Шумный, хмурый, холодный, серый — это про Питер. В последние дни синоптики вообще никаких радостных новостей не приносят, отчего каждое пробуждение словно списано из какого-то романа жанра антиутопия: за окном завывает ветер, а темные улицы утопают под слезами неба, ночами отстукивающего знакомые Попову с детства ритмы.
Ему холодно.
Это темное утро, такое уже приевшееся любителю солнечных лучей на стенах и лёгкому ветерку в темных локонах Арсению, дало о себе знать неприятным пиликаньем будильника и сильным дуновением очередного порыва ветра. Ей богу, сейчас если на балкон выйти, то отличить день от ночи, не зная точного времени, просто нереально.
От универа Арсений живет недалеко, хотя и это «недалеко» зависит от того, что вы вкладываете в это понятие: три минуты до метро, проездом две станции и всё — юноша уже на месте. Но этот метрополитен, — бедным студентам родители денег на иные средства передвижения не выделяют, —
зачастую иногда приветствует сонных людишек отвратительной давкой, помятыми одеждами, истоптанными ногами.
Станции метро часто описывают как место романтических встреч, полупустых вагонов, где к любому приглянувшемуся незнакомцу можно запросто подсесть и познакомиться. Но Арсений уже начитался книжек с подобным — уж больно нереалистично всё это звучит. Влюбиться в толпу невозможно.
Но вот что парня всё же привлекает в этих переполненных вагонах, так это глаза людей, что с утра самой судьбой были посланы сюда с какой-то целью. Они все спешат, собственно, как и Попов, но что-то вызывает у юноши отчуждение и отрешенность, когда он внезапно останавливает безудержный поток мыслей в своей голове и просто зависает: со стороны, почему-то, немного страшно наблюдать за «серой массой» всех этих людей, которые никак не могут найти в себе силы остановить суету. Как Арсений прямо сейчас.
Арсений вот может, умеет и даже практикует.
И нет, он не дурак, он… Он просто романтик.
В этой вселенной (а их бесчисленное множество, Арсений точно уверен! Нет, он не дурак, ну правда) влюблённых людей видно
по взгляду: фиолетовый, точно сирень ранней весной оттенок глаз у всех один, но отчего-то выглядит по-разному на лице каждого.
И кого, если не этого молодого писателя-романтика на этом уносит? В его голове каждый божий день при виде влюблённых рождается тысяча и один сюжет неожиданных, иногда болезненных, но в то же время самых теплых встреч истинных друг с другом. Это, кстати, очень объясняет его любовь к питерскому солнцу — оно такое же далёкое, как и его родственная душа (как он думает). И эти лучи по утрам… Они совсем не греют, как бы не хотели.
Но арсовы мысли об истинном греют. Вообще-то, только они и спасают, заставляя на всё смотреть с улыбкой и небывалым оптимизмом.
Хотелось ли ему родиться в другой вселенной с другими законами? Наверное, нет, ведь это так здорово — жить и знать, что кто-то уже ждёт тебя там, на другом конце океана или, может, даже где-нибудь в горах…
Это отец рассказывал ему сказки о людях с фиолетовыми глазами. Маленький Арсюша тогда каждый день ждал вечера и со всей своей пытливостью слушал папу, боясь шелохнуться или уснуть (боже упаси!) от такого убаюкивающе низкого отцовского баритона.
Своей мечтательностью и наивностью Арсений должен именно отцу — в молодости и до самой смерти он был именно таким. И даже после кончины, отец изредка является Арс
юшеению короткими виденьями, когда тот проваливается в сон прямо за рабочим столом, словно проведывая своего сына и тем самым пугая, заставляет уставшего парня проснуться и лечь спать на положенное место — диван, привезённый в его квартиру в Питере когда-то давно от бабушки.
Сейчас Арсению двадцать один. Он учится на журфаке и каждый вечер, после упорной зубрёжки конспектов, пишет короткие, но до того теплые и уютные зарисовки об истинных, что, перечитывая свои творения, может сам несколько раз еле слышно взвизгнуть в подушку от умиления (вы только не представляйте это).
Он пишет о предначертанных судьбою, которых раскрывает лишь одно
касание друг друга. И это не какое-то волшебство или магия вне Хогвартса: сегодня такой расклад — арсеньева реальность. Иметь родственную душу с рождения для него всяко лучше, чем скитаться по миру и не знать, кто действительно твой человек.
Такая жизнь вообще возможна?
«Станция «Академическая». Пожалуйста, держитесь на расстоянии от двери.»
Видите, арсеньево «недолго» и вправду недолго — на часах 9:07, а первая пара начинается в 9:00, ему только дойти осталось-
Погодите-ка…
Арсений!
***
Бюджетное место питерского вуза Попов выбивал потом и кровью. На каждой лекции он всегда сидит и с максимальной концентрацией слушает преподавателя, а тот, в силу своего противного, как рожа, характера, говорит до того тихо, что Арсений — скромный и не вспыльчивый на вид парень, ненароком готов опровергнуть все ярлыки, с которыми пришёл сюда учиться.
Сдерживает, наверное, только факт того, что отец Попова был бы этим недоволен. Он всегда хвалил сына и подталкивал к достижению недостижимого. Отказаться от всего так просто было бы слишком опрометчиво.
Опоздание на пару юноша приравнивает к личному проигрышу, а проигрыш для Арсения — непрописанное в сценарии жизни. Его просто нет. Нет и не было, ведь Попов не проигрывает. Никогда.
Вылетая из вагона, Арсений умело скользит между людьми и приставным шагом добегает до эскалатора. Жаль, что тут так же быстро не получится.
Этот рассказ должен был повествовать о двух душах, которые совершенно случайно обрели друг друга и принесли в пасмурную жизнь красок. Однако от мрачности мыслей бежать так же бесполезно, как от собственной тени в солнечный день, и Арсений как никто другой это знал.
Люди, люди, люди… Никто сейчас не обращает на Попова внимания и он, несмотря на то, что живёт в Питере уже не первый год, всё еще не может справиться со смешанными чувствами по этому поводу. От нечего делать он снова увядает в мыслях про загадочный фиолетовый цвет и тут же ловит на себе взгляд уставших и неподходяще ярких глаз влюблённого.
На вид девушке чуть больше двадцати пяти. Проезжая мимо Арсения по направлению вниз, она на несколько секунд будто тоже выпадает из реальности и разглядывает Арсения в ответ. Если быть точнее, его глаза — всё еще чистые, цвета ясного, далеко не питерского неба.
«
Как жаль, что этот фиолетовый мир однажды лишится этого неба в его глазах… » — прозвучало где-то в подсознании девушки и та, улыбнувшись как-то слишком соболезнующе, отвела взгляд в сторону. Арсений пялил на нее еще несколько секунд, но отвлекся на оповещение телефона:
Матвиенко
арс 09:13
я конечно понимаю, что ты очень любишь строчить свои писюльки, но 09:13
это не значит, что ты должен засиживаться допоздна и потом вот так опаздывать 09:14
это уже в который раз, я хер знает как тебя отмазывать 09:14
Бля Сереж придумай что-нибудь пж 09:14
Парень шустро бежит к пешеходному переходу, на ходу печатая:
Я скоро буду 09:16
А ведь и правда: когда все эти «писюльки» стали частью арсовой повседневности? Его всегда считали немного повёрнутым на всех этих истинных, и хоть Попов утверждает, что «
Это трогает меня до глубины души, не более!», что это отец своими рассказами привил небывалый интерес к родственным душам и теперь Арсений не может не восхищаться чем-то подобным, многие считают, что так он борется с негативом и отчаянием. Он тот самый тип людей, которые с завистью заглядывают людям в глаза, а после, увидев сирень на радужке, разочаровываются в себе и своём истинном, думая что в этом мире они одни и что будут одиночкой всю сознательную жизнь.
Арсений Попов — озорной и амбициозный молодой человек, мечтающий о счастье и сказочной жизни со своей любовью. Так почему же, несмотря на столь сильную веру в истинных, подобные мысли посещают его голову так часто?
Юноша машинально засовывает телефон в карман и, не глядя по сторонам, делает шаг на дорогу. В спешке и имя забыть своё можно, а Арсений вот забыл на светофор глянуть.
А дальше всё как в ускоренном режиме: сигнал машины, резкий толчок назад и сильная боль в области локтя. Его (локоть), кажется, кто-то сжимал.
Всего мгновение, а столько всего. Арсений, наверное, даже испугаться не успел…
Что-то шипя себе под нос, парень опирается на чье-то тело и приподнимается, фокусируя взгляд на лице напротив. Перед ним, а если точнее —
под ним, сейчас лежал молодой парень, ровно так же матерясь и потирая затылок.
— Невероятно… — на выдохе произносит Арсений, разглядывая незнакомца, спасшего его от участи быть сбитым.
— Невероятно больно, блять! Слезь, мне дышать трудно… — внезапно произносит парень, с яростью посмотрев в глаза Попову и тут же запнувшись.
В
фиолетовые глаза.
— Ох, точно, прости, — впопыхах отвечает юноша, поспешно слезая с незнакомца. Арсений протягивает парню руку: — Тебя как зовут хоть?
— А… Кгхм, я Антон. — кивает парень и отводит взгляд, хватаясь за руку парня. — А тебя?
— Арсений. Спасибо тебе, Антон. — по-доброму улыбается Попов, подмечая удивительное в новом знакомом: его глаза
уже фиолетовые, но отчего-то в них можно было найти и примесь зелёного.
— Ты… — тихо начинает Антон, не прерывая зрительный контакт и, кажись, даже не понимая природу такого не присущего ему интереса. — Ты уже нашёл свою родственную душу?
Арсений опешил.
— В смысле?
— Ну, твои глаза… — Антон кусает нижнюю губу. —
Радужка фиолетовая.
— Что? — Попов изумлённо смотрит на Антона, пытаясь понять, что тот от него хочет. — С утра мои глаза были голубыми…
Он растерянно щупает телефон в кармане, но не успевает, потому что Антон, улавливая ход мыслей нового знакомого, протягивает свой с включённой фронтальной камерой. Арсений берет в руки гаджет и тут же впадает в ступор: на экране он видит себя и замечает нечто необычное: те самые, что как сирень ранней весной, как у всех вокруг —
фиолетовые глаза.
«Когда я…? Неужели, в метро?! Да там же людей тьма, как я блять найду истинного снова?!» — слишком громко думает Арсений, откровенно паникуя и готовясь вот-вот разрыдаться. Он не так представлял себе знакомство со своей родственной душой, не думал, что найдет, но не узнает того самого человека. День с самого начала не предвещал ничего хорошего (что погодой, что настроением), а теперь, из-за такого, Арсений, вероятно, будет еще долго корить себя за вечные опоздания и полёты в чертогах разума.
— Пиздец… И как я теперь найду её? — Арсений отходит к ближайшей лавочке, садится и сжимает голову руками, ерошит волосы и вот-вот вырвет клок, как тут его вырывают из мыслей:
— Слушай, Арс, я, конечно, не буду ничего утверждать, но с утра мои глаза тоже были зелёными. — не смотря в сторону Попова, на одном дыхании тараторит Антон, что-то выискивая в телефоне.
— Я только подошёл к остановке, а тут ты… — наконец парень поднимает голову и в упор смотрит на Попова. Глаза его уже успели утонуть в сирени арсовых, а собственные с каждой секундой становились темнее на несколько оттенков. Прежней зелени уже не было. — По дороге я еще успел сделать несколько фото. Взгляни, — Антон протягивает Попову гаджет и тот по началу толком не понимает, что с этим делать. Спустя пару мгновений, Арсений замечает изумрудно-зелёные глаза юноши на фото и тут же почему-то забывает обо всём, что произошло несколькими минутами ранее и знакомым ритмом пульсирует где-то в области висков.
И понимает то сожаление, которое заметил ранее в метро. Арсению впервые становится до жути обидно за то, что в этой вселенной, после встречи с истинным, люди лишаются своей индивидуальности, своего отличающегося от остальных и такого непохожего на любые другие зе́ркала души. Ему кажется, что он вот-вот утонет в этом тихом могущественном сосновом лесу, как будто зелёный всегда был его любимым — не фиолетовый, но…
Но сейчас-то антоновы глаза фиолетовые! Их зелень уже пропала в тёмных тонах сирени, но, несмотря на это, взгляд Антона не потерял своей остроты и глубины.
Как будто с рождения его глаза были любимого цвета Попова…
Арсений выдохнул. Неужели он так переволновался, что внезапно стал дальтоником?
— Что ты имеешь ввиду? — котелок у него, видимо, перестал варить еще тогда, когда он сделал шаг навстречу красному цвету на светофоре, потому сейчас не вдуплял в суть парень максимально нелепо.
—
Ты… И
я… — Антон моргает часто, а его щеки как-то неожиданно начинают краснеть. — Не уверен, но походу
мы…
Арсений сидит и смотрит на Антона с выражением лица аки «на-каком-языке-ты-говоришь-моя-твоя-не-понимать», а тот и не знает куда податься от такого пронзительного взгляда, потому отворачивается, чешет затылок рукой и громко кашляет, переваривая всё еще раз. Он, кажется, своими словами пытается убедить больше себя, нежели нового знакомого, у которого сейчас перед глазами нет ничего кроме
ЗеленогоСинего экрана смерти*.
— Кгхм, кажется, я что-то слышал про то, как проверить родственную связь… — снова начинает Антон и бросает робкий взгляд на Попова, ожидая увидеть интерес, отрицание или вообще хоть что-нибудь, что отвлекло бы хоть на мгновение от всего этого. Арсений смотрит куда-то в сторону и думает о своём, даже не услышав слова нового знакомого.
Тогда Антон неуверенно тянет большие окольцованные ладони к щекам Арсения, медленно приближается к его лицу, как бы спрашивая разрешения и наблюдая за его реакцией. В голове Арсения тут же что-то щёлкает и он сам неосознанно поддается вперед. И, наверное, сейчас идёт ставка не на чувства, а на
вероятность быть не просто «героем» и «спасённым», а чем-то большим,
значимым.
Они соприкасаются губами, и тут же по жилам шибёт разряд почти что под двести двадцать.
Парни вмиг буквально отпрыгивают друг от друга, глядя с заметным испугом и нескрываемым интересом.
Попов неспешно проводит большим пальцем по своей ещё влажной нижней губе, а Антон, будто под гипнозом, оторвать взгляда от сего действа не то что не может — вероятно, даже не хочет.
Это что-то из ряда вон выходящего. Им непривычно, странно, но всё еще интересно.
Попов медленно придвигается к Антону и кладёт ладони на его трясущиеся руки, вновь целуя, но уже с напором. Выходит слишком плохо, мокро, смазано, потому что в голове обоих бушуют ураганы и шумят штормовые моря, а снаружи, кажись, снова собираются дождевые тучи. Им обоим всё равно.
Антон блаженно прикрывает глаза и отвечает на поцелуй, утопая в теплоте и мягкости арсовых губ; тоже неосознанно придвигается ближе, углубляет поцелуй и не стесняясь проявляет инициативу.
Сегодняшняя погода разогнала всех прохожих по своим домам, очевидно, потому что улицы подозрительно пусты и некому прямо сейчас, увидев двух парней на «А» за таким занятием, начать возмущаться аки старая бабка возле подъезда. Это еще раз подтверждает арсовы теории о том, что мир — это всего лишь антиутопия, в которой почему-то всё так чертовски хорошо складывается.
Спустя пару секунд, Антон отстраняется от Попова из-за нехватки воздуха, соприкасаясь со своим истинным лбами; облизывает влажные губы, смотрит на Арсения в упор и не смеет даже шевельнуться, не то что моргнуть. Попов чувствует то же.
— Ну здравствуй, моя родственная душа. — ухмыляясь, произносит темновласый точно вызубренную реплику, поглаживая холодные кольца Антона пальцами.
— Арсений… Ты всегда такой? — заливисто смеется парень и сердце Арса неожиданно делает кульбит.
Он завороженно смотрит на Антона, хлопая ресницами словно бабочка крыльями, и не понимает, как улыбка может быть такой согревающей.
Ему тепло.
