Соблазнить или потерять

      Нет, я не извращенец, просто нужно быть полным идиотом, чтобы отрицать привлекательность моего отца. Потрясающий альфа, умный, красивый, сильный. Что ещё нужно таким омегам, как я, чтобы не обращать внимания ни на кого другого? Если подумать, я восхищался им всю свою жизнь. Сколько я себя помню, мы живём в огромном доме без каких-либо проблем с деньгами лишь его стараниями. Работает он действительно очень много. А даже когда не работает, то бывает на конференциях, выставках, играет в теннис с друзьями, или просто уходит куда-то по вечерам. Другими словами, сейчас я его почти не вижу. Только иногда он возвращается домой в то время, когда я ещё не сплю. В такие дни я вижу, как он, не раздеваясь, прямо в костюме, пьёт в прихожей виски и читает книгу. Бывает я подхожу к нему, чтобы расспросить, как прошёл его день или неделя или месяц в зависимости от того, сколько мы не говорили. Я слушаю его, с упоением всматриваясь в его строгие черты лица. Дьявол, как он может выглядеть в свои 39 так, будто ему нет и тридцати. Тем более, что пить он стал довольно часто. Я пытаюсь быть весёлым и непринуждённым с ним, чтобы вызвать хоть мимолетную улыбку. У меня редко это выходит. Как же давно я не видел, как он смеётся. Когда мне было шесть, мой папа умер от рака. Отец делал все, чтобы спасти его. Думаю, он отдал бы даже свою жизнь ради него, но он не мог. После смерти мужа, отец всего два дня не выходил на работу. Эти два дня я плохо помню. А потом он отправился в компанию, как ни в чём не бывало, будто у него никто и не умер вовсе. Так, конечно, только говорили, потому что сразу после смерти близкого человека на работе он был слишком внимателен, слишком спокоен, слишком компетентен. Но я помню, как он возвращался, готовил мне ужин, шёл к себе, а дальше… У нас и правда большой дом, но я все равно слышал эти крики. Крики человека, который в отчаянии пытается смириться с нахлынувшей пустотой в сердце. В один из таких вечеров он разбил вазу. И так сильно поранился, что пришлось вызвать врача — кровь не останавливалась. Тогда я впервые осознал, что теперь я тот, кто должен его беречь. И я старался. Мы потихоньку стали вместе справляться с болью утраты. Когда у него было свободное время, он проводил его со мной, а я пытался подстраиваться под его интересы. Мы были не просто семьёй, но и настоящими друзьями. Я в то время был похож на мальчика-бету, и он относился ко мне так же. Мы ездили на рыбалку, часто сплавлялись по реке, ходили посмотреть на соревнования по борьбе. Сначала мне не очень нравились все эти вылазки — я просто радовался тому факту, что это нравится ему, а потом и сам как-то втянулся. Так хорошо помню выходные, когда он вразрез с тем, как мы обычно проводили время, предложил мне сходить в парк аттракционов. Ну как я мог отказаться от такого? Он, конечно, предложил только из солидарности ко мне, но я надеялся, что ему тоже понравится. Так и случилось! В тот день он так много смеялся, что и я, глядя на это, был абсолютно счастлив. Жаль только, это и был тот день, после которого я больше не видел улыбки на его лице. Вечером у меня началась течка, первая в моей жизни. Как же мне было хреново! Чёрт, я даже альфу тогда не хотел, просто ждал, когда же это уже закончится. У меня поднялась температура, меня начало знобить. Я пытался заснуть, но вместо этого сознание погружалось в какую-то мучительную дремоту. В остальном, я мало помню, что происходило в тот вечер. Однако же запомнил его мрачное выражение лица. Неужели он только тогда вспомнил, что его сын действительно омега? Он и слова мне не сказал, не то, что не поддержал. А потом вообще ушёл. Я думал, что за лекарствами. Но вскоре понял, что это не так — его не было всю ночь. Проспав весь следующий день, я все-таки увидел на прикроватной тумбочке лекарства. Отца же снова не было. Увиделись мы только через день. Он не заходил ко мне в комнату, но мы вместе сели ужинать. Оба молчали. Он будто был…разочарован? Не знаю. Да и я в свою очередь был обижен на него, ведь он даже не поинтересовался о моём самочувствии. На самом деле, мне хотелось разреветься прямо за столом, но тогда бы он, наверное, совсем меня возненавидел. Меня и мою «нежную натуру». С того дня всё стремительно начало меняться. Наши отношения с отцом превратились в нечто похожее на деловое партнерство. Зато в школе ко мне стали относиться куда более…трепетно, что ли. Мне стукнуло четырнадцать, и теперь уже моя внешность стала претерпевать всё новые метаморфозы. Сухое тело приобрело новые черты — округлились ягодицы, появилась талия, на смену выраженному прессу пришли плавные изящные линии живота, изменилось даже лицо. Несмотря на все более холодное отношение отца, мне нравилось быть омегой. Теперь я постоянно ловил восхищенные взгляды окружающих, и это мне льстило. Вскоре я привык к моей новой жизни и начал наслаждаться ею. А потом что-то пошло не так. Очередная течка. Отец, как всегда, ушёл на работу на всю ночь. Я уже понял — ему просто противно видеть меня в таком состоянии. Слабые таблетки перестали помогать — нужно было переходить на новые. Я принял душ и пошёл обратно в свою комнату с единственным желанием — подрочить. Уже начиная представлять всевозможные пошлости, я пересёк коридор, когда услышал щелчок ключа во входной двери. Она открылась, и в то же мгновение мне в голову ударил этот… опьяняющий запах. В ту секунду я чуть было не лишился сознания. Несколько мгновений мы с отцом смотрели друг на друга в недоумении, потом он сказал, что забыл важную папку для завтрашнего совещания и скрылся в своей комнате. Я дрожащей рукой открыл дверь в свою комнату, вошёл внутрь и заперся, пытаясь осознать произошедшее. Этот запах, я все ещё чувствовал его отголоски. Рука потянулась к члену. Я никогда раньше не дрочил, представляя себя вместе с кем-то, просто пытался угасить желание, вызванное животным инстинктом. Теперь же в моем воображении был он — со мной, во мне, делал все, чего требовали наши тела. Я хоть и пытался сдерживать стоны, закрыв второй рукой рот и больно её кусая, но остановиться уже не мог. Помню, как ещё давно — в конце младшей школы — нам рассказывали про половое созревание, про течку, про таблетки и про запахи. Какая-то любопытная девочка-бета была крайне всем этим заинтересована. Она задавала столько вопросов, что учитель начал заметно уставать от них, но все ещё продолжал терпеливо ей отвечать. Помню, как она спросила, почему свободным омегам во время течки стоит оставаться у себя дома. Ведь родители противоположного пола тоже могут почувствовать запах. Учитель сказал, что, разумеется, природой заложено так, чтобы родители не чувствовали своих детей и наоборот. И что именно поэтому дом — единственное место, где омега в таком состоянии может быть в полной безопасности. Тогда что это было со мной? Помню, как после того случая начал шерстить интернет в поисках ответа. Нашёл много порно с инцестом. Спасибо, оно уже и так у меня в голове. Ещё нашёл какое-то исследование, раскрывающее вопрос отсутствия чувствительности между родственниками. Автор даже был удостоен нобелевской премии. Здорово. Конечно, я пришел к очевидному, как мне тогда показалось, выводу: он мне не родной. Сказать честно — я обрадовался этой мысли. «Тогда он, наверное, тоже чувствует мой запах», — думал я. Эта мысль заводила, будоражила воображение, почти сводила с ума. Я действительно хотел этого. У меня были отложены карманные деньги, так что я довольно быстро решил покончить с сомнениями на этот счёт. Взяв стакан, из которого он пил виски, я отправился в медицинский центр. И да, мои сомнения действительно развеяли, подтвердив, что он точно мой отец. Я не стал отвечать медсестре, принёсшей мне результаты анализов, на вопрос, зачем они мне. Действительно, зачем они мне, если я и так перестал смотреть на него как на родственника? К тому времени уже несколько моих течек прошли с его вещами в руках. Это действительно его запах, вне всяких сомнений. И это лучшее, что я когда-либо чувствовал. Меня сильно интересовал и интересует по сей день вопрос о том, чувствует ли он то же, находясь рядом со мной. Быть может, именно поэтому он уходит во время каждой моей течки без объяснений. Может ли быть, что именно он — тот, с кем я должен быть связан всю свою жизнь? Под давлением собственных чувств слишком сложно воспринимать ситуацию адекватно. Если мне так хочется этого, то, быть может, я сам себе всё напридумывал? А он теперь слишком холоден со мной и слишком безучастлив к моей жизни, чтобы я уверился в своих догадках. Я и так около двух лет ходил, как помешанный. Пытался сблизиться с ним, предлагал ему снова съездить на рыбалку. Один раз он окончательно дал понять, что даже если и не будет занят, омегу с собой точно не возьмёт. Забавно все-таки, что единственный человек, которого не устраивает моя сущность — он. Я прекратил подобного рода попытки, но начал другие. Несколько раз во время течки я заходил в его комнату. Я ничего не трогал там, так что если бы он спросил о моем в ней присутствии, то только определив это по запаху. Ещё несколько раз на время этих дней я закрывал в доме абсолютно все окна, чтобы запах не выветривался. Сам подыхая от духоты, я ждал его реакции по возвращении. Однако всё это было столь же бесполезно, как если бы я просто принял блокаторы и отправился в школу — никакой реакции с его стороны не последовало. Сейчас я уже со всем смирился. Просто пытаюсь не думать о нем в этом ключе. Он мой отец и точка. Всё остальное пусть остаётся нездоровыми подростковыми фантазиями, которыми я уже переболел. Единственным напоминанием о них в настоящем является то, что всех альф я сравниваю с ним. В том числе и их запах. Но, надеюсь, и это пройдёт. Мне скоро восемнадцать, а течки без партнёра проходят всё тяжелее. В школе за мной опять пытается ухаживать Рик. Он у нас самый умный, вроде, красивый, да и, кажется, вообще неплохой парень. Во всяком случае, у нас от него все без ума. И вот, сегодня, я снова пофлиртовал с ним, но отказался, когда он предложил проводить меня. Может, мне стоит дать ему шанс? Опять всю дорогу до дома думаю об этом, а ещё о моих будущих отношениях и о моих странных наклонностях. Остался последний поворот к дому, как вдруг живот! Как же больно, даже в глазах потемнело. Ноги начали подкашиваться, а все тело неметь. Это течка? Раньше чем должна быть. И почему снова так странно? Я достал из рюкзака специальную ампулу. Не думал, что она мне когда-нибудь пригодится. Но, кажется, до дома я сейчас не дойду. После нескольких мучительных шагов до ближайшей скамейки сделал себе укол, как учили в школе. Невероятно, прошла пара минут, а мне уже лучше. Это что за чудо-средство такое? Ну да ладно, пора уже добираться до дома. Через минут десять уже на пороге, снова начало тошнить. Я звоню в дверь и соскальзываю по стенке. Что за новая напасть? Мне жарко, меня трясёт и тошнит безумно. Я сейчас потеряю сознание. Надеюсь, отец ещё дома… Очнулся я в своей кровати. Он набирает какой-то номер. — В скорую? Не надо! — Что с тобой? — он озадачено смотрит на меня, чуть менее мрачно, чем обычно, будто даже обеспокоен. — У меня началась течка. Он удивлённо вскинул бровь и переспросил: — Что? — Да-да, я все ещё омега, представляешь? У нас это бывает. — Не разговаривай со мной в таком тоне. Я же знаю, что это не так должно проходить. — Откуда же ты знаешь? Можно подумать, ты хоть раз был рядом, когда я был в таком состоянии. Да что это со мной? Что я несу?! Я сейчас расплачусь. Он опять помрачнел. Я не хотел этого. Черт, моё настроение — как качели. — Ты что-то принял? — Блокатор. Не говоря больше ни слова, он все же набрал номер скорой и через полчаса я был уже в палате под капельницей. Он сидел рядом и молчал. Я хотел извиниться. Нет, я не чувствовал своей вины за то, что сказал. Он и правда нужен мне, когда его нет рядом. Но это не следовало говорить таким образом. Конечно же, когда я набрался храбрости и подобрал нужные слова, снова вошёл врач. — Молодой человек, у вас гормональный сбой. Это не очень серьёзно. Я пропишу вам восстановительный курс, после чего ваши циклы будут проходить не столь болезненно. Однако, несмотря на выпускной класс и близость экзаменов, воздержитесь от приёма других таблеток и не ходите в это время в школу. Возможно, что блокаторы вам вообще никогда не стоит принимать. Поберегите своё здоровье и проведите лучше время со своим альфой. Он указал на отца. Пауза. Господи, что он только что сказал?! Со своим…? Можно провалиться, пожалуйста? Я уже чувствую, как все лицо и уши пылают от стыда. Он тоже молчит? Интересно, о чем он думает. Но мне даже поднять на него глаза неловко. Врач тем временем сказал ещё что-то, освободил меня от капельницы и выдал рецепт, сообщив, что мы свободны. По дороге домой мне все ещё было не по себе. Он за рулём, мы молчим, и эта гнетущая неловкая атмосфера. Просто прекрасно. Он начал разговор, только когда мы зашли домой: — Тебе стоит найти партнёра. — … — После окончания школы я буду давать тебе деньги на квартиру возле твоего университета. Надеюсь, ты будешь жить не один. Особенно, если с тобой случится нечто подобное. — Хорошо. Я двинулся в свою комнату с нестерпимым желанием, скрыться в ней, как маленький зверёк в норке. И с каждым шагом я все больше осознавал его слова. Тяжело дышать. Как бы я хотел не слышать то, что он только что сказал. Горячие слезы окончательно вывели меня из равновесия, и я уткнулся в подушку, чтобы снаружи не было слышно моих всхлипов. Не знаю, сколько времени я провел в таком состоянии, но когда вышел из комнаты, отца уже не было в доме. За то время, пока я восстанавливался и не мог ходить в школу, я провел достаточно времени наедине со своими мыслями, чтобы убедить себя по-другому смотреть на сложившуюся ситуацию. От этих чувств нечего ждать. Он ведь даёт мне замечательную возможность начать новую жизнь без него. Глупо сожалеть об этом. Главное, найти альфу до следующей течки, а то я без блокаторов совсем на стену полезу. Что ж, Рик пришло время дать тебе шанс. Очень скоро у меня появилась компания по дороге домой. Рик и правда был очень милым, воспитанным и добрым парнем. С ним оказалось очень приятно проводить время, а ещё приятнее — целоваться. Так что сегодня я решил позвать его к себе, пока только на фильм и чай. Мы посмотрели какую-то мелодраму, я разумеется, прослезился, а он улыбнулся и вытер слезы, поцеловав меня в нос. Он так мило реагирует на мои омежьи чувства — это здорово. А ещё он всё-таки симпатичный. Я проводил его к выходу и уже собирался, поцеловать на прощание, заматывая его большой несуразный шарф, когда входная дверь открылась. Ну почему именно сегодня ты решил вернуться пораньше?! Ты бы и так, наверное, почувствовал запах другого альфы, но знакомить вас я пока не собирался. Рик ошарашенно посмотрел в сторону другого мужчины. Тот был на пол головы выше него, великолепный до кончиков волос, с лицом точно высеченным из мрамора самым искусным скульптором, из-под его пальто выглядывал ворот кашемировой водолазки, а воздух рядом наполнялся ароматом дорогого парфюма, идеально сочетающимся с его собственным запахом. Чёрт, нём было идеально всё! И прямо сейчас это настолько разозлило меня, что захотелось кричать. — Рик, это мой отец — Джеймс. А это Рик — мой парень. Молодой альфа заметно стушевался. Он, как и я, понимал, что в своей яркой бесформенной куртке и больших кроссовках, с растрепанными волосами, которые так нравятся нашим омежкам, выглядит просто нелепо рядом с этим мужчиной. Они пожали друг другу руки. Отец, что ты творишь? А эта улыбка! Это больше похоже на злобный оскал, ты в курсе? Хотя какая теперь разница. Вряд ли эту волшебную встречу можно чем-то спасти. Естественно, после того дня всё опять пошло наперекосяк. Больше у нас с Риком не клеилось. Я и сам после их с отцом встречи не мог смотреть на одноклассника с интересом — мог только сравнивать его в худшую сторону. Однако скоро экзамены, ещё скорее — течка, а я остался без альфы. Думаю, теперь мне ничего не остаётся, кроме как готовиться к поступлению и пытаться не думать о том, что меня ждёт. Слава богу, учёба мне давалась легче, чем моральная подготовка к физической пытке. Накануне я зашёл в аптеку и купил блокаторы, невзирая на советы врача. Глупо? Возможно. Завтра отец уедет куда-то, на неделю. Я даже не знаю, куда. От него не пахнет другими омегами, когда он возвращается. Хотя бы это меня радует, но почему я снова об этом думаю? Сейчас он всё ещё дома, пьёт виски в гостиной. Я подошёл к нему сзади и положил руки на его твердые широкие плечи. Он вздрогнул; неужели он был так поглощен книгой, что не заметил, как я подошёл? Это забавно. — Можешь не уезжать в этот раз? — Нет. Я знал, что он так и скажет, но слышать это на самом деле куда больнее, чем представлять. — Почему? Он закрыл книгу и посмотрел на меня. — Это важно? — Для меня — да. — Не хочу видеть тебя таким. К моему горлу уже подступили слезы. Да, я знал, что он откажет, но решил в этот раз попробовать уговорить его. — Прошу тебя, мне страшно, пожалуйста, не уезжай, — слезы уже текли по моим щекам, а я всё продолжал пытаться найти в нем хоть каплю сочувствия, — хотя бы раз, всего один раз за столько лет, я не хочу оставаться один. Чуть приблизившись к нему, я попытался приобнять его за плечи, но он высвободился и резко встал с дивана. — Я знаю, ты у меня сильный. Прости, что не могу остаться. С этими словами он ушёл в свою комнату. А я…впервые за все эти четыре года почувствовал сжигающий меня гнев. Как ты можешь оставаться таким уродом? Чувствуешь мой запах? Признай это и купи себе прищепку на нос! Но останься со мной, когда мне настолько страшно, что я пришёл тебя умолять! Нет, я совсем не сильный, но уж точно сильнее, чем ты! Злой и разочарованный, я лёг спать, используя последние часы, когда это можно сделать без проблем. Уже вскоре я проснулся. Тусклый свет ночника освещал мою просторную комнату. Я чувствовал, как из меня неприятно вытекает смазка, создавая дискомфорт даже там, куда бы я сам не дотянулся. Было жарко, хотя проснулся я от того, что замёрз. Хотелось не вставать, но пить, есть, в душ и трахаться, конечно. Я попытался заснуть, вместо этого провалившись во что-то среднее между сном и бодрствованием, так что утром чувствовал себя «лучше некуда». Пить я теперь хотел почти больше, чем чужой член, но встать совсем не мог. Попытавшись сесть на кровати, насчитал около четырёх прикроватных тумбочек вместо одной, но попытку продолжил. Еще чуть погодя я все-таки встал с кровати. Стало так жарко, что прежде чем идти на кухню, сначала решил открыть окно. Когда подошёл к нему, дверь в мою комнату открылась и в неё вошёл отец с какой-то ярко одетой омегой. Что они делают? Он раздевает её? У меня опять не получается ни идти, ни даже сказать что-нибудь. Они легли на кровать. Он продолжает раздевать её, спускаясь поцелуями все ниже, он раздвигает ей ноги, пододвигая к себе. Как он может?! Я же здесь! И я так хочу быть на её месте. Я смог сделать шаг обратно к кровати и схватить его за руку. Тогда же он отпихнул меня так, что я упал. От толчка сильно затошнило, почти вырвало, и я проснулся. Что может быть лучше, чем начать бредить? Оказалось, встать у меня так и не вышло — я просто потерял сознание. Организм привык, что я подавлял инстинкты таблетками. Теперь он сам требует блокаторов. Или хотя бы альфу. А я был так зол вчера, что даже не позаботился о стакане воды рядом с кроватью. Всё из-за него. Я взял телефон и посмотрел на номер отца. Что толку ему звонить? Чтобы услышать очередное «нет»? Сердце опять сжалось. Как же я хочу, чтобы он был здесь, чтобы он взял мою руку, или лучше мой член, или меня сзади. Тело начинает ныть всё сильнее. Минуты тянутся, как часы. Это слишком невыносимо. Но я придумал, на что потрачу остаток своих сил. Дрожащими руками я открыл тумбочку. Нужно две таблетки? Выпью четыре. Запить нечем. Попытался проглотить их прямо так, и в итоге разжевал что-то невероятно горькое. Меня аж передернуло, и этот привкус! После чего взял телефон и написал ему: «Нет, ты знаешь, я все-таки слабый. Такой слабый, что выпил двойную дозу блокаторов. Но ведь тебя здесь нет, чтобы остановить меня». Вдруг он приедет. Стало чуть лучше. Я смог встать — добрался до кухни, принёс воды и еды к кровати. Я все-таки самодостаточный. Нужно возвращаться в кровать. Но я… не…могу. Мне больно. Кто-то кричит, но я как под водой. Чьи-то руки обхватывают меня и тормошат в попытках разбудить. Я открываю глаза и вижу его. Но я могу лишь уткнуться носом в его плечо и пробормотать: — Ты мне снова кажешься? — Нет, я позвонил врачу. Он сказал, чтобы ты вызвал рвоту, пока это возможно. Пожалуйста, сделай, как он сказал. — Тогда ты останешься? — Да. Полностью я пришёл в себя, когда вливал в себя очередной стакан воды с солью, обнимаясь дальше с унитазом. Что ж, мне по крайней мере стало гораздо лучше. Надолго ли? Пока есть время, быстро принял душ и отправился в кровать. Что теперь? Он уйдёт? Сразу, как я подумал об этом, он вошёл в мою комнату с подносом в руках. — Я сделал тебе салат. Поешь, как захочешь. — Я хочу, чтобы ты остался. — Сказал же, что останусь. — А вчера сказал, что уйдёшь. Он ничего не ответил, тяжело вздохнув. Поставив поднос рядом со мной, он подошёл к окну и открыл его настежь. Он такой красивый. Смотрит на улицу и молчит. Время сейчас течёт так медленно, но я хочу, чтобы оно и вовсе застыло. — Скажи, ты ненавидишь меня за то, что я омега или просто чувствуешь мой запах? Он снова шумно выдохнул и ответил, не поворачиваясь ко мне. — Зря ты думаешь, что я тебя ненавижу. — Тогда чувствуешь? — Да. Что-то внутри меня оборвалось. Не радость — какой-то трепет охватил меня. Наверное, стоит сдерживать улыбку. — А я ведь чувствую твой. — … и что? — Я не отталкивал тебя из-за этого. — Зря. Как я хочу, чтобы он думал по-другому. Пусть ему снесёт крышу гон, и он посмотрит на меня иначе! Таблетки ещё блокируют мой запах, я не могу его усилить? Я же уже чувствую, как стало влажно между ног. Просто возьми меня, прошу. Я подвинулся на кровати, будто случайно приспустив душевой халат со своего плеча. Уверен, это движение сильнее распространило мой запах. И я уже чувствую, как усилился его. Он закрыл лицо рукой, зажав себе нос: — Не мучай меня, я пойду к себе. — Сделай это, — не оставляя место иной трактовке моих слов, я чуть раздвинул ноги. В его глазах сверкнула ярость. — Да как ты можешь?! Неужели ты не понимаешь? Я даже смотреть на тебя не могу, не то, что вдыхать этот воздух. Ты ведь наш сын. Я…понимаю… Ему, должно быть, больно. И так было каждый раз, с тех пор как он начал чувствовать мой запах. Конечно, я это знал. Как и знал, что он никогда не смотрел на меня как на омегу. Но внезапная ревность уколола сильнее привычного безразличия. Гори всё в аду, я хочу, чтобы он стал моим хоть сегодня. Я встал и приблизился к нему. Всё моё тело начало гореть. Его запах ещё сильнее, ещё ближе, мне хочется раствориться в нём, как дым в воздухе. Я обвил руками его талию, уткнувшись носом в холодную шею. Он не опускал руку, зажимающую нос, но и не мог сопротивляться. Я осторожно начал целовать его шею. Хотелось бы мне делать это всю жизнь. Скользнув по коже, я поцеловал его родинку и, подобравшись ближе к ключице, начал чувствовать своими губами его сердцебиение. Оно такое быстрое, как и его дыхание. Я знаю у него больше нет сил сдерживаться — нужно лишь сорвать спусковой крючок. Одной рукой я спустился к его паху. Так ты уже так сильно меня хочешь? Поверь, я тоже больше не могу терпеть! — Джеймс, прошу, сделай это, — прошептал я ему на ухо, нежно касаясь губами мочки, — возьми меня. Не выдержав, он убрал руку от лица и вдохнул меня. Наконец-то. Я вдруг понял, что теперь мы не сможем остановиться. Он сильно сжал меня руками и резко притянул к себе, вонзившись в мои губы нетерпеливым поцелуем. Страх, трепет и желание вдруг на секунду уступили во мне какому-то другому чувству — мне показалось, я вот-вот задохнусь… от счастья. Какое же блаженство чувствовать себя в его объятьях, касаться его языка своим. Я даже не могу надеяться, что это повторится. Сжимая руки всё отчаяннее, он обхватил мои бёдра. Наверное, останутся синяки, но мне и их будет мало. Хочу почувствовать, что полностью принадлежу ему. Некогда холодный и неприступный, он выдохнул мне в рот трепетный стон наслаждения, давая понять, что я самая большая его слабость. Он подхватил меня и, сделав несколько шагов к кровати, увлек за собой. Чуть коснувшись простыни мы снова начали растворяться в поцелуях и прикосновениях. Когда он почти освободил меня от халата, то наконец-то стал расстегивать свой ремень. Не в силах оторвать взгляд от его паха, я вдруг почувствовал, как наши запахи начали смешиваться. Я стал дышать воздухом пропитанным им. Я понял, что никогда не чувствовал подобного, словно до этого момента никогда и не был по-настоящему омегой. Я сходил с ума от удовольствия просто смотреть на его тело и понимать, что он сейчас возьмёт меня. Он снова наклонился ко мне, расстегнув ширинку и освободившись от брюк. В его движениях было все меньше терпения, он уже не целовал, а кусал меня, спускаясь к груди. Моё тело покрылось мурашками от удовольствия. Только продолжай… Я же знаю, как животный гон вызывает у тебя отчаянное желание присвоить себе каждый кусочек моего тела. Его рука замерла на внутренней стороне моего бедра. Ну же, прикоснись ко мне там! Я развел ноги ещё шире, ёрзая от нетерпения. Но он колебался. Медлил, но не для продления удовольствия. Он хотел остановиться. Надеялся, что ещё не поздно. Сделав усилие, он чуть отстранился, и я увидел на его щеке след от слезы. В его взгляде было столько отчаяния, сколько я надеялся не увидеть в нём больше никогда в жизни. Это полоснуло по мне раскаленным ножом, и, заметно отрезвив, выдернуло из абсолютной эйфории. Мы застыли друг перед другом словно в оцепенении. Я сделал вдох в попытке произнести «Прости меня», но слова так и застыли в воздухе. Он посмотрел мне прямо в глаза и провёл членом по моему бедру. Его рука скользнула выше и всё же коснулась моей промежности. Я непроизвольно двинулся ей навстречу, насаживаясь на холодные пальцы. По всему моему телу предательски разлилось наслаждение. И оно стало нарастать с каждым его движением. Удовольствие было не только внизу, оно было даже на кончике моего языка. Его пальцы начали двигаться глубже. Нет, не надо! Я же сейчас… Вижу, как по его щекам снова начали течь слезы. Я не могу заглушить боль, но могу помочь ему забыться. Резко освободившись от его руки, я перевернулся на живот и выгнул спину, шире раздвигая ноги. Его запах снова стал сильнее. Ну же! Не думай больше ни о чем! Он одной рукой обхватил меня за талию… Сейчас… Одним резким движением он вошёл до конца. Я хотел этого так сильно, что чуть не кончил в ту же секунду. Мои глаза заслезились от наслаждения. Стало так горячо и так невообразимо хорошо, словно в меня ввели дозу удовольствия, а потом продолжили сильными движениями вводить его снова и снова. Я больше не мог и не хотел сдерживаться. Ещё толчок и моё тело сжалось, расслабляясь в исступлении, долгом, невообразимом. Я ещё не успел прийти в себя, когда он вышел, кончая мне на спину. Только сейчас я заметил, что стоять на предплечьях стало тяжело. Без сил я упал на кровать и повернулся к нему. Он лёг рядом, прикрыв лицо рукой. Мы лежали совершенно неподвижно еще какое-то время, пока я наконец не решился заговорить с ним. — Я знаю, это неправильно. Но я хотел этого уже так давно, что совру, сказав, что когда-нибудь пожалею об этом. Ответа не последовало, лишь глубокий вздох. Тогда я приподнялся и приблизился к его лицу. Я застыл в нескольких сантиметрах от его губ. Мы только что занимались любовью, а теперь я даже не знаю, имею ли право поцеловать его. Я воспользовался его слабостью, так что сейчас он может просто оттолкнуть меня. Он ведь всегда так поступал. Сделав усилие над собой, чтобы перебороть страх, я прижался к нему всем телом, припав к его губам. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем его рука коснулась моей спины, успокаивая мою дрожь. Так нежно, почти незаметно, он всё же начал отвечать на поцелуй. Так значит, он теперь и правда мой альфа?