он не позаботился о том, чтобы взять хотя бы небольшой личный запас спиртного, как ему ни втолковывали важность этого пункта меню. За столом с офицерами и капитаном второго корабля экспедиции Фрэнсисом Крозье спиртное, конечно, присутствовало, и даже его собственный хрустальный бокал задорно сверкал золотистыми бликами шерри, но сэр Джон к нему и не притрагивался. Не в пример ему капитан Крозье выпивку вниманием не обходил, и вестовой то и дело доливал ему в бокал, обычно виски. Как знал сэр Джон, у капитана «Террора» был весьма впечатляющий личный запас горячительного, тягаться с которым могла только коллекция коммандера Джеймса Фитцджеймса. Утонченный ценитель прекрасного, коммандер держал в капитанской кладовой ром, джин, несколько сортов столовых и десертных вин, какие-то настойки и бальзамы, которые хорошо добавлять в чай или кофе, и даже трофейную бутылку граппы. К трофею, разумеется, прилагалась длинная и для кого увлекательная, а для кого утомительная история его появления в личной коллекции, но граппа так и оставалась нетронутой и, судя по покрывавшей бутылку пыли, не первый год. Сэр Джон терпимо относился к эстетству Фитцджеймса в отношении выпивки, потому что тот любил не столько выпить, сколько поговорить об этом, хотя, возможно, одно вытекало из другого. Когда они коротали вечера в каюте сэра Джона за чтением и беседой, Джеймс иногда приносил что-нибудь из своих запасов и пускался в пространные рассуждения о сочетании алкогольных напитков с различными блюдами и закусками, а также с теми или иными душевными состояниями. Так, по его мнению, с бокалом вина было приятно сидеть за столом и вести непринужденные разговоры, слушая, как снаружи ярится вьюга и трещит лед. Виски и джин годились для мгновений меланхолии, но здесь следовало знать меру. «Не всем удается ее соблюсти», — подумал сэр Джон, вызывая в мыслях образ капитана Крозье. Из рома готовили грог — излюбленный напиток нескольких поколений моряков, который обжигал глотку и разгонял кровь, позволяя забыть об усталости и физическом дискомфорте. Настойки и бальзамы были, несомненно, хороши, но ассоциировались у Джеймса с аптекой, а болеть он не любил, и даже подумывал отдать эти несколько бутылок в лазарет на нужды судовых врачей, чтобы не занимали место на полках. Пока же их судьба не была решена, одну такую бутылочку Джеймс принес с собой на вечер чтения с сэром Джоном в капитанской каюте. За кормовыми окнами «Эребуса» опустились арктические сумерки, но каюта была залита теплым желтым светом масляной лампы и отсветами огня в печке. Сэр Джон сидел в своем кресле, погруженный в чьи-то мемуары. Коммандер Джеймс Фитцджеймс устроился напротив него, тоже с книгой в руке, но за весь вечер дальше предисловия не продвинулся. Рассказчик из него был куда лучший, нежели чтец, и сейчас он в подробностях описывал забавный эпизод своего лейтенантства. В рассказе фигурировала похожая на микстуру настойка, которую они с сослуживцами решили распить, вопреки правилам, неразбавленной и в неурочное время. На столе перед ним стояла чашка чая и рюмка той самой настойки, и Джеймс прихлебывал то и другое по очереди. Сэр Джон изредка поднимал взгляд от книги и поверх нее смотрел то на своего подчиненного, то на рюмку в его руке. — И что же, микстура оказалась настолько вкусной, что вы выпили бутылку целиком? — спросил он с целью поддержать разговор. — Помнится, вы говорили, что не любите такие настойки, что это не ваш напиток. Не понимаю, как вообще напиток может быть «вашим» или «не вашим»? — Вкус здесь играет наименьшую роль, сэр. Дело в воздействии, которое тот или иной состав оказывает на вас, на ваше тело и разум. Согревающее, или наоборот, приятно освежающее, бодрящее или настраивающее на умиротворенный лад. У каждого напитка, как и у человека, свой особый характер. — И что можно сказать вот об этом… Кстати, Джеймс, как называется то, что вы сейчас пьете? Пахнет травами и чем-то приторным. — Это Рижский бальзам*. Доктора рекомендуют принимать его в профилактических целях от хронической усталости, при болезнях сердца, простуде и для борьбы с хандрой. Франклин недоверчиво вскинул брови. — Сколько наблюдал за вами, не обнаружил ни единого признака хронической усталости, болезней сердца, простуды или хандры! С профилактикой этого букета бед прекрасно справляется и старый добрый чай. Спиртное, как по мне, незаслуженно переоценивают. — А вот здесь я вынужден не согласиться с вами, сэр Джон. Каждый волен составлять собственное мнение о напитках, но прежде чем сделать это, предмет обсуждения стоит попробовать на вкус. Последняя фраза Фитцджеймса прозвучала как скрытый вызов, и, приняв его, сэр Джон рискнул бы поколебать свои твердые убеждения. Более того, в полумиле от его корабля, на борту «Террора», находился яркий пример человека, чьи отношения с алкоголем сказывались на нем не лучшим образом; вопреки утверждению Фитцджеймса, регулярное употребление спиртного не избавляло от хандры, но лишь усугубляло ее. Однако сейчас под пальцами шуршали страницы книги, а за столом напротив него капитан «Эребуса» с видом ценителя смаковал Рижский бальзам. Делал он это настолько изящно и пленительно, что сэр Джон с ужасом для самого себя осознал, что и сам не прочь сложить пальцы вокруг ножки рюмки, поднести к губам и попробовать ароматную жидкость густого шоколадного цвета. Нет, этого не произойдет, только не сейчас. Тогда-то у него и созрел коварный план. *** Глубокой ночью, когда на «Эребусе» спали все, кроме вахтенных, сэр Джон натянул свои теплые поддевки, надел шинель и крадучись вышел из каюты. Путь его лежал на трюмную палубу, в кладовую с провиантом, и главной задачей было добраться туда и обратно незамеченным, поэтому фонарь он брать не стал. Будучи довольно крупным мужчиной, сэр Джон никогда прежде не ходил по палубам своего корабля, вжимаясь в стенки и прячась в темных углах при каждом звуке. Будь на жилой палубе больше света, стало бы видно, как лицо почтенного джентльмена заливается ярким румянцем, словно он только что вышел из парной. Какое постыдное деяние он собирался совершить, и как до этого дошло? Здесь, вдали от людей, посреди арктической пустыни дьявол настиг несчастного Джона Франклина, и некому было помочь ему противостоять искушению. Дьявол скрывался там, в винном погребе на трюмной палубе, и разделенная на сотни частей сущность скребла коготками внутри стеклянных бутылок, умоляя выпустить его на волю. Нашарив пальцами замочную скважину, сэр Джон вставил в нее ключ, дважды повернул — Джеймс все свои замки закрывал на два оборота, — отворил дверь и бесшумно, как корабельный кот, шагнул внутрь, в тесную каморку, где, казалось, мрак был еще гуще, чем в самой бездне ада. Развернуться в кладовке, под самые бимсы забитой клетями с провизией и штабелями бутылок, и ничего при этом не задеть требовало воистину виртуозной грации, которой сэр Джон, увы, не обладал. Проклиная стройного и ловкого Фитцджеймса, Франклин вслепую перебирал бутылки, стараясь по их форме угадать содержимое. Как назло, опознать бутылки на ощупь не представлялось возможным: одни были пузатые, другие поуже, на третьих не хватало этикеток. В трюме было в разы холоднее, чем на жилой палубе, и пальцы уже плохо слушались его, но вот, наконец, сэр Джон нашарил в самом дальнем конце полки небольшую бутылку с узким горлышком. «Должно быть, эта она. Пусть это окажется та самая настойка, или бальзам, или как его там — одним словом, то, что сегодня так чертовски соблазнительно пил Фитцджеймс!» — про себя умолял он. Будто сами собой в руки сэру Джону угодили еще две бутылки, и он уже собрался было уходить, как вдруг под ногами пронзительно заверещала крыса. — Будь ты проклята! — рявкнул он, отшатнувшись. Движение оказалось слишком резким, и сэр Джон всем своим весом обрушился на полку с бутылками, произведя такой шум, который никак не мог остаться без внимания. Нужно было убираться из кладовки как можно скорее, пока сюда не сбежались вахтенные и перебуженные грохотом матросы. Вся эта затея с самого начала смердела грехом. Зря, зря он пошел на поводу у искушения и постыдного любопытства! Вот он, сэр Джон Франклин, командующий арктической исследовательской экспедицией, согнувшись, как вор — а он и есть вор! — пробирается через трюм своего корабля обратно к люку, пряча под шинелью три бутылки спиртного из личных запасов командера Фитцджеймса. Вернувшись в каюту, сэр Джон смог наконец рассмотреть свою добычу. Насчет маленькой бутылки он почти угадал — в ней оказалась травяная настойка, но не Рижский бальзам, а какая-то другая. Во второй плескался бренди, а в третьей… Виски! Надо отдать должное: было что-то волшебное в том звуке, с которым откупорилась бутылка, и этим волшебством следовало насладиться исключительно наедине с собой. Виски. Подумать только! Сэр Джон оценил иронию момента: капитан Крозье, чье пьянство он так часто осуждал, всем другим напиткам предпочитал именно этот. Пожалуй, теперь им будет что обсудить. Острый пряный вкус пощипывал язык, янтарная жидкость в граненом стакане радовала глаз, и, попадая внутрь, дарила благословенное тепло — чего еще желать темной полярной ночью? Сэр Джон прикончил один стакан и налил второй, затем следующий — и не заметил, как ночная тьма за кормовыми окнами сменилась сизой зарей. Пробили очередные склянки, и за дверью его каюты начали пробуждаться обитатели «Эребуса». До смены вахты оставалось не более двух часов. «Чем черт не шутит?» — подумал сэр Джон, наливая себе еще порцию виски. У него как раз осталась недочитанная глава в книге, так почему бы не посвятить оставшееся личное время этой захватывающей истории? Стук в дверь каюты разрушил ощущение умиротворения, которое снизошло на сэра Джона после всенощной над книгой и стаканом виски. Кара Божия в лице вестового ожидала его по ту сторону двери. — Сэр Джон? Вы уже встали, сэр? Не отзываться было нельзя: вестовой мог подумать, что он нездоров или случилось еще что похуже. Его репутация должна оставаться безупречной, даже если минувшей ночью он вероломно нарушил один из своих главных жизненных принципов — с этой мыслью сэр Джон, кряхтя, поднялся со стула и вдруг почувствовал, как отяжелели конечности, как затуманились мысли... Лишь вид почти пустой бутылки виски на столе окончательно вернул его в реальность. Рядом красовались еще две: одна с бренди и другая, с настойкой на травах. Их надо было непременно спрятать там, куда ни одной живой душе не придет в голову заглянуть. Взгляд командующего экспедицией заметался по каюте в поисках подходящего тайника. — Сэр Джон, вы одеты? — вестовой за дверью не унимался, но не отваживался войти без разрешения. Не придумав ничего получше, сэр Джон схватил все три бутылки и убрал их в книжный шкаф. Чтобы спрятать стакан — самое очевидное свидетельство совершенного греха, — он вынул пару томов, поставил его на полку и задвинул с фронта книгами. Воистину, если нужно что-то спрятать, прячь там, где искать будут в последнюю очередь: на самом видном месте. — Сэр Джон! Я могу войти? «Черт бы его побрал!» — вовсе не по-христиански подумал Франклин, в последний раз оглядывая каюту. Теперь все было в порядке, и, лукаво улыбаясь самому себе, он в прекрасном расположении духа вошел в новый день. Даже легкое головокружение казалось довольно приятным. *** Слушая доклад ледового лоцмана Джеймса Рида на утреннем совещании, которое было очень удачно назначено в одно время с завтраком, сэр Джон старался не выпускать из рук чашку с чаем и свое участие в обсуждении обозначал многозначительными «М-м-м». — Ситуация со льдом вызывает у меня опасения, джентльмены. За ночь корпус «Эребуса» накренился, и произошло это довольно быстро. Обшивка и бимс не пострадали, но некоторые кладовые в полном беспорядке. Нужно отправить санный отряд на север и северо-запад и осмотреть торосы. Есть подозрения, что с этих направлений к нашему местоположению движутся большие массы льда. После заявления мистера Рида лейтенанты с обоих кораблей сначала осторожно, а затем все живее и энергичнее принялись высказываться, перебивая друг друга, позабыв и о чае, и о манерах в присутствии высших членов командования. Высшее командование в лице капитана Крозье и коммандера Фитцджеймса хранило молчание: первый молчал скептически, второй аристократически, временами встряхивая своими безупречными каштановыми локонами. Сэр Джон, все еще согреваемый теплом выпитого накануне, наблюдал за происходящим как за театральной постановкой, которую прежде никогда не видел. Удивительное дело, Фрэнсис Крозье не рвался в бой, предрекая скорый и, несомненно, ужасающий конец экспедиции, не стучал по столу кулаком и не задирал Фитцджеймса, который ни разу за все утро не взглянул в его сторону. Непривычно и даже как-то скучно... Надкусив печенье, сэр Джон чуть было не сделал Фитцджеймсу комплимент и украдкой подмигнул вечно угрюмому капитану «Террора». Того явно мучила головная боль, и сэру Джону впервые за долгие месяцы плавания захотелось поддержать собрата-капитана. — Если на нас движется лед, можно ли заключить, что на севере мы встретим полынью? — поинтересовался Фитцджеймс. — Очень может быть. Но в здешних широтах ни в чем нельзя быть уверенным. Прикажете отправить санные отряды, сэр Джон? Франклин встрепенулся, чуть не выронил из рук чашку и уставился на своего ледового лоцмана круглыми, как у испуганного филина, глазами. Он и в самом деле немного походил на эту ночную птицу. Все собравшиеся за столом смотрели на него в ожидании решения. Споры смолкли, и даже лейтенант Фейрхольм прекратил свои ядовитые нападки на лейтенанта Литтла, никак не относящиеся к повестке дня. — А, отправляйте, разумеется, отправляйте санные отряды, и покончим с этим, — скомканно ответил Франклин. — И не забывайте о чае, в ваших чашках уже лед намерзает, будь он проклят. Фрэнсис, вы пробовали печенье? Я настаиваю, чтобы вы его попробовали, это шедевр ку... кулинарного искусства! ~ ~ ~ Беда пришла, откуда не ждали — сэру Джону взбрело в голову всенепременно угостить его печеньем. От этого предложения Фрэнсиса Крозье будто окатило ледяной водой; вид у него, верно, сделался такой же, как у Франклина на противоположном конце стола. Никогда прежде командующий не настаивал на поглощении чая и печенья вместо того, чтобы обсуждать жизненно-важные для экспедиции темы. Что-то было не так, но что именно, Крозье понять не мог. Да и нужно ли? «Эребус» — не его корабль, его советов здесь не слушают, и что происходит на здешних палубах, не его забота. Печенье он все же взял и съел вприкуску с остывшим чаем. Хм-м, миндальное, с виски бы неплохо пошло. Виски… Там, в его каюте на «Терроре», ждала бутылка превосходного ирландского виски, а здесь, в этом храме образцового порядка и трезвости, приходится довольствоваться только чаем. Так, предаваясь тягостным думам, капитан Крозье вполуха слушал разговоры офицеров за столом, пока его взгляд блуждал по полкам книжного шкафа, занимавшего всю стену напротив кормовых окон. На одной из них, выстроившись, как гвардейцы на плацу, стояли три бутылки — виски и бренди в компании травяной настойки с нарядной этикеткой. Судя по тому, что виски оставалось буквально на полстакана, оказались они тут совсем не случайно. Давно Фрэнсис Крозье не улыбался так искренне и не прилагал таких безумных усилий, чтобы сдержать смех. * Самые старые документы, подтверждающие существование бальзама и раскрывающие его рецептуру, датированы 1752 годом. На этом основании «Рижский чёрный» может считается старейшим из ныне существующих алкогольных напитков в Прибалтике и одним из старейших биттеров в Европе.