Часом ранее
— Я открою!.. — и не дожидаясь ответа от суетящихся над приготовлением праздничного ужина родителей и только лишь мешающего им Ральфа, Нора поставила бокал с яблочным сидром на столик и поднялась с дивана. Сделав по пути музыку потише, Нора с грустью подумала о том, что Лиа непременно бы, услышав это, в сотый раз отметила, что её музыкальный вкус — ничто иное, а самая настоящая «любовь к старью». И образ убитой подруги на мгновение стал таким ярким, что по пути к двери, в которую не переставали звонить, Нора с трудом смогла справиться с нахлынувшими эмоциями. Но стоило двери распахнуться, как человек на пороге — один из — «накрыл» Нору волной уже других образов. Обычно Нора всегда подготавливала себя к встрече с Шерлоком (и не потому, что он вызывал какие-то особенные эмоции или заставлял нервничать и творить глупости, как это было однажды с другим Уэллом в Джиттерс, а больше потому, что, задумавшись, Нора боялась выдать себя), но сейчас по какой-то причине Нора словно впервые осознала невероятную идентичность всех Уэллсов, пугающе похожих на одно единственное (и по факту даже не принадлежавшее ему) лицо. Не замечая Кейтлин и Циско, Нора смотрела на Шерлока, будто застыв и напрочь позабыв кто именно перед ней находится. — Привет-привет, наша маленькая путешественница во времени! — первым нарушив молчание, Шерлок несколько нетвёрдой походкой вошёл в квартиру и заключил Нору, не понимающую, был ли в его словах какой-то потайной смысл, в крепкие объятия. Но, не успела Нора списать слова Шерлока на алкоголь (которого он, судя по всему, выпил уже достаточно), как вдруг над её ухом раздался негромкий хрипловатый голос: — Время — удивительная вещь, не так ли? Особенно, когда с точностью знаешь, как им манипулировать… И суть уже этих слов (которые были сказаны негромко, чтобы могла слышать лишь она) заставила Нору вздрогнуть в объятиях, в которых её по-прежнему удерживал Уэллс. — Воу-воу-воу!.. Шерлок! — раздался из-за спины детектива недовольный голос Циско. — Шерлёк! Неужели так трудно запомнить? — Да, Шерлёк, Шерлёк! Хорош обниматься и занимать проход, тут скоро всем станет не только тесно, но ещё и неловко. — Неловко? Почему кому-то может стать неловко? Тебе-то уж точно не бывает неловко от моих объятий... — Не припомню, чтобы ты… И что еще за «тебе уж точно»?.. Оказавшись наконец «на воле», Нора проводила препирающуюся парочку рассеянным взглядом, всё ещё думая над словами детектива. Но, закрыв дверь и бросив взгляд на гостиную Нора не смогла не улыбнуться: смех, объятия, вся семья в сборе, праздничный стол почти накрыт. И от переполняющего Нору счастья сердце буквально разрывалось. Но делало это и от той горечи, которая примешивалась следом: рано или поздно ей предстояло вернуться в то место, которое она больше не хочет и не может называть домом. Не хочет называть этим словом пустую квартиру, в которой живёт с матерью, часто находящейся в разъездах. Не хочет возвращаться на работу, в лабораторию, где больше не будет слышен голос подруги, её смех, шутки… Норе предстояло вернуться в мир, где папа давно уже мёртв, а другой человек, к которому она имела неосторожность привязаться, будет казнён. И никакие манипуляции со временем этого не изменят. — Он слегка перебрал в праздновании своего нежелания праздновать этот праздник… — отвлёк Нору от размышлений голос Кейтлин, которая так же, но с улыбкой смотрела сейчас смотрела на Шерлока и Циско . — Счастливый… — Знаешь, после такого я начинаю верить в судьбу. Циско так сильно был привязан к первому Уэллсу, который оказался даже и не Уэллсом вовсе... А теперь каждый новый Хариссон Уэллс — словно попытка вселенной залечить ту боль, которую лже-Уэллс ему причинил. Затаив дыхание, Нора посмотрела на Кейтлин: любые сведения о Тоуне уже давно стали для неё такими же важными «пазлами», какими были и те, что касались её отца и Флэша (Норе всё чаще начинало казаться, что это два совершенно разных человека). Но, видимо, Кейтлин поняла этот пристальный взгляд как-то по своему: — Хм... Кажется, у меня для тебя кое-что есть, — и, порывшись во внушительных размерах сумке (Фрост тоже обзавелась вещами — пояснила мимолётно Кейтлин), извлекла флакон с какой-то жидкостью, — Только родителям не говори. А затем, заговорщически подмигнув, Кейтлин добавила: — Напоила ей как-то твоего отца, чтобы он спел со мной в караоке… А однажды он с ней так переборщил, что кричал на весь бар о том, что он Флэш… — Да ладно? — мигом избавившись от тягостных мыслей, Нора тут же поспешила представить отца в том или ином образе, — Даже не знаю, во что больше вериться с трудом: что папа напился и кричал о том, что он Флэш? Или то, что он пел в караоке! — Кстати, он хорошо поёт! Только не говори ему, что я такое рассказала!.. — Спасибо, — надёжно спрятав в глубине души очередной кусочек пазла под названием «Флэш», Нора коснулась руки Кейтлин, привлекая её внимание и надеясь, что благодарность, которую так сложно было выразить словами, будет отражена в её взгляде, — За всё. — Пообещай только не кричать с балкона о том, что ты дочка Флэша, ИксЭс или типа того, хорошо? — Не буду.***
— И дело было не сколько во вкусе, сколько в хрусте... — Ты хочешь сказать... — Да, в том году я узнала, почему бататы бабушки Эстер были такими вкусными: она никогда не чистила свою сковородку!.. Была ли тому виной алко-сыворотка Кейтлин или же что-то ещё, но Нора, сидя рядом с мамой, с трудом улавливала суть её истории о бабушкиных рецептах на день благодарения. У Норы не получалось сосредоточиться ни на чём, кроме стоящего у камина и жестикулирующего бокалом Шерлока, то и дело отвешивающего ироничные комментарии на каждую мамину историю. По какой-то причине внешность этого человека именно сейчас заставила Нору задуматься о том, каким мог быть Эобард Тоун в обычной жизни. Была ли у него семья? Друзья? Ведь не мог же он всю свою жизнь посвятить лишь вражде со Флэшем, с её отцом? — Позвольте же предложить тост! Прежде всего — за чистую посуду!.. Нора невольно представила сейчас, как, исполнив очередной злодейский план, её учитель приходит домой, похожий на эту квартиру или дом дедушки Джо, где его встречает запах вкусного ужина, приятная музыка и красивая жена. Хотя от последней мысли у Норы почему-то тут же перехватило дыхание, а по телу пробежал неприятный озноб. Поэтому Нора тут же поспешила убрать из воображаемой картины «красавицу жену». — А ещё давайте выпьем за друзей: старых и новых... К тому же, что-то подсказывало Норе, что у Тоуна была совершенно другая жизнь, и приподнять завесу этой тайны или хотя бы сделать более правдоподобную попытку её представить не мог помочь осуществить даже человек, как две капли воды похожий на Тоуна внешне. — Так давайте же выпьем за время… Шерлок на мгновение замолк, и Нора только сейчас поняла, что, похоже, смотрела на него слишком долго, потому что «опомнившись», она уже на себе поймала крайне заинтересованный взгляд, который говорил о том, что даже будучи в алкогольном состоянии, детектив может повсюду видеть загадки и тут же начинать искать пути их решения. — Ты, что, завис? И хватит уже пить из моего бокала!.. — но недовольный голос Циско и его дальнейшие препирательства с Шерлоком помогли «спасти положение». — Знаете, что? Я думаю, что настало время разрезать индейку. Глядя вслед каждому отправившемуся к столу, Нора не сразу заметила подошедшего к ней отца. — Всё в порядке? — сев рядом, он казался несколько обеспокоенным. — Да, просто… — Нора чувствовала буквально давящую изнутри потребность выговориться. Рассказать обо всём. Потому что враньё о Тоуне, равно как и его скорая казнь ежедневно рвали её душу и сердце. Нора была уверена: отец не только непременно всё поймёт, но и, возможно, попытается помочь Тоуну в будущем избежать смертной казни, — Просто… Я хотела извиниться за то, что вела себя так сегодня. Я видела, как ты сомневался из-за меня: стоит ли тебе спасать тех людей... И я хотела извиниться за то, что пыталась уговорить тебя больше не быть тем, кем бы ты всё равно не переставал оставаться даже без своих суперсил, даже без личности Флэша — героем. — Тебе не за что извиняться, Нора. Это я хочу просить у тебя прощения. Сегодня тебе пришлось во второй раз пережить мою смерть — это тяжело. И я бы правда сделал бы всё, чтобы тебе не пришлось расти без меня, но… Не дослушав, Нора крепко обняла отца, не давая ему закончить и решив отложить важный разговор на потом. У неё ещё будет время. У папы и у Эобарда Тоуна ещё есть время. — Ты не можешь. И я понимаю почему, пап. Я правда понимаю. Может быть, когда я стану сильнее, я смогу спасти тебя? — Не сомневаюсь. — Ну, где вы там?.. — раздался недовольный голос Циско, перебиваемый возмущениями Шерлока на тему того, что индейка лишь одна на всех. — Идём? И, следуя за отцом к накрытому столу, за которым собрались уже все близкие ей люди, Нора отчаянно хотела вобрать в себя каждое мгновение этого вечера, который казался утопией на фоне дневных событий, когда её отец, в очередной раз рискуя жизнью, чуть не погиб. Но это лишь ещё больше подвело Нору к важной мысли о том, кто именно ей всё это подарил: друзей, семью, наполненный уютом дом и возможность быть в этот вечер самой счастливой на свете. Да, Нора почти ничего не знала об Эобарде Тоуне: его прошлом, о его семье, привычках, пристрастиях, традициях, которым он следовал в обычной жизни. Будь то празднование рождества, дня независимости или дня «индейки». Но было и то, что Нора знала наверняка: ей каждый раз становилось больно при мысли, что у этого человека могла быть совершенно одинокая жизнь. А что-то подсказывало: это было вполне реально. И в памяти тут же всплыли слова надзирателя, сказанные им в её самый первый визит к Эобарду Тоуну: «За все эти долгие годы заключения, Вы — его второй посетитель». Застыв на месте, Нора ощутила в себе то самое чувство, которое всегда приводило её к безумным поступкам, и за которое мама однажды и прозвала её ИксЭс. Это было чувство, переходящее в острое желание действовать. Сделать хоть что-нибудь. — Я сейчас… — шёпотом произнесла Нора, ни к кому конкретно не обращаясь и молниеносно покидая квартиру, отдаваясь стремительному бегу и силе скорости.***
— Молочный коктейль, десять... ладно, пять... пять бургеров и большую картошку, пожалуйста. Возможно, Нора бы и не пришла за пятнадцать минут до закрытия, но внезапные и часто необдуманные решения — были неизменной её частью. Хотя этот свой визит в Айрон Хайтс — время этого визита — было Норой тщательно подобрано, тщательнее, чем обычно. Сегодня был тот самый день, когда с помощью Тоуна она одолела мета преступника, назвавшего себя Богом Скорости и убившего Лию. Нора помнила, что после того, как злодея арестовали, она почти сразу отправилась переночевать к тёте Джене, чтобы не видеться с мамой, а уже на следующий день после работы хотела посетить Тоуна с полным отчётом о поимке преступника. Нора помнила и то, что прежде чем отправиться к тёте, она зашла купить любимых бургеров, потому что после долгого бега чувствовала, что просто умирает с голоду. Вероятно, это — её второй визит за полчаса и объяснял странный взгляд, подаренный ей кассиром. Забрав заказ, Нора сверилась со временем: для позднего ужина — самое подходящее. И, стараясь не думать о том, что уже завтра Тоуна ждёт его последняя трапеза (на которую её учитель по каким-то причинам выбрал обед из «Большого Брюха»), Нора старалась не думать и об истинных причинах того, почему она оставила в этот вечер семью (пусть и сделала это на несколько секунд) и решила провести время с человеком, которого она практически не знала и который никем ей не приходился, но, казалось, знал её лучше, чем она сама.***
Норе пришлось переждать некоторое время, прежде чем собраться с духом и наконец войти в камеру. Держа пакет за спиной, Нора сделала несколько неуверенных шагов от двери, чтобы оказаться в поле зрения своего учителя. Тоун стоял к ней спиной, но, казалось, её, пусть и бесшумное, появление не прошло для него незамеченным. Его спина и плечи распрямились, после чего он медленно повернулся, и Нора тут же ощутила на себе его пронизывающий взгляд. — Нора… — тихо произнёс он и тут же вскинул руку, останавливая от почти сорвавшееся с языка «здравствуйте», — Но… Какая Нора? А? Определённо, более поздняя чем, та, с кем я разговаривал час назад. — Намного… — Намного! Интересно… Тоун начал мерить камеру короткими шагами, и Нора тут же поняла, что, как человек очень бережно обращающийся с хронологией, Тоун, наверняка, сейчас пытается понять, могла ли его ученица нарушить что-то своим внезапным визитом. И Нора уже было почувствовала, как ком из обиды подкрадывается к её горлу, но решила не придавать значения недоверию Тоуна. У него были на то причины: сегодня, ловя Бога Скорости, она показала не самые лучшие навыки слушать и учиться. — Как Вы поняли, что это не я? — поэтому, решив сменить тему, Нора снова заговорила: — То есть я, но не та, с которой Вы сегодня поймали преступника? — и, словно сама догадавшись, Нора коснулась своих волос и тут же нахмурилась, — По причёске? С косичкой было лучше? А то я как-то даже не подумала… Спонтанное решение… — Нора говорила бы и дальше, сама не зная зачем оправдывая собственную смену имиджа, но, приблизившись к стеклу, Тоун остановил поток её мыслей и слов: — По взгляду. У той бегуньи проблем пока меньше, а тебя уже что-то сильно тяготит. — Сегодня кое-что случилось… — и поведав Тоуну о том, как сегодня утром она чуть было снова не лишилась отца (как и коротко о том, что именно Тоун не только рассказал об отце правду, но и научил её перемещаться во времени, чтобы с ним встретиться), Нора увидела во взгляде учителя то, чего так сильно желала на протяжении всего дня — понимание. Она не знала, чем это понимание было вызвано, но оно стало тем самым, от чего Норе будто бы стало легче. Ведь в глубине души она всё ещё отчаянно желала, чтобы отец перестал быть героем, а был тем, о ком она мечтала с самого детства — просто любящим и живым папой. — Да, Нора, иногда те, кого мы любим и кем восхищаемся, причиняют нам боль, думая, что поступают правильно. И твой отец один из таких. Посчитав, что это хороший момент для того, чтобы спросить наконец о причине вражды отца и Тоуна, Нора уже готова была задать этот давно терзающий её вопрос, как Тоун, словно почувствовав это намерение и желая его предотвратить, проявил внезапный интерес к тому, что она до сих пор держала за спиной. — Что у тебя там? — Ах, да!.. У меня для Вас кое-что есть! Сюрприз. Ну… То есть, это не прямо такой уж и настоящий сюрприз, просто, помните… Ну, конечно, Вы помните, ведь это было для Вас всего час назад… У меня были проблемы с одной вещью… Блин, надо как-нибудь попросить Циско придумать названия для некоторых наших спидстерских штучек. Нет, это, конечно, не штучки… Эта — точно нет, потому что она дико сложная. Ладно… В общем, вот… И, закончив, болтать, Нора мгновенно оказалась у разделяющей их стеклянной преграды. Тоун тоже стоял к стеклу близко, что с точки зрения безопасности и здравого смысла делало её план несколько безрассудным, но просить его отойти Норе казалось грубым и неправильным (после всего, что Тоун для неё сделал — как минимум). Нора не хотела бояться этого человека. Не хотела этого с самой их первой встречи. « — Я не смогу навредить тебе, Нора. Даже если бы хотел...» Нора вытащила из-за спины большой бумажный пакет, и, нервно и коротко выдохнув, фазируя рукой, в которой его держала, преодолела, словно воздух, стекло и, опустившись, поставила «подарок» на пол со стороны Тоуна. — Швей, да? Не представляете, в каких условиях мне пришлось этому научиться!! Нора широко улыбалась, ожидая от учителя похвалу и надеясь, что он не обратил внимание на то, как она нервничала; Нора не хотела, чтобы Тоун подумал, будто нервный выдох означал неуверенность или страх, потому что значил он совсем иное. Но об этом ей говорить своему учителю тоже не хотелось. Ведь изначально Нора планировала устроить Тоуну «сюрприз», удивив его, пройдя сквозь стену. Вот только время для своего визита Нора выбрала неудачно: это было время наказания. Тоуна пытали, а Нора просто стояла за стеной, прижимая к себе бумажный пакет с бургерами для этого человека. Чей крик до сих пор звучал в её ушах и теперь заставлял нервничать, что она может выдать себя — выдать то, что была невольным свидетелем его мучений; свидетелем того, как он кричит от боли, стоя на коленях; как после наказания пытается прийти в себя, сплевывая кровь в раковину, дрожа и упираясь в её бортики… Нора знала о наказаниях. Они никогда этого не обсуждали, но в самый первый свой визит в Айрон Хайтс Норе уже довелось увидеть ту пытку, которой подвергался Тоун. Но именно сегодня это вызвало такие сильные чувства. Возможно, причина была в том, что ещё меньше чем полчаса назад она представляла Тоуна в неком образе весёлого и домашнего Шерлока Уэллса, среди друзей, с красавицей женой. Пусть эта картина, скорее всего, и была далека от реальности, но, оставшись в памяти, никак не вязалась с той картиной, с тем образом, что существовал сейчас в своём единственном экземпляре: камера в тюрьме для опасных преступников, тусклый свет, спёртый воздух и эхом отскакивающие от стен крики, полные боли и отчаяния — жизнь без дневного света, без света надежды и хотя бы чего-то человеческого, не говоря уже о такой роскоши как семейные праздники. Норе пришлось переждать несколько невыносимо долгих минут, прежде чем собраться с духом и войти в камеру. Возможно, она подождала бы ещё дольше, чтобы Тоун не подумал, будто ей довелось быть свидетельницей происходящего, но, кроме жалости и ощущения, словно эта пытка предназначалась и ей, Нора постепенно чувствовала и другое — то, что напугало её и одновременно принесло удовлетворение, — это было желание отомстить надзирателю за причинение вреда её наставнику. И это желание было настолько сильным, что вызвало разряд на кончиках пальцев, который и привёл Нору в чувство, заставив вздрогнуть. Сейчас Тоун смотрел на неё как-то странно, при этом не проявляя ни малейшего интереса к содержимому пакета, а после заговорил, и в его голосе Нора впервые услышала, если не злость, то серьёзность высокой степени — точно. — Никогда так не делай: с тем, кого не знаешь. А меня ты не знаешь, Нора. Тоун замолчал и под его пристальным и буквально ставшим стальным взглядом Нора с трудом подавила желание проглотить ком в горле, который с каждой секундой от обиды становился всё больше и не давал нормально дышать. И лишь понимание причины, по которой Тоун сейчас обратился к ней так строго, вернуло Норе эту способность: он беспокоится за неё, он хочет её защитить. — Но я хочу. Хочу узнать Вас. Нора слабо улыбнулась, произнеся это негромко и несколько растерянно, от чего лицо её учителя почти мгновенно смягчилось, хотя это заявление ему тоже явно не было особо по душе: — Ну, одно ты точно узнала, — наконец подняв с пола пакет и достав один из бургеров, произнёс Тоун более миролюбиво, но явно желая перевести тему, — Только сегодня думал, что в последний раз хочу съесть именно это. — А я взяла и разрушила ваши последние планы в этой жизни… И снова во взгляде Тоуна Нора увидела нечто такое, что заставило её усомниться в своих умственных способностях: она снова сморозила глупость! — Я не специально, — быстро заговорила Нора, пытаясь найти оправдание собственной бестактности, — И вообще, я не хотела… Но подняв руку с уже надкусанным бургером, Тоун снова прервал её хаотичный поток слов: — И в каких же условиях ты научилась этому? Казалось, теперь ему действительно было интересно послушать эту историю. Ведь предыдущая попытка обучения такому навыку, как прохождение сквозь предметы, под его руководством была провальной. И Нора, усевшись на пол рядом со стеклом и наблюдая, как по ту сторону её учитель сделал то же самое, начала оживлённо рассказывать: — Это был полный шрап! Нужно было не дать самолёту врезаться в небоскрёб! Конечно, я была тогда не одна: с папой и дядей Олли, но я тогда жутко психанула из-за того, что у меня не получается! — И что же тебе помогло? Потому что, как мы оба помним, страх смерти на это не особенно способен. — Ваши слова. Помните, что Вы говорили мне, когда пытались этому научить? Тоун, медленно жуя, прищурился, будто в ожидании подвоха. — Вы говорили их и моему папе, да? — Как ты?.. — и, стоило Норе произнести это, как взгляд Тоуна на секунду стал таким, будто этот самый подвох он и получил, — О… — Ага. Он повторил их слово в слово. Повторил их так, словно верил каждому — в силу каждого и в того, кто однажды сказал ему их… — Не говори глупостей, бегунья, твой отец меня ненавидит. — Но ведь так было не всегда, да? Думаю… Думаю, он всё ещё скучает и хранит в сердце того, кем Вы когда-то для него были. Тоун никак не отреагировал на эти слова: молча доедая первый бургер, он либо обдумывал сказанное, либо не считал нужным как-то комментировать то, что заведомо казалось ему чем-то глупым или недостойным внимания. Сложно было сказать. Обо всём, что касалось этого человека Норе очень сложно было сказать наверняка. И, поэтому, решив пока отложить тему их вражды с отцом, Нора задала другой, не менее волнующий её вопрос: — Кто был у вас первым? Потягивая из трубочки молочный коктейль, Тоун молча изогнул бровь. — Ой, то есть я… Я не то имела ввиду, — Нора тут же покраснела, поняв, что формулировка вопроса оставила желать лучшего, — Посетитель. Ваш первый посетитель, тот самый, который приходил до меня. Просто… Надзиратель сказал, что Вас никто не навещает. Что за все эти годы — я второй человек, пришедший к Вам. Но… Но можете не отвечать. Ведь, если этот человек больше не пришёл — он не был кем-то важным. — Нет, он им был. Он был важным, можешь в этом не сомневаться. Только суть в том, что мало, что вообще имеет значение, и мало, что вообще кажется важным, когда до твоей смерти времени остаётся меньше суток. Цени каждый момент, Бегунья. — В музее Флэша говорилось, что Вам дан пожизненный срок... А не смертная казнь… И про наказания там тоже ничего не было сказано… Почему они делают это с Вами? — Нора резко поднялась с места, проклиная себя за вырвавшиеся эмоции, которые она так сильно хотела скрыть. Но слова Тоуна о собственной смерти будто сделали её наконец по-настоящему реальной. Ведь для него действительно пройдёт меньше суток до момента, когда его жизнь оборвётся. А у неё самой скоро не останется больше свободных минут между собственными визитами, чтобы его видеть… Нора уже было отчаянно начала думать о том, что она запросто может навещать его и в прошлом, скажем… год или два назад? Придётся, правда, многое ему объяснить и заново воссоздать ту связь, которую Нора чувствовала между ними, но по крайней мере, она сможет его видеть… От этих внезапных, хаотичных и наполненных отчаянием мыслей Нору отвлёк голос Тоуна, который судя по всему звал её уже не единожды, пока в её голове один за другим проносились поиски решений по предотвращению исчезновения Тоуна из её жизни. — Нора… — Я не... — Нора не знала, что именно она хотела сказать или сделать. Она знала лишь то, что совершенно изначально не хотела перекладывать на Тоуна свои переживания. И сейчас, повернувшись к учителю спиной и утирая выступившие слёзы, думала лишь о том, какой, наверное, глупой и наивной в его глазах она выглядит со всей своей привязанностью, которую Тоун так легко, конечно, распознал. Дочь заклятого врага льёт из-за него слёзы! Но в прозвучавшем голосе не было ни насмешки, ни раздражения, ни той самой жалости, которой обычно удостаивают безнадежных — лишь внезапно взявшаяся откуда-то тоска или горечь, словно каждое слово давалось её учителю нелегко. Этот голос заставил Нору обернуться. — Мне жаль. Не за то, что ты чувствуешь боль от предстоящей утраты. Мне жаль, что по какой-то причине ты вообще считаешь такого человека, как я, этой самой утратой. Нора смотрела на Тоуна, чувствуя, как каждое его слово проникает в её душу, течёт по венам, ощущается разрядом на кончиках пальцев, проникает в сердце, секунда за секундой, будто, наконец, расставляя всё по нужным местам, открывая Норе завесу собственных чувств к этому человеку, которые не имели никакого отношения ни к привязанности, ни к наставничеству, ни, тем более, к простой жалости. Это открывшееся чувство пугало так же, как и делало это недавно возникшее в Норе желание отомстить за мучения стоящего напротив человека. Открывшееся Норе чувство было одновременно прекрасным и болезненным, было тем, конца чего она не желала. Нора осознала свою любовь к Эобарду Тоуну внезапно и в таком неподходящем для этого времени и месте. Но это чувство казалось ей самым правильным из тех, что ей когда-либо доводилось испытывать. Правильным и определённо тем, что уничтожит её, как только этого человека не станет в живых... — Ели бы Вы свои бургеры, пока они совсем не остыли... — назидательно проговорила Нора, шмыгнув носом и мысленно усмехаясь собственным словам, что последовали после такого важного для себя открытия. Нора не знала, сколько прошло времени, но, сидя на полу и впервые за долгое время разговаривая с Тоуном не о проблемах в деле Цикады или проблемах в хронологии, Нора невольно думала о том, какая всё же интересная вещь время. Она могла бы пробыть здесь до самого утра, но вернуться к моменту, когда отец ещё даже не начал разрезать индейку. — Я хотела сказать Вам спасибо, — уже собираясь уходить, Нора решила всё же озвучить то, зачем изначально сюда и пришла сегодня: свою благодарность, — Давно хотела, на самом деле, но у нас в 2018 сегодня День Благодарения… — У нас? Я смотрю, возвращаться в этот год ты пока… или уже не намерена. — Я… — Нора ожидала порицаний за свою очередную глупую привязанность, но их не последовало. В глазах Тоуна второй раз за всё время снова было понимание. Поэтому Нора продолжила, — В общем, сегодня я поняла, что так ни разу и поблагодарила Вас: за всё. За семью, за возможность быть рядом с папой, за эту невероятную жизнь. И, главное — за правду. Тоун молчал, и решив, что он уже просто от неё устал, поэтому просто принял эту благодарность к сведению, Нора развернулась, чтобы отправиться домой, как у двери её догнал серьёзный и с нотками горечи голос: — Не за что, Нора, не за что.***
Маленькая Бегунья исчезла, унеслась, оставив после себя лёгкое ощущение праздника и развороченную душу. И Тоун не мог не задуматься о том, как поистине удивительно время. Не мог об этом не думать, когда уже через несколько часов перед ним снова стояла Нора Аллен. Только вот в глазах её уже не было прежнего восхищения или любви, которую Тоун не так давно и с прискорбием обнаружил. Теперь её глаза горели ненавистью, а из её уст слетали уже не тщательно подбираемые слова и благодарность, а обвинения и недоверие. — Ты правда убил мою бабушку?? — вежливое «Вы», которое так ему нравилось, тоже исчезло без следа. — Да, убил. — На глазах папы? — Верно. Да, время было по истине удивительной вещью, и никакие манипуляции с ним никогда не смогли бы этого изменить...