Marauders

      Джеймс Поттер       Джеймс проспал лишь пару часов, проснувшись даже раньше Ремуса. Спать ему не давала совесть и режущее чувство в груди.       Сходив в душ, он устроился за столом, планируя написать признательную речь, раскаяние, заучить это все и после встретиться с Лили.       Не успел он и строчки написать, как проснулся Ремус.       — Вы поздно вернулись, — он сонно протер лицо ладонями. — Все нормально прошло?       — Все прошло ужасно, — ответил Джеймс, не поднимая головы от пергамента, — я целовал какую-то… девку!       — Что? Как? — Ремус вытаращил на него глаза, окончательно проснувшись, и сел на кровати.       — Я как чувствовал, что тебя нельзя с Сириусом оставлять, — послышалось с дальней кровати. Следом за голосом, появился и Северус.       — Он тут ни при чем, — отрезал Джеймс. — Он наоборот позаботился о том, чтобы об этом не узнала Лили.       Ремус на него напряженно смотрел, очевидно, не решаясь задавать вопрос.       — Ты… ей не скажешь? — все-таки спросил он.       — Скажу, — ответил Джеймс и показал на пергамент, — хочу заранее написать. А иначе только лишнего наговорю.       Ремус согласно кивнул.       — Ты уверен, что ей необходимо это знать? — с сомнением спросил Северус.       — Я не смогу это все в себе держать, — нервно произнес Джеймс, опять повышая голос. — Я однажды все равно проговорюсь! Или она сама об этом как-то узнает, а это еще хуже будет! Так что, лучше я сам… сейчас…       От его громкого голоса проснулся и Сириус.       — Мерлин, Сохатый, мы же хотели спать до обеда, — простонал он.       На него никто не обратил внимания, и он недовольно поднялся, садясь на кровати.       — Ты все из-за этого чертового поцелуя переживаешь? — проворчал Сириус. — Забудь об этом. И Эванс не говори ничего.       — Как это вообще произошло? — спросил Северус, переводя взгляд с одного на другого.       Джеймс тут же пустился в рассказ, в подробностях рассказывая, как ему насильно в горло заливали вначале медовуху, потом неизвестное пойло Аберфорта. Рассказал, как его соблазняла неизвестная ему пуффендуйка, и как он ее страстно целовал на виду у всех.       — Небольшие поправки, — произнес Сириус и повернулся к Джеймсу. — Во-первых, насильно тебя никто не поил. И, между прочим, пойти в «Кабанью голову» предложил именно ты, я предлагал возвращаться в замок.       — Ты ли это, Сириус? — вполголоса усмехнулся Северус.       — Во-вторых, — продолжил Сириус, проигнорировав вопрос, — пуффендуйка тебя не соблазняла. Это скорее ты соблазнял ее своими брачными оленьими танцами.       Джеймс издал протяжный стон, закрывая лицо руками и только сейчас вспоминая, что он вчера еще пел и танцевал.       — И, в-третьих, на страстный поцелуй это совсем не походило, — сказал Сириус, усмехнувшись, — ты лишь неумело тыкался своими губами ей в лицо. Я даже засомневался, умеешь ли ты вообще целоваться, может, тебе нужна пара советов специалиста.       — Может, ты и уроки даешь? — с иронией спросил Северус.       — Любой каприз за ваши деньги. И целоваться научу, — ответил ему Сириус, расплываясь в улыбке, — хотя, сдается мне, тебе-то эти уроки точно не нужны.       — Как будто это как-то меняет дело! — воскликнул Джеймс, не слушая их, будучи не в настроении шутить. — Не скажу же я Лили: я целовался с одной девицей, но не переживай, страстью там и не пахло!       — Правильно, говорить вообще не надо, — сказал Сириус.       — А я думаю, ты должен быть с ней честен, — вмешался Ремус. — Если ты искренне раскаиваешься в этом, Лили тебя обязательно простит. К тому же, я бы не сказал, что произошло что-то совсем ужасное, хоть я и не могу придумать тебе оправдания, поступил ты отвратительно. Но Лили обязательно простит, если ты во всем честно признаешься.       — Ты прав, — Джеймс согласно закивал головой, — ты всегда прав.       Сириус недовольно усмехнулся.       — Вот скажи, Рем, ты правда думаешь, что Эванс простит его? — спросил он. — Нет, конечно, когда-нибудь, может, и простит. А сейчас? Джеймс ее долбанных четыре года добивался, а сейчас своим признанием только все испортит! Эванс разозлится, будет думать, что вообще зря связалась с ним. Обязательно бросит его.       У Джеймса душа в пятки уходила от его слов. О таком он даже не думал. Он рассчитывал, что Лили, даже если позлится, но сразу простит его.       — Я согласен с Сириусом, — неожиданно сказал Северус, — Лили это знать ни к чему. А раз ты провинился, вот сам и живи с этой виной всю жизнь, а ее не мучай.       В спальне в очередной раз поднялся бурный спор, в котором, на удивление всем, Джеймс не участвовал. Он только слушал, с каким упорством Ремус отстаивает доброе сердце Лили, которая его обязательно простит. И слушал, как Сириус и Северус приводят все больше аргументов, чтобы ничего Лили не говорить, ссылаясь на то, что эта, совершенно лишняя на их взгляд, информация только разобьет ее нежное сердце и окончательно испортит между ними отношения.       Ожидаемо, первый сдался Ремус.       — Решать, Джеймс, тебе, — вздохнул он, — но я считаю, Лили заслуживает знать правду. Какой бы эта правда ни была.       Джеймс молча с ним согласился, он был такого же мнения. В глубине души он верил, что Лили его обязательно простит. Не может не простить.       — Джеймс, — его внимание привлек Сириус, — допустим, ты признался, и она тебя простила. Но об этом поцелуе ты уже забудешь через неделю, а она будет помнить всю жизнь. Будет помнить, что однажды вы поссорились, и ты тут же пошел других девок целовать.       Джеймс тихо выругался, понимая, что Сириус тоже по-своему прав.       Сердце разрывалось на части. Он не знал, что ему делать. Душа стремилась к Лили, желая во всем ей признаться, но страх, что она его не простит и никогда об этом не забудет, не давал ему и пошевелиться.       Джеймс сидел на кровати, запустив пальцы в волосы и опустив голову. Он тихо проклинал вчерашний вечер и не представлял, как все это разгребать.       — Вам разве не надо на Трансфигурацию? — спросил Сириус у Ремуса и Северуса. — Мы тут разберемся, не переживайте.       — Да, вчера вы уже разобрались, — сказал Северус, но, взяв сумку с учебниками, направился на выход.       Они еще о чем-то говорили, но Джеймс их не слышал. В его голове словно вакуум образовался, отгораживая его от внешнего мира.       Джеймс чувствовал на себе взгляд Ремуса, но никак не решался поднять голову. Он знал, что Ремус прав, он и сам считал, что любой человек заслуживает знать правду, но страх, что Лили его не простит, разрастался все больше и больше.       Поднял голову он только после того, как хлопнула дверь. Они с Сириусом остались одни. Тот сразу полез в ящик тумбочки и достал Карту, раскрывая ее. Джеймс пустым взглядом следим за ним.       — Уже на Трансфигурации, — негромко сказал Сириус, глядя на Карту.       — Кто? — спросил Джеймс, понимая, что Ремус и Северус не успели бы так быстро дойти до кабинета.       — Э-э… Эванс, — ответил Сириус, едва заметно усмехнувшись, — Эванс уже на уроке.       Вдалеке послышался удар колокола, извещающий о начале занятия.       — А вот и Сев с Ремом в кабинет зашли, — Сириус улыбнулся, — наверняка потеряли десяток баллов за опоздание. А сейчас Минни спрашивает у них, где ее любимые студенты. А Рем ей отвечает, что нам нездоровится. Минни и говорит: пусть отдыхают, и передайте им, что они освобождены от домашних заданий до конца семестра, — он непохоже спародировал их декана.       Джеймс слушал его через слово, думая о том, что ему надо срочно увидеть Лили.       — Идем на урок, — решительно заявил Джеймс.       Сириус посмотрел на него так, словно он предложил украсть феникса Дамблдора.       — С ума сошел? — возмутился он. — За такое опоздание Минни с нас шкуру спустит, а твои рога над камином повесит.       Что ж, это действительно походило на правду. МакГонагалл не терпит опозданий.       — Еще повезет, если отделаемся тремя отработками, — продолжал Сириус, — а то и вовсе неделю заставит работать на какое-нибудь благое дело.       Джеймс что-то неразборчиво проворчал, ложась на кровати. Сириус же, напротив, поднялся.       — Я до кухни прогуляюсь, — он направился к двери, — принесу нам что-нибудь на завтрак.       Джеймс молча кивнул.       — Ты же не будешь прыгать в окно? — с неподдельным беспокойством спросил Сириус, замерев в дверях. — Тебя не опасно одного оставлять?       — В окно меня выбросит Лили, — мрачно ответил Джеймс. — Не хочу лишать ее такого удовольствия.       Сириус на него хмуро посмотрел и вышел, сказав:       — Я скоро вернусь, никуда не уходи.       Джеймсу казалось, что Сириус отсутствовал целую вечность. Тишина и пустая комната давили на него и заставляли думать об ужасных вещах. О том, что Лили его бросит, что никогда его не простит. О том, что после этого она уйдет к Эклзу.       Несколько раз он садился за стол и пытался написать признательную речь, но в голову не шла ни одна достойная мысль.       Когда вернулся Сириус с огромной корзиной еды, Джеймс наматывал круги по комнате.       — У тебя голова еще не кружится? — спросил Сириус, подходя к столу и выгружая на него продукты.       Остановившись возле стола, Джеймс налил себе чай.       — Никакого аппетита нет, — сказал он, глядя на гору бутербродов и фруктов.       — Без проблем, я это и один съем.       Джеймс опять принялся ходить по комнате взад-вперед, попутно беря со стола то бутерброд, то фрукты. Сириус за ним неотрывно следил, слушая его рассуждения о том, какой он плохой и как ужасно поступил.       В очередной раз упав на кровать, Джеймс опустил голову, закрыв лицо руками, раздираемый сомнениями.       — Хватит мучиться, Сохатый, ты же ей в любом случае скажешь. Не сегодня, так завтра. Ты не в состоянии хранить секреты от Эванс. Так что не мучайся и готовься к тому, что она на тебя будет орать.       — А как же, «ты через неделю о поцелуе забудешь, а она будет помнить всю жизнь»? — спросил Джеймс, поднимая голову.       Сириус пожал плечами, задумавшись.       — На самом деле, женская душа — тайна, покрытая мраком, — Сириус принял серьезный вид, — это совершенно неизведанная область. Мне кажется, они и сами часто не знают, чего хотят. Понимаешь, некоторых твой поступок заставил бы задуматься о том, что с ними что-то не так и они все силы приложили бы, чтобы снова заслужить твою любовь. А кто-то бы счел это самым подлым предательством. А кто-то бы подумал: ну, с кем не бывает, я тоже могу по пьяни другого поцеловать…       Джеймс хмуро на него смотрел, слушая его монолог и думая, что Лили относится к тем, кто сочтет его поступок подлым предательством.       — Если бы ты был на моем месте, — спросил он, прерывая речь Сириуса, — ты бы не рассказал? Ты бы смог это держать в себе?       Сириус опять задумался, переменившись в лице.       — Без обид, Джеймс, но я бы не оказался на твоем месте.       — Конечно, — усмехнулся Джеймс, — ты же ни с кем никогда не встречаешься.       — Нет, я бы не стал целовать другую, — без тени улыбки сказал Сириус.       Джеймс на него насмешливо уставился, не совсем понимая, шутит ли он. Впрочем, тут Сириус был прав. Даже если он и встречался с девушкой всего пару месяцев, то эти пару месяцев он был ей предан и верен как пес. Сколько Джеймс помнил, а друг своих подружек никогда не обманывал.       Вдруг Джеймс, став совершенно серьезным, пристально посмотрел на Сириуса.       — А ты вчера с кем-нибудь целовался? — спросил он, с подозрением прищурившись. — Или, может, даже повезло больше?       — Нет, — равнодушно ответил Сириус.       — Почему? — с недоверием спросил Джеймс, с трудом представляя, как Сириус в компании девушек и под действием огневиски смог сдержать себя в руках.       — За тобой присматривал.       — Хочешь сказать, из-за меня ты отказал себе в таком удовольствии?       — Я хороший друг, — усмехнулся Сириус.       Все подозрения Джеймса тут же отпали, согласившись, что Сириус и правда хороший друг.       — Пойдем на голгофу, — неожиданно сказал Джеймс, — я тут с ума сойду иначе.       Сириус сразу же согласился, и они направились вниз.       Джеймс отсчитывал минуты до конца урока. Ему не терпелось во всем сознаться Лили и не изводить себя страхами и сомнениями.       Когда прозвенел колокол, извещающий об окончании урока, они с Сириусом разошлись в разные стороны. Сириус отправился в учительскую, куда должна прийти МакГонагалл, а Джеймс пошел искать Лили.              Джеймс направлялся к кабинету Трансфигурации и храбрился из последних сил. Он без конца твердил себе, что Лили его простит, потому что он ни в чем виноват, а вчера лишь произошло какое-то недоразумение.       Сделав последний поворот, он увидел ее. Он всегда легко находил Лили в любой толпе. Ее огненно-рыжие волосы невозможно было не заметить.       Их разделяло несколько десятков футов, но уже по ее виду он чувствовал, что произошло нечто непоправимое. Лили стояла к нему лицом и с кем-то разговаривала, слегка хмурясь, но не выдавая особо никаких эмоций.       Джеймс ускорил шаг, и, подходя ближе, увидел, что Лили разговаривает с Дриффит. Он не понимал, что этой слизеринке надо от его девушки, хоть и внутренний голос подсказывал ему очевидный ответ.       — Лили, — позвал он ее, когда оставалось еще несколько шагов. Она подняла глаза на него, и Джеймсу показалось, что время остановилось. Она уже все знала.       — А вот и он — звезда вчерашнего вечера, — Дриффит расплылась в самодовольной улыбке и поспешила удалиться.       — Лили, — Джеймс остановился в паре шагов от нее, не зная, что сказать. Сердце, казалось, давно перестало биться. Он не видел ничего вокруг, кроме пронзительных зеленых глаз, которые смотрели с неверием и болью.       Все заготовленные слова вылетели из головы. Сейчас вся его речь казалась такой глупой и нелепой, а попытка оправдаться только сделает все хуже. Он не находил слов и не знал, что делать.       — Это правда? — тихо спросила она.       — Лили… это ничего не значит. Это случайность, я сам не понял, как это произошло, — быстро говорил Джеймс и видел, как с каждым его словом, он только делает Лили хуже. — Лили, это была даже не моя инициатива…       — Прекрати, — процедила она, едва разжимая губы. — Как ты мог, Джеймс?       У него ком к горлу подкатывал, не давая и слова произнести, веки тяжелели.       — Лили, я люблю тебя, — чуть слышно произнес он, — только тебя…       — Вчера это тебе не помешало, да? — перебила она, с гневом глядя ему в глаза. У нее в глазах стоят слезы, делая их прозрачно-зелеными. А у него сердце разрывалось, от осознания, что это он во всем виноват.       — Лили, я был не в себе, я думал, ты меня бросила, — сказал он с мольбой в голосе, подходя к ней ближе. Она тут же сделал шаг назад.       — Тебя это не оправдывает, Джеймс. Я вчера ждала тебя, а ты… — у нее дрогнул голос. Закрыв глаза, она судорожно выдохнула.       — Лили, прости меня, пожалуйста, — Джеймс снова сделал шаг к ней на встречу, — ты не представляешь, как я жалею об этом. Прости меня, Лили…       — Нет, Джеймс, — отрезала она, открыв глаза и одарив его ледяным взглядом. — Как… как ты вообще можешь думать, что я тебя прощу? После такого!..       Он не мог и слова вымолвить, глядя в ее глаза. Лили несколько раз моргнула, смахивая стоящие в глазах слезы, и тихо сказала:       — Все это было одной большой ошибкой. Ошибкой был ты и все наши отношения.       Резко развернувшись, она стала стремительно от него отдаляться.       — Лили, пожалуйста!       — Никогда больше не подходи ко мне, Джеймс, — выпалила она, развернувшись на секунду. — Никогда!       Джеймсу казалось, словно его сердце из груди вынули, оставив там черную дыру. Он смотрел, как от него уходит его Лили, и не верил, что все кончено. Что теперь действительно все кончено. И виноват в этом только он.       Он не знал, сколько простоял так посреди пустого коридора, бессмысленным взглядом смотря туда, где еще недавно стояла Лили. Он все еще видел перед собой ее кристально-зеленые глаза, наполненные болью, неверием и отчаянием; все еще слышал ее голос, который говорил, что он — ошибка.       Хотелось кричать, рыдать, биться в истерике, но не было и капли сил даже сдвинуться с места. Казалось, что весь мир замер вместе с ним, переживая эту боль.       — Джеймс, — словно издалека доносился голос Сириуса, — Джеймс!       Он перевел на него расфокусированный взгляд. Сириус стоял рядом и тряс его за плечо, с беспокойством глядя в лицо.       — Джеймс, змееныши знают про вчерашнее, похоже, кто-то из них тоже был в «Кабаньей голове»…       — Я знаю, — перебил его Джеймс, который все еще стоял как прибитый к полу, — Дриффит уже обо всем рассказала Лили.       — Что? Вот дерьмо! — Сириус взволновался еще сильнее. — И… что она сказала?       — Лили бросила меня, — бесцветным голос произнес он, — уже окончательно.       Сириус тихо выругался.       — Слушай, сейчас она, конечно же, зла на тебя, но она еще успокоится…       — Ты не видел ее, — опять перебил Джеймс, — не видел, как она смотрела. Я все разрушил.       — Я придумал, — сказал Сириус с фальшивым воодушевлением, — давай, я пойду к Эванс и все расскажу. Расскажу, что девка сама на тебя набросилась, что ты даже среагировать не успел!       — Я это все уже сказал, — неуверенно произнес Джеймс. Он уже и сам не помнил, что говорил, а что нет. В памяти остались только ее пронзительные глаза, в которых было столько боли.       — Тогда можем подговорить девчонку! — тут же нашелся Сириус. — Попросим ее подойти к Эванс и все объяснить, сказать, что твоей вины тут нет.       — Лили ее и на милю к себе не подпустит, нашлет какое-нибудь проклятье на нее. Ты же знаешь ее Летучемышинный сглаз.       Сириус согласился, проворчав, что Лили вполне на такое способна.       — Ну не может же быть, чтобы выхода не было! — выпалил Сириус. — Это же ты и Эванс! Она обязательно простит! Успокоится и простит.       У Джеймса даже сил не было спорить или соглашаться. Он лишь молча кивнул и поплелся в сторону факультетской гостиной.       Джеймс чувствовал себя виноватым и считал, что Лили бросила его вполне заслуженно. Он бы тоже никогда не смог простить измену, даже если бы это был всего лишь поцелуй. Но он до последнего надеялся, что Лили сможет его простить.       Сириус шел рядом и говорил что-то о том, что ему удалось договориться с МакГонагалл всего на один вечер отработок. И что-то о том, что на отработке будет еще и его брат вместе с Бланк. Но Джеймс сейчас находился в такой прострации, полностью погруженный в свои мысли, что с трудом улавливал смысл его слов.       — Куда хочешь сейчас пойти? — спросил у него Сириус.       — Хотел бы пойти на астрономическую башню, да сброситься, — ответил Джеймс, — да ведь ты не пустишь.       Сириус на него смотрел, слегка сдвинув брови и не разделяя его черного юмора.       — Поэтому пошли в гостиную, — закончил Джеймс, понимая, что Сириусу сейчас не до смеха. Впрочем, как и ему.       Джеймс был рад, что Сириуса не надо уговаривать прогулять уроки и что он сейчас рядом с ним. Он хоть и слышал его через слово, но бесконечные разговоры друга отвлекали от грустных мыслей.              Лили Эванс       Лили быстро шла по коридору, ничего не видя перед собой из-за пелены слез на глазах.       В голове все еще стоял голос Мелани Дриффит.       «Развлекался там в компании пуффендуек…»       «…говорил, что ты все еще ему отказываешь…»       «…неудивительно, что он нашел себе девушку без таких железных принципов…»       Каждый шаг отдавался болью в сердце, как и каждое слово, что она без конца крутила в своей голове.       Лили не хотела в это верить. Она не сомневалась, это лишь нелепые слухи, а Джеймс не способен на подобный поступок. Но его виноватый взгляд и поникший вид говорили лучше любых слов. Лили только брала злость, что Джеймс вообще посмел к ней подойти после случившегося, что он допускал мысль, что она сможет его простить, простить его предательство.       Ее душила обида, не давая ей вздохнуть. Она вспоминала, как прошлым вечером сидела в гостиной в ожидании Джеймса до поздней ночи. Она все думала, что сейчас, вот сейчас он войдет в гостиную, они помирятся, уладят то недоразумение, случившееся днем. А оказалось, что Джеймсу это вовсе и не надо было, что он в это время развлекался в компании друзей и легкодоступных девушек.       Лили злилась на себя, что доверилась Джеймсу, что поверила всем его рассказам о его любви.       Она всегда хорошо знала Джеймса. Знала, какой он. Знала, что он всегда добивается своего. И знала, что когда он берет то, что ему надо, вскоре ему это может надоесть. Именно по этой причине она так долго ему отказывала в прогулках и свиданиях. Внутри нее всегда был страх, что добившись ее, Джеймс быстро заскучает. Что она станет всего лишь очередной его победой.       Она злилась на себя за то, что так привязалась к нему. Лили уже не представляла своей жизни без Джеймса. Не представляла свою жизнь без его непослушной шевелюры, в которую она так полюбила запускать пальцы.       Не представляла жизнь без его громкого смеха и шуток, которых у него был нескончаемый запас.       Не представляла жизнь без его мягких губ, которые всегда целовали ее с нежностью и страстью. Без его рук, которые всегда бережно обнимали ее, словно она самое дорогое, что у него есть.       Не представляла жизнь, без его карамельно-карих глаз, которые всегда смотрят на нее с такой теплотой и любовью, перед тем, как поцеловать. В которых видна хитрость и загадочность, когда он только вернется от Мародеров и при этом будет отрицать, что ничего они не задумали. В которых искрятся задор и веселье, когда он придумает для нее очередной сюрприз. Или в которых видна гордость и самодовольство, когда он заслужит очередную похвалу от МакГонагалл. Лили за это время научилась различать все оттенки его настроений по одним лишь глазам. И она не представляла, как теперь будет без этого жить.              Мысль, что он с такой же нежностью смотрел на другую, что он целовал и прикасался к другой, разрывали сердце на миллион кусочков, душу ранили.       Она не представляла, как сейчас сможет находиться рядом с Джеймсом, как сможет сидеть с ним на уроках и в Большом зале, видеться в гостиной. Одна только мысль о его предательстве медленно убивала ее, а его вид только все сильнее будет разбивать ее сердце.       Лили во всем винила Джеймса. Винила за то, что он так легко разрушил их любовь.              Она сама не заметила, как дошла до потайного коридора на втором этаже, который ей однажды показал Джеймс. Не знала, сколько она уже стоит и смотрит в окно, из которого открывался красивый вид на Черное озеро. Стрелки часов летели как сумасшедшие. Уже и солнце стало медленно склоняться, окрашивая черную гладь воды в багрово-красные цвета.       Глядя на озеро, в воспоминаниях всплыла их первая крупная ссора, произошедшая на пятом курсе после экзамена по Защите. Лили уже тогда чувствовала, что ее отношение к Джеймсу меняется, это ее пугало, и от того она так сильно на него кричала и злилась. Поттер на нее за это разозлился и пообещал, что летом не напишет ей ни одного письма. Лили делала вид, что только рада этому, надеясь, что за это время улягутся пугающие ее чувства, но каждый день все равно смотрела в окно, в надежде увидеть приближающуюся сову. Сова так и не прилетала, а чувства так и не улеглись, разгоревшись к шестому курсу только сильнее.       Шестой курс стал для нее непростым. Она продолжала бороться со своими чувствами к Джеймсу, стараясь их попросту не замечать. Она старалась делать вид, что ее ничуть не волнуют отношения Джеймса с когтевранкой, и то, что после пасхальных каникул он и вовсе стал ее игнорировать. Лили хоть и часто ловила на себе его взгляды, да и нередко он не сдерживался от какого-нибудь комментария в ее адрес, но даже в тот момент Лили чувствовала себя брошенной. Ей было так непривычно оказаться без его назойливого внимания. Под конец учебного года, разведка, в лице Алисы, доложила, что Джеймс по-прежнему к ней неравнодушен, а сдерживают его напор Мародеры. Лили тогда сказала, что ей все равно, хотя ее счастливое лицо говорило об обратном, что тут же заметила Алиса.       Когда они вернулись в Лондон, и Джеймс крикнул ей, что будет писать письма, она с трудом удержалась, чтобы не завопить от счастья.       И несмотря на то, что их лето выдалось очень тяжелым, несмотря на то, через что им пришлось пройти, для нее это лето было самым важным и особенным.              Лили опять взглянула на озеро и вспомнила, как пару месяцев назад Джеймс предложил ей встречаться. Она еще никогда не была так счастлива, как в тот момент. И на Защите именно этот момент помог ей вызвать своего Патронуса.       Сердце кровью обливалось, когда она понимала, что ничего уже не вернуть. Понимая, что она никогда не сможет простить предательство. Только не предательство Джеймса.       Как ты мог, Джеймс… как ты мог все разрушить?