BiVi

      Быть студентом в чужом городе сложно. Родители перестали высылать мне деньги когда узнали, что я гей. Благо, на бесплатном отделении художественной академии за учебу платить не нужно. Но жизнь молодого студента требовала немного больших затрат, поэтому я всячески пытался найти работу, что выходило с трудом. — Да ладно тебе! — друг детства сидел прямо напротив меня, и потихоньку пил горячий кофе. – Это же просто подработка. Тем более, по твоей специальности. — Специальность то моя, но это ведь психбольница! Мало того, что я гей, а психиатры, давай будем честны, не любят всё связанное с гомосексуализмом! Это во-первых, – с грохотом поставив чашку на блюдечко, я начал загибать пальцы. – Во-вторых, я не представляю, какие личности там могут находиться. Что если один из них просто возьмёт и тыкнет в меня кисточку просто потому что ему не понравится то, как я объясню, или даже, чёрт, – то ли от страха, то ли от возмущения мой голос начал повышаться, – ему не понравяться мои татуировки! – закатываю рукава и тычу руками, покрытыми незамысловатыми рисунками в друга, хотя тот их видел уже не первый раз. — Чонгук~а, ты преувеличиваешь. И вообще, ты не представляешь, чего мне стоило уговорить главврача взять тебя! Деньги нужны? Вот и иди работай! Платят там, кстати, прилично. — Кому в наше время не нужны деньги? – задаю риторический вопрос, но визитку, что протягивал друг, беру. – Спасибо, Чимин~а. – улыбаюсь краем губ, салютуя визитной карточкой в сторону старшего. После небольшого собеседования у главврача и слов "Я от Пак Чимина", меня все же приняли, и тут же объяснили правила, которые я должен соблюдать беспрекословно, дабы не случилось ничего ужасного. Работа учителем по рисованию в психиатрической больнице – что может пойти не так? * * * В свой первый рабочий день я хотел подготовиться очень хорошо. Настолько хорошо, что даже прочитал некоторую литературу про психически больных. О том, какие цвета их успокаивают, а какие наоборот, приводят в ярость. — ... и да, мелкий, главное, разговаривай с ними спокойно. Если видишь, что чувак уверен в своей правоте, даже если это и не так, не убеждай его в обратном, не ругайся с ним. Лады? – уже более часа по пути на работу, я разговариваю с человеком, который всегда и во всем мне помогал, который, к тому же, когда-то учился на психолога, и который сейчас даёт мне советы. — Лады, – вроде все просто и понятно. – А ты уверен, хён? Ну, ты же бросил учебу года два назад. Юнги, ты точно все помнишь? – черт, почему я так нервничаю? Нужно успокоиться. — Мелочь, успокойся. Не на войну же идёшь, – усмехается старший, а мне хочется его стукнуть. – Все будет хорошо. – Глубокий вдох и выдох. **** Я уже поднимался по лестнице, ведущей на этаж, где находилась комната, в которой буду заниматься с пациентами, как вдруг увидел Чимина, выходящего из врачебного кабинета с опущенными плечами и грустью в глазах. Я хотел было подойти к другу, но увидел господина Кима, главного врача, вышедшего из кабинета следом за Чимином. — Прости, Чимин. Он эмоционально нестабилен. Я не могу его выписать, пока он сам не захочет исправится и осознать, что он действительно болен. — Он никогда не признает этого! Сокджин, как ты этого не поймёшь? Он не считает гомосексуализм болезнью! Да разве это болезнь? – выкрикивает Чимин, чуть ли не топая ногой от отчаяния. — Помимо этого, у него ещё и биполярное расстройство. Чимин, я понимаю, что он твой друг, – рука Сокджина опускается на плечо друга, – но он мой пациент, в первую очередь! Я бы его давно уже выписал, если бы у него не случались рецидивы. — Они случались из-за тебя, Сокджин, – друг ведёт плечом, скидывая руку врача с себя. – Если бы вы не провоцировали его своими рассказами про ненормальность гомосексуализма, – друг тяжело вздыхает и прикладывает руку ко лбу. – Скажи мне Сокджин, для тебя это дело принципа? — Что именно? – человек в белом халате прячет руки в карман. — Исправить, – брюнет пальцами показывает кавычки, усмехаясь, – его ориентацию. Сокджин опускает взгляд и тяжело вздыхает, а затем извинившись, уходит прочь, пока Чимин не взорвался от негодования. Я только хотел было подойти к другу, но тот смахнув слезы с глаз, направился в противоположную от меня сторону. Я был немного растерян, ибо не знал, что у старшего есть друг в этой больнице, который, судя по разговору, болен. Конечно же, я был на стороне друга, ведь быть геем, не значит быть психически больным. Меня вообще раздражает то, что людям так важно, с кем ты спишь. Будто им нечем заняться! Я углубился настолько в свои мысли, что не заметил парня, идущего мне навстречу, и случайно врезался в него. — Привет? – хрипловатый бархатный голос пронизывает все тело, заставляя меня поднять голову, и посмотреть в глаза парню, хоть Юнги и говорил, что так делать не следует. – Ты кто? — Ох, привет. Эм.. Не ушибся? – парень напротив отрицательно качает головой, – Я преподаватель по рисованию, – немного улыбаюсь. — Меня зовут Чон Чонгук. А ты? — Гукки, значит, – подходя ближе ко мне и немного наклоняя голову, будто оценивающе, говорит парень и протягивает руку. — Я Тэхён. — Приятно познакомиться, Тэхён, — от меня не ускользнуло прозвище, которым мило обозвал меня парень, но улыбаясь, пожимаю руку. — Ты странный. — Что? — Ты решил быть художником. Да ещё и гей, – это было немного неожиданно, но я не подал виду. – Видимо, совсем своих родителей не любишь, – улыбается. – Пришел сюда на работу, хотя сам, я уверен, боишься здешних, как огня. Думаешь, что убьют тебя, – парень смеётся немного, а у меня в это время земля уходит из-под ног от его красоты. – Знаешь, обычно даже санитары и врачи просто обходят больных стороной, словно они прокажённые, – меня сразу зацепило то, что новый знакомый говорит о больных "они", а не "мы", будто сам не является пациентом. – А ты даже руку пожал. Странный ты. – Тэхен все ещё пожимает руку и улыбается шире квадратной улыбкой, которую многие, наверно, назвали бы странной, но мне она кажется красивой настолько, что бабочки в животе начинают просыпаться. — Я не... – запинаюсь, засмотревшись на парня, что стоял передо мной, держа меня за руку, и излучал какое-то тепло, и... свет, что-ли. – Обычно? Сколько ты уже здесь находишься? — Не знаю, – Тэхен все же отпускает мою руку и начинает идти прямо по коридору. Я тут же ринулся за ним. – Может несколько месяцев, а может и несколько лет. – И увидев моё озадаченное лицо, пожимая плечами, объясняет: – Время здесь по-другому чувствуется. Мы заходим в ту самую комнату, где я должен проводить занятия по рисованию. Техен подходит к мольберту, садится на стул и берет в руки кисти, выжидающе смотря на меня. До меня не сразу доходит, что именно от меня хочет это прекрасное создание, но потом, понимая, сажусь за мольберт и беру в руки кисточку. — Нарисуй меня, – улыбается брюнет, протягивая палитру. – А я нарисую тебя. — Хорошо, – не знаю почему, но хочется слушаться и подчиняться этому бархатном у голосу. Забираю из рук парня палитру и выбираю другую кисточку. Полукруглую и плоскую, чтобы контролировать точность контура, чтобы рисовать необычные и немного неправильные формы. Рука поднимается, опускается в краски, а дальше мозг отключается, ведь когда дело касается искусства, я просто поддаюсь своим чувствам и сердцу. Я не знаю сколько прошло времени, но рисунок получился очень необычным, в светлых оттенках и с нечёткими линиями, но оттого не менее прекрасный. — Вау! – я не заметил, когда он подошёл сзади и начал рассматривать свой же портрет. – У тебя талант, не то что я. – Тэхен вдруг опустил голову. — Покажи мне, – голос немного охрип, видимо, из-за того, что долго не разговаривал, да и во рту резко пересохло. Тэхён разворачивает холст, а у меня остатки разума улетают к чертям. Я не могу отвести взгляда от самого себя же, нарисованного так точно, что у меня перехватывает дыхание. Каждая морщинка, родинка, даже волосы нарисованы очень аккуратно и точно. — Тэхён, это... — Да, знаю. Это ужасно. Я не художник. Нигде не учился, почти даже не рисовал толком нигде, так, только в блокнотике что-то калякал, – шепчет парень, а я не знаю, что хочу сделать с ним: убить, обнять или... поцеловать. — Да нет же, Тэхён! Это прекрасно. Нет, не так. Это волшебно! Нереально! – начинаю шептать, зачарованно смотря на Тэхена. — Правда? – в глазах напротив столько доверия, нежности и чистоты, что кажется совсем неправильным, что это прекрасное существо находится в таком отвратительном месте. — Правда, – он медленно подходит ко мне, робко заглядывая в глаза, будто хочет прочитать, не соврал ли я. — Спасибо, – он подошёл слишком близко, так, что я могу чувствовать его дыхание на своих губах. – Ты первый, кто увидел мои рисунки, – а потом невесомо касается своими губами моих. Меня прошибает током и земля уходит из-под ног, когда он кладет свою руку мне на щеку и начинает углублять поцелуй, сначало кусая нижнюю губу, а потом зализывая ее, а после, сплетаясь языками. Мои руки опускаются на его талию, и хочется прижать его к себе и никогда не отпускать, но он отстраняется немного, разрывая поцелуй, а у меня разочарованный стон вылетает. – Спасибо, – шепчет в самые губы, и меня ведёт, будто пьяного. Руки тут же обхватывают пустоту, голова проясняется, но его уже нет в комнате. Я хочу броситься за ним, но что-то меня останавливает. Чувство, будто ни я, ни Тэхен не хотим выяснять, что же сейчас произошло, и что будет дальше. Я поворачиваюсь к мольбертам и вижу, что моего портрета, которой рисовал Тэхен, нет. Улыбаясь, сворачиваю рисунок с изображением парня, который залез мне в душу, и кладу его в тубус.