Хозяин и его Томми

      На полу под столом сидел обливающийся слезами парень. Его плечи дрожали. Том с всхлипами пытался утереть все слезы, которые лились вновь и вновь, капая на пол.       Еще полчаса назад Хозяин ходил и глядел на рыдающего мальчишку, думая, что тот сможет успокоиться и без его помощи. Сам провинился ‒ сам и успокоится. Мальчишка не захотел достойно принимать наказание, зля старшего еще сильнее едкими словечками в его сторону, отстаивая свою «правоту». Хозяин никогда его не бил. Даже игривые шлепки были до того мелочные, что еле-еле ощущались, а сегодня он со всей силы отхлестал своего малыша ремнем: по два шлепка на каждую ягодицу, молочную нежную кожу которых теперь украшали красные полосы. А что он хотел? Доигрался, теперь сидит и ревет.       ‒ Ну чего ты?       Хозяин подхватил пальцами его подбородок, вздергивая и заставляя посмотреть на себя. Взгляд был теплый и любящий, на губах дрожала слабая улыбка, которую тот пытался скрыть. Сел рядом с ним, поднося к губам своего чуда принесенный стакан воды. Тот нехотя, но все же делает несколько глотков, после чего отворачивается, закрываясь руками.       ‒ Ну все-е, Томми, перестань, маленький, ‒ Хозяин провел рукой по спинке мальчишки, ласково пробегаясь пальцами по позвоночнику и отставляя стакан на пол.       Он подтянул Тома к себе, прижимая того к груди, силой убрал руки от лица и стер слезы с румяных щек, а сразу после завел пятерню в волосы, зачесывая мягкие пряди назад.       ‒ Ну чего ты плачешь? Все же кончилось, – на выдохе произнес старший, прижимая горячей рукой красную после хлестких ударов ягодицу, тем самым заставив Тома прошипеть.       Затем он спустил руку ниже, взялся за основание белоснежного хвостика и медленно вытянул пробочку из малыша, наблюдая за его заплаканным личиком. Тот не сопротивлялся, только поморщился, зажмуривая глаза на то время, пока хвостик изымали из его зада.       ‒ Пойдем, мой маленький. Сколько еще будешь сидеть на полу? Попку простудишь, ‒ мужчина любяще улыбнулся, аккуратно подхватив своего малыша на руки, и, крепко прижимая все еще дрожащее тельце, понес в ванную, отпуская на пушистый коврик.       Придерживая Тома одной рукой, мужчина дотянулся до тумбочки. Достал флакончик с мазью, открыл, выдавил немного на пальцы и начал втирать круговыми движениями в ягодицы, параллельно целуя своего мальчика в поясницу. Мазь приятно охлаждала кожу, а такая привычная ласка от старшего вынуждала улыбнуться. Правда, показывать эту грустную улыбку Хозяину Том не хотел, поэтому все еще отворачивался, изображая обиженку.       ‒ Сильно больно? ‒ горячие ладони скользнули по талии вверх, после поднялся и сам мужчина, прижав к себе малыша.       ‒ Я ж-же говорил тебе… «к-красный»! А ты н-не остановился! ‒ прокричал младший и, несмотря на заново полившиеся слезы, обернулся, прижимаясь к своему Хозяину.       Томми было тяжело назвать сабом. Тот был не так послушен, как хотелось бы Хозяину, да и наказания переносил тяжело. Достаточно всего одного сильного шлепка, чтобы заставить того расплакаться, не говоря уже о получасовых пытках, которые прерывались, так и не успев начаться. Том боялся нового и неизвестного: всего, что на его взгляд может принести боль.       И Хозяин не может ему противиться ‒ обычно прекращает по первому всхлипу своего малыша. Не может заставить себя обращаться с ним так, как должен обращаться со своим сабом Хозяин. Так как обращался со всеми своими сабами во время наказаний ‒ не скупясь ни на что: ни на игрушки, ни на плети, ни на, тем более, силу. Томми был особенным: самым дорогим мальчиком в его жизни. Томми был создан только для любви и ласки.