Возвращение в Изумрудный лес

Мы возвратимся из дальней дали Стремя в стремя и бронь с броней. Помнишь, как в детстве, когда играли В рыцарей, верных всегда одной. Роальд Мандельштам «Дон Кихот»

— Наполним наши кубки до краев и поднимем их повыше! — могучий голос графа Аксаронского легко перекрыл шум пиршественного зала. — Мы пьем за самого храброго героя нашего воинства — сэра Амадиса из Паллардо! — Сэр Амадис из Паллардо! — сотни голосов сотрясли древние своды, а все взгляды обратились на сидящего за центральным столом статного молодого рыцаря с вьющимися светлыми волосами и правильными чертами лица; он немного смущенно улыбнулся. — Непривычно все это, — негромко сказал Амадис расположившемуся рядом товарищу — кряжистому воину с окладистой рыжей бородой и шрамом на левой скуле. — Расслабься, дружище, ты заслужил, — беззаботно ответил тот. — Война окончена, а ты совершил на ней столько подвигов, что все местные менестрели теперь обеспечены работой на много лет вперед. Да за одну твою атаку на Мосту висельников стоит выпить до дна! — с этими словами рыцарь залпом осушил внушительный бронзовый кубок. — Правда, на мой взгляд, зря ты тогда проявил милосердие к этому лысому подонку — чую, наделает он еще дел… — Полно тебе, Осмонд, — усмехнулся Амадис. — Брунегар лежал с проткнутой насквозь ногой, он бросил меч на землю и сдался. В том, чтобы добить его, было бы мало чести. — Окажись ты на его месте, эта мразь не только снесла бы тебе голову, но еще и труп на куски искромсала — просто для развлечения, — покачал головой Осмонд. — Я — не он, — ответил Амадис. — Может быть, поэтому и не оказался на его месте. — Это верно, — изрек рыцарь. — Эй, виночерпий! Налей нам еще! — Осмонд несколько раз ударил кубком по дубовому столу, так, что запрыгали ближайшие тарелки. Оживленные разговоры и пьяные песни, хохот и стук ножей, треск огня и лай графских гончих, кормившихся у главного стола, сливались в один радостный гул. Бесчисленные горящие факелы и пламя в четырех огромных каминах отбрасывали блики на каменные стены, украшенные гобеленами, оружием и охотничьими трофеями; на множество лиц — старых и молодых, красивых и не очень. Высокие двустворчатые двери зала распахнулись, пропуская шеренгу слуг с подносами. Жареные олени, косули, кабаны, утки, куропатки и другая дичь были щедро приправлены экзотическими пряностями, аромат которых разливался в воздухе, навевая мысль о далеких и таинственных краях вечного лета. — Сэр Амадис! — рыцарь поднял глаза и увидел семенящего к нему полноватого лысеющего господина в алом камзоле с золотым шитьем. — Полагаю, вы меня знаете, я — лорд Гильем с Желтых холмов. — Чем могу быть полезен? — отвлекаясь от созерцания двух ходящих колесом акробатов, спросил Амадис. — Видите ли… — собеседник слегка замялся, но затем собрался с духом. — Я бы хотел предложить вам в жены мою младшую дочь Лейлин. Она — достойная девушка, которая была бы счастлива в браке с таким славным и благородным господином, как вы… Вот, посмотрите — лорд открыл медальон, который до этого, не переставая, вертел в руках. Глазам Амадиса предстал миниатюрный портрет золотоволосой девушки с мягкими чертами лица и легким румянцем на щеках. Несколько мгновений рыцарь внимательно смотрел на изображение, а потом медленно покачал головой. На Гильема это подействовало как вылитый на голову ушат холодной воды. — П-ростите за беспокойство, — запнувшись, ответил пожилой лорд. — Но, если вы вдруг передумаете — обращайтесь… — и, пятясь, ушел. — А, по-моему, зря, — не переставая обгладывать крылышко дикого гуся, сказал Осмонд. — Видел я ее как-то раз — в жизни она выглядит лучше, чем на картинке. В конце концов ты мог пообещать, что подумаешь… — Впрочем, знаешь, дружище, — продолжил рыжебородый, так и не дождавшись ответа товарища, — может быть, ты и прав. Праздновать будем много дней, так что, если останешься, тебе еще не раз предложат кого-нибудь поинтересней. И познатней, хм, — Осмонд отхлебнул красного вина. — Ты ведь останешься? Амадис повторил свой недавний жест. — А куда ты собираешься в таком случае? — удивленно спросил собеседник. — Обратно в Паллардо? — Нет, в Грейтхаллен, — негромко, так, чтобы никто больше не услышал, ответил рыцарь. — Эээ… Грейтхаллен? — Осмонд был в явном недоумении. — А что там интересного? Чем там можно заняться? — Я слышал разговоры воинов. Говорят, что «Когти бури» прямо сейчас направляются туда. — Только не говори, что причина твоего интереса к ним — в том, о чем я сейчас подумал, — опешил Осмонд. Амадис ничего не сказал; ответ можно было легко прочитать в глазах рыцаря. Его боевой товарищ сделал глубокий вдох, явно готовясь разразиться длинной тирадой. — Во имя Аданора, дружище, чтоб тебя… Ты — герой войны, известный по всему Аксарону и далеко за его пределами, и множество девушек мечтали бы… — от возмущения Осмонд прерывал фразы, не заканчивая их. — А ты продолжаешь воздыхать по капитанше, которая отказала тебе три года назад! И которая, к тому же, командует бандой самых отъявленных головорезов на континенте! — У «капитанши» есть имя, — нахмурился Амадис. — И я никому не позволю оскорблять ее. — Согласен, Рейнильда очень красива и обладает определенной… харизмой, — признал Осмонд. — Мне доводилось слышать ее речь перед солдатами в битве у Рассветного камня, в которой участвовали «Когти бури» — это было по-своему… вдохновляюще. Но все же… трудно найти на свете женщину со столь же скверной репутацией — да и среди мужчин в этом с ней мало кто может потягаться. Тот же Брунегар по сравнению с Рейнильдой — воплощение всех рыцарских добродетелей! — Мне все равно, — ответил Амадис. — Я по-прежнему люблю ее. Ты не представляешь, сколько раз она являлась мне во снах… и каждый раз ускользала вновь. — Но… — Осмонд все еще не оставлял надежды переубедить товарища. — В любом случае — она дала тебе от ворот поворот. Как любит говорить старина Мейнард «давайте мыслить магически»… то есть нет — «логически», ох и любят же волшебники всякие мудреные фразочки! Так вот — еще со времен твоей победы на большом турнире в Фенсалире кругом хватало девушек, которым ты был, мягко говоря, небезразличен. А теперь ты уж точно найдешь кого-нибудь в сто раз лучше Рейнильды! — Мне не нужна в сто раз лучше. Кроме нее мне вообще никто не нужен, — проговорил Амадис, глядя куда-то в пустоту. Совсем рядом укротитель огня под восхищенные возгласы зрителей выдыхал столбы пламени, одновременно жонглируя несколькими зажженными факелами. Но, кажется, залети в зал дракон, рыцарь и на него бы не обратил никакого внимания. — Я знаю — теперь она поймет, что я — не просто юнец-выскочка, способный проявлять доблесть лишь на турнирах, и решит, что я — достоин ее. — Ты и тогда был достоин, дружище, — Осмонд положил руку на плечо Амадиса. — Но этот мир, увы, до крайности несправедлив. Он редко дает нам то, чего мы заслуживаем. А Рейнильда, безусловно, здорово ошиблась, когда отшила тебя тогда в Зеленой роще! — Изумрудный лес. То место звалось Изумрудный лес. — Да не важно! Но теперь на нее объявлена большая охота. В скольких государствах Рейнильда приговорена к смерти? В четырнадцати, или их уже больше? «Когти бури» наломали слишком много дров. Ты ведь понимаешь, почему воины обсуждали их местонахождение — они хотят поучаствовать в травле хищника! Дружины сеньоров, городские ополчения, рыцарские ордена, другие наемники, боевые маги — все сейчас гоняются за ней. А уж если собрать вместе награды, обещанные за ее голову в разных землях — станешь богаче, чем император Эольхара. Кстати, он тоже отправил свои войска за Рейнильдой и ее компанией — наверное, это первый случай, когда его солдаты идут в другие страны, чтобы помочь им, а не завоевать! Осмонд остановился чтобы перевести дух. В этот момент сидевший напротив него грузный рыцарь, весь вечер налегавший на местное невероятно крепкое пиво, вдруг промычал что-то невнятное и медленно сполз под стол, откуда через несколько мгновений раздался мощный, протяжный храп. В другой ситуации рыжебородый не удержался бы от ехидной шутки, но сейчас он практически не заметил произошедшего. — Эм, на чем я остановился? — столь вдохновенная речь явно нелегко далась Осмонду. — На императоре Эольхара, — равнодушно ответил Амадис. — Так вот — даже если твоя возлюбленная ответит «да» — куда вы пойдете потом? В Малагар, где Рейнильде грозит колесование? В Остерфолд, где ее хотят подвесить на крюк за ребро? А может, тебе больше по душе Умберианд — и сдирание кожи заживо? А уж к чему ее приговорили на твоей родине — лучше и не вспоминать. Весь мир — против нее, Амадис. — Ну, а я буду за, — ответил рыцарь; обреченность в его голосе странным образом сочеталась с бесшабашной веселостью. — И я не верю в праведность тех, кто сейчас мечтает ее уничтожить — почти все они раньше охотно нанимали «Когтей бури», чтобы те за деньги выполняли грязную работу. Быть может, Рейнильда и ее люди просто узнали слишком многое и стали неудобны? Или дело в том, что она — родом из Чертога надежды — и уже поэтому многие считают, что она не должна жить? — на этих словах кулаки Амадиса сами собой сжались. — Да и потом — четырнадцать королевств или даже сорок — это еще не весь мир. Есть и другие земли — за океаном, на севере… Где-то в обмен на присягу принимают любых изгоев. Мы можем отправиться туда. — Твое путешествие — это поход за смертью, — вздохнул друг. — Но, если отговорить тебя — все равно невозможно, давай я найду нескольких отчаянных парней, готовых поучаствовать в этом безумии — и мы отправимся с тобой? В деле, которое ты затеял, потребуются друзья, способные подставить плечо. Дай мне три дня — заодно пока отдохнешь, ведь ты лишь вчера стер кровь со своего меча, а силы в дальнем странствии будут, скажем так, не лишними! — Не надо, — решительно ответил Амадис. — Эта история касается только меня. Я сейчас схожу в конюшню — посмотрю, как там Шторм. А потом пойду спать. Хочу отправиться в путь еще до рассвета. Провожать не нужно. Прощай, друг, — с этими словами рыцарь поднялся из-за стола. В колышущемся свете бесчисленных огней, в воздухе, наполненном чадом факелов и ароматом хмеля, очертания пиршественного зала и силуэты веселящихся людей делались зыбкими и расплывчатыми, словно во сне. Голоса и другие звуки казались приглушенными, будто доносились издалека. — И все же я полагаю, что ты делаешь ошибку, — проговорил Осмонд. — Но я желаю тебе удачи. *** Тысячи оттенков свежей зелени — такой, что бывает лишь в дни молодого лета… Лучи утреннего солнца, проникающие сквозь густую листву, золотят облака тумана, окутывающего основания могучих стволов… Разливающиеся в воздухе запахи цветов, трав, мхов и росы… Прозрачный ручей, текущий в потаенной долине среди самой густой чащи… И случайная встреча на его берегу. Амадис до сих пор не знал, что же так покорило его. Чудесные бирюзовые глаза с озорными искорками? Столь же необыкновенные волосы — темные, с пепельным отливом? Лукавая улыбка — чуть-чуть кривая, что, впрочем, придавало ей особый шарм? Фигура Рейнильды, сочетавшая в себе одновременно стройность и силу? Красивый и глубокий голос? А, может, нечто совсем незримое, что невозможно описать словами? Сам собой завязался разговор — вроде обычная, ничего не значащая болтовня, во время которой рыцарь и наемница вместе пошли вверх по течению ручья. Но, кажется, Амадис уловил что-то во взгляде Рейнильды… или ему лишь показалось? Когда тропа начала взбираться по крутому склону, рыцарь подал руку своей спутнице, однако та не обратила на жест никакого внимания и продолжила подниматься сама, ловко перепрыгивая через многочисленные камни и корни, обходя ямы и проскальзывая меж колючих ветвей. — Ну вот и все, — сказала наемница, когда они оказались наверху. — Спасибо за компанию, дальше я пойду одна. — Нет, постойте! — рыцарь оказался не готов к столь резкому и неожиданному расставанию, оно подействовало на Амадиса как внезапно пропущенный удар. Его признание было путанным и скомканным — совсем не так Амадис представлял себе слова, которые скажет даме сердца. Однако, что еще ему было делать? Упускать шанс, притом, что судьба вряд ли будет столь щедра, что подарит им еще одну встречу? В конце своей сбивчивой речи он преклонил перед Рейнильдой колено. Даже этот жест получился неудачным — под ногой у Амадиса чудовищно громко хрустнула какая-то ветка, отчего над ближайшими кустами с визгливыми криками взмыла стая желтых птиц. Но еще ужасней был ответ наемницы. — Твоя защита и твое служение — мне не к чему, — усмехнулась она. — Оставь их лучше какой-нибудь из тех восторженных дурочек, что млеют при виде твоих «подвигов» на турнирах, — с этими словами Рейнильда поправила меч на поясе, отряхнула листья со своего плаща и зашагала прочь. Амадис поднялся на ноги и еще немного прошел следом за наемницей. Она его не заметила — хотя, скорей всего, просто сделала вид — ведь как Рейнильда смогла бы выжить в Чертоге надежды, будучи такой беспечной? Вскоре за деревьями показались шатры. Над самым большим из них развевался темно-синий флаг с изображением могучей когтистой лапы, целиком составленной из серебряных молний — такой же герб был и на одеянии наемницы. Преисполненный отчаяния, рыцарь увидел, как Рейнильда хлопает по плечу одного из воинов, вышедших ей навстречу, а другому позволяет по-дружески поцеловать себя в щеку. Ветер донес и обрывки разговора, в том числе — сокращенное имя, которым соратники звали воительницу — Рейни. Забыть все рыцарские обеты, сорвать свой герб с алыми лилиями и попроситься к возлюбленной в отряд простым солдатом — лишь бы когда-нибудь получить право хотя бы назвать ее так же. Эта безумная мечта вспыхнула в голове Амадиса — и тут же угасла, потому что в этот момент соратники Рейнильды заметили его и явно обратились к наемнице с вопросом о ее загадочном преследователе. Воительница скользнула по стоящему за деревьями рыцарю равнодушным взором и что-то сказала бойцам, махнув при этом рукой; видимо дала товарищам понять, что ситуация — не достойна их внимания. Если бы Рейнильда приказала своим людям схватить незваного гостя — Амадис ощутил бы куда меньше боли и безысходности, чем от этого взгляда, лишенного какого-либо интереса, и от этого пренебрежительного жеста. Не видя ничего перед собой, рыцарь побрел прочь, спотыкаясь, ломая кусты и ветки… на этом его сон прервался. *** Серая дорожная грязь по колено — и такого же цвета небо. Порывы холодного ветра и мелкий моросящий дождь, к которому то и дело примешивался быстро тающий снег — зима в этом году обещала быть ранней. Погоня Амадиса за «Когтями бури» оказалась куда длиннее, чем ожидал молодой рыцарь. В Грейтхаллене его ждало лишь известие о битве, которая произошла между наемниками и армией здешнего монарха — из двухсот человек в отряде Рейнильды были убиты сто тридцать, но за каждого из них король заплатил тремя своими воинами. Выжившим наемникам удалось уйти, но самое главное — командир отряда уцелела! Амадис отправился дальше. В Рейдготланде охотникам удалось взять в плен младшего офицера из числа «Когтей бури». Под жестокими пытками он рассказал о дальнейших планах Рейнильды. Для ее отряда приготовили грандиозную засаду, однако в последний момент наемница узнала о ловушке и резко сменила направление. Королевства, герцогства, графства и княжества менялись одно за другим словно страницы какой-то бесконечной книги. Лишь на излете Месяца холодных слез Амадис выяснил, что практически догнал отряд. В этот день рыцарь пересек границу Глендэйла — земли, где все началось. За время пути Амадис исхудал, побледнел и осунулся. Его сильно отросшие волосы и борода были грязными и спутанными — за несколько месяцев рыцарь словно прибавил добрых двадцать лет. Неважно выглядел и верный конь Амадиса — белоснежный паллардийский жеребец по кличке Шторм. Позади были ожесточенные схватки с разбойниками и ночевки на голой земле, дикие звери и опасные переправы, трудный сбор сведений с недоверчивого люда и собственные зловещие предчувствия. Впереди — безумная надежда и пугающая неизвестность. Поднявшись, Амадис пошарил в седельной сумке и обнаружил, что от его припасов осталось лишь одно сморщенное яблоко. — Прости, старый друг, но это — весь наш завтрак, — вздохнул рыцарь, доставая кинжал, чтобы поровну разделить скудную трапезу со своим скакуном. — Крепись, приятель — мы почти дошли, — Амадис потрепал коня по холке. — Снова этот сон, — думал рыцарь, садясь в седло. — Но почему же на этот раз он так страшит меня? После той встречи в лесу, Амадис пытался скорее забыть о случившемся — но все было напрасно. Рейнильда вновь и вновь являлась ему в видениях и тревожных снах — в самых разных образах. Эти грезы объединяло лишь одно — даже в них возлюбленная всякий раз отвергала и покидала его. Не помогали ни попытки утопить горе в вине, ни искренние советы друзей. «Манеры этой дамы — просто ужасны», «она на целых три года старше тебя, и у нее совершенно точно были другие мужчины», «говорят, что ее банда творила зверства, которые и оркам не снились», — твердили товарищи. «Ну и что?», — неизменно отвечал им рыцарь. Амадис отправился на чужую войну, в надежде что звон стали и рев пламени заставят его наконец забыть о неразделенной любви. Поначалу ему казалось, что это действительно помогло — однако затем образ Рейнильды вновь стал возникать перед глазами. С ее именем рыцарь шел в бой, ей посвящал каждую свою победу. — Скажите, вы не видели воинов с черно-желтыми щитами? Они проходили здесь? Куда повернули? — спросил Амадис у старика, чинившего колесо стоящей на перекрестке телеги. — Еще бы я их не видал! — раздраженно буркнул тот. — Они ж мне повозку и поломали — за то, что на обочину, значится, быстро съехать не сумел! А поперлись они вон туды. Направо то бишь… ваша милость, — крестьянин махнул рукой, указывая направление. — Спасибо тебе, добрый человек, — рыцарь выудил медяк из сильно похудевшего кошелька. Вначале он хотел бросить монету простолюдину, но решил, что старик вряд ли ее поймает, и ему придется долго искать награду в грязи. Поэтому Амадис наклонился в седле и подал деньги крестьянину в руку. — Спасибо большое, господин, — хозяин повозки низко склонил голову. — Вы — совсем не такой как они… Последней фразы рыцарь уже не слышал — он пришпорил коня, устремляясь в указанном направлении. Воины, о которых он спрашивал, были наемниками из числа «Диких котов». Судя по всему, сейчас именно они ближе всех подобрались к отряду Рейнильды. Если Амадис хочет спасти возлюбленную — то ему жизненно важно обогнать черно-желтых. Однако, необходимость поворачивать направо — очень скверная новость. Это означало, что отряд «Когтей бури» загнали в Голодные скалы. Так назывался каменный лабиринт в западных предгорьях Хенгнистиского хребта. В глубоких извилистых ущельях практически невозможно было не заблудиться. Постоянные оползни и камнепады не только хоронили под собой путников, но и меняли рельеф, делая бесполезными любые карты. Едва заметные ручейки от малейшего дождя превращались во всесокрушающие потоки, а в местных пещерах обитало множество хитрых и злобных тварей. Но, несмотря на все угрозы, в эти края по-прежнему стремились охотники, золотоискатели, беглые преступники, а также отчаянные путешественники, рассчитывающие таким образом сократить свой путь через Глендэйл. А значит — Голодные скалы продолжали год за годом собирать богатую кровавую дань. — Впрочем, все эти опасности подстерегают не только Рейнильду, но и ее преследователей, — мысленно успокоил себя Амадис; однако, получилось не слишком хорошо. А этих преследователей было много. Уже через час после разговора с крестьянином Амадис наткнулся на рыцарей, устроивших привал в тени отвесного утеса. Их было около двадцати — и еще примерно сотня оруженосцев и слуг — также на лошадях и при оружии. Они достаточно дружелюбно поприветствовали Амадиса — но никаких полезных для его миссии сведений сообщить не смогли — или не захотели. При этом рыцарь, разумеется, не рассказал охотникам об истинной цели своего путешествия. Отряды встречались все чаще — большие и маленькие, конные и пешие, прекрасно снаряженные и больше похожие на горстки оборванцев с ножами и дубинами. Командирам некоторых удавалось договориться между собой и продолжить путь совместно. Другие, напротив, решили заняться дележом еще не полученных наград — на небольшом каменистом плато Амадис стал свидетелем ожесточенной драки между полусотней гномов и куда более многочисленным, но гораздо хуже снаряженным и подготовленным городским ополчением. Порой попадались даже охотники-одиночки. — Чем они думали, отправляясь на такое дело без товарищей по оружию? — задался вопросом рыцарь. — А, впрочем, вряд ли они — безумнее меня. Ветер яростно завывал в ущельях и пробирал до самых костей. Копыта Шторма скользили на мокрых камнях. Амадис огляделся и понял, что уже в третий раз проезжает мимо одного и того же огромного валуна, чем-то напоминающего человеческий череп. Проклятье… Вполне возможно, прямо сейчас, пока он плутает на этом пятачке, Рейнильда, истекая кровью, из последних сил отбивается от врага, окружившего ее со всех сторон. Интересно, ей приходилось бывать здесь прежде? По идее, воительница должна хорошо ориентироваться в подобных местах — ведь она родилась в Чертоге надежды. И стала первой, кто сумел сбежать из этого проклятого города, который должен был стать величайшим символом процветания и благополучия, а стал самой кошмарной тюрьмой на свете, чудовищным памятником человеческой подлости и жестокости. Амадис сделал несколько поворотов наугад — и за очередным из них услышал шум, который могло издавать только большое войско. Вместе с ним сквозь пелену дождя пробились тяжелые запахи, всегда сопровождавшие армию в походе. А заодно — еще один «аромат», который невозможно было спутать ни с чем. Это был дух самой смерти. Рыцарь пришпорил коня. Вскоре ущелье вывело его в циклопическую кальдеру, со всех сторон окруженную неприступными скалами. «Дикие коты» были уже здесь — как и несколько отрядов поменьше. Вместе они осматривали поле боя. В отчаянии Амадис устремился к центру котловины. Ему попадались мертвые лошади, трупы воинов в черно-желтых, болотно-зеленых, белых и других одеяниях — но ни одного убитого в цветах «Когтей бури». При этом все живые солдаты вокруг напряженно что-то искали, заглядывая под каждый камень. — Люди Рейнильды сумели отбиться от охотников и уйти без потерь? — не мог понять рыцарь. — Но как подобное вообще возможно — при такой разнице в численности? Тут же по двадцать бойцов на каждого из «Когтей бури»! И почему тогда охотники не пустились следом за противником? Что же здесь произошло… Ответы на свои вопросы Амадис получил, доехав до противоположного края котловины. Там находился относительно ровный участок земли, на котором тремя аккуратными рядами лежали мертвецы в темно-синих плащах поверх брони. Поблизости стоял здоровенный лысый детина в форме «Диких котов» и громко орал на одного из своих подчиненных. — Идиот! — рявкнул громила, так что изо рта полетела слюна. — Сколько здесь трупов? — М-м-много, командир Турберт, — пролепетал молодой солдат. — Я это… дальше десяти считать не умею. — А я тебе скажу, сколько! — наемник взревел подобно медведю. — Сорок четыре! А наши разведчики, которые следили за «Когтями бури» с вершины, говорили, что ублюдков было сорок пять! А главное, чтоб тебя тролли драли, этой шлюхи среди них нет!!! — похоже военачальник готов был зарубить незадачливого бойца своим громадным мечом-цвайхандером. — А значит — никакая это, в задницу, не победа! Пока не порешим эту мразь — никакой награды нам не положено! Ты понял, меня, пес шелудивый?! — Но она же была ранена, — дрожа всем телом, проговорил незадачливый вояка. — Я в конце боя своими глазами видал, как стрела попала ей в ногу! — «Попала» — или легонько оцарапала? — прогремел Турберт. — Эта девка — страшно живучая. В отличие от сопляков вроде вас! — гаркнул командир в лицо подчиненному. — Если нигде нет ее трупа — значит она еще не сдохла! — Тут очень сложное место… в смысле — местность… Ры… Ровн… Рейнильда может лежать, например, под тем камнем… Он свалился с утеса уже после того, как все кончилось… — солдат дрожащей рукой указал на лежащий рядом валун размером с небольшой дом. — Так поднимите его и проверьте! И если еще кто-то попытается убедить меня, что тварь мертва, не принеся ее головы, я ему отрежу ноги до колен — и заставлю до самой нашей крепости ползти на обрубках! И всем остальным тупым баранам — тоже передай что я сказал! — с этими словами командир «Диких котов» резко развернулся и заметил Амадиса. — А ты кто? — уже без ярости в голосе, но все еще сердито спросил наемник. — Я… я тоже участвую в охоте, — еле ворочая языком от гнева, соврал рыцарь. — Тогда, считай, что не опоздал, — буркнул Турберт. — Гадины нигде нет. Если найдешь шлюху дохлой — получишь хорошую долю награды, а то на своих тупиц я уже не надеюсь. Но, если вдруг наткнешься на живую — очень не советую лезть на нее один на один — все мои парни, которые столкнулись с ней в ближнем бою, сейчас выглядят как четвертованные. Девка прямо-таки рождена убивать! — судя по всему, противница вызывала у здоровяка определенное восхищение. — Интересно, а в постели она — такая же горячая? — ухмыльнулся наемник. — Понял, иду искать ее, — с трудом сдерживая себя, ответил Амадис. Вначале он решил на всякий случай осмотреть тела «Когтей бури». Чтобы опознать убитых, охотники сорвали со всех шлемы. Дождь уже смыл кровь, оставив лишь застывшие на лицах гримасы предсмертной агонии. Среди погибших Амадис обнаружил двух женщин, но первая, умершая от угодившего в грудь арбалетного болта, была на полголовы ниже Рейнильды, имела короткие рыжие волосы и грубые крестьянские черты. Вторая и вовсе оказалась эльфийкой. Испытав крохотное, но все же облегчение, рыцарь кинулся искать дальше. Он все еще не оставлял веру в то, что его возлюбленная может быть жива. Вдруг после ранения она смогла где-то спрятаться и сейчас находится в своем укрытии? Но где оно может находиться, если участники поиска, похоже, заглянули даже в те трещины, куда и мышь не пролезет? А вдруг Рейнильда сняла доспехи с кого-то из убитых врагов, облачилась в них и сумела незаметно уйти? Амадис слышал, что в прошлом воительнице доводилось проворачивать подобные трюки. Но тогда где-то должна лежать ее броня и раздетый труп кого-то из охотников… — А что, если солдаты изуродовали ее тело настолько, что теперь сами не могут опознать? — рыцарь постарался немедленно прогнать эту мысль, но она не ушла, а лишь затаилась, словно хищник, не желающий так просто отставать от своей жертвы. Воины вокруг, похоже, вняли советам Турберта и принялись переворачивать в изобилии лежащие вокруг валуны — правда, пока только не очень крупные. Начало холодать и темнеть, дождь усилился. И плащ, и вся одежда под доспехами — промокли насквозь. Рыцарь простудился еще несколько дней назад, но теперь его стали одолевать жестокие приступы кашля, от которых порой кружилась голова. Горло горело так, словно он залпом выпил жбан кипятка. Охотники пытались зажигать факелы, но те очень быстро гасли. Потом кто-то притащил дюжину закрытых масляных фонарей. Их желто-оранжевые блики причудливо отражались в латных доспехах, в каплях дождя и бесчисленных лужах. — Толкуют, что сюда скоро приедут какие-то маги, — донеслись до рыцаря слова одного из солдат, совсем еще юноши. — Они-то уж точно унюхают след этой стервы. — И ты думаешь — они нам об этом скажут? — хмыкнул его товарищ, пожилой вояка с арбалетом за спиной и черной повязкой на правом глазу. — Сами найдут, прибьют и заберут все золотишко. Ищи давай, нечего языком молоть. — Аданор милосердный, кажется, я схожу с ума, — подумал Амадис, уже в десятый раз проезжая мимо ничем не примечательной выемки в скале; укрыться в ней было невозможно, поэтому рыцарь, как и все остальные, просто не обращали на нее внимания. — Поглядеть вот здесь, что ли? — мысленно спросил Амадис самого себя. — Понятно, что ничего там не найду, но какой у меня выбор — рыскать там, где я уже дюжину раз все обшарил? Рыцарь спешился, подошел ближе, посмотрел на выбоину под разными углами… и его сердце забилось быстрее. Он обнаружил проход, уходящий прямо в каменную толщу. Более того, тоннель оказался достаточно просторным, чтобы по нему можно было провести коня под уздцы. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто на него не смотрит, Амадис вместе с верным скакуном нырнул в пещеру. Неровный каменный свод укрыл рыцаря от дождя и ветра. Отрывистые команды и брань, ржание лошадей и лязг железа, а с ними — и все прочие звуки снаружи делались тише с каждым шагом. Двигаясь на ощупь, Амадис осторожно пошел по коридору. К счастью, тот пока что не ветвился и не сужался. Внезапная находка придала рыцарю новых сил, однако в душе все равно шевелились сомнения. То, что Амадис отыскал тоннель, совершенно не означало, что это сумела сделать наемница. — Нет! — прервал рыцарь собственную мысль. — Я не буду сомневаться в ней! Она точно нашла способ выбраться отсюда! Жаль ее людей, но, уверен, что Рейнильда отступила только тогда, когда в живых больше никого не осталось, — и он зашагал быстрее, положив руку на эфес меча; в любой момент тайный лаз мог обнаружить кто-то из охотников, а впереди запросто могли таиться кровожадные подземные монстры. Передышка от промозглой погоды оказалась недолгой — вскоре ход превратился в ущелье — очень узкое, глубокое и извилистое. На голову вновь обрушились потоки ледяной воды. Амадиса одолел жестокий кашель, от которого на миг потемнело в глазах. Отдышавшись, рыцарь запрыгнул в седло и, невзирая на смертельную опасность такой затеи, пустил Шторма в галоп. Скалы вокруг постепенно делались все ниже, и вскоре сменились холмами. Через какое-то время расступились и они. К утру тропа вывела Амадиса на идущий через равнину тракт. Дождь закончился — на его место пришел пронизывающий холод. Летом эти края поражали буйством красок, но теперь вокруг расстилалось лишь бесконечное море бурой пожухлой травы, на которую, словно седина, лег иней. Позади брезжил тусклый и серый рассвет. Тучи были столь низкими, что будто давили на плечи. — На Юго-востоке — паромная переправа, а рядом с ней — большая крепость. Вряд ли Рейнильда туда отправилась, — подумал Амадис. — А значит — на Северо-запад! — и с этой мыслью рыцарь поехал дальше. Его расчеты на то, что холод заморозит дорожную грязь, не оправдались. Вскоре немного потеплело, и конь снова стал вязнуть в слякоти по колени и глубже. Из облаков то и дело начинал сыпать мокрый снег. Примерно к полудню путь вывел рыцаря к деревне. Она была самой обыкновенной, похожей на тысячи таких же — с кособокими хатами, крытыми потемневшей соломой, одетыми в рваное тряпье жителями, запахами навоза и кислой капусты, тощей скотиной и сердитыми облезлыми псами. Большинство крестьян столпились у самого большого дома, вероятно принадлежавшего старосте. Судя по всему, они обсуждали кражу лошади, случившуюся минувшей ночью. Амадис натянул поводья и прислушался. В этот момент кто-то из селян обмолвился, что незадолго до происшествия вроде как видел странную женщину неподалеку от стойла. — Как она выглядела? — громко спросил рыцарь, подъезжая. — Ну высокая такая, — оскалив все свои три зуба, ответил рябой крестьянин с клочковатой светлой бородой. — Волосы вроде темные, но, того… непонятные какие-то. И дюже быстро ходила, хоть и прихрамывала. Одета, кажись, в доспехи… Совсем нонче девки стыд потеряли, чего только не удумают… — А украденная лошадь? — резко прервал Амадис деревенского. — Ну, обычная такая кобыла… Серая, худая, низкая, с коротким хвостом, — глаза простолюдина неожиданно вспыхнули. — А может вы это… отыщите ее, сэр рыцарь? А мы вам запла… — рябой и еще несколько крестьян были вынуждены шарахнуться в стороны, чтобы не попасть под копыта; Амадис сильно пришпорил своего скакуна и устремился дальше — все нужные сведения он уже получил. Значит его возлюбленная жива и находится совсем рядом! Похоже, она действительно ранена, но не очень тяжело. Почти угасшая надежда вспыхнула ярко, как никогда, а на место растраченных сил пришли новые. Кажется, они передались даже измотанному Шторму. Уже не обращая внимания на скверную погоду и больное горло, рыцарь продолжил путь. — Что я сделаю при встрече? — размышлял рыцарь. — Вновь признаюсь в любви? Спрошу, помнит ли она меня? Обниму, укрою плащом от холода и ветра? Нет, все это будет позже. Сначала надо подумать о том, как я помогу Рейнильде скрыться от погони. Надо раздобыть для нее другую одежду и нормального коня вместо той клячи, которую она похитила. Вроде глендэйлские дворянки любят красить волосы в рыжий — может, стоит достать нужное для этого снадобье? С новой прической будет меньше шансов, что Рейнильду узнают. Эх, и почему же я — воин, а не шпион, который разбирается в маскировке и тому подобных вещах? Но сперва ведь нужно, чтобы она мне поверила, поняла, что я — не охотник, который решил втереться к ней в доверие, чтобы потом убить. А что, если Рейнильда меня полностью забыла? Нет, такого решительно не может быть! Впереди показался деревянный мост через ручей. Впрочем, осень превратила последний в широкий, бурлящий и пузырящийся поток коричневого цвета. Амадис помнил это место — относительно недалеко отсюда находился Изумрудный лес. В голове чередой ярких вспышек пронеслись щемящие воспоминания о той внезапно прервавшейся встрече. На переправе рыцаря ждал неприятный сюрприз — к столбу у моста был прибит кусок пергамента с портретом Рейнильды. Неизвестный художник изобразил ее с до смешного низким лбом и кривым носом, но вот волосы, разрез глаз, чувственные очертания губ и даже застывшая на них легкая усмешка получились действительно очень похожими. Под изображением была нарисована гора монет — автор позаботился о тех, кто не умеет читать — то есть, о большинстве. Амадис на скаку сдернул листок, порвал его в клочья и выкинул их в воду. Похожие объявления рыцарь сорвал еще на двух переправах и в нескольких деревнях. В очередном селении жители толковали про еще одну недавнюю кражу — пропал старый балахон местного знахаря. Правда, эту мелкую неприятность затмило радостное событие — всего час назад младший сын здешнего мельника нашел в ближайшей роще кольчугу и другие части доспехов. Воинское облачение было завернуто в превосходный темно-синий плащ и наспех прикрыто ветками. Сейчас деревенские решали, кому можно продать явно дорогое снаряжение и как разделить прибыль. — Избавилась от брони, — подумал Амадис. — Наверное, рана сильно разболелась, а лошадь — устала, вот Рейнильда и решила продолжить путь налегке. Но оружие — разумно оставила при себе. Еще через несколько часов скачки рыцарь увидел идущий ему навстречу отряд — десятка три копейщиков и дюжину лучников. — Сэр! — окликнул Амадиса седоусый командир. — А вы, часом, не видели на дороге женщину? Высокая такая, темноволосая, одета как воин? — Видел, как же, — ответил рыцарь. — Ехала вон туда, — он указал в направлении Голодных скал. — На огромном черном коне. А вы сами откуда будете? — Из Заарда, — произнес офицер, поворачиваясь к своим бойцам. — Вы слышали, что сказал сэр рыцарь? Вперед, марш! Начало темнеть. Вскоре впереди показалась развилка с указателем. Дорога, уходящая южнее, вела на Заард. — Раз тамошние солдаты не встретили Рейнильду, она, очевидно, поскакала прямо, в сторону Кстароса, — подумал Амадис, пришпоривая измученного Шторма. Копыта белого жеребца месили непролазную осеннюю грязь. Ветер вновь бросал в лицо мокрый снег. Изредка по обеим сторонам тракта мелькали деревни, окруженные давно убранными полями, а также рощи и холмы. Один из них, намного выше прочих, вздымался точно впереди. Над ним с криками кружило воронье. Дорога взбежала по склону на вершину. Там громоздились несколько поваленных деревьев. Их подобные когтистым лапам мертвые ветви угольной чернотой выделялись на фоне белых хлопьев, падавших все гуще. А еще на холме лежала погибшая серая лошадь — низкорослая, короткохвостая и такая тощая, что можно было легко пересчитать все ребра. Птицы, слетевшиеся на добычу, метнулись в стороны с недовольными криками. Падальщики еще не успели сильно изуродовать кобылу — хотя уже выклевали ей оба глаза. Искать рядом какие-либо следы было бесполезно — дорога раскисла и сейчас напоминала жидкую серо-бурую кашу. В который раз Амадис попытался заставить своего скакуна двигаться быстрее — навстречу неприветливому ветру и сгущающейся мгле. Простуда усиливалась — было тяжело дышать, голова горела, а вздумай рыцарь заговорить вслух, это наверняка стало бы для него настоящей пыткой. Вдобавок заныла рана на левом плече, полученная еще полтора года назад. Давал о себе знать и голод — последний раз Амадис ел вчера утром — да и то лишь половину кислого яблока. Тем не менее, он упорно продолжал путь — его возлюбленная должна была находиться совсем близко. — Она загнала свою лошадь… Надеюсь у Рейнильды еще остались силы передвигаться… А не могла она сойти с дороги? Вряд ли — кругом такая грязь, что в ней запросто можно утонуть… — обрывки мыслей метались в голове, словно вороны, наверняка еще пирующие на том холме… Рыцарь не собирался отдыхать, но под утро, в самые темные предрассветные часы пал его собственный конь. Амадис с трудом поднялся и побрел вперед, даже не бросив прощальный взгляд на погибшего боевого товарища. Притороченные к седлу щит, шлем и сумки рыцарь забирать не стал. После рассвета начало холодать. Лужи покрылись коркой льда, а с небес посыпала мелкая снежная крупа. Одновременно с этим дорога стала намного оживленнее и принялась ветвиться — вскоре она разделилась на две. Не зная, куда могла пойти воительница и не получив никаких подсказок от других путников, Амадис наугад свернул направо. Но буквально милю спустя — оказался на перекрестке, где выбирать пришлось уже из трех вариантов… Сколько времени он плутал в лабиринте разбитых дорог? Сутки? Двое? Трое? Еще дольше? Дни и ночи сливались в один сплошной кошмар. Рыцарь шатался как пьяный, глаза застилал кровавый туман, сквозь который были едва различимы города и деревни, леса и равнины, купеческие караваны и одинокие странники. Где сейчас Рейнильда и жива ли она? Вдруг она погибла из-за того, что он где-то свернул не туда или двигался недостаточно быстро? Погибла из-за него… Или гибнет прямо сейчас, совсем рядом? Вдруг после всех бессонных ночей, сражений с бандитами и других испытаний ему не хватило считанных минут, чтобы спасти любимую? Такой глубокой безысходности и отчаяния Амадис не ощущал, наверное, даже в момент, когда наемница прогнала его прочь. Она по-прежнему являлась рыцарю в его воспаленном сознании, и каждый раз эти видения были все более странными и безумными… А, быть может, все происходящее — лишь ужасный сон? Но когда он начался? В момент, когда Амадис прибыл в Глендэйл или раньше? А вдруг в Изумрудном лесу его возлюбленная на самом деле приняла другое решение? Но как пробудиться от этого кошмара — и не окажется ли, что сама Рейнильда была лишь плодом его воображения? А, быть может, он уже умер — и Аданор призвал его к себе, за Белые Рубежи, но счел недостойным — и обрек на вечные страдания? Сквозь серую утреннюю хмарь по левую руку от дороги показались зыбкие очертания Изумрудного леса — сейчас голого и мертвого. А впереди возник небольшой городок. Амадис не помнил, как тот называется и посещал ли он его прежде. — Надо добраться до него, купить хоть какой-нибудь еды, и, если повезет — лекарств, — эта мысль словно пламя свечи зажглась в застилавшей разум тьме. — Вдруг за очередным поворотом я увижу Рейнильду, в одиночку бьющуюся с толпой охотников? Смогу ли я спасти ее, если еле стою на ногах? И отдохнуть надо… хоть немного… отдохнуть… Спотыкаясь и поскальзываясь, рыцарь добрел до ворот в невысокой обветшалой стене. За ними начиналась узкая корявая улица, не замощенная и грязная. Стоящие по обеим ее сторонам дома выглядели лишь немногим лучше, чем в деревнях. В воздухе висели запахи очагов, помоев, требухи и давно не стиранной одежды. — Хорошо бы добыть и коня, — думал Амадис. — Но моих денег хватит лишь на пару подков… Тогда, быть может, надо его… как Рейнильда? — прежде одна мысль о краже показалась бы рыцарю чудовищной, но сейчас он поймал себя на том, что совершенно спокойно рассуждает о подобной затее — главное, чтобы она повысила его шансы спасти возлюбленную. Впереди послышался гул толпы. Вскоре улица вывела Амадиса на главную площадь. Кажется, тут собрался весь город. Мужчины и женщины, дети и старики, купцы и ремесленники, стражники и попрошайки — все они стояли здесь, взволнованно что-то обсуждая. Сил протискиваться между тесно стоящими людьми у рыцаря не было, однако вид этой толпы почему-то вызвал у Амадиса сильнейшую тревогу. — Что здесь произошло? — хриплым голосом спросил рыцарь, обращаясь разом ко всем. Ему откликнулся пожилой дородный господин с обрюзгшим лицом и жидкими седыми волосами, одетый в роскошный по местным меркам зеленый плащ с меховым воротником. Мужчину сопровождала такая же полная и крайне сердитая женщина в годах, видимо — жена. — О, сэр, — ответил господин, при этом его глаза суетливо забегали. — Произошло тут необыкновенное. На самом рассвете заявилась в город девица. Хромала жутко, чуть не падала на каждом шагу. Одета в какие-то лохмотья с капюшоном — лица под ним ну совсем видно не было. Сперва поглядишь — вроде нищенка какая-то. А посмотришь получше — понимаешь, что стать-то у нее, того… совсем не нищенская. Зашла она, значит, в таверну, что на другом краю площади стоит, шепотом попросила хоть какой-нибудь еды и воды. Деньги, говорит, есть. Так бы покормили ее и отпустили восвояси — но у Ревиса-трактирщика — глаз-алмаз! Сумел он как-то этой стерве под капюшон заглянуть, и — ба! Это ж та девка, чей портрет на каждом столбе висит! Видать, в сильном отчаянии была, коли к людям вышла! Услышанное подействовало на Амадиса как удар молнии. Он бросился сквозь толпу нещадно работая локтями. Собеседник засеменил за ним, продолжая тараторить с бешеной скоростью. — Ревис, конечно, страшно испугался и сразу послал кухонного мальчишку ко мне, а мы с ним — помчались к Лундврехту-алхимику. А тот говорит — как раз давеча приготовил крысиного яду — одной каплей семерых здоровых мужиков вмиг угробить можно! Обождите, мол, чуть-чуть — и конец злодейке. Трактирщик, значит, расстарался, велел приготовить для девицы самую лучшую отбивную и налить большую кружку отменнейшего пива, а Лундврехт — и туда, и туда снадобья своего щедро добавил. Ну и решил Ревис для верности сам кушанье гадине подать. Та на мясо с пивом набросилась, будто зверь дикий, но потом вдруг остановилась, и посмотрела так странно — поняла видать, что помирает. И тут как достала из-под своих тряпок меч! И располосовала беднягу Ревиса будто тушу на бойне — тот даже охнуть не успел. Народ весь портки от страха обделал, а дрянь эта оружие свое выронила, и сама на пол хлопнулась! Рыцарь по колено проваливался в грязь, спотыкался, буквально расшвыривал в стороны мешающих пройти людей, вслед ему летели проклятья, гнилые овощи и даже камни. Собеседник не отставал, его супруга также молча следовала рядом. — Ну тут Лундврехт всем говорит — без паники, мол, сдохла тварь, помогите трупы вынести. Подходит он к девице, нагибается… А та как встрепенется, да как саданет ему пальцем в глаз! Он в крик, а мерзавка эта — схватила его за волосы и со всего размаху головой об угол очага приложила! Размозжила Лундврехту башку, как куриное яйцо. Люди, конечно, разом прочь побежали — они мне, собственно, потом все и рассказали. Ну, а девка эта — доковыляла до порога, вышла на улицу — и тут же — опять наземь. С час уже там лежит, да все к ней подойти боятся — даже стражники. Вдруг негодяйка жива еще — и только и ждет чтобы еще кого убить? Она ж хитрая как змея, да и родилась в этом треклятом Чертоге надежды — а там яд прямо из земли сочится! Но вы, господин, вижу, боец бывалый — может подойдете к ней, да ткнете мечом разок-другой, а лучше — сразу голову ей снесете? Она нам нужна, чтобы золото получить. А труп мы, наверное, за ноги у ворот подвесим. Хорошую часть награды вам дадим, слово бургомистра! Взревев словно раненый зверь, Амадис ринулся вперед, сбил с ног пару зевак, наконец вырвался на свободную часть площади и бросился к лежащему у распахнутых дверей трактира неподвижному телу. Губы Рейнильды были слегка приоткрыты, руки — раскинуты в стороны, в необыкновенных бирюзовых глазах застыло нечто похожее на удивление. Волосы воительницы были в хаосе рассыпаны по земле, правую щеку пересек шрам, явно полученный достаточно давно — возможно год или два назад. Левое бедро перехватывала наспех сделанная повязка, насквозь пропитанная кровью и гноем. — Рейнильда, только не это… — проговорил рыцарь, садясь на землю и склоняясь над возлюбленной. — Пожалуйста… Во имя Аданора, во имя всех богов на свете… Ты не умерла, я точно знаю… Дай хоть крохотный знак, что ты жива — и я вытащу тебя отсюда… Пусть ты потом вновь навеки прогонишь меня прочь, главное, чтобы ты выжила… Этого мне будет достаточно… Но Рейнильда не отвечала. Воительница не дышала, ее сердце не билось. Амадис взял возлюбленную за руку и понял, что пальцы наемницы уже начали коченеть. — Нет-нет-нет! — шептал рыцарь, пристально вглядываясь в лицо погибшей, будто все еще надеясь, что она его услышит. — Я не должен был опоздать… Все не должно было закончиться вот так… Прости меня… В этот момент прекрасные черты внезапно накрыла широкая тень. Над рыцарем и наемницей нависла грузная фигура. — Тебя просили отрезать башку этой шлюхе, а не лобызаться с ней! — грубый неприятный женский голос раздался прямо над ухом Амадиса. — Или ты сам — из ее своры? Рыцарь поднял взгляд. Рядом, уперев руки в бока, стояла жена бургомистра. — Гляньте-ка! — громогласно продолжила она. — Расселся и еще голову этой собачьей дочери себе на колени положил! — Любовничек ее, что ли? — она набрала в грудь побольше воздуха и от души плюнула на тело Рейнильды. Вернее — попыталась плюнуть. Мгновенно выхваченный из ножен меч Амадиса сверкнул серебряной молнией, с шипением вспарывая воздух. Оставляя за собой шлейф алых капель, отрубленная голова бургомистровой супруги перелетела через всю площадь, грохнулась у коновязи и была раздавлена копытами лошадей. Тело повалилось наземь как мешок. Кровь, дымясь, хлестала из разрубленной шеи, смешиваясь со снегом и грязью. Площадь охнула, толпа в страхе отпрянула на несколько шагов назад. Рыцарь перешагнул через обезглавленный труп и принял боевую стойку. — Бей его, ребята! — этот крик одного из стражников вырвал людей из оцепенения; несколько мгновений спустя Амадиса атаковали. Рыцарь ушел от направленного на него наконечника копья, рубанул противника по ногам, а когда тот упал — вонзил меч ему в грудь, да еще провернул оружие в ране. Предсмертный крик взмыл к свинцовому небу. Следующему напавшему, здоровенному верзиле с мясницким тесаком, Амадис крест-накрест вспорол брюхо. Увернулся от топора и от кузнечного молота, сделал выпад, полоснул какого-то неосмотрительно подставившего спину стражника… Рыцарь кружился в смертельном танце, а тела врагов валились на землю одно за другим, щедро орошая площадь кровью. Даже в битве у Поющего водопада, защищая обоз с ранеными, Амадис не сражался так яростно и отчаянно как сейчас, когда за спиной у него было лишь мертвое тело. За что он бился? За то, чтобы защитить погибшую Рейнильду от поругания? За сладко-горькую память об их единственной встрече? А, может быть, за ту непрожитую жизнь, в которой возлюбленная не ответила ему отказом? Рыцарь понимал, что вряд ли уцелеет в этой схватке, но ему было все равно — он лишь хотел забрать с собой как можно больше врагов. Амадис продолжал отражать и наносить удары, вкладывая всю свою боль, гнев и отчаяние в каждый из них. В какой-то момент ему под руку попался бургомистр. Явно не горя желанием драться, градоначальник попытался убежать, но рыцарь с размаху рубанул его прямо по голове. Хотя атака явно была смертельной, Амадис еще семь или восемь раз обрушил свой меч на падающего противника, будто мстя за то, что враг собирался сделать с телом воительницы. В следующую секунду на рыцаря кинулся рыжеволосый веснушчатый юнец, совсем еще мальчишка, вооруженный палкой. Амадис уже замахнулся мечом, однако затем просто отбросил нападавшего ударом ноги. Тот упал в грязь, выронив дубину, после чего быстро поднялся и бросился бежать. Еще через несколько мгновений атакующие резко отхлынули назад. Увидев, что рыцарь не пытается преследовать отступающих, стражники и остальные жители начали шумно переговариваться: — Он что, устроил побоище из-за трупа этой бестии? — Застрелите его кто-нибудь! Где Фролл-арбалетчик? — Ты хотел спросить — где его кишки? Да вон они, у стены валяются! — Ну гадина-то в любом случае мертва, так? Нам же все равно куча денег положена? — За него, поди, тоже теперь награду назначат… Тяжело дыша, Амадис убрал в ножны меч, не озаботившись тем, чтобы стереть кровь с клинка. Затем подошел к погибшей наемнице, поднял ее и во внезапно повисшей тишине медленно зашагал прочь. Рыцарь ожидал ножей и стрел в спину, но люди лишь молча расступались, пропуская его. Так, с телом возлюбленной на плечах, он вышел за городские ворота и отправился дальше. Ветер сдувал с лица слезы и жег больнее огня. Три с лишним года назад густые кроны Изумрудного леса мягко шелестели. Сейчас безжизненные деревья лишь мрачно скрипели ветвями. В прошлый раз воздух здесь наполняли сотни ароматов — а теперь вместо них были лишь запахи гнили и сырости. Несмотря на сильную боль в боку — похоже, что в бою Амадиса все-таки зацепили — рыцарь преодолел несколько миль. Судя по темнеющему небу, надежно спрятанное за тучами солнце вновь клонилось к закату. Изгиб ручья, россыпь разномастных камней на берегу — кажется, даже посреди зимы Амадис мгновенно узнал бы место их встречи. Он остановился и аккуратно опустил Рейнильду на землю. Затем обнажил кинжал и, используя его как миниатюрную лопату, принялся ковырять клинком неподатливый мерзлый грунт. Рыцарь рыл могилу много часов. В какой-то момент кинжал сломался — дальше Амадису пришлось использовать его куски. Руки покрылись множеством глубоких порезов, в раны попала грязь, одновременно с этим рыцаря продолжали душить беззвучные рыдания — но он, стиснув зубы, копал дальше, желая отдать возлюбленной свой последний долг. Когда работа была закончена, Амадис вновь поднял воительницу, закрыл ей глаза и горячо поцеловал в похолодевшие губы. — Прощай, Рейни… Прости меня… Как жаль, что все так вышло… — прошептал рыцарь, осторожно опуская тело в яму. Затем он засыпал могилу. Нашел рядом плоский камень, формой напоминающий щит, и установил его на захоронении как надгробие. После чего опустился перед ним на одно колено, обнажил клинок, все еще покрытый кровью до самой рукояти, и упер его острием в землю — словно вручая меч прекрасной даме как символ своего служения. Небо начало слабо светлеть, одновременно с этим стало намного холоднее. Ветра не было — лишь тихо падающий снег. Он ложился на голову и плечи, укрывал, словно мягкое одеяло, даруя долгожданный сон. Сон, что уже никогда не закончится. Сон, в котором рыцарь и его возлюбленная наконец-то были вместе.