Точка зрения

      Республика пала. Тысячелетие мира, охраняемого джедаями, было разрушено. Мейс любил Республику, благодаря которой была построена цивилизация, но всë же не это больше всего беспокоило его. Если жители Республики хотели отдать свои жизни в руки диктатору, никто не мог помешать им.       Даже джедаи.       И правда, какой бы болью она ни отзывалась, была очевидна и проста: ситхи манипулировали, обманывали, шантажировали, но не они разрушили Республику изнутри, не они проголосовали за создание армии и ведение войны. Джедаев истребили тихо и практически незаметно не потому что жители Республики были слепы или введены в заблуждение, а потому что они предпочли отвернуться и не смотреть.       Ситхи были отвратительны и ужасны, но они не могли сделать выбор за людей, как джедаи не могли спасти их от самих себя.       Мейса волновала тëмная сторона, которая оказалась слишком сильна: ситхи менялись, сотни лет учились жить в тени, сделали войну своим оружием, проникли внутрь того, что Орден клялся охранять.       И джедаям просто не хватило знаний.       Настало время меняться ролями до тех пор, пока Сила вновь не создаст уязвимые точки, которые смогут изменить ход событий. Сейчас же им необходимо было удостовериться, что остатки Ордена переживут последующие годы.       Большая часть выживших джедаев внимательно следили за новостями, к которым у них был доступ. Несколько старших падаванов смогли создать зашифрованный канал, позволявший следить за голосетью без риска быть обнаруженными. Мейс оставил раздумья о том, на что будет направлен потенциал этих детей теперь. Его сожаления ничем не могли помочь.       Новости не были сенсационными, не было никаких кричащих заголовков, разгромных репортажей и статей. Всë шло своим чередом: появилась Империя, Орден Джедаев был разрушен, Орден Ситхов вышел из тени. Сенат рукоплескал императору, приветствовал графа Дуку, благодаря которому разоблачили заговор джедаев против Республики. Правительство Торговой Федерации в одну ночь оказалось вырезано кем-то из предателей, генерал Гривус исчез, а Империя вела переговоры с сепаратистами, сложившими оружие. В какой-то момент появилась новость о попытке убийства императора Палпатина грандмагистром бывшего Ордена джедаев.       Мейс вздохнул с облегчением, узнав, что Йоде удалось сбежать.       Но к тому моменту они уже совершили несколько гиперпространственных прыжков в сторону Дикого Космоса, и оставалось только надеяться, что старый джедай найдëт свой путь к ним.       Мейс был разбит. Виски пульсировали надоедливой выматывающей болью и было бесполезно отпускать еë в Силу — возвращавшаяся оттуда боль была в несколько раз хуже. Он не знал, как справляются юнлинги, щиты на разумах которых не были и в четверть так хороши, как у обученных джедаев, но был рад, что вдобавок ко всему, ему не пришлось переживать разрыв ученической связи с Депой. Пло Куну потребовался час, чтобы взять себя в руки, но Мейс знал, что для того, чтобы отпустить своего падавана, оплакать его и пойти дальше, потребуется гораздо больше времени, которое у них будет только в том случае, если они найдут безопасное место.       В глазах Скайуокера слëзы стояли до сих пор, а в Силе он был вихрем противоречивых эмоций, хотя никто не мог обвинить его в том, что он плохо справляется с собой. Он молча слушал отчëт от кораблей агрокорпусов, держа руки на плечах маленького наутоланина, наотрез отказавшегося отходить от Энакина. Тот, казалось, благоприятно влиял на спокойствие юнлинга, что было верно и в обратном отношении. Присутствие существа, ориентировавшего свою реакцию на происходящее на Скайуокера, заставляло того держать себя в руках с сосредоточенностью, которую Мейс не ожидал увидеть.       Мейс знал это чувство, как и каждый мастер, воспитавший падавана. Когда вырастить падавана успел Энакин, оставалось неразрешимой загадкой, о которой у Винду не было времени думать. Задаваться вопросом, что тот делает среди двух оставшихся членов Совета, Мейс тоже не стал. Что-то в поведении Энакина говорило, что он давно привык быть именно здесь, и в сложившейся ситуации это было им на руку.       Кинув взгляд на мастера Драллинга, присоединившегося к ним пару часов назад, Мейс уделил внимание словам джедая из агрокорпуса, утверждавшего, что на планете с благоприятными условиями они смогут обеспечить джедаев всем необходимым даже без тех агрокультур и запасов, что были на двух кораблях, не добравшихся до места встречи. Это были хорошие новости, если новости в этот день вообще могли быть хорошими.       Мейс сжал переносицу, пытаясь сосредоточится и подсчитать количество звездолëтов, грузовых кораблей и истребителей, которые были в их распоряжении. В отличие от других кораблей, использование которых предполагало собой дальние перелëты с грузом или людьми, истребители нужны были им для постоянной разведки, и для них было необходимо топливо. Они могли договориться с мирами, не подвластными Империи, о его поставке, но никто не мог дать гарантии, что об этом не узнают. Об этом узнали бы наверняка. Упоминать то, что сейчас джедаям было нечем платить, даже не стоило.       Мейс поблагодарил главу агрокорпуса за информацию и отключился. Пло Кун заговорил, едва исчезли голограммы джедаев:       — Мы должны дать ложную информацию, прежде чем выберем место. И проверить системы связи.       Тяжëлое молчание опустилось на комнату, служившую командным центром, после слов магистра Пло. Мейс видел, как Лен сильнее вжался в ноги Скайуокера, пытаясь уйти от давящей атмосферы, причины которой, возможно, даже не осознавал. Энакин сжал его плечи и стал мрачнее, чем был. Мастер Драллинг тихо вздохнул, Мейс посмотрел через защитное стекло на другие корабли, висевшие в пространстве космоса. Эта правда было куда более жестокой, чем открытие о ситхах, в одночасье захвативших власть.       Клоны и существа с красными мечами легко проникли в храм, преодолев каждый защитный механизм, не потому что храм был плохо защищëн, а потому что им помогли изнутри.       И Пло Кун был, конечно, прав, никто из них не мог быть уверен, что на кораблях нет джедаев, уже не слишком верных Ордену.       — Нам понадобятся новые каналы связи, — Цин первым прервал затянувшееся молчание.       Новые протоколы безопасности, новые коды доступа, новые системы оповещения, новые звездолëты, потому что эти будут уничтожать без предупреждения, новые идеи о том, как достать необходимое даже с помощью контрабандистов, новые источники дохода, новые биоданные, потому что джедаев будут искать и арестуют в ближайшем космопорту… Мейс оборвал свои мысли, услышал голос Скайуокера:       — И проверка кораблей на наличие маячков.       Энакин не казался разбитым. Он выглядел так, словно то, что его друг оказался Лордом Ситхов, Квай-Гон был мëртв, а сам он не имел возможности ни вернуться в свой мир, ни хотя бы предупредить джедаев о том, что грядет, вот-вот должно было его сломать.       Скайуокер, почувствовавший внимание Винду, перевëл на него взгляд. Мейс успокоился. В глазах Энакина горел огонь упрямства, того упрямства, которое позволяло выигрывать битвы, когда никто не верил в победу; битвы, которые кто-то другой уже проиграл; оно позволило бы взобраться на вершину горы со сломанными костями и ухмыляться в лицо смерти, в очередной раз ускользая от неë. Это было упрямство, позволявшее делать невозможное, и Мейс знал, что никогда не видел его в глазах Квай-Гона или его падавана. Но он мог догадаться, кому оно принадлежало.       Кеноби мог гордиться своим учеником.       Скайуокер не собирался ломаться, не раньше, чем сломаются остальные.       Мейс не удержал вздоха и вернулся к разговору:       — Ты можешь перенастроить астромехаников на поиск маячков?       Энакин коротко кивнул:       — Семь минут на каждого астромеха, я возьму нескольких падаванов.       Мейс посмотрел на Пло Куна. Скайуокер, казалось, снова забыл. Не время и не место было устраивать церемонии. Пло молча снял с пояса меч, сбавил мощность и, предупредив Энакина коротким импульсом в Силе, быстрым движением срезал косичку за его ухом. Тот безучастно посмотрел на упавшую на пол часть волос, свëл брови и перевел взгляд на макушку наутоланина, внимательно следившегося за происходящим.       — Я возьму Лена с собой.       Скайуокер поклонился и, дождавшись, когда то же самое сделает юнлинг, вышел, чтобы начать приводить в действие их план.       Маячков на кораблях не нашли, одного из членов храмовой стражи, с чьего комлинка были совершены выходы на подозрительные каналы связи, поместили под арест. Времени разбираться с этим не было. Йода так и не вышел на связь, и решить, куда лететь, было труднее, чем обнаружить огрехи безопасности на кораблях. Мейс не имел ни малейшего понятия, выжил ли кто-то, входивший в Совет Первого Знания, но их помощь в прокладывании гиперпространственного маршрута в Диком Космосе была бы очень кстати.       Пло Кун, как и он сам, знали информацию, добытую исследовательским корпусом и переданную во время их последнего выхода на связь несколько лет назад. Мейс даже мог предположить, какие из планет были безопасны для жизни, но им всë ещë нужна была уверенность, что они не выпрыгнут из гиперпространства рядом со звездой.       Два дня и еще два прыжка спустя он больше не был уверен, что когда-то не испытывал головной боли. Они сделали единственное, что могли — отправили лучших пилотов на разведку, совершать самоубийственные гиперпространственные перемещения, полагаясь только на Силу. Пилоты работали в парах, из двенадцати джедаев не вернулись четверо. Мейс заставил себя не думать об этом.       Он провëл часы, медитируя с падаванами и юнлингами, ожидая новостей и возвращения пилотов. Выжило слишком мало джедаев-воспитателей, курирующих кланы, почти все погибли, чтобы дать шанс сбежать детям. Много мастеров потеряли своих падаванов, но ещë больше падаванов остались без учителей, отдавших жизнь в попытке спасти их. Меньшее, что мог сделать Мейс — помочь пережить им эти дни. Он едва мог сосчитать, скольких плачущих юнлингов успокоил.       Мало кто из джедаев не страдал от ночных кошмаров, и почти все видели одно и то же: вспышки бластерных выстрелов, мëртвые глаза других джедаев, тела, усыпавшие их дом. Мейса кошмары обошли стороной: он спал урывками, но просыпался не от страшных снов. Он с трудом представлял что-то страшнее того, что творилось в реальности.       Сепаратисты присоединились к Империи, закончив заключение мирного договора. Голонет заполонили новости о полном и окончательном завершении военных действий. Об отрядах клонов, направленных на планеты, отказавшиеся становиться частью Империи, официальные издания не писали.       Что случилось с клонами, Мейс не знал. Почему солдаты, которым джедаи доверяли свои жизни, которые отдавали свои, защищая своих генералов и коммандеров, стали холодным оружием в руках ситхов? Никаких эмоций, никаких сомнений. Их будто стëрли, каждую личность, каждую историю, которую нëс в себе любой из солдат. Позже, когда у него будет время, Мейс знал, что оплачет и их тоже.       В космосе время словно остановилось, пока джедаи ожидали возвращения пилотов с указаниями, куда лететь. Пло Кун со Скайуокером вернулись последними, добавив к трëм имевшимся направлениям для гиперпрыжка ещë два. Ещë две подходящие, неизведанные Республикой системы, в которых джедаи могли укрыться от глаз ситха. По крайней мере, на некоторое время.       ***       Мейс сжал край стола с голотранслятором и зажмурился, стоило разговору о выборе места назначения закончиться. Виски и затылок мерно пульсировали, посылая волны боли по всему телу. Он устал. Несколько дней вымотали их всех сильнее, чем годы войны.       Тяжëлая рука Пло Куна опустилась на его плечо и легко сжалась.       — Когда ты спал в последний раз, Мейс?       — Шесть часов назад, — Винду развернулся и опëрся бедром о стол, устало потерев лоб.       Пло Кун вздохнул, но говорить ничего больше не стал, только мягко коснулся его в Силе. Энергии у Мейса не осталось даже на кивок.       Корабли прыгнули в гиперпространство.       — Нам всем нужно отдохнуть, — вновь заговорил Пло и посмотрел за спину Мейса. — Энакин?       Скайуокер занял небольшой диван. Уперевшись локтями в колени и спрятав лицо в ладонях, он яростно тëр виски, пытаясь избавиться от боли. В Силе он был необычно тих.       — Я останусь здесь, — негромко ответил Энакин, будто звук собственного голоса причинял ему боль. Он откинулся на спинку, подтянул ноги на сидение и накрылся собственным плащом.       Никто из них не мог представить, что чувствовал Скайуокер с его глубиной восприятия Силы. Он был бледнее, чем Винду считал возможным. Мейс сам несколько раз был на грани того, чтобы выблевать свои внутренности, и наверняка знал, что у большей части юнлингов в первую ночь была лихорадка и очень плохой сон, пока Сила, наконец, не прекратила кричать.       Они должны были присматривать друг за другом, сейчас сильнее, чем когда-либо прежде. Он не собирался оставлять Энакина одного. Мейс занял второй диван и последовал примеру Скайуокера, накрывшись своим плащом. Он услышал тихий вздох Пло Куна, прежде чем тот устроился рядом. У них было пару часов для сна или для попыток уснуть, чтобы после вновь двигаться дальше.       Мейс не имел ни одной идеи, как джедаям выбраться из этого дерьма, но, до тех пор пока они держались вместе, у них был шанс пережить это и начать заново.       ***       Что Энакин помнил о дне падения Республики?       Всë произошло тихо. Будто кто-то выключил звук.       Он видел бьющие по глазам, слепящие вспышки Силы, приносившие боль. Он не вспомнил бы ни слова, произнесëнного им или кем-то другим в тот день, только пронëсшийся по Силе крик, который был настолько громок, что казался беззвучным.       После, тихо, со звоном, ударившим по ушам, лопнула туго натянутая нить ученической связи, которая на самом деле даже не принадлежала ему. Никогда, ни при каких обстоятельствах, он не хотел знать, какую боль испытал тот, кому она принадлежала.       Звуки начали возвращаться вместе с болью, когда шок от разрыва прошëл, и появилось что-то, кроме нескончаемой тишины. Он отгородился от разорванной связи, едва смог вспомнить, как это сделать.       — Энакин, — Мейс сильно сжал его плечи, давая возможность сосредоточиться на физическом аспекте существования. Глаза магистра внимательно изучали его. — Поднимайся, — скомандовал он, удостоверившись, что Скайуокер воспринимает его слова.       Энакин не был уверен, что помнит, когда очутился на полу. Он встретился взглядом с Леном, выглядывающим из-за ноги Мейса, и поднялся на ноги. Каждое движение сопровождалось криффовой болью во всëм теле.       Пло Кун поймал его взгляд и склонил голову. Кел-доры не могли плакать, но Энакин ни с чем бы не спутал слëзы, отпущенные в Силу.       — Мне жаль, мастер Пло.       Как они могли справиться с этим? Как с этим справиться мог он? Его лучший друг оказался ситхом, Падме была мертва, Квай-Гон был мëртв, Асока тоже. Ордена джедаев больше не существовало, как и Республики. Теперь они были беглецами, самыми разыскиваемыми преступниками, прячущимися на отшибе вселенной. Оби-Ван… навсегда остался джедаем, впервые за тысячу лет победившим ситха.       ***       Энакин не был уверен, что всë ещë способен управлять своим телом: его ноги пробирала крупная дрожь, руки тряслись, а глаза застилал пот. Он не думал, что сможет сделать ещë хоть одно движение — с каждым днëм быть джедаем было всë сложнее. Тренировки усложнялись и, сколько бы Энакин не стискивал зубы, ему хотелось плакать, когда ноги вновь и вновь, изо дня в день, прекращали его держать.       Даже юнлинги могли справится с этим, он мог тем более!       Энакин зарычал, пытаясь сжать ускользающий из руки меч. Ката были долгими и тяжëлыми, но Оби-Ван не выказывал никаких признаков того, что его хоть немного трогают страдания ученика. Небольшие ожоги от тренировочного меча горели по всему телу, его лезвие то и дело оказывалось в десятках сантиметров от нужной линии, оставляя жжение после себя.       Энакин не знал, пот или слëзы текут по его щекам.       — Энакин, — безмятежный голос его мастера пробился сквозь жалость к самому себе, — подними правую руку и согни колени.       Ему хотелось кричать. Разве его колени уже не были согнуты? Он понятия не имел, он едва ли чувствовал ноги.       — Я не могу, — прорычал он сквозь зубы, стараясь не смотреть на Кеноби. Тот, определëнно, получал садистское удовольствие, наблюдая за мучениями своего падавана.       Уроки в храме были просто потрясающи, Энакин не мог быть более благодарен за возможность научиться стольким вещам, но физическая подготовка почти заставляла его сдаться. Он обожал спарринги, фехтование, искусство движения, но ката… ката были медленными и выматывающими, и Оби-Ван заставлял проходить их раз за разом до ведомого ему одному совершенства. Энакин никогда не был достаточно хорош.       Предательская мысль скользнула в его разум, предлагая поддаться желанию и упасть на мат, и полежать там несколько часов под нескончаемые лекции Оби-Вана.       — Не смей, Энакин, — голос его мастера стал строже, будто он мог читать его мысли. Указания превратились в приказ. — Согни колени и подними руку.       Когда спустя несколько секунд он не сделал ни одной попытки последовать приказам, тяжëлые ладони Оби-Вана опустилась на его плечи, заставив колени согнуться сильнее. Отпустив плечи, Кеноби мягко сжал запястье Энакина и поднял его выше. Воздух коснулся волос Скайуокера, когда его мастер выдохнул.       — Две минуты. Ты начнëшь заново, если упадëшь.       Энакин бы заорал, если бы не боялся сбить и и так сбитое дыхание ещë больше. Он сжал зубы сильнее, трясясь всем телом. Он знал, что застрял здесь до тех пор, пока не выполнит указания Оби-Вана. По крайней мере, в тренировочном зале не было никого, кроме них, чтобы увидеть, как он бесславно падëт в попытке выиграть этот бой.       Иногда он ненавидел своего учителя. Кеноби, казалось, не испытывал угрызений совести, проверяя падавана на прочность. Не было смысла ни спорить, ни кричать, ни жаловаться. Кеноби был непреклонен, он заставлял его делать то, что, Энакин был уверен, он сделать не мог.       Закрыв глаза, он попытался сосредоточиться на дыхании, упрямо нахмурив брови. Если Оби-Ван считал, что он может простоять эти жалкие минуты, то он, скорее всего, мог это сделать. А если не мог, то он всë равно не собирался сообщать об этом мастеру.       А значит, он должен был сделать это в любом случае.       Он помнил, как рухнул на колени, едва услышав:       — Время вышло, падаван.       Он пошевелился несколько минут спустя и стëр с глаз пот, хмуро посмотрев на Оби-Вана, сидевшего на полу рядом с ним. Тот всë также безмятежно смотрел на него, когда протянул бутылку с водой:       — Хорошая работа, Энакин.       Энакин сделал несколько глотков воды и глубоко вдохнул, думая о том, что хотел бы умереть прямо там, чтобы больше не мучиться.       — Спасибо, мастер.       ***       Кеноби был бы так сильно разочарован, если бы он сдался.       Сам Энакин не смог бы себе этого простить.       Он был одним из самых могущественных джедаев Ордена и отлично об этом знал. На нëм лежала такая же ответственность за выживание джедаев, как и на всех остальных. Возможно, даже больше.       Так что он взялся за дело, как только оно появилось. Сила оставалась верным спутником, даже причиняя боль. Энакин старался не касаться еë глубже, чем было необходимо, у него не было времени, чтобы зализывать раны после этого. Возможно, потом, когда они найдут место для остановки.       Лен не отходил от него ни на шаг, приклеившись, как детëныш банты. У Энакина не хватило жестокости его отогнать. Единственный выживший из своего клана юнлинг был напуган, а его грусть волнами расходилась в Силу. Энакин подозревал, что его присутствие успокаивало Лена, так что он не возражал. Тот смотрел на него так, как часто смотрела Асока — будто даже в самом беспросветной тьме он знал, что делать. Тем взглядом, которым сам Энакин смотрел на Оби-Вана, когда был падаваном. Понимание того, что большую часть времени Кеноби не имел ни малейшего понятия, как выбраться из того дерьма, в котором они регулярно оказывались, пришло гораздо позже, когда из его учителя Оби-Ван превратился в его лучшего друга.       Почти двое суток они провели, исследуя дикий космос в паре с Пло Куном, прыгая из одного неизведанного сектора в другой. Они почти не говорили — пока один совершал прыжок, другой ждал и, получив сигнал в Силе, прыгал следом.       У него было слишком много времени на мысли, о которых он не хотел думать. Он провëл его, борясь с самоубийственным желанием развернуть истребитель и отправиться на Корусант, чтобы уничтожить Палпатина так же безжалостно, как тот уничтожил их дом.       В других парах пилотов кто-то так и не дождался сигнала от напарника. Энакин был рад, что они с Пло Куном вернулись оба.       К тому моменту он не спал около трëх суток и столько же чувствовал непрекращающуюся боль. Сначала было невыносимо, после стало легче. Сила успокаивалась, выстраиваясь в новые потоки времени и истории.       Он отключился, едва накрылся плащом. Несколько десятков часов казались годами, отделявшими одну жизнь от другой, но на краю восприятия осталось успокаивающее присутствие джедаев. Энакин знал, что Мейс и Пло Кун так и не покинули комнату, превращëнную в командный центр. Их подписи горели ярче остальных.       Свет джедаев сдерживал тьму, приближающуюся извне. И Энакин верил, что, пока каждый из них разгонял мрак, у них была надежда.       ***       Кошмар вырвал его из сна незадолго до выхода кораблей из гиперпространства. Энакин распахнул глаза, попытался двинуться и застонал, когда острое колено врезалось ему куда-то в район поясницы. Он поморщился и скосил глаза на спящего Лена, забравшегося к нему на диван.       Выпутавшись из конечностей наутоланина, Энакин выскользнул из комнаты, направившись прямиком к автомату с кафом, раздумывая, стоит ли ему свернуть в освежитель и выблевать сухпаëк. Морок сна всë ещë оставался в сознании, путая мысли, пока автомат, тихо жужжа, готовил ему каф.       Энакин потëр глаза, в которые словно насыпали песок, и сглотнул, смачивая сухое горло. Он бы не отказался ещë от нескольких часов сна, если бы ему перестали сниться ужасы. Он правда не думал, что кошмары смогут переплюнуть реальность, но они смогли.       Во сне он вновь был в храме, смотрел как гибнут джедаи, падаваны, юнлинги, чувствовал смерть повсюду, но на этот раз он был тем, кто их убивал. Он видел ужас в глазах юнлингов, когда его меч одним движением перечеркнул их жизни, чувствовал боль мастера Драллинга, когда тот понял, что Энакин не оставит ему шанса выжить и защитить падаванов.       Рука сама сжала автомат с кафом, давно закончившим приготовление напитка. Он знал, что превзошëл Драллинга во владении световым мечом, давно знал. Было не так много мастеров, которые стали бы ему соперниками, но также хорошо Энакин знал, что это не имеет значения. Его меч создавался для защиты, он не стал бы нападать на людей, обучивших и вырастивших его. Никогда. Ни за что.       Ведь не стал бы?       Он подпрыгнул, когда на его плечо опустилась рука, и обернулся, ошалело уставившись на Мейса. Винду оглядел его лицо, нахмурился, вложил в его руки стаканчик с кафом и нажал несколько кнопок на автомате, чтобы тоже получить напиток.       Энакин сделал глоток, обжëгший язык и горло, и откашлялся. Мейс кинул на него взгляд, его рука всë ещë лежала на плече Скайуокера, словно напоминая о реальности.       — У тебя кошмары, Энакин?       Энакин нахмурился:       — У вас нет?       Винду удивлëнно посмотрел на него и качнул головой:       — Реальность достаточно кошмарна сама по себе.       Он не мог с этим поспорить. Реальность не была слишком благосклонна к ним.       — Могло быть хуже, — заметил он, наслаждаясь возможностью переброситься с кем-то парой слов. Тишина выматывала.       Мейс забрал свой стакан кафа и, пропустив нескольких падаванов, проходящих мимо, двинулся по коридору в сторону командного центра. Энакин пошëл за ним.       Винду ответил, когда он уже перестал надеяться на ответ.       — Вероятности имеют значение, когда касаются будущего, — чëрные глаза коруна на мгновение остановились на Энакине, будто он тоже был одной из вероятностей, — в прошлом всë решено. Можно жалеть о том, что было, о том, чего не было, но изменить — нельзя, — Мейс сделал глоток и замолчал на несколько мгновений, чтобы потом продолжить, — настоящее — единственное, что имеет значение.       Энакин моргнул, прогоняя последние остатки сна. Что если кошмар показывал не прошлое? Что если…       — Есть ещë будущее.       — Будущее, — отозвался Мейс, выглядя невероятно уставшим, — напрямую зависит от решений, принятых в настоящем.       Но они были не единственными, кто эти решения принимал.       Энакин сильнее сжал стаканчик: каф больше не обжигал горло, но согревал в холоде корабля. В космосе всегда было холодно, Энакин так и не смог к этому привыкнуть. Он вырос на планете, где из-за жара солнц казалось, что с тебя слезает кожа. Он ненавидел это. Холод он, всë же, ненавидел чуть больше.       Корабль тряхнуло при выходе из гиперпространства, Энакин схватился за стену и отодвинул от себя руку со стаканчиком. Несколько капель кафа оказались на его плаще. Недовольно вздохнув, он смирился с тем, что одежду всë равно нужно было постирать.       ***       У планеты, на которую они приземлились, было четыре спутника и одно солнце. Температура была на несколько градусов выше, чем на Набу, а большую часть поверхности покрывали джунгли и вода. Никто из джедаев не был уверен, насколько безопасна местная экосистема, но содержание газов в атмосфере было приемлемым для существования. Несколько членов агрокорпусов в сопровождении стражей отправились в путь, едва корабли коснулись поверхности. Юнлингов и младших падаванов оставили на кораблях, а большинство остальных джедаев разбрелись по джунглям, стараясь не отходить от места высадки дальше разумного.       Всем было необходимо разобраться с собой и найти силы двигаться дальше. Всем нужно было оплакать погибших.       Энакин прислушался к Силе, ища опасность, которая могла поджидать его или кого-то из джедаев рядом. Ничего не было. Им ничего не грозило ближайшие несколько часов.       Глубоко вдохнув, он задержал дыхание и опустил щиты, отделявшие его от мыслей, с которыми он не хотел иметь дело. Меч сам прилетел в руку, когда Энакин выпустил на волю ярость, злость, вину, сожаление, боль и погрузился в океан эмоций, захвативших его разум.       Ему было жарко и холодно, тревожно и спокойно, его трясло и он был стабилен, когда раз за разом проходил через ката. У него было так много вопросов, и ни одного ответа.       Ему хотелось узнать у Палпатина, что он сделал не так, почему тот бросил в лицо доверие, которое Энакин оказывал ему. Он бы сделал всë что угодно ради него. Палпатин был частью его семьи.       Палпатин был Лордом Ситхов.       Он знал так много того, о чëм никто другой не догадывался. Он знал о тускенах, о его матери, даже о Падме. Палпатин знал всё, он принимал Энакина без условий, перед ним не нужно было держать лицо и быть героем без страха.       Палпатин знал всë о его страхах.       Рычание раненного зверя вырвалось из груди Энакина, и Сила всколыхнулась от ярости, выпущенной в неë.       Он знал, что Палпатин ответит за то, что сделал с джедаями, за то, что сделал с ним. Канцлер, теперь Император, первым обнажил меч, ему не стоило бы удивляться, однажды оказавшись мëртвым. Пусть не сейчас, потом, месяцы, может, годы спустя.       Тьма была сильной, слишком сильной. Энакин с трудом пробирался сквозь вязкий туман мрака в Силе, но это не имело значения. Пока хоть один из них продолжал гореть, у темноты не было шансов.       Пот стекал по нему ручьями, пропитал тунику и штаны, но Энакин был далëк от конца медитации. Его тело исправно слушалось его, продолжая движение.       Что случилось с клонами, с его друзьями, которые сидели рядом с ним у ночных костров, шутили за секунды до своей смерти, подбадривали Асоку, подставлялись, защищая джедаев? Кто забрал у них их самих? Кто мог такое сделать?       Только монстр.       Теперь Энакин знал, чей голос был у дракона из его кошмаров. Такой знакомый голос, которому он привык доверять, голос Лорда Ситхов.       Оби-Ван говорил ему не слушать. И теперь Кеноби даже не было здесь, чтобы сказать, что он предупреждал. Энакин отдал бы многое, чтобы вновь услышать раздражающую лекцию от идеального магистра Кеноби. Теперь он не был уверен, что многого будет достаточно.       Он больше не был уверен, что сможет увидеть Оби-Вана. Человека, который прыгал в пропасть, не задавая вопросов, и верил, что Энакин поймает его там, где его собственные силы иссякнут. Энакин, который так долго не мог простить Оби-Вану то, что тот не был Квай-Гоном.       Теперь у него не было ни Кеноби, ни Джинна. Он во второй раз совершил ту же ошибку — думал, что у него есть время.       Его тело кричало о том, что ему нужен отдых. Ему нужен был сон, не несколько часов выматывающих ката.       Энакин стиснул зубы и заставил себя продолжить, отрывая от себя эмоции, словно они были его кожей. В его разуме было слишком пусто, даже с присутствием остальных джедаев. Они были яркими и тëплыми, но не настолько, насколько яркой была Асока, не настолько, насколько тëплой была Падме.       Мысль о том, что он больше никогда их не увидит, отзывалась болью сильнее, чем от любой раны.       Энакин остановился и рухнул на землю. Сила вокруг него расходилась вихрями, пока не улеглась.       Отпустив ужас, пожиравший его несколько дней, Энакин остался наедине с правдой.       И заплакал.