Thirteen

      Prima       Прима       Первый       Первый из Первых, самый старший из Тринадцати, Владыка Света и Праймусом благословленный Рыцарь.       Вокруг не было ничего, кроме мрака. Мрак парил вокруг чёрным бархатным покровом, кружил, неслышно подкрадываясь ближе и отступая, и жаждал скорее сжать в когтях свою добычу, растерзать её… Звёзды едва уловимо мерцали, не решаясь противоречить мраку, но порой ярко вспыхивали, разгораясь нестерпимым жаром и обжигая недовольно отступавшую тьму.       И вот однажды пространство дрогнуло, скручиваясь в тугую спираль, а потом раскрылось, как белоснежный бутон невиданного цветка. Потоки света хлынули вперёд, выжигая мрак и рисуя причудливую вязь — не то узоров, не то слов. Белые полупрозрачные, невесомо тонкие нити вились друг около друга, сливались, двоились, ветвились, рисуя диковинный орнамент, сияющий едва уловимым золотым отблеском. Вспыхнул и потонул в чистом сиянии золотой узор… но вскоре ослепительный свет стих, мягко истаяв в задумчиво-нежном полумраке — темнота уже не была непроглядно-чёрной, — ныне она струилась вокруг полупрозрачной, тёмно-голубой, со стальным отливом звёзд дымкой.       И навстречу едва созданному миру поднялся он — рыцарь в белоснежных латах, изукрашенных платиновой чеканкой, похожей на переливы муара на шёлке. Дыхание ветра ласково коснулось его шлема благословением Праймуса, принесло из неуловимой дали добрую улыбку Создателя и шепнуло что-то заветное, древнее, как сам мир…       Он — Первый, кто увидел мир. Мир — но не свет, ибо сам и был светом для других. И поэтому он жил в полной темноте, неусыпным дозором обходя Кибертрон, пока не появились те, кто смог отразить его свет и наполнить его мир собой, принося во мрак одиночества сияние своих Искр — молодых и в то же время познавших всю мудрость начала времён.       Прима. Идущий впереди, вечный и бессменный лидер, чей позывной так сходен с именем самого Праймуса. Тяготы звания обременили его, но, но не смогли заставить согнуться, припасть хоть на клик на колено, опустить шлем — он нёс свой долг с гордостью, расправив плечи и подняв фейсплет навстречу судьбе, готовый сразиться с ней — и победить. Победа или дезактив — для Примы нет полутонов, нет оттенков — он знает, что ради тех, кто за его спиной, надлежит сделать лишь одно — победить. Любой ценой, светом своей Искры — ведь он поклялся, что никто, доверявшийся ему, не пожалеет о своём решении. Долг и честь — не пустой звук для него. И воистину, если Первый чего-то хочет, то он это получит.       Но битвы и пиры, радости и печали — всё настанет позже, когда расцветёт терновник. Ныне мрак нового мира пустынен и заносит песком шаги, редкий рассеянный блик кометы только разжигает тревогу и сожаление. Пыль, пепел и прах — Приме нет тут места, он блуждает в забытье, не ведая, откуда пришёл и куда идёт — нет времени, нет границ, только вечный путь Стража. Тишина ласкает плечи, но Светлому Воину от неё зябко. Но воистину случилось чудо — из пепла забытых мечт поднялся однажды гибкий побег, коснувшись ладони проходившего мимо неусыпным дозором Воина. Первое чудо — значит, скоро пробудится этот мир.       Терновник — вот что любит Прима. Верными шипами тот стережёт покой Первого, теперь темнота не царапает его Искру давней скорбью, что он один во мраке, безмолвен и забыт, ведь никто не знает его имени. Свет не может быть для себя — он несёт жизнь другим, черпая в них силу и разгораясь ярче. Отныне Приме уже лучше, он смеётся, приласкивая побеги и не замечая шипы. Он не одинок, и поэтому отрадой становятся для него белоснежные цветы — как звёзды, но живые и непокорные, дерзкие, шипасто-колкие — это лучше, чем пепельный прах. Первый знает, что это весточка свыше, что скоро окончится его безмолвие и он будет уже не единственным Стражем.       Мгла отхлынула вместе с сотнями ворн к горизонту, оставляя прояснившееся небо. Прима вскинул шлем, встречая подымающееся из-за горизонта солнце. Шаг, ещё шаг, невесомый вздох — и перед Примой простёрся Кибертрон. Бескрайние серебрящиеся равнины и синеющие в утренних сумерках горы, окутанные лавандовой дымкой холмы и прячущиеся в лиловых тенях низины… Кибертрон пробуждался, приветствуя Первого из Первых. И Прима ликующе рассмеялся, шагнув вперёд — это было его время, его Кибертрон. Вторя смеху Примы, из бесчисленных лучей света взмыл ввысь прекрасный Дворец, окутавшийся в белый мрамор, распахнувший крылья-арки мостов и высоко поднявший точёные башни. Дворец Праймов, их общий Дом и Цитадель, маяк, сияющий в самой тёмной ночи — как и сам Прима.       Ветер подхватил восхищённое восклицание Примы, разнёс его искрами по бескрайним равнинам, где — о, Прима знал это! — воспарит над заснеженными горными вершинами Восс, укутается в пугающие туманы Альтигекс, гордо раскинется великолепными садами Праксус… но одному Приме было не справиться — да и не смог бы он возвести столь дивные дворцы — он Воин и Хранитель, но не зодчий, не одарён талантом из грубого камня создать вековечную красоту арок и галерей, башен и залов. Нет, Приме нужен кто-то ещё, кто сможет сотворить чудо, настоящее чудо среди этих холмов и долин, пока Прима будет ревностно оберегать покой создателя. Да и не суждено Первому заложить первый камень в основание грозного Тарна, не его рука спроектирует лабиринт улочек Симфура — каждому своё владение. Прима не знает, кто пойдет след во след за ним, кто поддержит под локоть, не давая оступиться, кто приложит флягу к губам, утоляя жажду — но Рыцарь уверен в том, что Кибертрон расцветет дивными храмами, садами и дворцами, украшая себя плодами труда Первых, Древнейших, кто видит сотворение мира и сам вносит лепту в его создание.       Иакон. Приме нравится это певучее слово, похожее на отзвук колокольного звона. Да, Иакону быть, пусть сияет роскошно золотом — Прима, даром что не творец, уже знает, что будет Иакон Кибертрону царственное украшение — как дивный венец из чистого золота и с роскошной жемчужиной — Дворцом Праймов. Пусть Иакон, вотчина Первого из Первых, станет для него не только верной крепостью, но и дивным замком, пусть странник найдёт здесь успокоение, а враг — гибель. Прима не знает жалости к тому, кто посягает на его свет, кто тянется отобрать надежду — и тогда, в роковой час, когда о себе заявляет очередной враг, всё меняется. Иакон по одному жесту Примы затворяет врата и прячет взгляды за стенами, оставляя Воина наедине — о, враги не в счёт — со своей тайной.       Только Прима будет знать тёмный секрет Иакона, спрятанный в лабиринте роскошных дворцов и галерей. Только Иакон будет безмолвно на веки веков хранить мрачную тайну Светлого Рыцаря. Роскошный Золотой Полис — отражение благородного Воина, Великолепного Первого, сложный узор улиц — как замысловатое плетение брони, мнится даже при случайном взгляде — не синее небо сверкает в витражах, а отблеск оптики Примы. Прекрасный Дворец Праймов сияет ослепительной белизной, точь-в-точь как его хозяин. Но под прохладными тенями анфилад лежат тишина и мрак, зорко стерегущие загадку. Да, Первый из Первых чист, словно солнечный луч, ярок и быстр, улыбка его рассеет сомнения и тревоги — Великолепному иным не быть. Но знают враги, постигая истину в последний миг, о чём молчит Иакон — верно, словно оруженосец, скрывает тот под роскошной бронёй смертоносный свет Рыцаря. Свет не только дарит жизнь, но и поглощает её, сияя ярче тысячи солнц. И его свет погружает в вековечный мрак… если бросить вызов.       Прима — Светлейший. Светоносный. Ярчайший.       Первый из Первых.