Снежная Королева

Пожалуй, среди друзей Яки и Хёрда невозможно найти человека, который не знал бы, что словен так сохнет по исландцу, что Сахара в сравнении влажное место. И тем удивительнее, что эти двое по какой-то причине еще не вместе. Хотя, причина вполне очевидна — с тех самых пор, как Яка обнаружил в себе эту странную одержимость непроницаемым белобрысым айсбергом, он вряд ли сказал ему больше десяти слов. И вся поддержка друзей, заключавшаяся в банальном «давай, надо лишь сделать первый шаг, он наверное просто гордый, сам не полезет, но не заметить очевидного не мог…» обычно не приносила никакой пользы. До сегодняшнего дня. Яке пришлось постараться, чтобы собрать в кучу все свое самообладание и подойти к педантично раскладывающему вещи в своем шкафчике исландцу. — Хёрдур, я тут подумал, не хочешь ли ты… в смысле можешь захотеть… не хотел бы ты пойти со мной… — Нервозность решает сама управлять его языком в обход мозга и начинает выписывать заикающиеся кульбиты. Но даже пой он соловьем, реакция Хёрдура недвусмысленно крошит в щепки все его старания — даже не дослушав, исландец раздраженно захлопывает шкафчик и, процедив «ничтожество», уходит прочь. Попытка не удалась. Ошеломленные произошедшим любопытствующие зрители быстро рассасываются по кабинетам и своим оставленным делам, неловко похлопывая по плечам словена, который просто стоит на месте и думает как бы сдохнуть. Кажется, Хёрдур заработал еще больше очков неприступности в глазах окружающих, и, надменно забрав награду, королева всех стерв покинула сцену. — Чувааак, ну нельзя же так, он же влюблен в тебя… — Никола, наверное один из немногих, кто может назвать себя другом Хёрдура по-настоящему, но даже он слегка в шоке от произошедшего. Ему чисто по-человечески жалко простого и открытого словенского парня. — А я-то тут причем? Исландец даже не делает попыток поставить себя на место Бийола, и хорвата обдаёт морозной свежестью. Он ёжится и замолкает — спорить с Хёрдуром бесполезно. А в это самое время все еще молчаливого и морально уничтоженного Яку пытаются отпоить чаем с коньяком… или же коньяком с ложкой чая, осторожно пытаясь узнать, не мог ли он влюбиться в кого-то другого, например в того, у кого есть сердце. Жизнь продолжается, и после случившегося мир не рухнул в тартарары. Но кто бы мог подумать, что все что произойдет дальше, случится по вине одного мелкого и крайне доставучего первогодки с иммунитетом к абсолютному нулю. Все, чем можно охарактеризовать отношение Хёрдура к Арнору — он его бесит. Особенно потому, что мелкая выскочка следует за ним везде, копирует его позы, манеру носить одежду, даже прическу, и каждый раз, как Хёрдур возникает в его поле зрения, тот орет ХЁЁЁДИИИ и виснет на нем гроздью бесполезной обузы. И вот тут уже ничего не помогает, потому что в треп этого парня обо всем на свете Хёрдур не может вставить даже оскорбление. С момента того самого случая прошло лишь несколько дней. Хёрдур видит Арнора в конце коридора и, с внутренним БЛЯТЬ, начинает в панике искать куда бы слиться. Неудивительно, что в его поле зрения попадает именно широченная спина словена — Яку вообще сложно не заметить, а то, что Бийол в данный момент как раз вышел из кладовки и собирается ее запереть и вовсе то, что исландцу и нужно. Хёрдур кидается к нему, через несколько метров коридора и, безапелляционно затолкав Яку обратно в кладовку, втискивается в нее сам, закрыв за ними дверь. Места мало — просто пиздец, ему приходится буквально вжать словена в швабры своим телом. Дыхание у Хёрда от марш броска чуть сбилось, он смотрит в ошалевшие глаза Яки, но, даже не сложив в своей голове, что это тот же парень, что в него влюблён и признавался ему в этом буквально пару дней назад (да и похуй ему, если честно) делает просто худшее, что может в этой ситуации. Исландец разворачивается и пытается посмотреть в замочную скважину, чтоб убедиться, что мелкая бестия слиняла, тем самым буквально врезавшись Яке в пах задницей, и так как места мало, тесно прижавшись… Идея с замочной скважиной если честно оказалась так себе. Хёрдур пытается пристроиться к замочной скважине поудобнее, елозит задом, будто бы специально выбирая наиболее патовые позиции, и Яка начинает думать, что все же сдохнет. Прямо тут. Он поднимает руки, чтобы не дай бог еще и не трогать Хёрдура, не обнять случайно, но члену не прикажешь — словен ловит мощнейший и беспощадный стояк, который даже отрешенный ото всего в мире исландец не может не заметить. Хёрдур чувствует, что в задницу неумолимо упирается что-то каменное и здоровенное, и выпрямляется, медленно разворачиваясь к Яке лицом. А словен, кажется, даже дышать перестает. Серый взгляд прожигает насквозь, но затем опускается вниз, не оставляя недосказанности в том, что вызвало у исландца дискомфорт, и снова смотрит прямо в глаза. — Опусти член, немедленно. — Голос Магнуссона оставляет на предметах слой инея. — Как я это сделаю?! — Яка находит в себе силы лишь на то, чтобы просипеть вопрос почти фальцетом. Жалок, и отвратителен… Бесстрастное обычно лицо исландца искажает неприязнь, и, раздраженно фыркнув, Хёрдур опрометчиво открывает дверь и выходит, налетая прямо на Арнора. Первогодке едва удается избежать участи встретиться лицом в казёным кафелем пола. Сигурдссон немного шокирован внезапным появлением своего будущего мужа, с которым они будут жить в Швеции, в доме с белым заборчиком и двумя золотистыми ретриверами бла-бла-бла… но это не мешает заглянуть ему за спину и увидеть в кладовке Яку, пребывающего в весьма однозначном состоянии. Брови у Арнора ползут куда-то под челку. Мелкий возмущен настолько, что даже просто продолжать дышать кажется сейчас непосильной задачей. Но ему удается сделать вдох. И зря. — Ты теперь с Бийолом трахаешься?! — Вопль мальчишки разносится по всему коридору. Разумеется, не слышал только полностью оглохший, да и тот вероятно почувствовал, как содрогнулись стены. Хёрдур решает, что наилучшим решением будет просто молча уйти, как обычно не выдавив из себя ни одной эмоции, но внутренне желает убить нескольких людей, имена которых ему даже известны, и они прямо тут… но свидетелей слишком много. А через какой-то жалкий час уже весь колледж знает, что одному огромному словену удалось таки сложить из ледяных осколков сердца Хёрдура иное слово нежели «тебе пизда». И с этого момента жизнь исландца превращается в ад. Весь колледж без исключения (кажется, что даже преподаватели) думает, что Яка и Хёрдур вот-вот образуют новую, хоть и нетрадиционную ячейку общества. И единственными, кто знают о том, что это не так, являются, пожалуй, только Яка и Хёрдур. Даже Никола не верит в отсутствие чувств, полагая, что Хёрдур как обычно морозится распространяться о личном, и поэтому только глупо улыбается, усмехается и бьёт Хёрдура локтем под ребра каждый раз, когда Яка появляется в их поле зрения. А Яку все поздравляют так, словно он получил золотой мяч или нашел лекарство от рака, не меньше. В раздевалке на следующий день его встречают одобрительными свистом и криками, а после и вовсе изматывают сотней вопросов, вроде того — не бревно ли их Снежная Королева. Попытки объяснить, что ничего между между ними нет, терпят крах и со стороны словена. Но, через неделю Яка вновь оказывается втиснут в ту же кладовку. Тем же самым способом. Только сейчас Хёрдур не спасается бегством от Арнора, который теперь демонстративно сучит и, находясь где-то поблизости, громко и показательно вещает, что-то в духе «… не то что НЕКОТОРЫЕ», чем собственно бесит еще больше… Сейчас Хёрдур смотрит прямо Яке в глаза и утыкается длинным пальцем в его широкую грудь. — Это твой косяк… — Магнуссон едва ли не шипит на Бийола сквозь зубы. — Ты должен убедить всех, что мы не встречаемся. Безумная мысль сменяет отчаяние на лице Яки на кривую улыбку. Он и так почти умер после категоричного отказа Хёрдура, а помирать, так хоть с музыкой. — Поцелуй меня. Поцелуй меня сейчас, и я сделаю так, что все о нас забудут. Хёрдуру требуется минута, чтобы принять решение. Минута, по ходу которой Яка отчетливо представляет, как исландец наматывает его кишки на швабру. Представляет настолько ярко, что, когда Магнуссон делает шаг вперёд, он уже готов начать орать и звать на помощь. Но Хёрдур едва уловимо меняется в лице, совсем чуть-чуть, заметит наверное лишь словен, который так часто пялился на Магнуссона, что изучил его лицо до мельчайшей морщинки, и действительно целует его. Язык исландца так медленно и нежно скользит по его губам, что у Яки одновременно готово разорваться и сердце и яйца. Хёрдур словно на мгновение покидает свою ледяную скорлупу, и губ Яки касается настоящее дыхание нежной и животворящей весны. У него снова встает. А потом Хёрд отстраняется, и все пропадает. — Тебе же лучше, если сдержишь слово. — На непроницаемом лице снова невозможно прочесть ни одной эмоции. Хёрдур смотрит вниз, вновь отмечая уже знакомую реакцию, и снова едва кривится. — Отвратительно… На этот раз ему хватает ума выглянуть перед тем, как выйти, и он оставляет Яку одного. Яка сдерживает слово и через еще несколько дней весь колледж уже судачит о том, что Яка встречается с Бистровичем, потому как эти двое, кажется, даже в туалет ходят вместе и в обнимку. Только что не сосутся на глазах у всех… Но слухами земля полнится, что на каждой переменке в туалет они бегают вовсе не поссать. Надо сказать, что с началом новых отношений Бийол как-то расцвел, даже Бистрович на своем лошадином лице умудрился вырастить улыбку и выражение всепоглощающей любви к словену. А вот Хёрдур отчего-то стал выглядеть ещё более грозовой свинцовой тучей. И ладно дело было бы во вновь появившейся занозе в заднице в лице счастливого Арнора — хрен там. Хёрдуру потребовалось несколько дней самоанализа, чтобы признаться себе в том, что он, блядская Снежная Королева, просто ревнует. А потому, Яка в многострадальной кладовке все же сломал задницей швабру с возмущенным «да что опять не так то?!», когда Хёрдур категорично затолкал его в нее в третий раз. Он ожидал очередной порции шипения, но увидев кривую улыбку решил, что все же пришла смерть. Или же надо звать экзорциста, потому что улыбающийся Хёрдур реально пугает. — Ты сдержал слово, я думал захочешь получить награду… — Шепчет исландец, и Бийол не успевает спросить, о какой награде идет речь. Он вновь целует Яку, но на этот раз нежная весна превратилась в жаркое, палящее лето. Хёрд обхватывает его голову руками, цепляясь пальцами за волосы, жадно вылизывая языком рот словена и тесно прижимаясь к горячему телу. И когда он заканчивает, тот просто напросто валится на задницу на подкосившихся ногах. — Это… — Бийол несмело трогает собственные губы пальцами, кажется, не в силах до конца поверить в происходящее. — Благодарность. Хёрдур не остается понаблюдать за шокированным словеном. Ему предстоит более серьезное дело — найти себе оправдание. Возможно, он просто надеялся, что после поцелуя эта странная, необъяснимая ревность исчезнет, отпустит… Но не отпускает. От вида счастливого Кристияна рядом с Якой начинают болеть зубы. А от каждого появления словена в поле зрения — яйца, и болеть настолько, что у Хёрдура по настоящему сносит башню. Возможно, ему просто нужно с кем-нибудь перепихнуться, выпустить пар, может быть все его метания банально из-за того, что у него давно уже никого не было… Вот только как поиски решения привели его к тому, что он оказался в своей комнате вместе с Арнором, срывая с обезумевшего от счастья мальчишки одежду? Но секс с Арнором не приносит не только удовлетворения, но и удовольствия. Честно признаться — Хёрдуру не понравилось все, начиная с того самого момента, как нетерпеливый мальчишка опустился перед ним на колени, едва он закрыл за ними дверь, отсасывая как профессиональная шлюха, пачкая его одежду слюнями, и заканчивая неистребимым желанием первогодки быть главным и вести. Арнор оседлал его с первых минут, используя в качестве резинового члена, потому что эти бешеные скачки с чересчур громкими показушными стонами привыкший к медленным и размеренным ласкам Хёрдур и сексом бы не назвал. После захотелось просто отдохнуть и посидеть в тишине, но вместо этого самоудовлетворившийся за его счет ненасытный подросток вновь открыл незатыкающийся рот, рассказывая какую-то красивую сказку про дом в Швеции и собак… а потом попросил добавки, и Хёрдуру ничего не оставалось, как выставить его за дверь почти что раздетым и с вещами в руках. _______ Общие раздевалки определенно придумал дьявол. Хёрдур в состоянии игнорировать шушукающегося с Кристияном словена в коридорах колледжа, не замечать проскальзывающих над футбольным полем взглядов Бистровича в сторону Бийола, концентрируя свое внимание лишь на отдающема ему пас Николе и оправдывая себя тем, что он делает это для своей будущей карьеры и не может не приходить на тренировки команды их колледжа, превращая собственные неудовлетворенность и раздражение в желтые карточки. Но вот зрелище того, как в раздевалке Кристиян стаскивает с Яки пропитанную потом футболку, обнажая гладкий и рельефный торс — заставляет где-то между ушами подгореть. Он с грохотом, не рассчитав силу, захлопывает едва не покосившуюся дверь шкафчика и уходит, желая как можно скорее оказаться в собственной комнате. К чёрту Бистровича с его вечно потерянным наивно щенячьим взглядом, к чёрту Яку — как был ничтожеством, так и остался. В мозгу долбится настоящая ярость на словена, возможно за то, что вообще посмел так глубоко забраться в мысли, этот здоровенный, тупой, надоедливый, сексуальный, горячий… блять!.. Хёрд без сил опускается на свою кровать, бесцельно сканируя взглядом потолок, но ломка не отпускает. Перед глазами все еще маячит обнаженная, натянутая на мышцы влажная кожа, которой так хотелось бы коснуться губами… Магнуссон трогает пальцами собственные губы, закрывая глаза, всего лишь на мгновение, но воспоминания с грохотом водопада тут же устремляются потоком в темноту, словно в открытый шлюз. Он целовал эти губы, он знает их вкус, он знает, каково это, когда язык трется о зубы словена, обводя их по краю и касается нёба. Он знает, какие на ощупь лохматые упрямые прядки на голове Яки, когда скользишь по ним пальцами. Он чувствовал задницей его большой и горячий вставший член, как сейчас чувствует ладонью свой, трогая себя сквозь еще не просохшие после жаркой тренировки, липнущие к коже треники… Хёрд переворачивается на бок, утыкаясь лицом в подушку и банально начиная скулить. Как можно было так низко пасть, чтобы дрочить в собственной постели на парня, на которого еще пару недель назад ему было настолько наплевать, как… на все остальное. Это напоминает быстро прогрессирующую болезнь, которая день ото дня все больше поражает мозг, лишая рассудка, и поселяется в яйцах, генерируя слишком много желания подставить кому-то задницу. Кому-то конкретному. Рука исландца уже давно гладит не ткань, а кожу, игнорируя попытки организма свести колени вместе. Хёрдур изгибает спину, напрасно выставляя вперед бедра, ведь кроме собственного тугого кулака его впереди ничего не ждет, и всхлипывает, давя единственный, сопровождающий оргазм стон. Пальцы вновь касаются лица, и Хёрдур чувствует на нем ненужную влагу. И это, кажется, ломает его даже больше, чем произошедшее. Потому что это — слёзы. _________ — Я сяду? — Вопрос, не требующий по сути своей ответа, потому что Хёрдур занял рядом с хорватом стул, еще даже не договорив. Еще вчера Магнуссон полагал, что пасть ниже невозможно, и вот сейчас, сидя напротив ошеломленного Бистровича, ковыряясь в столовской еде на своем подносе, он начинает в этом сомневаться. Сам боженька не скажет зачем ему собственно потребовалось вдруг пытаться понять какой из себя Кристиян, и что именно Яке в нем приглянулось. Должно быть это все следствие той самой болезни, что пожирает его мозги и делает еще глупее вышеупомянутого словена. А потому, как и ожидалось — зря он это вообще затеял. Как бы Хёрдур ни пытался, ему так и не удалось возненавидеть хорвата, что по сути своей занял его место в сердце Бийола. Скорее даже наоборот, при более близком знакомстве Кристи и вовсе покорял своей кроткостью и улыбчивостью, и бесконечно располагал к себе. Нравиться — это вообще наверное отличительная черта всех хорватов. Дружит же, даже такой, как Хёрдур с Николой… Как бы там ни было, какой бы ледышкой Магнуссон ни был, но Крис оказался таким милым, что однозначно напрашивался очевидный вывод — Яке с ним будет лучше. Или же просто хорошо. Сам Хёрд вряд ли сможет окружить словена таким количество заботы и тепла, которое просто лезет из хорвата через край и прилипает ко всему, включая электромагнитное поле. Стоит лишь вспомнить первые попытки Бийола пригласить его на свидание… Тошнит от самого себя… Однако даже приятное впечатление от Кристияна и… смирение? не помогло остудить голову. Спокойно наблюдать за тем, как Бистрович приносит Яке еду в столовой, треплет ласково по волосам или с самым невинным видом украдкой целует в нос, так и не вышло, а потому несколько подносов раскололось в щепки, когда исландец вымещал на них растущую ярость, с размаху отправляя в урну в месте с почти нетронутым обедом. Возможно Хёрдур и сумел бы сохранить чуть больше самообладания, знай он, что не только он не может забыть словена, которого сам же и выставил за дверь — лишающая рассудка болезнь передается воздушно-капельным путем при поцелуях в подсобке. Яке не нравится выбранный фильм — слишком скучный, и он успевает оценить, насколько удобно и естественно его ладонь лежит на крепком бедре Бистровича. Взгляд словена давно потерял интерес к бликующей на экране картинке, и переместился на милое, слегка смущенное этим фактом лицо хорвата… Ну да, Крис не мог не заметить, как откровенно он на него пялится. Бистрович накрывает руку словена горячей ладонью, тянет ее выше к паху, и румянец на щеках смелеющего парня становится все очевиднее. Кристи… слишком скромный, чтобы начать первым, но слишком милый, чтобы остановить, когда начал кто-то другой. Яка резко разворачивается, подминая под себя Кристи и придавливая бедра хорвата задницей к постели. Кофта с эмблемой их футбольной команды ненужной тряпкой летит на пол. Неожиданность тухнет, замедляется и вязнет в осторожных и медленных, обжигающих ладони прикосновениях пальцев к груди. Долгое воздержание заставляет тело голодно отозваться на присутствие рядом, засоряя кровь гормонами и запечатывая губы нетерпеливыми поцелуями. Яка скользит рукой вниз, сжимая пальцами набухшую ширинку хорвата, и слизывает с его шеи выступившую мелкими капельками пота соль. Запах травит, разжижая мозги, и он все жестче прижимается губами к беззащитному горлу, целуя трепет синеющей под кожей жилки и нервную судорогу кадыка, втираясь телом в готового отдаться ему парня. Темнота сгущается — экран гаснет, будто бы от обиды за похеренное внимание. Чужие пальцы касаются волос словена, чужой язык жарко слизывает с его языка вкус попкорна в очередном поцелуе, который плавит кожу, словно летнее солнце… то самое лето… и Бийол стонет в податливый рот одно имя, имя засевшего в голове образа, который пророс иголками инея через каждую клеточку тела: Хёёёёрд… Белая вспышка бьет под веками в глаза, и Яка резко подрывается с задыхающегося под ним Кристияна, оказываясь над ним на коленях. — Кристи? — Что такое, малыш? — Взгляд слегка напуганный, но его лица все еще касаются нежные пальцы… неужели не заметил? — Кристи, прости, я… я не хочу, чтобы ты делал то, что тебе не хочется… Я же чувствую, как ты напряжен, я не хочу делать тебе больно… Оправдания звучат жалко. Может быть он и правда жалок, как говорил Хёрдур? Опять Хёрдур… Бийол в последний раз губами осторожно касается губ Бистровича, изо всех сил глуша дрожь в коленях, и уходит в ванну, чтобы сунуть голову (а может быть и член) под ледяную воду. Кристи его не держит, может быть он поступил правильно не став спешить? И, только услышав, как льется вода, Кристиян без сил валится спиной на кровать, прикрывая лицо ладонями. — Кристи… Кристи, а не Хёрд… _______ Время стремительно ускользает, и ничейный счёт на табло отдаётся искрящим нервным напряжением, повисшим на трибунах. Кажется, даже фан-зона утихла, перестав гнать команду вперёд. Последний угловой стадион встречает стоя. Даже Хёрда друзья пропустили к скамейке запасников, за спиной судорожно отмеряющего территорию технической зоны тренера. Хёрдур отдаёт себе отчёт, что нервничает. Нервничает настолько, что готов начать грызть ногти на руках, и даже не понятно за кого больше — за команду или за Яку лично, расположившегося в штрафной в ожидании удара. Последние секунды. Удар… и словен забивает со стандарта головой. Стадион взрывается воем, погасив потерявшийся в ликовании болельщиков тройной свисток окончания матча. Команда бежит обнимать тренера, весь штаб, создавая упивающуюся искрящимися эмоциями кучу малу. Бийол отделяется ото всех, с победным кличем проносясь мимо пытающихся ухватить, заграбастать его к себе рук радостной толпы, находя глазами выделяющуюся среди разноцветного месива белобрысую макушку, и подхватывает на руки Хёрдура… осознание приходит не сразу. Прохладные пальцы в его волосах, серые глаза напротив выглядят спокойно, но Яка чувствует дрожь в теле Хёрда и медленно ставит его на газон. Он смотрит, непозволительно долго, целую секунду… и его сносит волна беснующейся в эйфории команды, однокурсники, другие болельщики… Хёрд куда-то пропадает, он тонет в толпе, которая подхватывает Яку и начинает качать, подбрасывая вверх и умудряясь словить почти у самой земли. Отовсюду летят поздравления, крики, но Яка ищет глазами в море людей только одного парня… и вместо Магнуссона замечает одиноко стоящего в стороне Кристияна, спрятавшего руки в карманы. Бистрович бросает на словена последний грустный взгляд и покидает поле.