Декаданс

      Ночь темна, закрывает глаза мне обманчиво ласковою рукою своей. Хладный воздух — загустевший туман, что-то в нём зреет. Предвкушение. Колет кончики пальцев, не даёт усидеть на месте.        Ночь мертвецов.       Есть ли что-то у тебя для меня?        Говорят, Он всех проклятых приглашает на бал. Князь подземного мира и незримых для смертных долин. Для чего? Я не знаю. Но знаю — пойду.        Потолок в зале — купол небесный, не понять, явь или сон. Звёзды падают, скребя потолок, и — сгорают, а колонны — лучи лунного света, устремлённого ввысь. Я стою — квадрат белый, чёрный квадрат — на полу, что по виду как шахматная доска: для Него всё — игра, Он напомнит об этом тем, кто забылся.       Цепко под локоть — какая-то дама, разглядеть лика её не успел, а уже обвивает шею руками, как змея телом добычу.       — Потанцуем?       — Конечно.       Улыбаюсь легко и учтиво, и мне — смешно: эта прекрасная леди не прочь откусить бы мне голову, а я — испить её крови. Но, должно быть, не стоит: барышни-хищницы гадки на вкус, к тому же неловко будет, если я — первый, где же мои манеры…       Шаг в сторону, шаг назад… Зал полный. Когда?.. А, может, видение, и я — один.       — В первый раз? — улыбается мне Джокондой и не отводит взгляда. Ей интересно.       — А вы? — поворот, не хочу смотреть ей в глаза: от её взгляда всё вокруг кружится и плывёт, наваждение.       Она ловит меня за предплечья, в клеть своих нежных жестоких рук.       — Здесь встречаются очаровательные мужчины, не могу отказать себе в удовольствии.       Наклоняюсь к уху её, и чуть слышно:       — Мне нравится тот, — мимолётный взгляд в сторону и улыбка-оскал. — Вы мне приятны, хотите — я его уступлю?       Посмотрела, ослабила хватку. Оценила того, что вдали, и, кажется, я свободен.       — Хочу. Вы такой джентельмен. Надеюсь, вас займёт кто-то другой.       Ускользнула.       Рассеялась дымом.       По шахматным плитам нужно к границам, подальше от центра, где легче с кем-то столкнуться: этой ночью я настроен скучать.       Гости — ни секунды на месте — мелькают цветными пятнами перед глазами, причудливым калейдоскопом. Несчётное количество запахов, всё смешалось, не различить более, кто есть кто. Опасно и восхитительно. Станет ли хищник жертвой, опрометчиво бросившись не на того?       Подали бокал — и я не знаю, можно ли это пить. На вид как вино, но может быть — чистый яд. Убьёт — пусть. Мне интересно. Отпиваю чуть-чуть, чувствую вкус вина и немного — крови. Изощрённая пытка. Сейчас бы — впиться кому-нибудь в шею, там, где горячая кровь ближе к коже течёт по со судам, и выпить всё, до последней капли.       Девушка — валькирия, не иначе — стоит в стороне, и чувствую, что мысли её — обо мне.       Убираю бокал и подхожу.       — Хотите меня обезглавить или спасти?       — Мне велели вас привести.       — Кто? — Он, — слово тяжёлое, словно купол небесный, что рухнул на плечи, давит и прижимает к тверди земли. — Хотите отказаться или умереть?        Улыбаюсь.       — Как я могу отказать? С вами — на край света.       Она берёт меня за руку, и я — слеп: не многим дано знать пути меж мирами.       Два шага — переступить границу — и снова зрячий. Мир причудливый, в нём чёрный — белый, а тьма — свет. Не обволакивает, а отступает, и кажется — нет границ, есть тьма и ничего боле.       Сердце мышью летучей бьётся в груди: неужели увижу Его? Для чего я?..       Идти — не важно, куда: все дороги — одна. К Нему. Робкий вопрос, утонувший во тьме:       — Я Вам нужен? Зачем?       Не вижу. Не вижу, но знаю, что здесь Он.       Тишина.       Чужим голосом в голове: преклонить колено, опустить голову. Подчиняюсь. Нельзя не подчиниться: Его воля — моя. От волненья в ушах шумно пульсирует кровь.       — Достаточно. Посмотрите на меня.       Внезапно я — перед Ним. Склоняет голову набок, как хищная птица, и не сводит глаз с меня — опасные глаза, в них горят блуждающие огни, — разглядывает. Хотел я спросить, но это так глупо: каждую мысль мою Он слышит раньше меня.       — Вы красивы. Красивы и тем интересны мне.       Рука Его касается щеки моей, холодит кожу. Уверен, всем телом чувствую — в любой момент Он может ногтями мне кожу вспороть.       — А я вам нравлюсь? Интересен вам? Говорите.       Не могу заставить себя. Боюсь. Боюсь разочаровать — неуместным словом, лишним жестом — и не смею разглядеть Его лик. Прикрываю глаза.       — Боитесь? — большим пальцем мягко проводит по скуле. — Не стоит, я не кусаюсь, — улыбка, на миг — полоска острых белых зубов.       Едва могу произнести:       — Трепет, не страх.       Глубокий вдох — голову кружит, судорожно, болезненно сжимается пересохшее горло: жажда.       Пальцами жёстко подбородок сжимает, заставляет выше поднять, и ловлю за хвост быструю мысль о том, что всегда — что-то одно: глаза, зубы, пальцы, а в целом…       — Ещё человеком вы, может быть — — А, впрочем, неважно.       — А вы — были?       Глупый вопрос. Не могу держать язык за зубами.       — Возможно, когда-то давно.       Он отстраняется, и разом — страшные мысли о том, что я всё сделал не так.       Что-то — во тьме металлической вспышкой.       Исчезло.       Кровь блестит чернотой. Не людская — чужая, опасная. Демоническая. Дурманит сознание, и не дышать, нет, не дышать… Немного — и непременно сойти с ума.       Пальцы Его в собственной крови, касается ими рта моего — зачем? зачем так терзать? — и говорит:       — Люди в древности, майя, мазали кровью губы своим божествам. Статуям. Знали об этом?       — Нет, — отрывисто, хрипло и тихо: дышу ртом.       Не помогает.       Капля на язык — необдуманно поддаться навстречу, задеть клыками холодную кожу… Хочется большего — зубы вонзить. Едва сдержаться могу, чтобы этого избежать. Челюсти сводит. Не отстраниться, слишком сильно желание, и с трудом удаётся заставить себя оставаться на месте.       — Если посмеете — я вас убью. Не сомневайтесь.       Пальцы скользят по языку.       Лучше убейте. Кровь Ваша — живая вода и яд. То, чего больше всего желаю, то, что может спасти меня и убить.       Кончается пытка касаниями. Снова я словно с завязанными глазами один в темноте. Он никак не даёт знать о себе: ни единого звука, неподвижный воздух и тьма. Шевелиться боюсь: кто знает, что моет разгневать Его, кто знает, каков Его замысел?       Тишина полна задумчивости.       Тела не чувствую, осознаю — с самого начала почти без движения, и теперь члены мои словно мне не принадлежат. Разогнать бы по телу стылую кровь, чтобы стало свободней и легче дышать.       — Мне нравится слушать ваши мысли.       Он — в человеческом облике, но и тот я не могу ухватить, смотрю — забываю. Всё во тьме растворяется, тает. Игра, иллюзия, или же в самом деле никому не дозволено…       — Что ж, — смотрит на меня с высока, и в глазах Его огни разгораются ярче, — Я хочу вас, а вы — меня. В разных смыслах, но всё же. Почему бы вам не дать то, чего хочется Мне, чтобы взамен я отплатил вам тем же? Тело на тело. Равноценный обмен.       Горло скрипнуло сухо, и пока ещё не лишился разума:       — Это безумие.       Он улыбается, лениво ногтями скребёт подлокотники трона.       — Нисколько. Взаимовыгодная сделка, и только. Я получу то, что мне нужно, в любом случае — вам ли не знать, — но разве не будете разочарованы вы, не получив от меня ничего? Неужели я предлагаю то, чего вам не хочется?       Хочется. Но позволить себе этого я не могу.       —Это — только кровь и плоть, и если для вас они всё, но для меня — ничего. Моё существование не зависит от них, Я нечто большее, а вот вы… Давайте не будем друг друга обманывать.       Сопротивляться и дальше нет смысла: я ничего не решал. Ни до, ни после. И раньше, чем что-либо вслух успел я сказать, Он наклонился ко мне и коснулся губами моих, калёным железом обжигающий поцелуй.       — Так приятно встретить разумного собеседника.       Если бы мог я дышать без боли, то, наверное, рассмеялся бы нервно от этих слов, но внутри всё жжётся и тянет, ещё немного — потеряю сознание.       Холодное прикосновение к вискам, и чуть легче становился, знаю, что делать, что Он хочет, что бы я делал, иного Он не допустит. Льну к губам — и клыки режут кожу, брызжет тёмная вязкая кровь, проливается на одежду — и скорее снять, пусть лоскутами, лишь бы быстрее.       Под ладонями жаркая плоть, и вакхический пульс под моими пальцами. В шею кусаю — рвётся тонкая кожа, Он содрогается — и будто от этого весь остальной мир.       Мелкие точки укусов — так красивее — от шеи, к груди и ниже, кружит голову от того, как пытаюсь как можно глубже вдохнуть, прижимаясь к животу носом и опускаясь к паху. Запаха никакого, но упорно пытаюсь учуять.       Он вычерчивает на коже моей, сзади на шее, ногтем узоры, улыбается мыслям моим и глупому упорству.       Тяжко попробовав кровь удержать себя, остановиться, и когда провожу языком по стволу, ощущаю пульсацию вен, то ногтями впиваюсь в запястье, чтобы как-нибудь себя отрезвить, убедить себя, что новой крови не нужно.       Он берёт за волосы — и какой-то тихий свистящий сквозь зубы звук издаёт, от которого хочется замереть и всё слушать, слушать и слушать, не упустить ничего, но негласный запрет, толкается глубже, упираясь головкой в нёбо, заставляя рот открыть шире, не касаться зубами члена. Воздух душный, горячий и вибрирует с каждым толчком. Закрываю глаза — и ловлю каждый стон, каждый шорох, и запомнить пытаюсь то, как трётся кожа о кожу, как становится невыносимо легко и в голове пусто под самый конец, ближе к оргазму.       И когда Он отпускает меня, когда больше не тянет затылок, я вскрываю зубами вены на правой руке, мягко смачиваю подушечки пальцев и мажу губы Его своей кровью:       — Люди в древности, майя, мазали кровью губы своим божествам, — короткая пауза, я ловлю взглядом огонь Его глаз. — Знали об этом?       Он смеётся — и смех его острый, как лезвие гильотины. Им можно рубить головы неугодным или просто от скуки.       — Знаете, я пожалуй вас отпущу. Убивать бы было кощунством.       Я киваю, и последнее, что могу вспомнить — это тьма.