Деку, Денки, Урарака, Минета, Яоирозу, Тцую…
Шото?
Грязным кулаком в крови он вытирает глаза. Нет, сейчас нельзя. Он не должен сдаваться. Бакуго с трудом поднимается. Ноги не держат, колени и локти в крови, правая рука, вообще, походу, сломана. Скрипя зубами он поднимает голову на солнце. Осталось немного и мёртвый город погрузится в свою первую ночь без огней. А сейчас, пока солнце ещё не село, пока ещё теплится слабый свет, Бакуго должен жить. Он должен найти его. Шатаясь идёт по городу. Городу? Истерически усмехается. Так и рехнуться можно. Возможно ли поверить в то, что всё это — он бросает беглый взгляд на то, что теперь уже никак не назовёшь городом — произошло за один грёбаный день? За этот день? За что?! Зачем ему такие мучения?! Самому прекрасному человеку… На подставленную ладонь опустилась снежинка, тут же сгорая в небольшом взрыве. Январь. Одиннадцатое. Почему? Почему судьба выбрала именно его день рождения. Сегодня ему исполнилось восемнадцать.Должно было исполниться.
Бакуго, рыча, пинает какой-то бетонный обломок. Он рассыпается пылью. Интересно, то, щиплющее в глазах, тоже пыль? Наверняка. Пыль сейчас везде. Гарь, смог, осколки. Всё это опускалось на застывшие развалины вместе с таким долгожданным первым снегом. Бакуго ещё помнит, как какие-то детишки по пути в школу громко смеялись и обсуждали прогноз погоды на сегодня. А где они сейчас? Где все те дети, люди, старики? Пусто. Бакуго искренне надеялся, что гражданских успели эвакуировать. Какие-то младшеклассники утверждали, что будут сражаться, что их способности достаточно сильные. Совсем как они сами. Раньше. Тогда, когда всё ещё было хорошо. Голова кружится. Бакуго уже слишком часто за сегодня видел глюки. Слишком часто, но сейчас он более чем уверен в обратном. Слишком реалистично выглядел. выглядело это. — Нет, — срывается с потрескавшихся губ. — Нет-нет-нет… НЕЕЕТ! Шёпот постепенно превращается в крик, когда Бакуго видит кровь, порванную одежду, ошмётки… то, что осталось от… него. Сердце замирает и тут же начинает бешено стучать, обливаясь кровью. Он находит в себе последние силы и, спотыкаясь, бежит. Бежит к обломкам, под которыми виднеется слишком знакомая рубашка. Бакуго узнал её, хоть она и поменяла цвет с белого на красный. Бакуго снова падает на колени перед телом. Снова отбивает колени. Но сейчас ему плевать. Мысли лишь об одном: Лишь бы не было уже слишком поздно, лишь бы он был жив. Бакуго принимается разгребать щебёнку, обломки, какие-то стёкла. Он приподнимает тяжёлую балку. И чуть не бросает. Еле-слышный стон раздался из-под обломков. Глаза тут же застелила белая пелена, а в голове громким пульсом отдавала одна-единственная мысль.Жив!
Бакуго быстрее заработал левой рукой, беспрестанно шепча любимое имя. Губы сами собой расплылись в глупой улыбки, трескаясь чуть ли не до крови. — Шото, Шото, Шото, Шото, Шото… А потом Бакуго увидел его. Тодороки лежал и слабо улыбался. Всё лицо в застывшей крови, губа порвана, а на голове ужасная рана. Но его улыбка всё равно была самой прекрасной. Бакуго нерешительно протягивает руку, легонько касаясь чужой щеки. Тихо шепчет «не надо» на попытку Тодороки открыть глаза. Но парень не слушается. Щурясь, открывает глаза и улыбается ещё шире. — Кацу-ки.. ты.. жив, — голос сорван, Тодороки хрипит и откашливается. Он нежно улыбается, но его взгляд тут же мрачнеет. — Мои ноги… их оторвало, да? Только сейчас Бакуго заметил отсутствие нижних конечностей. По спине пробежали мурашки, а в горле застрял ком. Бакуго тщетно попытался его сглотнуть. Он коротко кивает, а потом тут же начинает быстро говорить: — Но ты не переживай, мы тебе протезы сделаем, ты будешь ходить, мы ведь победили — будет новый город, ты будешь по нему ходить, вместе походим, — Бакуго остановился лишь тогда, когда на его губы опустился тонкий холодный палец в крови. Тодороки улыбался. Горько и печально. Какая разница, есть ноги, нет ног. Ведь самое главное сейчас то, что они живы. Оба живы. Вместе. По щеке покатилась одинокая слеза, смешиваясь с кровавыми потёками и падая уже кровавой каплей на ладонь Бакуго. — Всё хорошо. Доберёмся до пункта эвакуации и всё будет хорошо. Там нам помогут. Тодороки был счастлив. Счастлив из-за того, что у Бакуго даже мысли не было бросать его. Шото боялся этого больше всего. Кому нужен такой раненый, слабый калека, как он? Оказывается, нужен. Он нужен Бакуго и тот его никогда не бросит и никогда не отпустит. Он понимает это, как только видит горячо любимый алый взгляд. Единственный взгляд, который способен согреть. Бакуго нерешительно, боясь сделать больно, обхватывает холодное запястье Тодороки и, отодвигая, наклоняется ниже, робко и жадно касаясь чужих губ своими. Тодороки углубляет поцелуй, поднимаясь навстречу на локтях, насколько это возможно. Слизывает чужую кровь и, так не решаясь укусить, податливо раскрывает рот, впуская уже просящийся внутрь язык парня. Они одновременно закрывают глаза. Вокруг всё начинает исчезать, обломки, руины, трупы, кратеры от взрывов, пыль и осколки. Всего этого больше не существует. Они снова простые ребята, просто и весело готовящиеся к восемнадцатилетию Шото. В квартире всё ещё стоит наряженная ёлка. Бакуго прячет за спиной гирлянду и, смеясь, просит Тодороки снять старую. Тот с особым энтузиазмом тянет за конец и. Бакуго не успевает предупредить, как большая ёлка с грохотом валится на них обоих. И вот они лежат под ёлкой, запутавшись в обеих гирляндах, смеются и самозабвенно целуются, а Кацуки достаёт из кармана телефон, чтобы запечатлеть очередной счастливый момент на память, тщательно стараясь, чтобы при этом не выпал самый главный подарок — маленькая бархатная коробочка… Бакуго невольно нащупывает её в кармане. Надо же, всё ещё лежит. В голове пролетает безумная идея. Он знает, сейчас неподходящее всё: место, время, обстоятельства. Только чувства подходящие. Тодороки перестаёт отвечать и отстраняется, смотря на Бакуго большими от удивления глазами. На губах играет самая счастливая улыбка, когда он поднимает левую руку, чтобы увидеть блестящее в лучах заходящего солнца серебряное кольцо. Он даже не знает, что ответить, сердце так и норовит выпрыгнуть из груди. Тодороки лишь тянется к Бакуго, крепко обнимая и целуя в шею. — С днём рождения, Шото, — тихо шепчет Бакуго, а потом набирает воздуха в лёгкие и решается на самые важные слова для них обоих: — Ты… ведь выйдешь за меня? — Да, конечно, да, Господи, да, — Тодороки смеётся, плачет и обнимает ещё крепче, позволяя поднять себя сильным и самым надёжным рукам. Бакуго аккуратно обхватывает его, стараясь ничего не задеть и не причинить боли любимому. Солнце зашло. Руины города медленно погружались в почти непроглядный мрак, в гнетущую тишину и в бесконечную пустоту. Небо щедро укрывало раненую землю первым в этом году снегом. Шустрые снежинки покрывали всё вокруг, пытаясь спрятать произошедшее за этот день. И искренне старались не нарушить ту странную печально-счастливую атмосферу, что окружала одного из самых сильных и смелых героев, что сейчас неспеша шёл к пункту эвакуации, неся на руках своё, уже точно-точно своё счастье, глупо улыбаясь и плача от счастья.