***
Питер сидел ни жив, ни мертв. Он и раньше выделывал всякие штуки, но то что натворил теперь, явно взбесило Йонду сильнее обычного. В схожей ситуации мальчик бы давно уже вылез, получил в меру болезненный подзатыльник и со спокойной совестью пошел бы по своим делам. Однако сейчас была не обычная ситуация. Необычная уже тем, что капитан не мог успокоиться на протяжении нескольких мучительно долгих для Квилла часов, а не привычных двадцати с хвостиком минут (да-да, он засекал). Питер крупно влип и чувствовал это. Но он искренне не мог понять, что такого было в том маленьком металлическом шарике... Квилл даже не пытался его разобрать, что было для него любимым занятием! Он всего лишь подкидывал шарик вверх и ловил одной рукой, за чем его и застал Удонта. От неожиданности Питер чуть было не выронил шарик, что послужило красной тряпкой перед разъяренным капитаном. По одному только виду Йонду Питер понял, что надо делать ноги, и был чертовски прав. А центаврианец, будучи в бешеном оцепенении, упустил мальчишку. И теперь звездный лорд уже который час сидел в люке над дверью подсобки и замирал каждый раз, как слышал тяжёлые шаги, сопровождающиеся проклятиями и угрозами. Можно было бы и сдаться, вылезти из укрытия... Ведь Питер знал, что угрозы Йонду сожрать терранца всего лишь остаются угрозами. Но всё равно опасался. Опасался и тяжёлой руки капитана. Тем не менее чувство голода нарастало. Сидеть в укрытии до бесконечности он не мог, рано или поздно всё равно придётся выбираться. Что бы ни сделал Йонду, перспективы умереть с голоду Квиллу явно не по нраву. Пока чувство голода и страха были наравне. Внутренняя борьба изнуряла до невозможности. В отчаянии, от жалости к самому себе, Питер начал тихонько плакать и подвывать.***
Всё то время, что Удонта выхаживал по кораблю, ярость переполняла его. Однако была не только ярость, был ещё и бешеный страх. И злость, много злости. Нет, не на мальчишку. На самого себя. На свою манеру общения, на свой скверный характер. Тот шарик, приглянувшийся Питеру, мог убить и его, и их всех вместе взятых за долю секунды, если бы упал на пол... Йонду должен был отреагировать иначе, быть мудрее. Но нет, что же он сделал? Как всегда, скорчил злобную рожу, напугав парня, который и так шарахается чуть ли не от каждого его движения. Центаврианец хотел бы по-другому. Правда хотел, но не мог. Двадцать лет в качестве раба никому доброты не прибавят. То, что Удонта оставил мальчонку, не передав отцу, уже было для него достижением. Конечно, в ситуациях наподобие этой, когда Питер учинял что-нибудь, центаврианец в сердцах орал, что лучше б сожрал его. Или скормил бы кому ещё. Но исполнять свои обещания он не собирался. Надо же как-то воспитывать ребёнка. А другие способы, кроме крика и силы, увы, были ему недоступны. Да и парни бы не поняли. Весь в своих мыслях, Йонду чуть не пропустил мимо ушей подозрительные звуки. Давненько он не слышал этих звуков. Примерно с тех самых пор, как забрал этого тощего засранца с Терры. В те времена он только и делал, что ревел. Не помогали ни крик, ни угрозы, ни грубая сила. Однако надо отдать парню должное: ревел Квилл только когда все спали. И Йонду спал в том числе, но маленький терранец плакал у него под носом. Так что они оба натерпелись сполна в то время. Парень смог успокоиться лишь спустя несколько месяцев беспрестанного нытья. Подумаешь, забрали из дома, вон Удонту в его возрасте вообще в рабство взяли! А тут, считай, королевские условия. Тем не менее, Йонду опять слышал плач. Маленький слабак, сам себя выдал... Главное не сорваться, и не прибить мальца. Капитан опустошителей был суровым, но не был тираном и садистом. — Ну и что это мы ревём? — Центаврианец прислонился спиной к стене напротив люка. — Забыл, что такое подзатыльник? Так я тебе сейчас напомню. Ты только вылези… Как там говорят? А, пожалуйста! Удонта повеселел. Страх отступил, парень цел и корабль - тоже. Главное забрать шар... Питер в ужасе затих. Вот и настал его час. От страха Квилл перестал плакать, лицо занемело, а зубы предательски застучали. — Питер, вылезай, или я сам тебя вытащу. Тогда будет ещё хуже. — Н-ни за ч-что, — звёздный лорд подтянул колени к груди и сжался в комок. — А ну хватит ныть! — Удонта внезапно ударяет о стену. — Ты опустошитель или кто?! — Никакой я не опустошитель! Я хочу домой, к своей семье, своей маме! А мой папа прилетит и надает тебе тумаков, вот увидишь… — У-ху-ху, папочкой меня пугать вздумал, да твой папаша… — Йонду осекся. Сказать мальцу, что его отец убийца и урод, который угробил мать, это слишком даже для него. — Слезай, обещаю, что не буду бить. — Чем докажешь? — Питер немного успокоился. В конце концов он пробыл здесь достаточно долго, чтобы понять кое-что. В космосе все чувства притупляются. Постоянная давящая чернота вокруг. Вакуум. От этого первое время невыносимо тоскливо, но потом привыкаешь. Особенно когда за иллюминатором есть туманности, планеты или далёкие звёзды. Тогда всё кажется не таким ужасным. Можно почти забыть о своей собственной планете... — Ишь ты, ещё доказательства требует. Будешь умничать — передумаю. В этот момент живот Питера предательски урчит, и Йонду заливается беззлобным смехом. Это не может не подкупать. Смех — единственное, что капитан время от времени делал искренне. Может, никто этого и не замечал, но Питер точно улавливал. Среди давящей со всех сторон враждебной черноты искренность была на вес золото. Это Питер и понимал. Вернее сказать, ощущал на подсознательном уровне. Звёздный лорд открывает крышку люка, свешивает ноги и смеется в ответ. Удонта замирает. Кажется, он в первый раз слышит, как Питер смеется. Если звук рыданий его раздражал, то смех вызывал смешанные чувства. Это был искренний детский смех. Где-то глубоко внутри стало тепло, но он ни за что этого не покажет. Квилл спрыгивает вниз и протягивает шарик капитану. — Прости, Йонду, я не знал, что это очень важная вещь… — никогда он не просил прощения за свои поступки, но сейчас всё шло по-другому. Центаврианец убирает шар в карман и тянет руку к мальчишке. Во взгляде Питера тут же страх. Быстрая группировка, руки машинально прикрывают голову. Но привычного подзатыльника нет. Есть только большая грубая ладонь на макушке. Мгновение, и она исчезает. Йонду уже медленно шагает по своим делам, а Питер впервые чувствует себя хорошо с тех пор, как его оторвали от дома. Наблюдавший за этой картиной из-за угла Краглин чуть больше узнаёт о своём капитане. Эту ценную информацию он оставит при себе.