***
Юри прикладывает все возможные усилия, чтобы сосредоточиться на тренировке. Ему нужно доказать команде, что он чего-то да стоит. Нужно убедить их, что они приняли верное решение на отборочных. Но как бы он ни старался, он не может ни на секундочку прекратить мысленно орать. Он разговаривал с Виктором Никифоровым. Ну, на самом деле, это скорее Виктор Никифоров разговаривал с ним, а Юри пялился на него словно высушенный тритон из кабинета зельеварения — оцепеневший и до невозможности выпучивший глаза. Юри почти отрицает, что это вообще произошло. С первого года обучения он прикладывал все усилия, чтобы Виктор заметил его. И, конечно же, проваливался по всем фронтам: завладеть вниманием Виктора для любого желающего нелегкая задача, а уж нерешительные попытки Юри и вовсе потерпели громогласное фиаско. Большую часть времени он просто восхищался им издалека, как и десятки других учеников, сраженных звездностью Виктора. Юри никогда не был особенным. И сейчас ничего не изменилось. Виктор заговорил с ним лишь потому, что их представили друг другу. За неимением лучшего слова, Виктора можно назвать популярным. И, надо признаться, он заслужил это долгими годами усердного труда. Староста. Отличный капитан и еще лучший — ловец. Его баллы по С.О.В. были неслыханно высоки, и, учитывая, что он вовсю готовится блестяще сдать Ж.А.Б.А., неудивительно, что у него нет времени на обожателей. Юри всегда старался следовать его примеру. Усердная попытка «идти по стопам Виктора» довела его до поста старосты факультета и помогла занять вожделенное место ловца в команде Гриффиндора. Пусть оценки Юри не прям уж бьют рекорды, мысли о достижениях Виктора помогают ему успокоиться и поверить, что он успешно справится с С.О.В. в этом году. Но поможет ли что-нибудь из этого привлечь внимание Виктора? Раньше Юри думал, что если он попадет в вагон старост, то урвет от кумира слово-другое, но Виктор, казалось, не удостоил его даже взглядом. «Я буду стараться еще больше», — мысленно повторяет Юри. Он станет хорошим старостой и отличным ловцом. Не только ради Виктора, но и ради себя самого. Юри изо всех сил пытается сохранять улыбку, когда после тренировки сокомандники хлопают его по плечам и спине. Он хорошо играет, и у других команд нет шанса. Конечно, это не он так решил — лишь слова Жан-Жака. Пусть Юри немного и страшно, но когда он марширует с товарищами до Большого зала, его буквально разрывает странным приступом уверенности. Да, он будет стараться лучше. Работать больше. И все они увидят, как он засияет.***
Отабек стучит по спине Виктора, когда тот давится тыквенным соком. Вместе с благодарностью Никифоров ощущает странный прилив гордости: с выбором загонщика он не ошибся. Кацуки, соблазнительно раскрасневшийся и растрепанный, только что вошел в Большой зал, и Виктор едва ли не утонул в своем кубке с мутной оранжевой жижей. Отабек продолжает смотреть на него с беспокойством. Ну, ладно, возможно, это беспокойство — по каменному лицу Алтына так сразу и не разберешь. Виктор лихорадочно осматривает гриффиндорский стол, расположившийся, о чудо, по соседству. Но севшие напротив Кацуки студенты практически полностью загораживают обзор, и Виктор начинает прокручивать в голове все известные проклятья, чтобы согнать их прочь. Время от времени ему удается разглядеть то кусочек румяной щеки, то темные пряди волос, но этого недостаточно. Виктор несчастен. И… огорошен? Что же в этом парне такого, что Виктор ощущает себя жертвой Конфундуса? Должно быть, это тайная тактика Гриффиндора — отвлечь все внимание Виктора на, вероятно, самого милого и привлекательного ловца из ныне живущих. Запрещенный прием. Абсолютно грязная игра. Внезапно Виктор хмурится, пытаясь представить предстоящее их командам соревнование. Они оба будут сражаться за снитч. И что ему прикажете делать? «Я должен выиграть», — строго командует себе Виктор. Не для того он стирал задницу о древко метлы, чтоб какой-то там выскочка с пылающими глазами так просто взял и превзошел его. «Вот она, моя новая угроза», — думает он, пытаясь разглядеть хоть кусочек заветной цели. Его сердце замирает, когда между фигурами студентов он наконец ловит его улыбку. Почти что слышит его смех. Виктор предчувствует: Кацуки станет его «новой угрозой» не только в квиддиче.***
Возвращаясь в гостиную Пуффендуя, Виктор Никифоров изо всех сил пытается сохранить свою фирменную улыбку крепко приклеенной к лицу. В коридорах его то и дело останавливают, и Виктор вежливо здоровается, пожимает руки, отвечает на вопросы старост и даже провожает потерявшегося и едва ли не бьющегося в истерике первокурсника в башню Когтеврана. Виктор устал, и ждущие его внимания эссе определенно не придают ему радости. Это уже если не упоминать о все еще не отточенных заклинаниях. — Эй, Никифоров! Виктор прекращает драматично волочиться к себе в гостиную, мысленно стеная — его опять остановили в чертовом коридоре. — И что в этот раз, Джакометти? Капитан команды Слизерина злорадненько ухмыляется, и Виктор, может, и хотел бы вернуть ему любезность, но силы совсем уж на исходе. — Разве я не могу просто поприветствовать товарища? Неужели ты так плохо относишься к нашей дружбе? — Лучше я отношусь только к своим экзаменам, — иронично отвечает Виктор, растягивая губы в лукавой усмешке. — И к своим играм, конечно. И обязанностям. И практически всему другому… Виктор слишком устал, чтобы посмеяться над тем, как Джакометти с деланным негодованием передразнивает его, и слизеринец обеспокоенно хмурится. — Ты упашешься до смерти, Никифоров. Тебе стоит хотя бы изредка веселиться, — он приглашающе подмигивает, прежде чем, развернувшись, направиться в сторону подземелий. Виктор удивленно смотрит ему вслед. — Одному? — кричит он отдаляющейся спине, на что Кристофф, не оборачиваясь, небрежно отмахивается. — Сегодня мне не до этого, дорогой! Плюхнувшись на одно из кресел в общей гостиной, Виктор хмурится, утыкаясь взглядом «в никуда». Ему стоит отправиться в спальню, взять волшебную палочку, пергамент, чернила, перо и наконец сесть за работу. Ему стоит хотя бы изредка веселиться.***
Юри собирается с духом, чтоб отправиться на первое вечернее патрулирование коридоров Хогвартса. Это входит в его прямые обязанности: старосты занимаются обходами по чередующемуся графику, и Юри сегодня среди тех, кому предстоит дежурство. Морально готовясь, он повторяет себе, что ему нужно быть строгим. Настойчивым. Уважаемым. Да, он справится. Ни один студент, нарушивший комендантский час, не сможет противостоять мощи Кацуки. Ну, по крайней мере, Юри надеется на это. Спустившись с башни, он начинает свой обход, медленно шагая по коридору и вглядываясь в тени, отбрасываемые факелами на каменные стены. В некоторых закутках замка так темно, что Юри, кастуя очередной «Люмос», изо всех сил старается сохранять остатки храбрости. Школа Чародейства и Волшебства Хогвартс даже по международным чародейским стандартам довольно своеобразное место, и неизвестно, что именно может скрываться во тьме. Перед очередным поворотом Юри резко замирает. Что это за звук только что был? Что-то щелкает? Да, определенно что-то щелкает — звук резко отскакивает от каменного пола замка. Но что же это? В памяти всплывают все те приводящие в ужас твари с иллюстраций книг, и Юри испуганно напрягается в ожидании встречи. Нет, конечно, нет, что-то столь опасное никогда не сможет выбраться из Запретного леса. (Юри искренне надеется на это). Глубоко вздохнув и собравшись с мыслями, Юри выскакивает из-за угла. Ослепительно сияющая палочка готова к бою, но через секунду она опускается вниз, и челюсть Юри определенно пытается ей подражать. Собака. Очень большая и очень пушистая собака. Она останавливается, и они оба молча пялятся друг на друга, не в силах даже пошелохнуться. «Пудель», — проскакивает мысль в голове Юри. Нестриженый нелепый пудель с серым кудрявым мехом — на вид очень мягким и приятным. Юри фокусирует уставший взгляд на животном, и его сердце замирает. Взгляд пса внимательный и умный, он совсем не похож на обычного домашнего питомца. Этот пес может быть каким угодно, но точно уж не обычным. И голубые глаза кажутся такими знакомыми. Напоминают Юри кого-то. Никто из них не спешит продолжить свой путь. — Эм, — нервно выдыхает Юри. — Здравствуй? Собака, будто очнувшись от «Петрификуса Тоталуса», стремительно срывается с места, несясь к нему и подпрыгивая, чтобы положить огромные пушистые лапы на грудь Юри. Гриффиндорец, споткнувшись, едва удерживается на ногах и смеется, когда пес пытается облизать ему лицо. — Откуда ты такой взялся? Собака встает обратно на четыре лапы и яростно машет хвостом. Юри ласково гладит ее по холке, попутно осматривая темный коридор школы. Рядом никого, кто мог бы быть хозяином пса. Кому он принадлежит? По какой-то неведомой для него самого причине он решается спросить. — Чей ты, мальчик? Собака замирает, а затем прыгает вперед, чтобы опять толкнуть его лапами. Юри, изумленный, рассеянно моргает. — Мой? Пес лает, и звук отдается громким эхом в пустом холле, заставляя Юри испуганно вздрогнуть. Точно, ему стоит закончить обход. Он еще раз треплет нового знакомого по голове, а затем начинает идти дальше по коридору. Звук когтей, стучащих по каменному полу, что вовсе не удивительно, следует за ним по пятам. Юри бросает взгляд через плечо, и без этого зная, что позади него, свесив язык и размахивая хвостом, волочится огромный серый пудель. — Пойдешь патрулировать со мной? Собака издает соглашающийся «гавк», и Юри торопится вперед: проснувшиеся портреты шикают на него, требуя соблюдать режим тишины. Честно говоря, Юри не знает, как ему следует поступить. Если не считать встречу с новым другом, обход не особо богат событиями, и ему пора возвращаться. Юри, хмурясь, смотрит на собаку, счастливо бегущую за ним. И что ему прикажете с ней делать? Они наконец доходят до башни Гриффиндора, и Юри останавливается. Стоит ли ему прогнать пса? Существует ли команда, чтобы объяснить ему, что пора уходить? Может, он должен просто пожать лапу и пожелать спокойной ночи? Кажется, пес решает ответить на эти вопросы вместо него: лизнув подставленную ладонь и тихо заскулив, он разворачивается и поспешно исчезает в темноте замка. Юри удивленно смотрит ему вслед. — Ох, какое занятное создание, — сонливо бормочет Полная Дама. Юри не может с ней не согласиться.***
Вернувшись в спальню, Виктор сразу же падает на кровать и утыкается невидящим взглядом в складки балдахина. Он просто не может поверить в то, что сегодня произошло. Кацуки. Он видел Кацуки. Он облизал лицо Кацуки. Он никогда больше не будет мыть рот. Нет, это просто невозможно. Он не может поверить в действительность произошедшего. Он превращался множество раз, но подобного еще никогда не случалось. Виктор предпочитает избегать встреч со студентами. Будучи Старостой школы и Профессиональным генератором неприятностей, он знает каждый коридор как свои пять пальцев. Включая секретные, недоступные большинству проходы. Хотя нет. Скорее всего, часть потаенных лазеек еще не успела открыться ему. Замок Хогвартс — коварный и своенравный господин, сурово оберегающий свои секреты до самого конца. Но Виктор подобрался чертовски близко к разгадке. И, вероятно, он такой не один. Зажмурившись, Виктор вспоминает Криса и его пренебрежительный жест на прощание. «Тебе стоит хотя бы изредка веселиться». «Ну, — с легким раздражением думает Виктор, — если бы я пошел не один, то смог бы избежать произошедшего». Выходя «на прогулку» вдвоем, они всегда предпринимают всевозможные дополнительные меры безопасности. Кристофф стал его близким другом еще на первом году обучения. Наслушавшись сплетен об экстраординарном Никифорове, который ухитрился преуспеть во всех формах школьной деятельности, Кристофф Джакометти попросту подошел к нему в аудитории и, наклонившись, спокойно проинформировал, что с этого момента они соперники и он разотрет Виктора в порошок. Так и началась их прошедшая сквозь года дружба. Да, стоит признать, что довольно сложно поддерживать близкое общение, когда вы учитесь на разных факультетах, но если вы оба анимаги, то проблема совместного времяпрепровождения перестает быть такой уж неразрешимой. Нет, конечно, поначалу им не было легко. Понадобилось множество секретных собраний, долгих обсуждений, посягательств на запретную секцию библиотеки, таинственных встреч в больничном крыле, но после долгих попыток они наконец оба смогли сделать это. Смогли стать анимагами. Зачем? Да просто так. Потому что захотелось. Они бросили вызов сами себе, своим возможностям. Работали так усердно, что в какой-то момент Виктор заметил, что буквально живет ради достижения этой цели. И пусть анимагия без регистрации не только не одобряется, но и является незаконной, для Виктора она означала свободу. Никаких обязанностей. Никаких тренировок. Никаких эссе. Никаких разочарований, ожиданий, обожаний. Только блаженная безвестность. Анонимность. Свобода. «Веселиться» — кодовое слово для их «Неистовых Гонок в Звериных Формах». И несмотря на то, что Виктор, обходя замок в одиночку, скучал по товарищу, возможность провести время в одиночестве была довольно соблазнительной. Только он и Хогвартс. Никаких вредных маленьких блондинистых козлов. Никаких пошлых шуток. Только он и его псиные желания. А затем случился Кацуки. Виктора приковало к месту, словно он попал лапами в медвежий капкан. Но стоило Кацуки заговорить, стоило Виктору услышать его голос, как звериная сущность взбунтовалась, практически полностью захватывая сознание. Непонятно, что его гложет сильнее: обжигающее смущение или взбудораженное беспокойство. С одной стороны, он повел себя словно засранец. С другой — наконец лучистая улыбка Кацуки предназначалась только ему одному. И эти теплые руки… Он бы не отказался, чтобы Кацуки еще раз почесал его за ушками. Перевернувшись на живот, Никифоров уткнулся пунцовым лицом в подушку, заглушая постыдный стон. Да, сомнений больше нет: Кацуки однозначно угроза.***
Должно быть, Юри все еще спит. Другого объяснения быть не может: Юри готов поклясться, что уже не раз замечал на себе взгляд Виктора Никифорова. Он готов поклясться: Виктор Никифоров рассматривал его в коридоре. Лишь на секунду Юри выглянул в распахнутое окно, наслаждаясь теплотой солнечных лучей и раздумывая, как было бы хорошо отправиться не в мрачные подземелья на урок зельеварения, а на улицу, подальше от душного замка. И когда Юри, вернувшись в реальность, развернулся, то заметил, как Виктор, стоящий в другом конце коридора, резко дернул головой, отводя от него взгляд. Он готов поклясться: Виктор Никифоров пялился на него в Большом зале. Юри повернулся к столу Пуффендуя, чтоб поздороваться с Юко, и едва удержался на скамье: Виктор смотрел на него. Их взгляды встретились, и они пялились друг на друга чуть дольше, чем Юри когда-либо смел мечтать. А затем Виктор уставился обратно в свою тарелку. Он клянется, что однажды буквально спиной чувствовал присутствие Виктора… — Кацуки. Сердце Юри чуть не упало в пятки. Он резко обернулся — и Виктор оказался куда ближе, чем ожидалось. В его вытянутой руке поблескивало что-то маленькое, но через секунду раскрытая ладонь сжалась. — Ах. Мне показалось, что ты уронил значок старосты, но вижу, что твой при тебе. Моя ошибка. Договорив, он поспешно ушел, и Юри оставалось лишь глупо пялиться ему вслед. Он так и не смог вымолвить ни единого слова. Но все-таки потом настает день, когда он наконец произносит не одно слово, а целых два! — Извини меня! Несмотря на то, что в него только что влетели, Виктор не выглядит ни огорченным, ни сердитым. Скорее даже наоборот. Юри и его сокомандник плелись в сторону поля, чтоб успеть на тренировку, и когда они проходили мимо Виктора, Юри так разнервничался, что столкнулся с ним. Хотя Юри допускал едва возможную и безумно странную мысль, что Виктор специально прошел слишком уж близко к ним. Виктор молчит — лишь хватает его за плечи, чтобы удержать от падения, а затем, подмигнув, продолжает свой путь в замок. Юри решает, что ему больше не стоит стирать спортивную форму. Ни-ког-да. Неуклонно приближается первый матч в этом сезоне: они играют против Пуффендуя, и напряженное ожидание атакует Юри в тот момент, когда ему стоит быть наиболее собранным и сконцентрированным. Он рассеянно разглядывает трепещущий в его кулаке снитч и думает: действительно ли в нем есть то, что необходимо, чтобы выхватить этот маленький золотой мячик из-под носа Виктора. «Или, быть может, это он урвет его из-под моего», — думает Юри, и его сердце начинает биться быстрее, когда он смотрит вниз на поле. Попытка сделать финт Вронского — вот что помогло ему занять место ловца команды Гриффиндор. Он вышел из пике раньше, чем подлетел достаточно близко к земле: финт вышел не таким убедительным, как хотелось бы. И да, он чуть ли не свалился с метлы. Но капитан заметил в нем потенциал. И Юри, конечно, надеется, что он оправдывает возложенные на него надежды: необходимо обладать высоким уровнем навыка, чтобы успешно использовать фирменный прием Виктора против него самого. Он размышляет об этом весь остаток дня и, затерявшись в тревожных мыслях, едва ли не забывает, что сегодня его очередь патрулировать коридоры. По пути он вспоминает яркие голубые глаза, и внезапно закутки Хогвартса больше не кажутся такими уж темными и пугающими.***
Темно. Опустив голову, он тихо крадется по коридору. Осторожно. Шум, мягкий шорох, шелест существ и чего-то… другого. Он не планирует преследовать. Он собирается поймать. Темно, но он всё видит. Видит и чувствует, чует нутром, чует так много всего. Он обнюхивает пол, стены, закутки, но он не может останавливаться — ему нужно идти. Идти в ночь. В траву. В лес. Свобода. «Нет», — мысленно командует он, одерживая верх над животными инстинктами. Он должен найти его. Его. Он поднимает морду вверх. Нюхает воздух, ищет. Да, он знает путь. Все помнит. Он ищет — и он находит. Его уши дергаются, реагируя на звук шагов. Неуклюжие, человеческие, шаркающие и такие громкие. Он чувствует, как тело охватывает дрожь. Хвост начинает колебаться из стороны в сторону еще до того, как они встречаются. Виктор бросается к нему. К юноше. Тот от удивления едва удерживает палочку, но выглядит искренне счастливым. Он счастлив их встрече. Хвост Виктора начинает вилять быстрее. Он приподнимается и кладет тяжелые лапы на плечи. «Я оближу его лицо», — он решает, и он делает. Парень фыркает и со смехом игриво отталкивает его. Приятный звук. Виктору хочется кататься по полу, и он сразу же приступает к этому занятию. Юноша чешет его живот, и Виктор взбудоражено извивается. «Поиграй со мной!», — хочет сказать он, но вместо слов из пасти вырывается лишь лай. Человек испуганно смотрит на него. Он сделал что-то плохое? Шикает… Поднимаясь на ноги, юноша чешет его за ушами, и Виктору это очень нравится. Он благодарно лижет его ладони — соленые и сладкие. Ему нравится и это. Нравится… Ему нравится этот человек. Очень сильно. Он послушно следует за ним, хотя юноша и не отдает команды. В любом случае Виктор не слушается ничьих команд. Но он готов слушаться этого парня. Всегда. И это правильно. Он хороший пес? Виктор смотрит на друга и начинает скулить. Он назовет его Хорошим Мальчиком? Он крадется за ним, сопит в ноги, пока они молча шагают по коридорам замка. Приятно пахнет. Хвост Виктора продолжает мотаться из стороны в сторону. Внезапно он останавливается, из глотки вырывается тихий рык. Юноша обеспокоенно замирает. — Что-то случилось? Кто-то. «Там кто-то», — хочет сказать ему Виктор. И он показывает ему. Они заходят за угол, и юноша громко произносит: — Эй, ты! Уже комендантский час. Возвращайся к себе в гостиную. Эм. Пожалуйста. Виктор отступает в тень, выжидая. Другой человек. Он выглядит испуганным и поспешно подчиняется приказу. Виктор с гордостью наблюдает, как он скрывается за поворотом. Его юноша хорошо отдает приказы. Он вожак. Он с улыбкой смотрит на него. — Это было великолепно! Ты почуял его! Ты действительно хорошо справляешься, верно? Я должен достать для тебя значок старосты! «У меня уже есть значок старосты, но огромное тебе спасибо», — лает Виктор. Юноша смеется и нежно треплет его по макушке. — Хороший мальчик. Виктор на одну десятую мгновения замирает. Хороший мальчик! Он безумно прыгает на юношу: хвост яростно виляет, язык безудержно облизывает красные щеки. Парень опять фыркает и едва удерживается на ногах. Но смеется. Хороший звук. Он счастлив, и Виктор счастлив тоже. Они продолжают идти, и юноша говорит с ним. А Виктор очень внимательно слушает. — Приятно находиться в чьей-то компании. Я не жду от тебя ответов, но если бы я бродил здесь один в тишине, то, думаю, сошел бы с ума в темноте этих коридоров. Виктор тыкается носом ему в ладонь. «Я здесь, я готов тебя слушать», — хочет он сказать, и парень задумчиво треплет его по холке. — Думаю, тебе нужно имя. Верно? Я же не могу называть тебя просто Пёс или все-таки могу? Юноша может называть его как угодно. Виктор всегда откликнется. Долгая пауза. Кажется, кто-то здесь сомневается. — Ну, — медленно протягивает парень, и его лицо подозрительно краснеет, — твои глаза напоминают мне кое-кого. Такие голубые. Виктор напрягается, беззвучно гудя, словно по телу провели ток. — Думаю, я буду называть тебя Вик. Как тебе? Виктор, едва ли не взрываясь от радости и волнения, подпрыгивает на задних лапах. «Вик! — лает он. — Теперь меня зовут Вик!». Хорошее имя. Юноша очень умный. Где-то в глубине собачьего разума Виктор думает о Кацуки, о его красивом лице, о нежном взгляде, когда он обращается к псу. Глаза напоминают юноше кого-то. — Кстати, забыл представиться, я Юри, — произносит парень, и кажется, его совершенно не смущает соблюдение формальностей в разговоре с собакой. Юри! Виктор трясет головой, уши забавно шлепаются. Юри смеется и чешет за ними. Виктор ерзает, принюхивается к его мантии, его нос лезет ниже и любопытно утыкается в пах школьных брюк. Он пахнет как Юри! Юри тихо взвизгивает и отталкивает его морду. Виктор сжимается. Плохо? Но Юри, кажется, не злится: он продолжает мягко гладить его голову, когда они идут по коридорам в сторону башни Гриффиндора. Юри присаживается на корточки и обхватывает его руками. Виктор, поскуливая, лижет его уши. Юри уходит? Виктор этого не хочет. Юри должен остаться. Виктор собирает всю волю в кулак и, наконец беря бразды правления в свои руки, заставляет себя уйти. В последний раз лизнув ладонь юноши, он рысью убегает прочь, но до самой общей гостиной Пуффендуя он чувствует приятный запах Юри. Виктор Никифоров довольно долго кричит в подушку — ровно столько, сколько ему хочется; и никто не набирается смелости лезть к нему с расспросами. Бедный Виктор. Должно быть, нервный срыв добрался и до него.***
Чем дольше Юри наблюдает за Виком, тем больше он видит в нем Виктора. Нет, в этом, конечно, нет смысла — они никак не связаны, но у Юри странное предчувствие, да и последние несколько недель тоже можно охарактеризовать исключительно как «странные». Виктор смотрит на него куда чаще, чем обычно. Порой, увидев, что его заметили, он медлит целую секунду, прежде чем отвести взгляд — словно уже и не особо скрывает своего откровенного любопытства. Возможно, Юри заходит слишком далеко и это лишь его нелепая фантазия, но иногда ему кажется, что Виктор не просто смотрит — он таращится. И с каждым днем Виктор сближает дистанцию. Буквально — Юри врезается в него с удивительной частотой. И во время «пересменки» на поле для квиддича их плечи постоянно трутся друг о друга, и, черт побери, Юри может поклясться, что Виктор делает это специально. И, конечно, Юри едва сдерживается, чтобы не рухнуть в обморок, когда в один прекрасный день Виктор утягивает его за локоть в сторонку. Юри Кацуки, закончив тренировку, спускается на поле, готовый провести жалкие крохи свободного времени на улице под приятными солнечными лучами. Еще с высоты он замечает Пхичита, направляющегося к их привычному месту встречи — маленькая полянка около Черного озера. Едва Юри успевает сделать шаг в сторону друга, как ему, вырастая словно из ниоткуда, преграждает дорогу Виктор Никифоров. — Кацуки? На словечко? Юри ахает. Словечко? А вдруг второе? А, быть может, они обменяются даже несколькими фразами? Они? Он и… Виктор Никифоров? Юри успевает кивнуть до того, как от взгляда на теплую улыбку Виктора его лицо начинает стремительно неметь. — До нашего матча осталось всего несколько дней. Волнуешься? Юри волнуется о всем своем существовании в целом, но послушно кивает на вопрос. Виктор смеется. — Не нужно бояться! Знаешь, а я не кусаюсь, — уголки его губ дергаются, и Юри с трудом сглатывает ком в горле. — Я п-полагаю… эм, да, я немного нервничаю, — его взгляд бегает туда-сюда: то на Виктора, то куда угодно, кроме Виктора. Его глаза… такие голубые. Кого-то напоминают. Быть может, он просто устал и не может логически мыслить, но… Виктор слегка наклоняется к нему, и Юри изо всех сил пытается не потерять сознание. — Если хочешь, — заговорщически шепчет Виктор, — я могу обучить тебя парочке трюков. Ну из солидарности… как ловец ловцу. В этом мире существует много вещей, которым Юри хотел бы, чтоб Виктор его научил. Но в эту минуту его охватывает внезапный приступ гордости и упрямого неповиновения. — Все хорошо, — произносит он, наблюдая, как с каждым последующим его словом потрясение медленно расплывается на лице Виктора. — Думаю, я и сам могу справиться. Увидимся на поле, Никифоров. Виктор выглядит абсолютно ошеломленным, и Юри, резко развернувшись, успевает скрыться прежде, чем его ноги превращаются в желе. Он только что сделал это. Он надерзил Виктору Никифорову. Он надерзил старосте школы, капитану команды, идеальному ученику… Голова начинает неприятно кружиться, и Юри присаживается на землю рядом с Пхичитом и несколькими его товарищами из Когтервана. — Это только что был Никифоров? — Пхичит не скрывает искреннего удивления: он наклоняется ближе, и его глаза горят беспокойством. — Что он сказал тебе? Угрожал? Флиртовал? Юри, ты только что отверг Виктора Никифорова? — Никого я не отвергал, — залившись краской, произносит Юри. За спиной раздается смешок. — Чтобы кто-то типа Кацуки отверг Виктора Никифорова? Если только во сне. Юрий Плисецкий презрительно ухмыляется, выглядя крайне самодовольным в своей новой форме для квиддича. Должно быть, слизеринцы только что закончили разминаться. Юра смахивает с лица светлые волосы и пронзает Юри таким взглядом, что ему кажется, будто два заостренных кусочка нефрита пытаются просверлить его насквозь. — Ты опоздал, — говорит Юри. Юра хмурится и падает на траву рядом с ними. Пхичит предлагает ему кусочек шоколадной лягушки, и слизеринец охотно принимает угощение. — Как тренировка? — Эх, — отвечает Юра, набив полный рот шоколада. Его плечи неопределенно дергаются. — Хорошо. У меня идеальный замах, так что тренировать-то и нечего. Несмотря на довольно хрупкую фигуру, Плисецкий один из слизеринских загонщиков, и Юри действительно никогда не видел, чтоб кто-то управлялся с битой так яростно. «Так много талантливых игроков», — внезапно думает Юри. Сможет ли он когда-нибудь пополнить их ряды? Он вовсю погружается в размышления, но из забытья его грубо вытаскивают слова Юры: — Кстати, я выяснил кое-что интересненькое во время тренировки, — он ухмыляется, и Юри даже не пытается подавить плохое предчувствие. Присутствующие затихают, с любопытством ожидая продолжения. — В смысле, я не уверен, что это что-то значит, но Крис вскользь упомянул кое-что занятное о Никифорове. Ничего такого важного, просто… — он замолкает, и Юри чувствует, как руки начинает потрясывать. Почему на душе так беспокойно? — Ну и? — нетерпеливо поторапливает Пхичит. Ох уж этот Чуланонт — тот еще любитель сплетен. — Кажется, Никифоров довольно часто треплется о тебе, Кацуки, — прямолинейно заявляет Юра, продолжая ухмыляться. Юри бледнеет, а затем, опомнившись, начинает краснеть. Виктор? Говорит о нем? Юри пытается не вспоминать, как часто за последнее время он ловил на себе взгляд Виктора. Нет, это просто невозможно. Пхичит взбудоражено наклоняется вперед, уставившись на Плисецкого широко раскрытыми от удивления глазами. — Расскажи больше! — Да нечего особо, — говорит Юра, опять дергая плечами. — Просто Кристофф ноется, что «эта подзаборная псина Никифоров» опять бросает его одного. Видимо, ради тебя, — добавляет он, кивая Юри. В голове Юри воцаряется полная неразбериха, когда он пытается понять, что всё это, черт побери, значит. Как Виктор может бросать кого-то ради него? Он кидает взгляд на безмолвный замок, а затем — на то место, куда Виктор отвел его. Он предложил ему помощь. Быть может, они это имеют в виду? Виктор бросает слизеринских товарищей, чтобы болеть за Гриффиндор? В этом нет никакого смысла, но весь остаток дня Юри тщательно обдумывает каждую деталь, пытаясь сложить информацию в цельную картину. На ужине он садится спиной к столу Пуффендуя и весь вечер чувствует на себе тяжелый взгляд Виктора. Юри расслабляется лишь после отбоя — когда спешно покидает общую гостиную, отправляясь на патруль. Ему жизненно необходимо увидеть Вика, его присутствие успокаивает. С ним легко разговаривать, ведь пес — великолепный слушатель. А уж сегодня Юри точно есть что рассказать. А еще он приготовил подарок. Каждый раз Вик ждет его все ближе и ближе к башне Гриффиндора — умный пес будто выучил расписание его дежурств. Юри приветственно почесывает его за ушками, сразу же ощущая себя намного лучше. Тревога тает под дружелюбное поскуливание, и они отправляются патрулировать коридоры вместе. — Вик, — произносит Юри, и собака сразу же поворачивает к нему пушистую морду. Хвост радостно виляет из стороны в сторону. Юри засовывает руку в карман мантии, выуживая приготовленный сюрприз. — Я подумал, что тебе может это понравиться. Нет, все нормально, если это не так, но мне кажется, тебе пойдет такое. Он застегивает подобие ошейника на шее Вика. На самом деле, это не совсем ошейник. Может быть, колье? Пусть и не очень красивое: тоненькая веревка до этого была всего лишь парочкой перьев, которые Юри попытался трансфигурировать в лаконичный шнурок. По большому счету он преуспел, но то там, то здесь выглядывает тонкий светлый подпушек. На веревку нанизано простенькое золотое колечко. Юри изо всех сил старался сделать его идеальным, и теперь былой заржавевший бронзовый кнат, найденный на тумбочке в спальне, ярко сиял, отражая пробивающийся через окна свет луны. — Я сделал веревку посвободнее, чтобы если тебе не понравится, ты запросто мог скинуть ее. Я не буду против. Он нервничает и думает, что выглядит довольно нелепо: как дурак беспокоится, что собака отвергнет его подарок. Но Вик, кажется, счастлив: он лихорадочно скулит, лижет руки и прыгает, опираясь лапами ему на грудь. Кольцо, затерявшись в светлом меху, тускло поблескивает, и кажется, что псу действительно нравится его подарок. Юри чувствует невероятное облегчение. Ночной патруль проходит спокойно: замок тихо спит, отдыхая от суетного дня, и Юри достаточно расслаблен, чтобы наконец выложить все, что накопилось у него в голове. — Знаешь, — начинает он, и Вик опять дергает морду в его сторону, прислушиваясь, — последние несколько недель были очень странными, — Юри смущенно замолкает, но затем, беря себя в руки, глубоко вздыхает. Вокруг никого нет. И он говорит с собакой. Его секрет в безопасности. — Действительно странными. Даже безумными. Могу поклясться, что Виктор, тот самый Виктор Никифоров, постоянно пялится на меня. Или врезается в меня. Или говорит со мной. И это все так внезапно, что даже немного пугает. Пес слушает его с двойной внимательностью: острые голубые глаза намертво прикованы к Юри, а уши взволнованно торчат прямо. — Ох, — резко произносит Юри, — я никогда не рассказывал тебе про Виктора, верно? Он… он… идеальный, — наконец произносит Юри после заминки, потраченной на поиск подходящего слова. Хвост собаки начинает дергаться быстрее. — Да, он идеален. Староста, капитан, ловец Пуффендуя, один из лучших учеников школы за все времена. И он очень популярен. Добрый, веселый, легко находит общий язык с людьми. Все его любят, — голос Юри смягчается, он вспоминает об улыбке Виктора — и к щекам приливает жаркая кровь. Вик поскуливает и лижет его ладонь. Юри рассеянно гладит его, продолжая: — А еще он очень, м-м-м, симпатичный. Очень-очень. Он заставляет меня нервничать. Так глупо. Виктор очень красивый, и я нервничаю в его присутствии. Думаю, у меня мощный и очень бессмысленный краш на него. И от этого я переживаю не меньше. Вик выглядит крайне взбудораженным: он мягко лает, а его хвост дергается из стороны в сторону так быстро, что превращается в размытое серое пятно. Кажется, он почти что взрывается от… нетерпения? Его что-то обеспокоило? — Никогда не думал, что он все-таки заметит меня. Всегда считал, что школьные годы пролетят, а он так и ни разу не обратит на меня внимания. А потом выпустится. Но сейчас… сейчас он смотрит на меня, разговаривает со мной и, если верить Джакометти, обсуждает меня с другими. Юри вздрагивает от тихого рычания. Кто-то идет? Но шагов не слышно. Юри осторожно гладит пса по голове, и Вик буквально тает от ласки, возвращаясь в свое добродушное настроение. Хотя, знай Юри его получше, то наверняка понял бы, что собака, кажется, чем-то обижена. — Как это возможно? Почему? Я имею в виду, да, я ловец в команде по квиддичу, так что, конечно, рано или поздно он бы заметил меня. Но он смотрит на меня не как соперник. Это странно? Вик молчит — Юри другого не ожидал. Но что-то витает в воздухе между ними, что-то неуловимое, дающее понять: пес хочет что-то сказать ему. Их дежурство, как это обычно и бывает, не богато событиями, и прежде чем исчезнуть за портретом Полной Дамы, Юри наклоняется, чтобы крепко обнять Вика. Собака мягко поскуливает в ответ. — Мы не увидимся до самого матча, но как вернусь — я сразу же расскажу тебе все в мельчайших подробностях, ладно? — Юри улыбается, почесывая пса за ушками. — Каждый раз, когда мы встречаемся, я чувствую себя немного уверенней, чем до этого. Ты мой талисман удачи. Вик небрежно облизывает его лицо, и Юри, фыркая и посмеиваясь, падает назад. Когда собака убегает в темноту, Юри останавливается в проходе, чтобы проводить его взглядом. А куда, собственно говоря, Вик вообще уходит?***
Виктор сидит на краю кровати, ощущая себя чертовски разбито. И, стоит сказать, выглядит он соответствующе. Сегодня матч против Гриффиндора. Виктор не чувствует себя готовым к нему. Не чувствует себя готовым, потому что не может сконцентрироваться. А не может сконцентрироваться, потому что его голова забита мыслями. Мыслями о Кацуки. Виктор не может точно сказать, что именно его охватывает сильнее: вина или радость. Юри уже на пятом курсе, и Виктор только сейчас заметил его? Юри говорил так, словно влюбился в него с того самого момента, как впервые увидел. Да и скорее всего так оно и было. Должно быть, он целых пять лет наблюдал за Виктором издалека. Испуганный, обеспокоенный, тоскливый. Увядающий от неразделенных чувств. Виктор ощущает себя мудаком: он думал, что месяц его тоски по Кацуки был настоящей пыткой, но, черт побери, это всего лишь месяц! Не сравнится со страданиями Юри. Но теперь Виктор узнал правду. Он осведомлен о чувствах Юри — тот сам рассказал ему, хоть и не осознавал этого. И как ему лучше поступить? Что сказать? «Я был так тронут твоим признанием в вечной любви, что не сдержался и обслюнявил всё твое лицо. А теперь я здесь, чтобы просить твоей руки»? Юри в это попросту не поверит. Вполне возможно, что он умрет от сердечного приступа лишь от того факта, что Виктор вообще заговорил с ним. Виктор пялится на веревку, лежащую в его ладони. Нахмурившись, он надевает ее и аккуратно прячет под одежду. Холодный металл кольца касается его оголенной груди, и по какой-то причине это успокаивает. Это его талисман удачи. В Большом зале Виктор сидит среди своих сокомандников и безразлично пялится на нетронутый завтрак. Один из охотников прочищает глотку, привлекая его внимание. Точно. Матч. Виктор пытается сконцентрироваться на очередном обсуждении тактики и изо всех сил старается не смотреть в сторону стола Гриффиндора. Но несмотря на все попытки абстрагироваться, он может думать лишь о том, что кожей ощущает взгляд Юри на себе. Влезть в форму, произнести короткое напутствие перед игрой, выйти, словно в тумане, на поле, и вот Виктор уже стоит в центре, крепко пожимая руку Леруа. Жан лучезарно улыбается ему. — Ну что ж, тебе лучше понадеяться, что твой тяжелый труд окупится сегодня, Никифоров! Несмотря на нервозность, Виктор тепло усмехается. Капитан Гриффиндора занятный — есть в нем что-то очень искреннее и настоящее, и это слегка помогает расслабиться. Нет того неприятного холодного ощущения, словно стоишь лицом к лицу с врагом. Но несмотря на всеобщую дружелюбность, главная угроза всё ещё здесь, и пока пуффендуйцы деловито седлают метлы, Виктор встречается взглядом с Юри. И в них обоих вспыхивает пламя. Это захватывает. Все ощущения обостряются, и, словно пес, Виктор практически чувствует в свежем воздухе отголоски сладкого аромата Юри. Свисток взрывается трелью — и они взлетают, не разрывая зрительного контакта ровно до того момента, пока квоффл не вводят в игру. Виктор прищуривается, осматривая поле. Отблесков заветного золота еще нигде не видно. Практически не отрываясь от наблюдения, он дергается в сторону, чтобы увернуться от бладжера — знак внимания от Леруа. Капитан команды Гриффиндора раскатисто смеется, но вскоре звук прерывается — Отабек поспешно посылает мяч обратно в сторону отправителя, и Жан едва-едва успевает спастись. Теперь настает очередь Виктора смеяться, но он сдерживается. Нет. Соберись. Он возвращается к сканированию поля, и его взгляд замирает на кольцах Пуффендуя. Вот оно, прямо за Сарой. Но вратарь ныряет, чтобы защитить одно из колец, и снитч весело уносится прочь. Виктор вновь отклоняется в сторону, чтобы избежать встречи с очередным бладжером, и внезапно замечает Юри. Юри занят тем же самым — внимательно осматривает окружение в поисках снитча. Мяч-вышибала летит уже теперь в его сторону, и один из загонщиков Гриффиндора бросается на помощь, но Юри уверенно ныряет вниз, и Виктор с изумлением ловит каждое его движение. И опять старается придушить пытающийся вылиться наружу смех. Юри хочет исполнить финт Вронского. Фирменный прием Виктора. Юри летит вниз, а затем резко меняет курс направления — наверняка заметил, что Виктор не спешит попадаться на удочку обманного маневра. «Мило», — думает Виктор. Как минимум, Юри пытался. Они продолжают яростно рыскать по полю в поисках мяча, который в любой момент может решить весь ход игры, и в какой-то момент Юри приближается. Их взгляды встречаются, и гриффиндорец заливается румянцем. Виктор едва не теряет голову. Сначала фигурально, а затем и буквально — один из охотников почти что влетает в него на всей скорости. — Прости, кэп! «Все нормально, это я идиот», — раздраженно думает Виктор. Ему срочно нужно сконцентрироваться. Он замирает. Вот оно. Прямо в центре поля. Прям как на ладони. Юри смотрит в правильном направлении, но, по всей видимости, еще не заметил. Виктор бесцельно летит мимо трибун, внимательно наблюдая за вторым ловцом. Его планы слегка корректируют два бладжера — он резко наклоняется, и Юри наконец замечает снитч. Виктор выпрямляется. Он еще там? Метла Юри стартует так рвано, что Виктор удивлен «усидчивости» ловца. А затем Юри падает. Юри падает вниз, падает так, словно он в воздухе совершенно один — без метлы. Только он и высота. Жертва гравитации. Его «нырок» такой крутой, что Виктор все еще не может поверить, что он действительно летит, а не просто свалился с метлы. Рука Юри уверенно вытягивается, и это начинает настораживать. Без лишних мыслей Виктор ныряет за ним. В этот раз Юри действительно мчится за снитчем, и Виктор вот-вот сядет ему на хвост в попытке опередить соперника и поймать… «Стоп, а что поймать?», — слишком поздно думает он. Там ничего нет. Ничего, кроме земли, которая приближается слишком быстро, раскрывая свои не самые приветливые объятья. Виктор чувствует выбивший его с метлы ветер. Чувствует жесткую землю, траву. Он переворачивается, распластываясь на спине, изумленный и порядком потрепанный. Потерев глаза, он вовремя фокусирует расплывшийся от удара взгляд — Юри ловит снитч. Трибуны взрываются и утопают в ликованиях: зрители топают ногами, хлопают, орут, кто-то начинает скандировать «Гриффиндор! Гриффиндор!», и вот уже всё поле вторит ему вслед, оглушительно звеня. Или, быть может, звенит совсем не поле — а голова Виктора? Морщась и рассеянно моргая, он сначала садится, а к тому времени, когда обе команды снижаются, он уже относительно твердо стоит на ногах. Пуффендуйцы окружают его кольцом, хлопая по спине и подбадривая. Каждый украдкой старается заглянуть ему в лицо, понять, в порядке ли Виктор, не сильно ли пострадал, не расстроился ли. Но нет, Виктор не расстроился. Он смеется, и остальные поспешно следуют его примеру, ведь это так нелепо: Виктор Никифоров все-таки купился на собственный прием. Попался на уловку выскочки из Гриффиндора. Виктор поворачивается, наблюдая, как Юри едва удерживается на ногах под весом сокомандников, которые во всю силу голосят его имя. Гриффиндорец бешено улыбается, а в глазах все еще пылает тот самый огонь. Да, Виктор Никифоров действительно пал к ногам выскочки из Гриффиндора. Леруа подходит к нему, чтобы пожать руку и поздравить с хорошо сыгранным матчем. Прежде чем Виктор успевает удивиться его скромности, Жан вытаскивает вперед Юри, и на его лице опять появляется гордость и нотки хвастовства. — Ну, Никифоров! Я же предупреждал тебя, верно? Юри, замерев, с искренним ужасом в глазах молча пялится на него — словно понимает, что он только что прямо перед всей школой оставил в дураках прославленного капитана команды Пуффендуя. Словно боится, что этот «прославленный капитан» может быть «немного» на него обижен. Виктор усмехается и вытягивает руку. — Хорошо сыграно, Юри. Юри, услышав свое имя, удивленно распахивает глаза и заливается бурой краской. Они крепко пожимают ладони друг друга, и Виктор чувствует, как чужая рука слегка трясется. Нервничает? Обе команды, бушуя от кипящего в жилах адреналина, наваливаются на них сверху, едва не сбивая с ног. Над ухом раздаются ликующие «Гриффиндор! Гриффиндор! Кацуки!». Виктор смотрит на Юри, который теперь оказывается куда ближе, чем раньше. Их ладони все еще крепко сцеплены. — Хорошо сыграл, Виктор, — мягко произносит Юри, и Виктора пробирают мурашки. Он резко разжимает их рукопожатие, но лишь для того, чтобы обхватить ладонями лицо Юри. Кацуки начинает дышать быстрее, его зрачки расширяются, а щеки опять наливаются краской, хотя, казалось, куда еще больше. И Виктор готов поклясться, что видит, как чужие губы слегка разжимаются, а ресницы в последний раз взмахивают, прежде чем карие глаза закрываются… Виктор наклоняется ближе, и перед всей Школой Чародейства и Волшебства Хогвартс он облизывает лицо Юри. Ошеломленная тишина. Юри распахивает глаза, а его рот все еще слегка приоткрыт — он шокирован. Виктор следует его примеру. Нет, он же не сделал этого, верно? Но он, черт побери, сделал, и сейчас в ужасе пытается придумать отговорку или какое-нибудь объяснение произошедшему. Спасибо Господу Богу или Мерлину, или АБСОЛЮТНО КОМУ УГОДНО: по полю эхом разлетается громогласный смех Леруа, и он с силой хлопает Виктора по спине: — Вот это я понимаю, спортивный дух! Жан, вероятно решивший, что идиотский поступок Виктора — новый способ поздравить соперника (вместо уже привычного — благодарить за игру и бить по спине), утягивает в сторону одного из игроков Пуффендуя и пытается облизать ему лицо. Но, к неудаче капитана Гриффиндора, этим игроком оказывается Отабек Алтын, и Леруа едва успевает избежать крепкого удара битой. Остальная команда под аплодисменты толпы следует их примеру, и Виктор был бы обеспокоен случившимся, если бы не был так невероятно благодарен Жану. И внезапно он понимает, что все еще держит лицо Юри, который все также, оцепенев и уставившись на него во все глаза, не двигается. Какое-то время они пялятся друг на друга. — Ухм. Вот, эм, позволь мне… — Виктор прерывает тишину и, отстранив руки от чужого лица, яростно хватает накидку, чтобы вытереть щеку Юри. Кацуки, выходя из оцепенения, фыркает. — Прости, — быстро произносит Виктор, — просто внезапный импульс… Добро пожаловать в квиддич, мы все здесь немного… озверевшие. К его безграничному удивлению Юри лукаво ухмыляется. — Вероятно, в таком случае мне следует побеждать почаще. Он замирает, его лицо краснеет, словно Юри и сам не может поверить, что все-таки сказал это. Виктор чувствует покалывание и жар в щеках — вероятно, он и сам смущен. Он хочет сказать что-то в ответ, но не успевает: их опять накрывает красно-золотая оглушительная волна. Когда их разделяют, Виктор чувствует на себе взволнованный взгляд Юри.***
После матча Юри продолжает получать поздравления, похвалы и иные выражения искреннего восхищения. Но сам он не совсем здесь — на бренной земле в замке школы, обучающей студентов магии и колдовству. Сам он еще с самой игры глубоко затерялся в мыслях. Он сделал это. Сорвал тактику Виктора и использовал его коронный прием против него самого. Успешно. Он выиграл. Его облизали. Юри краснеет. Что, черт побери, это было? Он видел много матчей и становился свидетелем довольно странного поведения спортсменов (они могут быть довольно непредсказуемы), но в жесте Виктора было что-то странное… знакомое. Но что? Готовый к дежурству, Юри выбирается из гостиной через портрет. У него есть минимум час или два, чтобы очистить разум от лишних мыслей. Побыть одному и перестать беспокоиться. Ну… не совсем одному. Юри спешит вниз, чтобы побыстрее рассказать Вику о матче. К его удивлению и легкому беспокойству, Вик не ждет его в привычном для них месте — в коридоре недалеко от башни Гриффиндора. Юри продолжает идти вперед по привычному маршруту, осматривая каждый угол и внимательно прислушиваясь — не раздается ли за очередным поворотом щелканья от собачьих когтей, встречающихся с каменным полом. Не притаились ли где яркие голубые глаза. Когда он наконец встречает желанные яркие голубые глаза, они располагаются выше, чем обычно. И Юри перестает верить в происходящее. Из темноты выходит Виктор Никифоров. — Юри. Юри шокирован настолько, что едва удерживает в руке палочку. Ладно, на самом деле, он шокирован ровно настолько, что едва удерживает самого себя на ногах. Его первой и безумно глупой мыслью было спросить, почему Виктор гуляет по школе после отбоя. Но его глаза натыкаются на блестящий значок старосты и… Ох. Конечно. Идиот. Кроме значка старосты, его взгляд вылавливает еще кое-что. Сияющее золотое кольцо, нанизанное на тонкий шнурок из обычной веревки. Но… как? — Юри, — повторяет Виктор, делая шаг к нему. — Я так рад снова тебя видеть. Юри не может говорить. Его взгляд прикован к «ошейнику», и челюсть, кажется, свело, потому что он не может выдавить из себя ни словечка. Виктор тепло улыбается ему. — Ну? Ты обещал, что расскажешь мне про матч. Как он прошел? — Что это? — наконец Юри находит в себе силы, чтобы заговорить, но его голос дрожит так же сильно, как и его руки. — Что… что ты делаешь? Что происходит? Виктор подходит ближе, и что-то в его глазах напоминает Юри о… Нет. Невозможно. — Последние несколько недель были очень странными, правда? — Виктор спрашивает мягко, но от его пронзительного взгляда начинает кружиться голова, и в теле появляется легкая слабость. Никифоров нежно дотрагивается до кольца и улыбается еще сильнее. — Спасибо за это. Ты был прав, мне идет. Юри заставляет себя произносить слова, в которые сам он отказывается верить. Его голос едва не сходит на нет, пока он выдыхает: — Вик? Ты… ты Вик? Анимаг? Виктор смеется, и воздух вокруг него настолько заряжается весельем и восторгом, что Юри только и ждет, когда увидит за спиной пуффендуйца виляющий хвост. — Если тебе так нужно подтверждение, то я могу опять облизать тебя. Юри изумленно трясет головой. Может ли это быть правдой? Виктор… может ли он быть Виком? Кольцо. Глаза. Юри медленно протягивает руки, дотрагиваясь до красивого лица напротив. Кажется, он застает Виктора врасплох, но тот не отодвигается. Пальцы Юри слегка касаются его щеки, и на секунду он представляет вместо гладкой кожи мягкий, пушистый мех. Но нет, это всего лишь волосы Виктора — гладкие серебристые пряди сияют, будто отражая лунный свет. Юри инстинктивно дергает пальцами, когда доходит до точек за ушами, и Виктор сильно вздрагивает. Они оба краснеют, и Юри смущенно пытается убрать ладонь, но Виктор крепко зажимает ее своей. Дрожащих пальцев касаются теплые губы. Эта ладонь… Виктор целовал ее уже так много раз. Их взгляды встречаются, и голубые глаза вспыхивают аквамарином. — Юри Кацуки, — произносит еще со слабой, но с каждой секундой усиливающейся улыбкой Виктор. — Думаю, у меня мощный и очень бессмысленный краш на тебя. Юри дергается вперед до того, как успевает осознать происходящее. Он мягко обхватывает лицо Виктора, и их губы наконец встречаются. Губы Виктора мягкие, такие, какими Юри их всегда и представлял. Руки — крепкие, обхватывающие его талию так, как Юри всегда и мечтал. Он углубляет поцелуй, а затем приглушенно ахает в рот Виктора, чувствуя мягкое прикосновение чужого языка. Юри тянется пальцами, почесывая за ушами, и Виктор, кажется, буквально тает — громкий стон выходит слишком уж похожим на глубокий горловой рык. Юри изумленно ахает. Он чувствует, как его нежно прижимают к стене, и еще совсем не замечает, что оказался загнанным в угол. Виктор прерывает их поцелуй, буквально вжимает его в себя и наклоняется, чтобы прижаться своим лбом к его. Голубые глаза так близко, что Юри видит в них свое отражение. — Хороший мальчик, — выдыхает он, наблюдая, как зрачки Виктора резко начинают расширяться. — Осторожно, — мягко произносит тот в ответ, — думаю, мне это слишком сильно нравится. Юри смеется, и Виктор утыкается лицом в его шею. Золотое кольцо ударяется об его грудь, и Юри не сдерживает улыбки. Виктор действительно его талисман удачи.