До истомы

***

— Придурок ты конченный, скотина грохнутая, гадина-а-а подзаборная-я-я, — волком завыла Мия, пятясь назад. Ее платье мешало ей ходить, волосы путались и совсем-совсем она сейчас была не презентабельная. Но гордость, ее гордость шла впереди нее, опережая все сомнения на свой внешний вид.Еще пару минут, и она начнет смеяться, а этой истерики — как и не бывало. Макс стоял в полутьме, возле двери, и блестели только его волосы и черты лица. Вот так он казался еще выше, еще слаженней, еще великолепней, еще бесподобней. Фоллы, паршивые Фоллы, были слишком идеальны, черт их возьми, и их обаяние, это паскудное обаяние, шло впереди них, точно как и гордость Мии. У девушки сперло дыхание в зобу и вот еще пару секунд — и она расплачется, от досады, от собственной никчемности, от этого мира. — Иди нахер, — из последних сил прошипела она, а в сердцах надеялась, мечтала, что он подойдет еще ближе, совсем к ней. Макс вздрогнул всем своим естеством и шагнул. Прямо к ней, как она хотела. Мия рефлекторно отошла, а сердце ликовало. Она выкрикивала ругательства и маты, обзывала его, посылала, а про себя молила лишь бы он поцеловал ее, лишь бы обнял, потому что она влюбилась как последняя дура, истосковалась по нему, и нуждалась в нем больше, чем в ком либо. — Я встречаюсь с другим, понимаешь? Не нужен ты мне Фолл, не нужен! Из последних, как предсмертный вдох, как жирная точка в их и без того шатких отношениях, которые она сама и погубит, сил, выкрикнула девушка.Она противоречила себе и своим мыслям, но, она всегда была такой.Противоречивой, непонятной, плохой девушкой. Он поменялся в лице тот час, напрягся, преобразился, помрачнел. Макс в секунду схватил ее в охапку и поцеловал, глубоко, жарко и точно. Она разозлила его.Разбудила такого зверя, которого не нужно.Заставила ревновать, заставила стать собственником, пробудила ту страшную его страшную, которую боялся видеть всякий. Но это ее демон. Ее личный демон-искуситель, ее садист, ее собственное безумие. Только она может видеть его таким, только она может терпеть такие его поцелуи, только она, она должна сгорать под его напором. Разум сопротивлялся, из последних сил отталкивая оборотня. Мия выпустила руки вперед, упираясь в его грудь, но губы ее давно уже ответили на этот поцелуй. Грубый, властный, злобный и циничный, нездоровый поцелуй. Но они оба были нездоровы, и сейчас другого поцелуя ей и не нужно было. Истязал губы в кровь, языком игрался с ее, но оставался ее Максом. Он отпрянул, когда воздух кончился, а Мия почувствовала как ей захотелось еще, больше, грубее,садистичней. Макс наступал, а она отходила. Воздух накалялся до предела, а ей не было куда идти. Мия нелепо уперлась в фуршетный стол, и по бокам от ее бедер оказались руки Фолла. Господь милостивый, как же он хорош. Он был настолько хорош, что у Мии перехватило дыхание, от его плеч, от его лица, от его взгляда. Ее, только ее, ничей больше, ее до конца жизни. Она признает, признает что проиграла, что не может без этих серых глаз и ямочек на щеках. Но она признала слишком поздно, слишком близко подошла к огню, раздорила его ангельское терпение, истратила свой шанс, так пускай теперь страдает, пускай. Макс подтянулся ближе, проводя носом по соблазнительно открытой шее, уверенно хватая ее за талию, да так, что у девушки искорки пошли перед глазами, а по телу пробежал табун мурашек. Шатенка прерывисто задышала, ощущая прикосновения разгоряченной кожи. Его кожа была немыслимо горячей, в контрасте с ее, ледяной, но она нуждалась именно в этой жаре, хотя и ненавидела высокую температуру. Блондин резко сжал атласное платье на бедрах и выпрямился, ногой раздвигая коленки Мии. Он бесцеремонно прошелся ладонью по бедру, и в такой же манере, манере хозяина, оттянул резинку черного кружевного белья, выдыхая тяжело и приглушенно, прямо у уха девушки. У нее что-то сладко затянуло внизу живота, стягиваясь в горячий, искрящийся и пульсирующий комок, словно она «голодала» пару лет. Да, «голодала», пару месяцев. По нему. Мия выдохнула, тяжело, прерывисто, и закрыла глаза, на долю секунды, пытаясь совладать с жаром по всему телу, с недосказанностью, которая глухо стояла в воздухе. Макс припустил брюки, следом и нижнее белье, вплотную придвинувшись к Мие, целуя ее в шею, да так чувственно и крепко, что даже оставляя широкий лиловый засос на накрахмаленно-белой коже. Она стонет.Беспощадно, тупо, как животное, но она изнемогается и только по одному ему, только по Максу. Она закидывает ноги ему на спину, обхватывая бедра и так, совсем без слов, сдается. Он победил, он смог, выиграл. Макс издает глухой рык и входит резко, до конца, глубоко. Она хрипло стонет, выгибая шею и откидывая голову. Истома, приятная, бесконечная, немного болезненная, но такая желанная, расплывается по ее телу, в ритм движениям Джонатана. — Ты такая дура, Мия.Неужели не видно, что я люблю тебя? Неужели, Господи, этого, блять, не видно? Ты заставила меня влюбиться в тебя, стать одержимым только тобой, хотеть только тебя, что бы потом плюнуть мне в лицо тем, что ты встречаешься с другим? Его голос режет сухую правду, звучит в воздухе слишком резко и грубо, но отрезвляет девушку. Она стонет, потому что с этими словами он становиться еще грубее, давит на бедра, царапает их, оставляя будто свои метки, а ей хочется еще глубже и еще сильнее, ей не хватает. — Мия, твою мать, так кого ты любишь.Меня, или его? Макс слишком серьезен и резок, он не сбавляет темп, в буквальном смысле трахает ее так, что бы болело все тело. Он ее наказывает.Принуждает к ответу. — Тебя, только тебя, Макс.Только тебя, придурок ты конченный, — из последних сил, задыхаясь в этой ебучей истоме, шепчет Мия и тянется за поцелуем.Ее мысли заняты только им.И тем, как тупо и непрофессионально, она пыталась оттолкнуть такого родного Макса.Ее личного садиста, единственного, кто терпел все ее выкидоны и закидоны.Она бы страдала потом.Безнадежно, тупо, глупо.Но теперь не отпустит.Вцепиться мертвой хваткой в эту соблазнительную спину, как следует, потому что только ей принадлежит весь он — без конца и остатка. Если сейчас поцелует, значит простил. Нет — значит она потеряла его навсегда. Но он целует, без секундного замешательства, по-настоящему, как в этих сказках. Мия стонет, прямо ему в губы, потому что она на пределе. Еще немного, еще чу-чуть, и она… Макс прижимает ее слишком близко, обнимает, крепко-крепко и Мия, хрипло рыча ему в губы, так же рванно обнимая его, доходит до своего пика, чувствуя хитрую улыбку оборотня, уткнувшегося ей в шею. Они стоят так, обнявшись, обессиленные еще пару минут и девушка беспомощно зевает. Она проснулась сегодня в 5 утра, и без него. Но заснет то уж точно в обнимку с этим белобрысым засранцем. — Ты не кажешься уставшим. — Прошел только час, зайчик. — Час? Так мало? — Мия поднимает голову, смотря в эти бездонные серые глаза. — Я не могу держать тебя дольше, все-таки прием то в честь тебя устроен. — А потом? — Придешь ко мне в гости — утащу на кровать на целую ночь, и встать не сможешь. — Так ты меня пожалел? — Мия надула губы, обижаясь.Ее жалеть не нужно. — Пожалел, милая.Но только сегодня.Потом ты за все ответишь, дорогая. — Вот ты засранец, Фолл.Но так уж и быть, я приму свое наказание.