О вкусной и здоровой пище

Куруфинвэ, в очередной раз мысленно прокляв синдарскую дуру, сердито посмотрел на Артаресто, степенно помешивающего похлёбку в тарелке. Спокойной жизни снова не намечалось. Даже сейчас, за трапезой, изволь думать, как выпутаться из очередной дурацкой ситуации. Сильмариллы сильмариллами, но Турко… — Артаресто, — начал он было и тут же замолк. Что сказать? Приказать, чтобы тот запретил слугам таскать в комнаты брата подносы еды? Не годится, слуги считали главным совсем не Артаресто. Да и самого Куруфинвэ они не послушали. Ворваться в покои к братцу, надавать тому тумаков, а затем погнать его на охоту или к озеру на соревнования в плавании? Тоже не вариант, тут скорее братец ему тумаков навешает. Попросить одну из увлечённых красотой Турко ниссэ поухаживать за ним и мягко убедить, что в наслаждении пищей тот зашёл слишком далеко и это губительно сказывается на его красоте? Мысль хорошая, вот только… Много ли таких ниссэ осталось? А ведь Куруфинвэ боялся, что брат, едва синдарская дура сбежала от них со своим небритым аданом, начнёт крушить всё, что попадётся под руку, искать драки с первым попавшимся эльда, а то и на охоту помчится, — слишком хорошо, казалось ему, он характер братца знал. Однако Турко заперся в своих покоях, попросив лишь вина и закусок. Куруфинвэ удивился, но не насторожился: желание напиться до беспамятства он понимал, хоть характеру брата это и не соответствовало, ибо тот предпочитал устроить драку, а не попойку. Однако на следующий день Турко попросил ещё закусок, да побольше, чего Куруфинвэ уж совсем не ожидал. Но не насторожился, мало ли как синдарские дуры из закрытых королевств могли повлиять на разум порядочного нолдо. Тем более, дура была хороша, да и камень… О камне забывать не стоило, тем более если к нему вдобавок шла такая эльдиэ, которая вовсе даже полумайэ… Хотя у Куруфинвэ эта дурная парочка пробудила вполне объяснимое желание поохотиться. Что разгонит кровь и нехорошие мысли лучше доброй охоты? Созвав свиту и велев Артаресто сообщить Турко, где их искать, когда тому надоест торчать в тарелках, Куруфинвэ со спокойной душой отбыл в леса. Охота удалась даже несмотря на отсутствие Турко; Куруфинвэ не заметил, как вместо назначенного срока проохотился вдвое дольше. Голову на место охота ставила очень удачно, это он всегда знал. Не спросив Артаресто, как поживает братец, Куруфинвэ без стука вошёл в покои Турко… И едва сдержался от громкой ругани на весь дворец. Турко… даже не поправился. Турко разнесло. Тот, на взгляд Куруфинвэ, стал походить на бочонок, подбородок его скрылся под слоем жира, и теперь даже не верилось, что когда-то Турко был строен. Руки и ноги увеличились в обхвате раза в два, и некогда порхающий эльда передвигался теперь с заметной одышкой. — Да! — Турко с вызовом поглядел на брата. — И к чему мне приятная внешность, если я не смог удержать ту, которая нравилась мне сильнее прочих? И Куруфинвэ, мысленно прокляв дурную принцессу ещё раз, отправился в библиотеку Артафиндэ. Того, кажется, не зря прозвали мудрым, наверняка в его пергаментах найдётся что-то, способное помочь разобраться, с чего же Турко так разнесло. Не прокляли же его в самом деле. В проклятья Куруфинвэ не верил, разумно полагая, что всё можно объяснить научным способом. Однако, надолго его не хватило: заблудившись в непонятных «калориях», «углеводах», «дисбактериозах», «поддерживающих диетах» и «балансах БЖУ», Куруфинвэ понял, что скорее создаст новые сильмариллы, чем разберётся в этих талмудах. А с братом надо было что-то делать… — Я считаю, Турко не помешает отвлечься от мыслей о дочери Тингола, — раздался голос Артаресто, о котором Куруфинвэ за размышлениями уже успел забыть. — И, желательно, отвлечься не на пирожки и жаркое, а на другую эльдиэ. — У тебя найдётся блаженная, которая согласится взглянуть на борова, в которого успел превратиться мой братец, не говоря о большем? — терпение Куруфинвэ и так не отличалось прочностью, а тут лопнуло, как гнилая нитка в шве. Мысль, которую он обдумывал сам парой минут раньше из уст Артаресто прозвучала как-то беспомощно и глупо. В самом деле, где ходят ниссэ, о которых он говорит? Куруфинвэ таких пока не встречал. — Почему сразу «боров»? — тут же раздался недовольный голосок, и напротив Куруфинвэ немедленно очутилась обладательница этого голоска, весьма миловидная эльдиэ в платье цвета сирени. — Я, знаете, никогда не понимала культа худого тела! Тот удивился. Меньше всего стоящая напротив него дева напоминала любительницу вкусно покушать — стройная, как берёзка или одна из ёлочек в ближайшем лесочке. Очаровательная, свежая, как цветок. И слова из книжек Артафиндэ, чтоб его. Она что, в библиотеке пыль протирает? — Я знаю, о чём говорю, — как можно сдержаннее ответил Куруфинвэ. — Нет на свете эльдиэ, которой пришёлся бы по нраву нынешний облик моего… братца. — Но я рискну с вами не согласиться! — красавица тут же ринулась в бой, словно брала уроки красноречия у кого-то. — Ваш брат выглядит привлекательно, есть на что посмотреть и… Впечатление приятное производит. — Она мягко улыбнулась. Куруфинвэ даже раскрыл рот от удивления. Нужные слова ему на ум никак не приходили, виданное ли дело, чтобы такая бабочка могла его смутить! Может, здесь что-то нечисто? Вряд ли, не похожа она на плутовку, житьё в Средиземье общение с эдайн научило его разбираться в окружении?. Через минуту, снова оглядев эльдиэ, он всё-таки спросил: — И вы вполне могли бы соединить свою судьбу с таким… с моим братом? — Да, а почему нет? Я же сказала, что не понимаю культа худобы, — и она вновь улыбнулась улыбкой лёгкой, как лепесток цветка. — Но вы сами при этом как тростинка, — не отступал Куруфин. Она снова улыбнулась. — Может быть, противоположности притягиваются. — Но что, что вам нравится? — голова начинала идти кругом. Артаресто специально подговорил эту берёзку? То-то у неё речь как из книг Артафиндэ, наверняка готовилась, по виду она слишком юна такие слова знать, если только Артафиндэ отвары трав не таскала, когда он свои талмуды сочинял, чтобы провалиться им поглубже! Или Артаресто ей речи сочинял? Нет, слишком простодушен. Но что мешает спросить? — Артаресто, — начал было он, — я понимаю твой порыв, но… — он хотел было сказать, что эльдиэ плохо подготовилась, но не успел — та, собравшись с мыслями, наконец ринулась в бой. — Ну какой вы любопытный… Разве можно сказать, чем нравится чистая вода, безмятежный сон или весенний луг? Куруфинвэ закатил глаза. — То есть… — Ну, я попробую, если так непонятно! Он статный, на него приятно смотреть, он производит впечатление обладателя мягкого характера… После этой фразы Куруфинвэ не слушал: его так поразила характеристика «мягкий характер» по отношению к братцу Турко, что приходилось сдерживать громкий хохот, дабы не напугать красавицу и не нарваться на очередную занудную речь Артаресто. Но всё же он смог его сдержать. — Стало быть, детей от него хотели бы? — выдал он вместо смеха. Эльде смущённо улыбнулась. — Как вы догадались? Куруфинве вздохнул. — Жизненный опыт… — и мысленно добавил «особенно богатый в сфере налаживания общения с возлюбленной». Он ещё не знал, что эльдиэ в тот момент уже обдумывала, как же ей сообщить о своей симпатии его брату, ведь опыта в любовных делах, если это можно так назвать, совсем нет, а ждать милости Эру ей не хотелось. Решиться подойти к мужчине первой и сказать о своих чувствах для народа, из которого она происходила, явление редкое. Потому стоило не перестараться, а быть как можно более деликатной, учитывая, как располнел Келегорм и как к этому относится всё его окружение. Всё, кроме неё, конечно. И эльдиэ, наконец, постучала в дверь. — Простите, если помешала, я принесла вам пирог, — улыбнувшись, сказала она, едва предмет её чувств открыл дверь. — Я сама его испекла, и он ещё горячий… *** Сначала Турко увидел сияющие глаза эльдиэ, а затем в его нос просочился такой манящий запах, что он забыл, чему собирался посвятить это время. — Меня Этувиэль зовут, — прочирикала красавица, едва Турко взял у неё пирог. — Я так рада, что встретила вас!